Воспоминания и рассказы — страница 52 из 70

суббота, выходной. Если бы сегодня с утра сено в покосах они перевернули, то к вечеру оно бы уже высохло, и за завтрашний день они бы его сгребли и сложили в копны. А тут мы, со своими учениями. Подошел к мужикам, извинился за причиненные неудобства и объяснил, что здесь им нельзя находиться не из-за того, что они могут увидеть что-то секретное, а из-за мощного излучения тропосферной станции. Мужики меня внимательно выслушали, но уходить и не собирались, сено было гораздо важнее какого-то невидимого излучения. Пришлось пустить в ход устрашающий фактор.

– В принципе, дело ваше, запретить вам работать я не могу, – сказал я, – мое дело предупредить. Сейчас станцию выключили, излучения нет, но как только я вернусь обратно, ее снова включат. Излучение вы ощущать не будете, внешне будете вполне здоровыми, вот только на бабу больше не полезете. Так что решайте сами, сейчас работать, или в другой раз приехать.

Мужики приняли правильное решение, когда я дошел до тропосферки, на поляне их уже не было. Проблема была решена.

А на следующий день нашу позицию посетил командующий. Он внимательно осмотрел размещение техники, ее маскировку, поинтересовался у меня соблюдаются ли радиозапреты при пролете спутников. Я сказал, что все соблюдается. Состоянием командного пункта полка командующий остался доволен, командир полка аж светился от радости. Переехали в ближайший дивизион, и здесь все было организовано в лучшем виде. При таком раскладе полк имел все шансы получить отличную оценку за учения. Напоследок командующий проверил маскировку самих пусковых установок, и тоже остался доволен. И тут ему вздумалось проверить знание часовым, охранявшим эти пусковые установки, своих обязанностей.

– А дайка мне сынок твой автомат посмотреть, – обратился он к часовому, видимо надеясь, что часовой знает свои обязанности, и автомат не отдаст.

Но часовой спокойно протянул ему свой автомат и доложил: «Боевой, не заряжен, номер такой-то». Было видно, как изменился в лице командующий.

– Как не заряжен? – спросил он, обращаясь к командиру полка.

– Товарищ командующий, командир дивизии приказал боеприпасы караулам не выдавать, – доложил командир полка.

– Вы что, ракеты с ядерным боезарядом только штыками охраняете? – изумился командующий. – Это что-же получается, достаточно двух диверсантов, вооруженных только автоматами, чтобы угнать все ваши пусковые установки? У вас что, вообще ни у кого оружия нет?

– У секретчика, товарищ командующий, есть пистолет с двумя магазинами патронов, – доложил командир полка.

– Срочно отправляйте группу на десятку, и привезите полный боекомплект, – распорядился командующий.

Ни о какой отличной оценке за учения речь больше не шла. По итогам проверки дивизия получила только удовлетворительную оценку. Что получил лично командир дивизии, я не знаю.

Можешь же, когда захочешь

От начальника войск связи армии, полковника Помогалова, своего прямого начальника, я получил задание, подготовить для него доклад об организации связи в ракетной армии, с которым он должен будет выступать на сборах перед командующим армией и командирами дивизий. Ничего сложного в этом задании не было, если бы не одно специальное условие, доклад должен быть таким, чтобы начальник его прочитал, и ему не задали бы ни одного вопроса. Вопросов начальник боялся больше, чем огня.

Это был уже третий начальник войск связи армии, при которых я служил в Оренбурге. Вспоминается анекдот про казаха, которого спросили, сколько ему лет, на что казах ответил: «Долго живу, третий халат ношу». Вот и я, «третий халат носил».

Первый начальник войск связи, полковник Бури, был для меня чем-то вроде божества, высокого и недоступного, в приказах которого невозможно было сомневаться, их нужно было выполнять беспрекословно. Высокий, стройный, и абсолютно лысый, он был специалистом в области связи, непререкаемым авторитетом. Еще в то время, когда я служил в Бершети, было очень много пропусков сигналов по аппаратуре «Вьюга», много из них по причине не своевременной смены частот и ключей. Полковник Бури решил, что нужен электронный напоминатель, типа будильника, но на большое количество событий. Умельцев в армии было много, и по заданию полковника Бури несколько схем такого напоминателя было разработано, но все они были очень сложными, непригодными для изготовления в кустарных условиях. Задание разработать простую схему, поставил он и передо мной. Два дня я бился над решением этой задачи, но ничего не получалось, а не выполнить приказ я не мог, и вот появилась идея, использовать два шаговых искателя, один для отсчета часов, а второй для отсчета минут, а к выводам этих шаговых искателей подключать обычные реле, и реализовать на них схемы «И». Конструкция напоминателя получилась простейшей, два шаговых искателя, три десятка реле, по числу событий для напоминания, и табло отображения. Она полковнику Бури понравилась и была внедрена во всей армии. Оспаривать какие-либо его решения, или хотя бы сомневаться в них, никому бы и в голову не могло прийти.

Полковника Бури сменил полковник Петухов Анатолий Дмитриевич, тоже умнейший человек, но более демократичный. В вопросах связи он тоже был непререкаемым авторитетом, но при принятии важных решений и с нами, своими подчиненными, советовался. При нем был построен передающий центр и запасный командный пункт армии, чем он очень гордился. При нем мы начали оборудовать и пункт управления связью (ПУС), расположенный на командном пункте армии. На ПУС стояло огромное электрифицированное табло, на котором отображалась статическая схема связи армии, а нам с майором Аксеновым хотелось, чтобы на этой схеме в реальном времени отображалось состояние связи на всех пунктах управления армии, и мы решили его усовершенствовать. Как неликвид, нам за бесценок удалось купить логическую стойку, которую я и планировал приспособить для управления нашим табло, соответствующим образом ее перепаяв. Я разработал схему управления, и пока лежал с гастритом в госпитале, минимизировал ее, приведя к оптимальному виду. После обеда, если у нас не было срочных дел, мы с Валентином Аксеновым ходили в мастерскую связи, где находилась эта стойка, и потихоньку ее перепаивали. В это время было у меня еще одно неотложное дело, нужно было закончить разработку методики оценки качества эксплуатации средств АСУ и связи. Я был весьма беспокойным подчиненным, все время пытался что-то улучшить, не давал спокойно жить ни себе, ни начальникам. В то время в армии было очень много неисправных средств связи, и устранялись эти неисправности неоправданно долго. Проанализировав сложившуюся ситуацию, я пришел к выводу, что все это происходит потому, что за устранение этих неисправностей никто не отвечает. Устранением неисправностей занимаются БРСС, но при проверках они оцениваются только за состояние своей штатной техники, за качество выполнения той основной работы, для которой они и предназначены, они никак не оцениваются. Поэтому неисправности и устраняются по несколько месяцев. Я решил навести в этом деле порядок, для чего и начал разрабатывать такую методику оценки этих подразделений, чтобы качество выполняемой ими работы влияло на итоговую оценку. Анатолий Дмитриевич меня в этом поддержал, поэтому распоряжением начальника штаба армии я уже ввел ежедневный формализованный доклад по линии дежурных по связи о возникших и устраненных за сутки неисправностях. Эти формализованные телеграммы поступали на вычислительный центр, где велся учет неисправностей и выдавался ежемесячный анализ их устранения. Программу для обработки этих телеграмм и месячного анализа я написал самостоятельно. Нужно было еще проводить полугодовые и годовые анализы устранения неисправностей, но внедрить их у меня не получилось, во-первых, слишком большие машинные ресурсы забирала моя программа, а, во-вторых, методика оценки у меня еще не была до конца разработана. О разработке такой методики оценки я докладывал на сборах начальника войск связи РВСН, проходивших в Харькове, и получил одобрение. После этих сборов директивой начальника штаба РВСН мне было предписано закончить разработку методики, а вычислительному центру оптимизировать мою программу.

После перевода Анатолия Дмитриевича в Ставрополь, вместо него был назначен Геннадий Николаевич Помогалов, который очень сильно отличался от двух моих предыдущих начальников. Высокий, стройный, в сшитой на заказ фуражке с высокой тульей, закончивший академию и уверенный в своем превосходстве над подчиненными, он был начальником новой формации, из тех, которые жили по принципу «ты мне – я тебе» с равными себе, и ни в грош не ставившими своих подчиненных. С первых же дней он начал «закручивать гайки», но делал это своеобразно, с творческим подходом. Он выбирал себе в жертву одного из офицеров, пристально отслеживал его работу в течение месяца, находил в его работе какие-то недостатки и объявлял за них выговор, после чего переключался на следующего офицера. Дошла очередь и до нас с Аксеновым. Прежде всего, его заинтересовало, куда это мы с Аксеновым часто отлучаемся после обеда. Мы ему объяснили, что хотим усовершенствовать табло на ПУС, для чего перепаиваем логическую стойку. Новому начальнику наша деятельность не понравилась, не дело старших офицеров такой херней заниматься, для этого есть лейтенанты. По большому счету он конечно же был прав, я полгода в году был в командировках, кроме того кучу документов нужно было отрабатывать, и на эту доработку времени оставалось очень мало. Правда это была отдушина, когда надоедало заниматься бумагами. Помогалов категорически запретил нам самим заниматься перепайкой и выделил для этой работы лейтенанта с узла связи. Мы с Валентином этому сначала обрадовались, но выделенный лейтенант оказался алкоголиком, кто же хорошего выделит, через два месяца его отправили куда-то в войска, и наш проект по доработке ПУС бесславно закончился, так и не завершившись. Проверка деятельности Валентина закончилась для него выговором, а моя очередь пока отодвинулась, начальник переключился на Гену Климина.