Уже потом я сам прочитал текст полученной радиограммы – приказ Верховного:
«Войска 2-го Белорусского фронта, перейдя в наступление 14 января на двух плацдармах на западном берегу реки Нарев, севернее Варшавы, при поддержке массированных ударов артиллерии, прорвали сильную, глубоко эшелонированную оборону противника.
За четыре дня боев, преодолевая упорное сопротивление немцев, войска фронта, наступавшие на двух плацдармах, соединились и продвинулись вперед до 40 километров, расширив прорыв до 100 километров по фронту…»
В приказе был помещен большой список военачальников, командиров частей и соединений, участвовавших в прорыве обороны врага. Приказ завершался сообщением о том, что сегодня, 17 января, в 21 час, Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Белорусского фронта двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий… В тот же день, двумя часами раньше, столица салютовала героизму наших соседей – войскам маршала Жукова, овладевшим Варшавой. Радости не было предела. Приказ Сталина, сознание того, что сейчас над Москвой гремят орудийные залпы в нашу честь, известие о взятии Варшавы – все это имело громадное моральное значение, звало на новые подвиги.
Всего в ходе Восточнопрусской операции Родина еще трижды салютовала танкистам генерала Попова. Довести приказы Верховного до каждого воина, сразу же сообщить о них считалось самой важной и почетной задачей наших надежных помощников – агитаторов. По рации, в листовках-молниях, в коротких личных беседах сообщали они о высокой оценке наших успехов. Эффективность их оперативной работы переоценить невозможно. Агитаторы всегда находились в гуще боя. В напряженных, немыслимых порой условиях они успевали выпустить листовку, передать ее по цепочке. Ни один подвиг, ни один героический поступок не оставался незамеченным.
Помнится, в бою, когда танк «проутюжил» немецкий опорный пункт, невесть откуда взявшийся фриц с фаустпатроном попытался выстрелить ему вслед. Но гвардии старшина Мавлютов, из танкового десанта, сразил врага из автомата. Тридцатьчетверка шла вперед, и этого, быть может, никто бы и не заметил, если бы не гвардии старшина Пинчук. Как только выдалась свободная минута, он написал листок-«молнию», где после короткого рассказа следовал призыв: «Действуй смело и решительно, как старшина Мавлютов!» Через час о том знало все подразделение.
Гвардии старшина Пинчук был у нас одним из лучших агитаторов.
Н.А. Колосов. 1956 г.
На параде в Куйбышеве. Начальник Политуправления Приволжского военного округа. 1955 г.
Член Военного Совета 3-й гвардейской танковой армии. Группа Советских войск в Германии. 1951 г.
На параде в Днепропетровске. 1957 г.
Член Военного Совета Гвардейского танкового объединения. Днепропетровск. 1957 г.
На стройке здания музея
Новое назначение – директор музея-панорамы «Бородинская битва»
Установка орудий 1812 г.
Коллектив сотрудников перед открытием музея. 1962 г.
Визит почетных гостей маршалов К.Е. Ворошилова и С.М. Буденного. 1962 г.
Экскурсия для маршала Г.К. Жукова с женой и дочерью
Гость музея – Рауль Кастро, младший брат и соратник лидера Кубы Фиделя Кастро. 1962 г.
Посещение музея премьер-министром Финляндии Ахти Карьялайненом в сопровождении министра культуры Е.А. Фурцевой. 1962 г.
Маршал Гречко. 1963 г.
Иоганнес Дикман, председатель Народной палаты ГДР. 1962 г.
Правительственная делегация Болгарии. 1963 г.
500-тысячный посетитель музея-панорамы. 1963 г.
Обсуждение рабочих моментов с министром культуры Е.А. Фурцевой
Визит Вальтера Ульбрихта, Первого секретаря ЦК Социалистической единой партии Германии, Председателя Государственного совета ГДР. 1964 г.
С потомками героев войны 1812 г. Праправнучка М.И. Кутузова Наталия Михайловна Хитрово
Гость музея – Долорес Ибаррури, видный деятель Коммунистической партии Испании. 1965 г.
Директор и сотрудники музея
Режиссер Сергей Бондарчук – гость музея
На боевом посту в рабочем кабинете
Сыновья Артур и Александр, супруга Евгения с дочерью Наташей. 1959 г.
Николай Андреевич с супругой. 1985 г.
Ветераны танкового корпуса
Торжественная линейка в музее: октябрят принимают в пионеры. 1975 г.
Генерал-майор Колосов. 1986 г.
Работе с агитаторами, активом мы уделяли особое внимание. В какое подразделение ни приехал бы политотделец, он обязательно находил время с ними побеседовать. Иногда – минуты три-четыре, не больше. Не до обширных бесед было. Расскажешь вкратце о главных событиях в масштабе корпуса, фронта, что у соседей, спросишь, что в подразделении произошло, посоветуешь, о чем в боевом листке написать. Это и не инструктаж даже был – скорее, беседа по душам…
Были в ходу и другие формы агитационной, политико-массовой работы. Например, в роте, где комсоргом был гвардии старший лейтенант Струев, вошла в практику отправка писем на родину героев. А в каком-то подразделении умудрились даже отправлять фотографии в семьи отличившихся бойцов…
Многое делала редакция газеты «В решающий бой». Оперативность и содержательность ее выпусков отмечало политуправление фронта. В газете сообщалось о подвигах, о том, что происходило значительного в частях корпуса, обобщался опыт лучших. Успех газеты объяснялся тем, что журналисты почти все время находились в первом эшелоне, сотрудничали с военкоровским активом. В ее типографии мы печатали благодарственные письма – именные грамоты с текстом благодарности Верховного, которые вручали воинам после объявления приказа Сталина. Контролировали, чтобы такое письмо, подписанное командиром корпуса, получил каждый боец, командир. У меня самого до сих пор хранятся такие письма…
Наступление продолжалось. 18 января в бой были введены части второго эшелона: 60-я танковая бригада и 1070-й легкий артполк. Произведя перегруппировку сил, корпус наступал тремя колоннами. Немцы откатывались в панике. За день было пройдено 25 километров, взято свыше 50 населенных пунктов.
На следующий день мы вышли на границу Восточной Пруссии, и в 17 часов 30 минут корпус, первым из войск фронта, ее пересек. Маршал Рокоссовский прислал нам поздравительную телеграмму.
Теперь мы шли по земле врага, по проклятой «неметчине». Вдоль дорог, заваленных разбитой и искореженной техникой, я видел непривычные желтые дорожные указатели с незнакомыми названиями: «Найденбург», «Дейч-Эйлау», «Остероде». Мы двигались вперед, с ходу овладевая опорными пунктами, городами и деревнями. Враг подчас откатывался столь стремительно, что был даже не в состоянии использовать громадные бетонные доты на бывшей прусско-польской границе – так, пограничный город Лауенбург не оказал никакого сопротивления.
19 января Верховный благодарил танкистов генерала Попова за взятие городов Млава, Зольдау (Дзядлово) и Плоньск. В 22 часа в нашу честь гремел над Москвой салют.
Еще через три дня – 22 января – столица салютовала нам за овладение узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами – Остероде и Дейч-Эйлау. Шел седьмой день непрерывных боев…
Нелегко далась победа в боях за Дейч-Эйлау. На подступах к нему враг организовал сплошную оборону, любой ценой пытаясь удержать этот важный железнодорожный узел. Все же танки 58-й и 59-й бригад, 52-го гвардейского тяжелого танкового полка, взаимодействуя с артиллерией и самоходчиками, ворвались в город с двух направлений, уничтожили и подавили все очаги сопротивления и продолжили наступление на север.
Сопротивляющихся уничтожали без всякой жалости. В то же время каждый советский воин помнил выступление Верховного о том, что мы ликвидируем фашизм, но не германский народ, который будет существовать вечно. К народу этому мы относились с искренним уважением.
Серьезное сопротивление пытались оказать нам гитлеровцы на подступах к Любаве, опорному пункту, на который они возлагали немалые надежды. Но тщетно. Под покровом ночи мы перешли в наступление. Действовавший впереди батальон автоматчиков гвардии майора Рыбальченко, поддержанный танками, нанес врагу существенный урон. В бою широко использовались подвижные огневые средства – в частности, бронетранспортеры, оснащенные счетверенными пулеметами. Мотострелки маневрировали, быстро осуществляли перегруппировку сил, атаковали с разных сторон. В итоге два полка свежей немецкой пехотной дивизии были уничтожены полностью.
На том этапе основные бои вели передовые отряды. Они осуществляли преследование деморализованного противника, не давали ему остановиться, закрепиться. Сохраняя главные силы для решительных сражений, генерал Попов вводил их в бой в исключительных случаях.
На очередную ночевку, поздно вечером, мы остановились в деревне Кинвальде. Только я собрался укладываться, как пришел кто-то из командиров подразделений, доложил:
– Товарищ полковник, посмотрите, что мы здесь нашли! – и протянул пачку фотографий.
На снимках – офицер в черной эсэсовской форме на фоне руин. Это были наши города – Киев, Одесса, Ростов… Я почувствовал, как ком встал в горле… Распорядился показать эти снимки всем, кто был в Кинвальде. Пусть знают, видят, пусть врагу не будет пощады!
Можно ли забыть ту радость, с которой встречали нас советские люди, освобожденные из фашистского рабства? Они шли по всем дорогам, на них больно было смотреть – изможденные, почти что бесплотные, в лохмотьях, избитые. Еще вчера им грозила смерть от руки гитлеровских палачей, а сегодня стремительное движение наших танков принесло им свободу. Теперь они шли домой…
Но еще многие тысячи советских людей ждали своих освободителей. Об этом мы постоянно говорили бойцам, просили выступать перед ними тех, кто побывал в гитлеровской неволе. Это была лучшая агитация – священная ненависть вела гвардейцев в бой, вела на подвиги.
В период наступления наши части несли ощутимые потери. К тому же были и отставшие, поврежденные машины. Требовалась передышка. На девятый день наступления бригадам был предоставлен короткий отдых. Можно было оглянуться назад, подвести некоторые итоги, чем и занялись офицеры политотдела.