К Первому Мая принять комплекс мы не успели, поэтому праздники провели на речке, с тройной ухой из жирных крупных линей, в этой ухе ложка стояла, настолько она была наваристой. К девятому мая планировали быть дома, чтобы попасть на наш традиционный майский шашлык. В это время очень красиво цвела степь. Вся она, сколько видно глазу, была покрыта разноцветными цветущими тюльпанами, какого только цвета тюльпанов там не было, красные, желтые, синие, бордовые, фиолетовые, со смешанными цветами. Такого разнообразия различных оттенков цветов, как весной в цветущей казахской степи, больше нигде нельзя увидеть. Мы нарвали в подарок женам большие букеты тюльпанов, стараясь, чтобы в букете было как можно больше тюльпанов различного цвета. Накануне вылета наша рыбацкая группа всю ночь играла в преферанс, и, соответственно, выпивала. Легли спать часа в четыре утра, а в семь уже встали. Но здоровье у нас было не как у летчиков, которые к такому режиму были привычными, мы все были изрядно помятыми и хотели спать.
В аэропорту Волгограда народа было полно, присесть было негде, но одна скамейка была свободной. Она располагалась в промежутке между двумя стеклянными стенами аэропорта, поэтому объявления здесь было плохо слышно. На ней мы и расположились, поскольку до вылета еще было два часа. Сквозь сон я услышал, что, вроде бы, объявили об окончании посадки на наш самолет. Вышли в зал ожидания, услышанная информация подтвердилась, прошедшие регистрацию на наш рейс еще стояли рядом за стеклянной дверью, но нас туда уже не пустили, посадка считалась законченной. Обратились за помощью к девушке‑регистраторше, объяснили, что были полтора месяца в командировке, а теперь прозевали регистрацию. Девушка вошла в наше положение и обещала помочь, попытается посадить нас на следующий рейс на Оренбург, который будет через два часа. Но билетов на него не было. С потерей двадцати пяти процентов стоимости мы сдали старые билеты и купили новые на завтрашний рейс, как рекомендовала нам девушка. Купили в буфете бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет, и вместе с половиной тюльпанов, которые везли в подарок женам, подарили девушке. Теперь оставалось только ждать, сон как-то совсем прошел. Я с интересом слушал объявления. Вскоре объявили о начале регистрации на очередной рейс на Оренбург, через полчаса объявили об окончании регистрации, и оказалось, что четыре человека на этот рейс не зарегистрировались. Вместо них девушка нас зарегистрировала, и мы улетели. Теперь я понял, почему мы пропустили свой рейс, хотя это конечно была не главная причина, в аэропорту всего один раз объявляли о начале регистрации, и те, которые это объявление не услышали, уже не могли улететь, так как после следующего объявления об окончании регистрации, на посадку их уже не допускали.
Благодаря помощи девушки, мы успели на наши традиционные майские шашлыки, но эта последняя игра в преферанс обошлась нам очень дорого. Домой мы приехали без копейки денег в кармане, все остатки денег отдали за новые авиабилеты. Больше в преферанс я не играл.
Учения
Наш командующий армией, генерал-полковник Шевцов Иван Андреевич, был переведен в академию им. Ф.Э. Дзержинского, а на его место назначен генерал-лейтенант Герасимов. Под его руководством мы и проводили проверку Тагильской дивизии. В первый же день проверки начались десятидневные учения и все полки были выведены в полевые районы. Полевыми эти районы конечно назвать сложно, поскольку вокруг сплошной лес, только кое-где встречаются небольшие поляны. Я поехал в качестве проверяющего с одним из полков. Стояла чудесная июльская погода. Это лучшее время года в этих местах, хотя и немного жарковато, но в тени деревьев в самый раз. Быстро развернулись и вошли в связь с командным пунктом дивизии и двумя дивизионами, но с третьим дивизионом, самым ближним, нормальной связи не было. В открытом режиме связь периодически появлялась, но закрыть канал не удавалось, и аппаратура АСУ этот канал периодически браковала. Отсутствовала также и тропосферная связь с дивизией. Ночью мне было сложно разобраться в происходящем, а когда рассвело начал анализировать причины отсутствия связи. Прежде всего нужно было добиться устойчивой связи с дивизионом. Ситуация была парадоксальной. Между машиной связи полка и командным пунктом дивизиона была прямая видимость, обе машины стояли на одной и той же просеке в полутора километрах друг от друга. На просеке не было ни одного крупного дерева, рос только мелкий кустарник. С крыши машины связи был виден командный пункт дивизиона, а связи не было. Ситуация была из серии «чего вообще не может быть». Несколько раз поменяли рабочие частоты, но связи не было. Промучились еще часа два, все безрезультатно, как будто между машинами висел железный занавес. Ну почему на расстоянии полутора километров, при наличии прямой видимости мы не можем организовать связь? Стоя на крыше машины связи я пытался проанализировать прохождение радиосигнала. Мне казалось, что если бы у нас были направленные антенны, то никаких проблем бы не было, но у нас были штыри, то есть, антенны с круговой диаграммой направленности. Начал вспоминать, что в Харьковском училище нам что-то рассказывали об интерференции, то есть о наложении волн. На практике я еще ни разу с этим явлением не сталкивался и не знал толком признаков интерференции, но было похоже, что наш сигнал, многократно отражаясь от деревьев по краям просеки, в точке приема сильно ослабляется за счет сложения большинства радиоволн в противофазе. Я ни в чем не был уверен, это просто были догадки, но пользуясь положением проверяющего, порекомендовал командный пункт дивизиона сместить немного с просеки в лес. Начальник связи полка со мной был не согласен, считая, что это ничего не даст, но спорить не стал. Машину переставили глубже в лес, и устойчивая связь появилась. Так вот какая она – интерференция! Теперь и я был с ней знаком.
Полдела было сделано, оставалось наладить тропосферную связь. Ну здесь сразу все было ясно. Машину тропосферной связи в целях улучшения ее маскировки поставили в глубине леса, в то время, как перед ней в направлении на корреспондента должно быть открытое пространство, через обступившие ее деревья радиоволны явно не могли пробиться, от них все отражалось. Побродив в окрестностях я нашел прекрасную длинную поляну, метров триста в длину, и как раз длинной стороной в направлении на корреспондента. Лучшего места и пожелать сложно было. Установили тропосферку на самом краю поляны, таким образом, что вся машина стояла в лесу, и только задняя дверь кунга выходила на поляну. Никаких препятствий перед антенной больше не было. Связь установили очень быстро, каналы связи были чистейшими, никаких шумов и никаких помех. Каналы, как говорится, аж «звенели». Все проблемы были решены, чем мог я помог. Теперь можно было и поспать после бессонной ночи.
Немного поспав пошел проверять правильность развертывания технических систем охраны, в которых я не особенно сильно разбирался, но поскольку мне поручили этот вопрос проверить, то нужно было проверять. Обошли с прапорщиком, начальником караула, все посты. Технические системы охраны сигналы подавали своевременно, пройти на охраняемый объект незамеченным было невозможно, значит все развернуто правильно, и моя помощь здесь не требовалась. Уже на обратном пути обратил внимание на полевой кабель, который был проложен к посту у въездного шлагбаума и имел скрутку, то есть соединение двух кусков кабеля. Концы кабеля были зачищены буквально на два сантиметра длины и скручены вместе. Учитывая, что в полевом кабеле большинство жил стальные и очень плохо скручиваются, это было соединение, что называется «на соплях». Кто их так учил делать скрутку? При малейшем натяжении это соединение разрывалось, а оно должно выдерживать любое натяжение. При чрезмерном натяжении кабель должен рваться где угодно, но только не на месте скрутки.
– И часто рвут кабель? – спросил я прапорщика.
– Да уже раз пять ремонтировали, замучились, – ответил прапорщик.
Провел со свободными от дежурства караульными занятие, и показал, как правильно делать соединение двух кусков полевого кабеля: сначала глухим единым узлом связываются концы двух кабелей, примерно, как два конца нитки, вдетой в иголку, а потом уже скручиваются провода, причем медные жилы отдельно, а стальные отдельно, и скрутка изолируется. А вот тех, кто учил курсантов неправильно делать скрутку, я обнаружил гораздо позже, когда уже был преподавателем Серпуховского училища. Возможно так учили и в других училищах, я не знаю, но в Серпуховском, преподаватели, которые проводили такие полевые занятия, о том, что концы соединяемых кабелей нужно еще и единым не развязывающимся узлом связывать, даже не подозревали. Парадокс был в том, что другие преподаватели, которые полевые занятия не проводили, об этом прекрасно знали. Но ввиду большой загрузки преподавателей, на полевые занятия, как на самые простые, ставили наименее подготовленных преподавателей.
На следующий день, с утра, ко мне подошел начальник связи полка.
–Владимир Иваныч, спасибо тебе конечно за то, что вчера помог организовать связь, – сказал он.
– Надо же, хоть и с опозданием, но решил поблагодарить, – подумал я. – Только почему «конечно»?
– Только у нас теперь из-за этого проблемы, – продолжал начальник связи.
– Какие еще проблемы? – не понял я.
– На поляне лежит скошенная на сено трава, и мужики из соседней деревни приехали это сено переворачивать, – сообщил начальник связи. – Работают прямо в створе нашего излучения. Я пытался им объяснить, что сейчас проходят учения, и здесь нельзя работать, но они меня не послушались.
Дело было плохо, впоследствии нас могли обвинить в причинении вреда здоровью этим мужикам. А я ведь даже не посмотрел, что на этой поляне лежат покосы, видел только прекрасную поляну в направлении на корреспондента. Теперь возникшую проблему нужно было как-то решать.
Я договорился с командным пунктом дивизии о временном прекращении тропосферной связи, излучение аппаратуры выключили, и я пошел к мужикам. Как человек, выросший в селе, я их понимал. Сено нужно убирать вовремя, пока хорошая погода стоит, тем более, что сегодня была