не было.
Теперь пешком на рыбалку мы больше не ходили, полковник Петров утром отвозил нас туда на машине, вместе с ведром для ухи и картошкой. После обеда они с полковником Трошиным приезжали к нам на уху, привозя с собой водку или спирт, и хлеб. Через некоторое время полковник Петров поинтересовался у меня и у Кости, нужно ли нам быть на испытаниях по средам, может там Баранцев с Христенко без нас справятся. Мы с Костей подумали, и решили, что по средам на испытаниях нам присутствовать не обязательно. Поэтому с утра по средам нас с Костей вывозили на рыбалку, а ужинали мы в этот день всей командой ухой возле костра. Такая работа нам определенно нравилась, и Петров с Трошиным были довольны, а когда Петров получил из дома посылку, он отдал нам еще и три килограмма сала, теперь у нас кроме ухи были еще и бутерброды со вкусным салом.
В один из выходных мне удалось разыскать Колю Железнякова, который был холостяком и жил в общежитии, где я его и застал. Коля, по-прежнему, был старшим лейтенантом, и моему приходу, как мне показалось, не очень обрадовался. На мои вопросы о своей жизни отвечал односложно и неохотно, его настроение немного улучшилось только тогда, когда я поставил на стол бутылку водки. Коля стал немного разговорчивей, но о себе рассказывать ничего не хотел. Рассказал только о Генке Мерзлове, который со временем стал работать не только на своего командира, но и на его начальника, закладывая уже самого командира. В связи с этим командир отправил Генку учиться в академию, подальше, с глаз долой. А еще как-то на десятке случайно встретился с Володей Максименко. Он встрече обрадовался, приглашал в гости, но у меня уже не было времени, нужно было возвращаться на вторую площадку, поэтому пол часика поговорили и расстались.
С Генкой Мерзловым я встретился на следующий год, тоже случайно. Он мне сказал, что после окончания академии служит в том же подразделении, где служил и раньше, но на подподполковничьей должности, заместителем командира. То есть, он был заместителем того самого командира, который, чтобы от него избавиться, отправил его в академию. Я представляю, как этот командир обрадовался Генкиному возвращению. Все эти мысли Генке я конечно же не высказал, а поздравил его с успехом, и из вежливости спросил, как ему удалось попасть на такую высокую должность. На слово «попасть» Генка обиделся.
– Я не попал, я заслужил эту должность, – сказал он мне.
– Это вы все в училище меня ни в грош не ставили, – высказал он мне видимо давно накопившиеся обиды, – считали, что Генка ни на что не способен, кроме как на гитаре играть, а я, между прочим, школу с золотой медалью закончил. Здесь я показал на что способен, и меня оценили.
Для меня это было полной неожиданностью. Оказывается, он затаил обиду на всех нас за то, что не увидели какой он умный. Вот это амбиции, что же ты так хреново учился, если такой умный, подумал я. Сережка Ларин тоже закончил школу с медалью, но он ведь без таких закидонов.
– Гена, успокойся, зря ты так, тебя все очень уважали, – сказал я ему.
Он немного успокоился, мы уже более нормально поговорили, а в конце разговора он пригласил меня вечером к себе в гости, у него намечалось какое-то мероприятие, как потом оказалось, день рождения жены. После всего им высказанного, идти к нему мне не хотелось, и я попытался отказаться, ссылаясь на то, что мне утром нужно быть на второй площадке, да и ночевать здесь мне негде.
– Опять хочешь меня обидеть? – спросил Генка, – В шесть утра идет автобус на твою площадку, а переночуешь у меня.
Пришлось согласиться. Гостей было немного: его младший брат Николай с женой, его подчиненный капитан с женой, и я. После пары рюмок Гену опять понесло, он опять высказывал свои обиды и ко всем предъявлял претензии. Во время перекура я поинтересовался у Николая, что с Генкой произошло и давно ли он такой, тот сказал, что к Генке уже давно прилепилась кличка «Мерзякин», а после академии он изменился еще больше, считает себя недооцененным. А Николай и присутствующий капитан мне понравились, нормальные, простые ребята, с которыми приятно было побеседовать. Уже, когда гости собрались уходить, Генка окончательно испортил всем настроение. Он попросил у капитана прикурить, и тот дал ему коробок спичек.
– Ты как даешь начальнику прикурить, – заорал он на бедного капитана и швырнул коробок на пол, – я просил прикурить, а не спички.
Мы все с недоумением смотрели на разъяренного Генку.
– Подними коробок и дай прикурить как положено. – не унимался Генка.
Капитан, как побитая собачонка, поднял коробок, зажег спичку, и поднес ее к сигарете начальника. Наблюдая эту картину мы все стояли как оплеванные. Да, бедные Генкины подчиненные, им не позавидуешь. Нынешний мой начальник, полковник Помогалов, тоже был не подарок, но до Генки ему было далеко. Жена Гены стояла чуть не плача, и мне было очень жаль ее. Как она живет с таким человеком? Ну дурак, подумал я про себя, ругая себя последними словами за то, что согласился прийти к Гене в гости. Ну зачем я сюда приперся, ведь сразу же было видно, что он не адекватный и обижается на всё и всех, в том числе и на меня. Утром Гена дал мне свой номер телефона и предлагал звонить, когда буду на десятке, но у меня больше не было желания с ним встречаться, мне и одного раза под завязку хватило.
А к нашей рыбацкой группе примкнул еще один человек, майор Игнатов, особист, прибывший вместе с полком. Пользуясь своим служебным положением он брал в полку санитарную машину, так называемую буханку, и мы теперь ездили на рыбалку на этой машине, в которой постоянно лежал бредень. На удочки мы больше практически не ловили, за один заброд бреднем мы вытаскивали не меньше ведра рыбы и двух ведер раков. Ездили рыбачить на мелкие речушки, впадающие в Ахтубу. На Ахтубу тоже один раз съездили, но наши прудовые удочки не были приспособлены для такой реки, наши легкие перьевые поплавки быстро сносило течением, ни одной поклевки мы так и не увидели. Бреднем ловить также нельзя было, слишком много любопытных глаз вокруг, запишут номер машины, потом большие неприятности будут. Один раз мы и так чуть не попались, когда начали ловить бреднем на какой-то маленькой речушке, метров десяти в ширину. На другом берегу колхозники убирали сено. Они нас заметили, и стали кричать нам, чтобы мы уезжали, но мы решили закончить заброд, а потом уехать. Видя, что мы на их замечания не реагируем, они отцепили прицеп от трактора, и на тракторе поехали нам на перехват. До ближайшего мостика, через который они могли перебраться на нашу сторону было километров пять, поэтому мы спокойно вытащили на берег тяжелющий бредень и, не выбирая рыбу забросили его в машину. Ну а дальше трактору соревноваться с машиной не было смысла, и поняв это колхозники вернулись назад. Отъехав подальше мы выбрали из бредня рыбу. В бредне оказалось два ведра крупной рыбы и мешок раков, причем очень много было крупных линей. Такого большого улова за один заброд у нас еще никогда не было. И уха с такой рыбы была еще более вкусная, но такого наслаждения как от ловли на обычную удочку, уже не было.
Последний наш приезд в Кап-Яр был опять в апреле. Уже имея большой опыт проведения испытаний, приемка прошла, как говорится, без сучка и задоринки. Весна была поздняя, поэтому на рыбалку ездили мало, по выходным сидели в гостинице и играли в преферанс. Меня тоже подключили к этой игре, хотя у меня на это не было ни малейшего желания. Играть я не умел, и играл очень плохо, но играть без меня они почему-то не могли. Я не мог отслеживать вышедшие карты, поэтому никогда не знал, что осталось у играющих на руках, в результате чего всегда был в проигрыше. Но ставка была маленькой, всего полкопейки за очко, поэтому и проигрыш составлял не больше рубля. Здесь же мне рассказали случай, когда один наш офицер в поезде сел играть с незнакомыми попутчиками. Играть предложили по пять. Это было дороговато, но чтобы не ударить в грязь лицом, офицер согласился, хотя между собой офицеры играли максимум по одной копейке, при этом проигрыш составлял не более четырех рублей, и проигравший обычно покупал бутылку водки, которую тут же и выпивали. По окончании игры подсчитали очки, оказалось, что офицер выиграл, и попутчики выложили ему две с половиной тысячи рублей выигрыша. У офицера чуть инфаркт не случился. Оказалось, что они играли не по пять копеек, как он думал, а по пять рублей. Страшно подумать, что было бы, если бы он проиграл, наверняка выбросили бы из поезда, так как рассчитаться с ними он бы не смог. Но на этом история не закончилась. Показать жене такие деньжищи он не мог, она наверняка бы его не поняла, поэтому спрятал их в свою старую рваную шапку и забросил ее на антресоли. Жена, делая очередную уборку, увидела эту шапку и выбросила ее на мусорку, а вечером выругала мужа, что тот такой хлам на антресоли держит. Муж, как угорелый, побежал на мусорку, перерыл там все баки, но шапку так и не нашел, наверно тот мусор уже вывезли на свалку. Как говорится – как пришло, так и ушло.
В этот приезд я еще встретился со своим двоюродным братом Витей Спицей, который был уже сержантом и служил в автобате на десятке. В казарме, куда я пришел, мне представился, как и положено, дежурный по роте, и спросил о цели моего прибытия. Я сказал, что ищу сержанта Спицу, но он не знал, где этот сержант находится.
– Как это Вы не знаете? – удивился я, – это же Ваша прямая обязанность, знать где находятся солдаты и сержанты. Что у вас тут за дисциплина? А кто тогда знает?
– Командир роты может знать, – ответил дежурный, – он сейчас в канцелярии.
Я представился командиру роты, сказал, что ищу своего брата, сержанта Спицу. Оказывается, Витя в каком-то классе рисовал стенгазету, его нашли и пригласили к командиру роты. Увидев меня Витя опешил, увидеть здесь меня он никак не ожидал, да и в форме он видел меня впервые, я не любил ездить в отпуск в форме, только один раз приезжал в Вертиевку лейтенантом, и один раз уже подполковником. Витю отпустили на весь день в увольнение, и мы гуляли с ним по городку, пообедали в столовой, где я взял и себе и Вите двойные порции моего любимого сома. Вите это блюдо так же понравилось.