Попросил принести принципиальную схему пульта и начал с ней разбираться. Оказалось, эта плата является искрогасящей цепочкой контактора, включающего изделие. Напряжение с нее снимается только при отключении кабеля питания, причем там не просто напряжение, а 380 Вольт. Следовательно, с моей стороны только-что было три попытки самоубийства, и не погиб я только чудом. Меня спасло то, что я сначала прикоснулся к нижнему выводу конденсатора, где был корпус. Ведь стоило мне прикоснуться пинцетом сначала к верхнему выводу конденсатора, где были 380 Вольт, и последствия были бы жуткими. Почему конструкторы поставили такой опасный узел без всякой защиты от прикосновения, в далеко не безопасном месте, я не знаю. Я бы так никогда не поставил.
Я еще неделю искал причину сбоя в аппаратуре, но так ничего и не нашел. Заменил блок на новый из состава ЗИП, а старый отправил на завод. На заводе его еще месяц исследовали, но тоже ничего не нашли. Вот так закончилась эта история.
Следующая история произошла уже в Оренбурге, где я служил в должности инженера начальника войск связи армии. На командном пункте армии мы оборудовали пункт управления связью, и я, как ответственный за эту работу, заказал изготовление некоторых комплектующих для этого пункта в армейской мастерской связи. Выполнение этого заказа нужно было постоянно контролировать, так как начальник этой мастерской Василий Петрович постоянно снимал людей с этой работы и переводил их на более срочную, на его взгляд работу. Поэтому я каждый день ходил в мастерскую и проверял, что сделано за день. В тот день, разобравшись с поступившими документами, я оделся и в очередной раз пошел в мастерскую. Мастерская находилась достаточно близко: штаб, лазарет, с расположенной возле него строительной площадкой, учебный корпус, казарма узла связи с расположенным перед ней плацом, станция спутниковой связи «Корунд», и сразу за ней мастерская связи, порядка семи минут ходьбы. Впереди меня в том же направлении шла какая-то женщина. Я уже собрался ее обгонять, но тут мое внимание привлек солдат на строительной площадке, и я немного сбавил ход. Он стремительно спускался с едущего в нашу сторону башенного крана, перескакивая на лестнице крана через две ступеньки, явно рискуя сорваться при этом вниз. Находясь за три метра от земли он отпустил руки, спрыгнул вниз, упал, подхватился и бросился прочь от крана, который продолжал катиться в нашу сторону. Суть происходящего до меня еще не доходила, но мне все это показалось очень странным. Между тем кран докатился до конца рельсов, ударился о стопоры, и начал медленно наклоняться в нашу сторону. Мы с женщиной остановились и наблюдали за ним. Медленный наклон превратился в очень быстрое падение. Мы с женщиной как стояли, так и остались стоять на том же месте, не предприняв никаких попыток к спасению. Стрела крана, со шкивом на конце, рухнула в полутора метрах от женщины, я стоял в метре за ней. От гибели нас отделяло мизерное расстояние. В третий раз я был на волосок от гибели, но в третий раз все закончилось благополучно. Объяснить три случая спасения простой случайностью было уже невозможно, вероятность этого ничтожно мала. Здесь у меня впервые появилась мысль про ангела-хранителя, который, как говорили, есть у каждого человека. Я начал верить, что у меня есть ангел-хранитель, и, что именно он спасал меня во всех трех случаях.
На этом чудеса не закончились. Я все время пытался куда ни будь влезть, и только чудом все благополучно заканчивалось. Уже в Серпухове, когда я был преподавателем в военном училище, а дочь Лиля училась в школе, ее классный руководитель Галина Ивановна попросила меня повесить в классе несколько картин. Места где нужно просверлить отверстия и поставить пробки уже были отмечены. Сверлить нужно было со стремянки, что было не очень удобно, так как при более сильном нажатии на дрель стремянка отклонялась и пыталась опрокинуться. Поэтому усилие нажатия нужно было регулировать, чтобы не свалиться с высоты. Сверло с победитовым наконечником в бетон шло плохо, но тем не менее почти все отверстия я уже просверлил, оставалось последнее. Здесь сверло пошло в стену гораздо мягче, чему я очень обрадовался. Но радость было недолгой. Вдруг яркая вспышка, и я чуть не упал со стремянки. Конец сверла вместе с победитовым наконечником отгорел. Удара током я не почувствовал, так как корпус дрели был пластмассовым. Откуда в этом месте взялся электрический провод, я так и не понял, поблизости не было никаких потребителей электрической энергии, к которым он мог идти.
Еще один случай. Проживая в Серпухове я построил себе дачу. Правда назвать дачей то, что я построил, можно было только условно. Это была маленькая халупка с одним окошком, размером три на четыре метра. Тогда с большим трудом удалось купить один куб бруса 10×10 см, и четыре куба горбыля, из всего этого я и построил домик. Поскольку бруса было мало, а столбиков и стропил нужно было много, пришлось брус распиливать пополам на маленьком настольном деревообрабатывающем станочке. Пила на этом станочке была маленькая, делала пропил только до середины бруса, потом брус нужно было переворачивать и пилить с противоположной стороны. Так за два прохода брус и распиливался. Но для станка такой режим работы оказался недопустимым. Брус я распилил, но станок угробил, сгорел мотор. Мне удалось сдать его в перемотку, но там не оказалось проволоки нужного диаметра, и мне его перемотали немного другой проволокой, в результате чего он грелся, и нужно было не забывать контролировать степень его нагрева, чтобы он тоже на сгорел.
Я достраивал дачу, что-то опять распиливал на этом станочке. Периодически его отключал и рукой пробовал степень нагрева корпуса в районе пилы. Вот в очередной раз протянул руку к корпусу, чтобы проверить его температуру, и получил жуткий удар по руке. Спина моментально стала мокрой, я забыл выключить станок и положил ладонь на вращающуюся с бешенной скоростью пилу. Вся ладонь была синей, в некоторых местах содрана кожа, но рука была на месте. Опять дураку повезло. А ведь мог бы и без кисти остаться. Опять добрым словом вспомнил ангела-хранителя.
И еще одна, совсем короткая история. После увольнения из армии, на выходное пособие, я купил себе подержанный автомобиль ВАЗ 2103 в возрасте 15 лет. Но я был им доволен и несколько раз ездил на нем на Украину. Он меня никогда не подводил, никогда не ломался в дороге. Все поломки, как по заказу, происходили уже после возвращения из дальних поездок. Мы в очередной раз приехал из Украины, разгрузились возле дома, и я решил сразу отогнать машину в гараж, чтобы потом спокойно покушать и выпить пару рюмок коньяка, все-таки в дороге находились 16 часов, благодаря проезду через две таможни. Завел двигатель, и вдруг почувствовал запах бензина. Открыл капот и ужаснулся, весь двигатель был залит бензином, он буквально хлестал из-под входного патрубка карбюратора, в любой момент он мог вспыхнуть от искры распределителя зажигания. Выключив двигатель я осмотрелся. Патрубок от руки проворачивался, видно в дороге разболтался и сейчас окончательно его сцепление с корпусом карбюратора ослабло. Судя по всему, бензин начал вытекать только сейчас, иначе жена его запах сразу бы унюхала. Слава Богу, что этого не случилось в дороге, ведь мы могли сгореть вместе с машиной. Я не один раз наблюдал такие картины, это очень страшно. Спасибо и машине, она в очередной раз меня не подвела, и конечно-же ангелу-хранителю. Не знаю, как у других, а у меня он точно есть, и может быть даже самый лучший.
Стрессы
Военная служба сложна, опасна и непредсказуема, неприятные события происходят довольно часто, к ним со временем привыкаешь, и они воспринимаются как объективная неизбежность. Однако, иногда происходят из ряда вон выходящие события, которые даже таких закаленных на невзгодах людей как офицеры, могут привести к стрессу. За моей памяти, все такие события были связаны с секретными документами. Я тоже не избежал этой участи.
Впервые я испытал стресс на четвертом году своей службы, будучи старшим помощником начальника связи дивизии. Я, как обычно, работал с секретными документами, когда у меня начал болеть зуб. Небольшая вначале боль быстро усиливалась и вскоре стала невыносимой. Идти к зубному не хотелось, вспомнился Андрей Романович, который жутко боялся зубного кабинета, но которому недавно пришлось посетить зубного врача. Когда боль стала невыносимой, он набрался смелости, и пошел к зубному. Сел в кресло и даже позволил зубному врачу, молодой симпатичной женщине, осмотреть свой больной зуб.
– Будем сверлить, – сказала врач, отвернувшись от пациента, чтобы подобрать нужный бур.
Когда она к пациенту повернулась, того в кресле уже не было. Но боль усиливалась, терпеть ее уже не было сил, и Андрей Романович снова пошел к зубному, выпив предварительно для храбрости стакан коньяка.
– Я пришел, сверлите, – сказал он доктору, и сел в кресло.
– Да Вы пьяны, – унюхала запах спиртного доктор, – я не буду Вас лечить в таком виде. Уходите, и придете, когда будете трезвым.
– Никуда я не уйду, лечите сейчас, у меня зуб болит.
Слово за слово, разгорелся скандал, который закончился тем, что Андрея Романовича из кабинета увел вызванный для этого патруль.
Я зубного кабинета боялся в меньшей степени, но идти туда тоже не хотелось. А боль все усиливалась и стала нестерпимой, пришлось свернуть все дела и идти к зубному. В зубе обнаружилась дырка, которую врач рассверлила, и поставила временную пломбу с мышьяком. Тогда обезболивающие уколы не делали, зуб сверлили по живому, поэтому, когда бур доходил до нерва, пациент в кресле аж подпрыгивал, и громко кричал от боли. После такого сеанса лечения зуб у меня разболелся еще больше, о продолжении работы и речи не могло быть. С поликлиники я ушел домой, чтобы отлежаться, пока зубная боль немного утихнет. Я пролежал дома до пяти часов вечера, боль не утихала, но на работу нужно было идти, работы уже никакой не будет, но нужно хотя бы секретный чемодан сдать до восемнадцати часов. Заместитель начальника штаба подполковник Островский очень не любил, когда с секретными документами работали в нерабочее время, поэтому каждый день после восемнадцати часов интересовался у секретчиков, кто не сдал секретные чемоданы, и шел к нарушителю, чтобы узнать, что тот делает с секретными документами в нерабочее время. И тогда происходил примерно такой диалог.