– Это у нас традиция, – ответили мне. –Чтобы в новую жизнь вступить очищенными, без мусора.
– Дурная традиция, – сказал я, – никогда даже не слышал о такой дурости.
А меня действительно никто не предупредил об этой традиции и для меня это было полной неожиданностью. Для меня это было дико, и я смотрел на них как на полных идиотов. Я не узнавал давно знакомых мне курсантов, которых всегда считал вполне адекватными и нормальными людьми. Из любопытства решил посмотреть и на своих дипломников. Два из них мирно закусывали в своей комнате, окно было закрыто, телевизор на месте, похоже они эту традицию не поддерживали. Ну хоть два нормальных, обрадовался я.
– А вы почему ничего не выбрасываете? – поинтересовался я.
– А нам нечего выбрасывать, – ответили мне, – мы все продали.
– Что и кому продали? – не понял я.
– Все! – сказали курсанты, удивляясь моей наивности. – И комнату, и телевизор, и холодильник. Все продали.
– Кому? – опять не понял я.
– Курсантам, которые будут в эту комнату вселяться. Выбрасывают в окна только то, что отказались покупать, чтобы не досталось тем, кто будет въезжать, – пытались втолковать мне суть происходящего курсанты.
Теперь я начинал понимать суть происходящего. Накануне выпуска пятикурсников из училища, курсантам второго курса, которые будут после отпуска переселяться в общежитие, зачем-то заранее объявили, кто и в какой комнате будет жить. Эти курсанты и пошли к пятикурсникам выкупать комнаты, чтобы они в них ничего не испортили, и покупать некоторую бытовую технику, которую предыдущие жильцы не собирались забирать с собой. Так вот, в окна выбрасывали только ту технику, которую не купили, чтобы не досталась жадинам, отказавшимся покупать эту технику. На традицию, о которой мне толковали, это было мало похоже, уж с очень сильным душком она была, ведь выбрасывали не по традиции, а из жадности, чтобы бесплатно другим не досталось. Настроение у меня упало ниже некуда, с ним я и спустился в комнату дежурного. Здесь меня уже ждали четыре человека представителей промышленности, которые жили в свободной комнате на первом этаже.
– Что у вас здесь происходит? – спросили они меня. Мы еле зашли в общежитие, того и смотри, пришибут чем ни будь.
– Извините, – сказал я. – Я сам в шоке, говорят, что это у них такая традиция.
– Традиция? – удивились промышленники. – Кого вы выпускаете? Это же скоты, а не офицеры. И это наши будущие защитники?
Промышленники развернулись, и ушли к себе, больше говорить было не о чем. А мне было очень стыдно перед ними за наших курсантов. Уважение, которое я еще час назад испытывал к нашим выпускникам, куда-то бесследно исчезло. От всего увиденного у меня действительно был шок. Действительно, кого мы выпускаем? Позвонил начальнику курса и сообщил о происходящем на его курсе. Он рекомендовал мне не волноваться, такое перед выпуском всегда происходит. За окном периодически что-то грохотало, но я уже больше никуда не ходил. Курсанты успокоились и легли спать только под утро. Мне в это дежурство поспать так и не удалось. Утром, при докладе о дежурстве начальнику факультета, высказал свое мнение, что не нужно заранее распределять комнаты в общежитии, не нужно создавать прецедент с покупкой комнат, тогда может, и эта дурная традиция отомрет. Как-то, через несколько лет после этих событий, мои дипломники пригласили меня к себе в общежитие, чтобы отметить их выпуск. Я поблагодарил за приглашение, но отказался, мне хватило и одного раза присутствия на таком мероприятии. И слова, сказанные тогда мне промышленниками, надолго запомнилось, скорее всего на всю жизнь.
Ангел-хранитель
Говорят, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Не знаю, как у кого, но у меня он точно есть. Я в этом не один раз убеждался. Думаю, что именно он неоднократно спасал меня в критических ситуациях, и именно благодаря ему я до сих пор жив.
Первый раз он спас меня еще в детстве. Как-то в третьем или четвертом классе мы с ребятами пошли в колхозный сад за яблоками. Сад находился на краю села возле колхозных камор. Он был небольшой, не больше одного гектара, и сравнительно старый. В нем росли только яблони, высокие деревья с широкими развесистыми кронами, которые ветвями уже соединились между собой. Яблоки там были разных сортов, но нам особенно нравились «заячьи мордочки», которые мы так называли, потому, что по форме они напоминали мордочку зайца или кролика. Такая яблоня в саду была всего одна и находилась всего в нескольких метрах от шалаша сторожа. Сторожем был старый дед, который поймать нас конечно-же не мог, но у него была берданка. Говорили, что она заряжена солью, и не очень хотелось получить заряд соли в задницу. Старшие товарищи говорили, что это конечно больно, но ничего страшного, нужно будет только некоторое время посидеть в воде, пока соль не вымоется. Чтобы не получить такой заряд нужно было прежде всего выяснить, где находится сторож. В саду мы его сразу видели, а вот если был в шалаше, то дело осложнялось, приходилось подолгу сидеть в засаде и наблюдать за шалашом. Но в шалаше ему было скучно одному, и он часто уходил к каморам поболтать с народом. Этим мы чаще всего и пользовались. На этот раз сторожа поблизости не было. Мы быстренько набрали за пазухи в майки вкусных яблок и пошли дальше, в колхозные шелковицы. До шелковиц было порядка полкилометра. Они занимали площадь около десяти гектаров и не охранялись. Там мы спокойно полакомились шелковицами и съели по несколько яблок. Небо начало затягиваться черными тучами, пришлось идти домой, чтобы не попасть под дождь.
Дойти домой до дождя мы не успели, он догнал нас, как только мы вошли в село, уже возле третьей хаты от края села. Спрятались под огромной вербой, в два обхвата взрослых мужчин, которая росла на обочине дороги. Дождь лил как из ведра, но под огромной кроной вербы было сухо. Сверкали молнии и гремел гром. Дождь шел долго, не меньше часа. Мы уже все яблоки съели, а он все не прекращался. Уже и крона вербы начала пропускать дождь, а он все шел. Наконец-то дождь начал стихать, уже было примерно одинаково, что под вербой мокнуть, что под дождем, и я предложил бежать домой.
Мы успели отбежать от вербы метров на пятьдесят, когда грянул гром такой силы, что все мы невольно присели. Оглянувшись назад увидели, что верба, под которой мы только-что стояли, вспыхнула как свечка. Видно мы родились если не в рубашках, то, по крайней мере, в майках.
Второй случай произошел много лет спустя, в Харькове. Я учился на пятом курсе военного училища, был уже женат и жил на Павловом поле. Вместе с женой и нашим соседом Мишей Лукъяненко, который также был с женой, мы возвращались домой из училища. Я только-что сдал очередной экзамен и мои мысли были все еще там, на экзамене, здесь, где мы находились, меня еще не было. Мы вышли из троллейбуса и подошли к пешеходному переходу. Горел зеленый свет, и я спокойно пошел по переходу, пошел один, остальные видели, что свет переключился на красный и остановились, а я нет, я был весь в своих мыслях. Они стояли раскрыв рты, и в ужасе смотрели на меня, никто даже крикнуть не смог. Машина прошла в пяти сантиметрах от моих ног, только руку немного задело, а так отделался просто испугом. Только теперь я наконец-то вернулся с экзамена.
Третий случай произошел года через четыре. Я уже был старшим лейтенантом, старшим помощником начальника связи дивизии по АСУ и ЭВМ. Однажды, когда я дежурил на командном пункте дивизии, ночью по АСУ был получен приказ «Боевой режим», который мог означать только одно – начало войны. Я даже не сразу понял, что получили. Как обычно, посмотрел на часы и с точностью до секунд записал время прихода команды. Поднял глаза на табло и обалдел, горел «Боевой режим». Первая мысль была почему-то не о выполнении этой команды, а о жене и дочери, которые сейчас мирно спали дома.
– Примерно через два часа начнется вывод из-под удара в полевой район. Нужно разбудить жену и предупредить, чтобы они успели подготовиться, – была первая мысль.
– Но если ракеты на нас уже летят, то они накроют городок уже через 45 минут, никого вывести не успеют. Если суждено им погибнуть, то пусть лучше погибнут во сне. Не нужно домой звонить. – такие мысли со скорость молнии пронеслись у меня в голове, и я вернулся к боевой работе.
Что-то меня смущало в этом приказе, через пару секунд понял – звук. Звук соответствовал приказу «Дежурный режим», а не «Боевой режим».
– Андрей Романыч, – сказал я дежурному по командному пункту, – звук не соответствует приказу. Узнайте, что полки получили.
Дежурный включил громкую связь с полками и спросил «Что получили?!»
– Не волнуйся, Андрей Романыч, – был ответ, – сейчас все подтвердим.
– Я спрашиваю какой приказ получили?
– Как какой? «Дежурный режим». Подтверждаем получение.
И сразу отлегло от сердца, значит наша аппаратура дала сбой. Это не война. Доложили о происшествии на вышестоящие командные пункты, и нам приказали отключить аппаратуру АСУ. Поскольку эта аппаратура входила в зону моей ответственности, то утром на боевом дежурстве меня заменили, и я приступил к поиску неисправности. Вот только поспал я после смены всего три часа, да и накопившаяся за предыдущие трое суток дежурства усталость сказывалась. Голова была немного чумная. Желательно было-бы еще немного поспать, но такой возможности у меня не было, устранение неисправности было на контроле у главного штаба.
Простой анализ ситуации показывал, что поскольку в полки приказ прошел правильно, то единственное место, где он мог исказиться, это блок преобразования команд для отображения на табло. Его я и начал осматривать. Все было нормально, никаких видимых повреждений не было. На всякий случай открыл заднюю крышку блока, чтобы посмотреть состояние ответных разъемов блока, вдруг где пайка нарушилась. Мое внимание сразу привлекла небольшая гетинаксовая плата, на которой навесным монтажом были припаяны несколько резисторов и конденсаторов. Два резистора были подгоревшими, один немножко, а другой довольно сильно. Скорее всего эта плата имела какое-то отношение к исследуемому блоку, поскольку была закреплена в непосредственной близости от него. Тогда следовало выяснить, резисторы недавно подгорели, или это случилось раньше, и к данному сбою они отношения не имеют. Если они горячие и сейчас – то имеют отношение, если нет – то не имеют, все очень просто. Я потрогал сильно подгоревший резистор пальцем, но не понял, горячий он или нет, так как получил сильный удар электрическим током. Вот что значит работать с чумной головой, я ведь даже изделие не выключил. Попросил дежурного выключить изделие и со спокойной совестью попробовал резистор еще раз. Получил еще один сильнейший удар током, абсолютно для меня неожиданный и не объяснимый, изделие ведь выключено. Параллельно этому сопротивлению был запаян конденсатор, на котором после выключения аппаратуры мог остаться электрический заряд, но конденсатор был небольшой емкости, и такого мощного разряда он не мог дать. Чтобы развеять сомнения, я решил его разрядить. Попросил начальника отделения АСУ принести пинцет. Приложил один конец пинцета к нижнему выводу конденсатора, затем второй конец пинцета приложил к верхнему выводу конденсатора и ……., едва успел закрыть глаза. Вспышка была как при сварке, половина верхнего конца пинцета сгорела, руку обожгло. Напрашивался неутешительный вывод: плата находится под напряжением. Но откуда? Изделие ведь отключено!