Дома прежде всего зашел в туалет и обалдел, моча была бордовой. Очень странно, никаких болей не было, только спина побаливала. Пришлось лечь немного отдохнуть. Боль внизу живота появилась минут через десять, и постепенно нарастала, потом начала болеть правая почка. Две таблетки но-шпы боль немного сняли, и к приезду скорой она уже была вполне терпимой, поэтому от госпитализации я отказался, тем более, что в больнице Семашко, куда меня собирались везти, некоторые врачи уже болели коронавирусом, как-то не хотелось еще одну болезнь подхватить. Мне сделали какой-то укол, который помог как мертвому припарка, и скорая уехала, порекомендовав вводить внутривенно баралгин, если приступ повториться. Он не заставил себя долго ждать, через полчаса повторился, но с еще большей болью. Хорошо, что жена медсестра, баралгин внутривенно снял приступ до вечера, потом еще укол, и так до вечера воскресенья.
В двадцать часов вечера позвонил заведующему урологического отделения военного госпиталя, где я уже трижды лежал в течение прошлого года. Я тогда выпросил у Дмитрия Юрьевича визитку, но обещал по пустякам не беспокоить, звонить только в крайнем случае. На мой взгляд сейчас был именно такой случай, в выходные я не стал его беспокоить, а сейчас уже можно было и позвонить. Он без разговоров согласился принять меня сразу в госпитале, минуя поликлинику. В восемь утра, в понедельник нужно было быть у него.
Утром поехали в госпиталь на такси вместе с женой, вдруг по дороге придется укол делать, но все обошлось. К двенадцати часам дня я сдал все анализы и прошел кучу обследований, но ничего обнаружено не было. Только на компьютерной томографии наконец-то обнаружили камень в мочеточнике, выписали направление на госпитализацию и к четырнадцати часам я оказался в палате.
Я опасался, что опять достанется самая неудобная койка возле окна, на которой днем жарко от солнца, а ночью очень холодно, так как дует со всех щелей. Но мне повезло, в палате лежал всего один больной, моя любимя койка возле умывальника была свободной, на ней я и поселился. Вот что значит коронавирус, во всем отделении лежало всего 12 человек. Сосед оказался человеком весьма необщительным, даже не сказал с чем он лежит. На следующий день его забрали на операцию, и в этот же день появился еще один человек, очень общительный старичок Николай Иванович, сразу стало гораздо веселее, несмотря на то, что особенно весело мне не было, боли продолжались, и мне два раза в сутки кололи обезболивающее. Кроме того, чтобы выгнать камень, мне до обеда кололи три укола, а между ними я должен был выпивать по литру воды, и так три дня.
Николай Иванович оказался очень интересным человеком, в свои 83 года очень живым и подвижным. Он лег на очередное ежегодное обследование, семь лет назад у него был рак мочевого пузыря, но операцию сделали вовремя, полностью сохранив мочевой пузырь, и сейчас он прекрасно себя чувствовал. За свою службу он много где послужил и у нас оказалась масса общих знакомых, десятка два, было даже удивительно, что сами мы при этом нигде не пересекались.
В детстве он с бабушкой и дедушкой жил в Белоруссии, на оккупированной территории, потом суворовское училище в Ленинграде, далее среднее танковое училище и служба танкистом. Будучи старшим лейтенантом был назначен адъютантом командира дивизии полковника Шевцова Ивана Андреевича, под командованием которого я также служил, когда он уже был генерал полковником и командующим оренбургской ракетной армией. Адъютантская служба Николаю Ивановичу не понравилась, прослужил на ней всего четыре месяца. Не нравилось таскать лыжи за командиром, когда тому хотелось покататься. Особенно доставала жена командира, за которой он таскал сумки по всем магазинам. То "куда ты так рванул?", то "где ты там плетешься?". Кроме того, командир строго настрого запретил сажать ее на место старшего машины, а она все время норовила сесть именно на это место, и согнать ее с него было невозможно. Короче говоря, достали, но уйти с этой должности было очень непросто. Чтобы не нажить врага в лице командира, ему посоветовали подать рапорт на поступление в академию, чем он и воспользовался. Поступил в артиллерийскую академию, после окончания которой, естественно, попал в артиллерию. Потом вызвали в политотдел и предложили перейти на работу замполитом, попытался отказаться от столь заманчивого предложения, ссылаясь на то, что он технарь, а не политработник. Фокус не прошел.
–А нам и нужен на эту работу именно технарь, чтобы мог разговаривать с людьми на одном с ними языке. Такая сейчас политика партии. Или вы имеете что-то против политики партии? – был ответ начальника политотдела.
Вот так, говорит, я и попал на политическую работу. По службе продвигался очень быстро. Сменил очень много должностей. Больше двух лет на одном месте нигде не служил, сплошные переезды и везде служебная мебель. Послужил даже замполитом одного из ракетных полков в оренбургской армии, потом в космических войсках. На этой стезе он дослужился до полковника, начальника политотдела. Говорит, что большую часть служебного времени занимался разбором дрязг и жалоб, то жена жалуется на мужа, то жены друг на дружку, то офицер своему лучшему другу подложил свинью, спрятав секретный документ. А со временем еще начал сомневаться в рекламируемых партией ценностях, пришло осознание того, "какую херню он несет, выступая с трибуны". Наступило перенасыщение, и дальше так служить не смог, попросился на преподавательскую работу. Направили в Харьковское училище, которое я в свое время закончил, на должность старшего преподавателя на кафедру философии, где и прослужил до развала Советского Союза. Когда начали заставлять изучать украинский язык и проводить на нем занятия, уволился, и уехал в Россию. Теперь живет в Тамбове в частном доме с одним гектаром огорода, раньше даже свиней держали, а сейчас только птицу. Сына и внука также определил в суворовские училища, сын стал офицером и служил начальником курса в Серпуховском училище, где, в свое время я также был преподавателем, а вот внук проявил характер и отказался идти по военной тропе, тем более, что его отец с должности начальника курса также досрочно уволился из армии. Военной династии у деда не получилось, но сын сейчас заведовал всем ЖКХ Подольска, и дед очень гордился и сыном, и внуком. Когда дед приехал из Тамбова в Москву, сын прислал за ним свою машину с водителем, который деда со всем комфортом доставил в госпиталь.
А вот о дочери и зяте дед отзывался нелестно. После окончания училища он устроил зятя в Евпаторию, но служба у зятя там не пошла, дочь обвинила отца, что он засунул их в дыру. Дед устроил зятю перевод в Москву, и даже через космонавта Германа Титова пробил им трехкомнатную квартиру в центре Москвы. Но и там служба у зятя не пошла, и опять виноватым оказался Николай Иванович, в плохое место перевел. В итоге зять уволился, продали квартиру в Москве и переехали с женой в Харьков, где занялись бизнесом, но прогорели, и теперь дочь просила отца помочь с переездом обратно в Москву. Николай Иванович сказал, что этим неблагодарным он больше помогать не будет, уже не маленькие, зятю – 65, а дочери – 60, пусть сами решают свои проблемы.
В госпитале дед отдыхал от жены и старался как можно больше накуриться. На каждой прогулке выкуривал по три сигареты. Каждую сигарету заедал мятной конфетой.
– А конфеты зачем? – спросил я.
– Дома заедаю, чтобы жена не унюхала, а то скандал устроит, а здесь чтобы не отвыкнуть заедать, а то не дай бог дома забуду заесть. Я курю только когда в магазин хожу, или что-то во дворе дома делаю, и жена не видит.
– А вы не пробовали спросить у жены кто в доме хозяин?
– Пробовал, сказала, что она, поскольку дома она генерал-майор, а я всего лишь полковник.
– А где вы сигареты держите?
– Они у меня в разных местах спрятаны: в гараже, в сарае, в бане, на улице в конце забора. Когда я иду в магазин, жена за мной из окна подсматривает, я потом возвращаюсь, достаю из тайника сигареты, две выкуриваю по дороге в магазин, и две на обратном пути.
– Николай Иванович, а не стыдно в звании полковника и в Вашем возрасте как пацану с куревом прятаться?
– Стыдно. А что поделаешь.
С Николаем Ивановичем было интересно, он не был похож на тех политработников, с которыми я раньше был знаком, и которых никогда не уважал. Он вызывал уважение.
Я вспомнил и рассказал ему один случай, который случился у нас в дивизии. Был у нас начальник передающего центра, очень толковый офицер капитан Б. Не допросившись материалов на ремонт казармы, он где-то их достал и отремонтировал казарму самостоятельно. В партком дивизии тут же поступила анонимка, что он разбазаривает государственное имущество, за приобретенные материалы для ремонта казармы рассчитался кроликами с подсобного хозяйства передающего центра.
– Анонимки мы конечно не должны рассматривать, – сказал начальник политотдела – но здесь особый случай. Вызываем на партийную комиссию.
Сказано – сделано, и капитан предстал перед парт комиссией.
– Вы заплатили кроликами за материалы? – спросили его.
– Нет, я только обещал заплатить, осенью, когда они подрастут.
– Значит заплатите, не принадлежащими вам кроликами, украв их у ваших солдат.
–Я не буду платить кроликами, поскольку на передающем центре их нет, и никогда не было.
– А как же вы собирались рассчитываться?
– Я скажу, что кролики содержались в яме, прорыли нору, и все разбежались.
– Так вы еще и мошенник!
В связи с тяжестью проступка объявили строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку, и отпустили. По лицу капитана было видно, что у него в мозгу крутится какая-то навязчивая мысль, то ли он не согласен с таким решением, то ли чего-то не понимает. Уже в дверях капитан обернулся и неожиданно спросил: "Скажите пожалуйста, а это ничего, что я беспартийный?"
Трехдневное лечение уколами мне не помогло, камень не вышел, боли не уменьшились. Мне дали отдых до понедельника, сказали, что будут думать, как лечить меня дальше. А у Николая Ивановича созрел грандиозный план, на выходные съездить к сыну и повидаться и с сыном, и с внуком, но сын быстро остудил его пыл.