Наконец служба кончилась. Мы перешли в другую гостиную и в течение полутора часов беспрестанно получали поздравления от придворных. После этого тетя увела меня в одну из комнат отдохнуть перед банкетом. Я освободилась от мантии и короны, и мне несколько полегчало. Был подан чай. Пока мы с тетей писали ответы на телеграммы с поздравлениями, я положила уставшие ноги на кресло. Жесткие складки платья все еще мешали мне, на мне остались диадема и кружевная фата.
В семь часов вечера я и принц сидели рядом во главе огромного стола в форме подковы.
Слева от меня сидел император. Императрица сидела справа от принца. Внутренняя сторона стола оставалась свободной, так что все гости могли нас видеть. Банкет обслуживали воспитанники Пажеского корпуса. При каждом тосте, сопровождаемом орудийными залпами, камергеры разносили шампанское в высоких бокалах на золотых блюдах. Позади каждого высокопоставленного гостя находились пажи и сановники, выделенные для их личного обслуживания.
Серьги так оттягивали мне уши, что посередине банкета я их сняла и, весьма позабавив императора, повесила на край стоящего передо мной бокала с водой. Салфетка то и дело сползала по гладкому платью и падала на пол. Стоявшему за моим стулом пажу приходилось много раз лазать под стол, чтобы ее поднять. Это меня развеселило, ко мне вернулось хорошее настроение, и за едой мы с императором весело переговаривались.
В конце банкета мы вернулись в гостиную и уселись, ожидая завершения приготовлений к торжественному приему, которым заканчивалась программа этого дня.
Когда все гости прибыли и были размещены, обер–гофмейстер явился и возвестил о том. Мы вошли в огромный бальный зал, устланный по этому случаю красными коврами.
А затем начался церемониал, который не менялся со времен Екатерины Великой. Под медленные звуки старого полонеза монархи, принцы и принцессы, члены императорской фамилии разделились на пары. Каждая пара делала три тура по залу, и при каждом новом круге менялись партнеры. Они держались за руки, как в балете, и всякий раз, когда пара расходилась или же начинался новый круг, дамы приседали, а мужчины кланялись. При дворе столь строго соблюдали традицию, что на одном конце бального зала стоял карточный стол с зажженными свечами и колодами карт. Это в память императрицы Екатерины, которая во время церемонии играла в карты с самыми знаменитыми гостями.
Первый круг я танцевала с императором, второй — с эрцгерцогом Гессенским, а третий — с наследным принцем Румынии, который позже стал королем Фердинандом. Наш проход сопровождался волной поклонов тесных рядов гостей. Перед императором я делала особо глубокий реверанс, что было настоящим испытанием из за негнущегося серебряного платья и необходимости удержать в надлежащем положении диадему и фату.
Когда закончился прием, мы сели в карету, запряженную четверкой лошадей, император вез нас к себе во дворец. Было уже темно, заполнившие улицы толпы ничего не могли видеть внутри карет. На пороге Александровского дворца императрица в сопровождении шведского короля встретила нас по русскому обычаю хлебом–солью на большом серебряном блюде. На императрице была большая диадема из жемчуга и бриллиантов, а ее парадное платье из белого муара украшало золотое шитье. Мы приняли блюдо из ее рук. Так закончилась церемония моей свадьбы.
Я вошла в комнату, где только сегодня утром царила оживленная суматоха. Теперь тут было пусто и тихо. Гувернантка помогла мне раздеться. Она снимала драгоценности, фату, помпезный наряд. У меня болела голова, а от тяжелого свадебного платья на плечах остались глубокие покрасневшие вмятины.
Я надела костюм жемчужно–серого цвета и маленькую шапочку, украшенную гиацинтами, со светло–вишневым бархатным бантом на боку. Принц ждал меня в соседней комнате.
Мадемуазель Элен одевала меня молча, то был тяжелый момент для нас обеих. Мы расставались после двенадцати лет, на протяжении которых делили горе и радости. Все наши разногласия давно забылись, то была часть моего детства, дорогие сердцу воспоминания, хорошие и плохие, все они остались в прошлом.
Я высвободилась из ее объятий и пошла к принцу. Вместе мы направились проститься с царской четой. Императрица, всегда по–матерински добрая, была особенно нежна со мной в тот вечер. Она надела мне на палец красивое кольцо с сапфирами, ее подарок на прощание.
Мы поехали на станцию, а оттуда — в Петербург. Здесь нам предстояло прожить несколько дней в бывшем дворце моего дяди. В сопровождении русского и шведского почетных эскортов мы приехали во дворец поздно вечером. Тетя ждала нас и встретила снова хлебом–солью. Она провела с нами поздний ужин. Потом все разошлись, и мы остались одни.
На следующее утро шаферы, которые все были нашими дядями или кузенами, приехали во главе с моим братом, преподнесли букет и остались на завтрак. Днем мы делали визиты, а вечером вернулись в Царское Село на гала–концерт, даваемый московскими артистами. В один из дней мы были в Зимнем дворце на церемонии, называемой «Большой дипломатический круг». Хотя дело происходило утром, все были в парадных платьях и диадемах. На мне был шлейф из небесно–голубого бархата, расшитый золотом, и комплект украшений из бирюзы, который достался мне от матери.
Сначала мы принимали послов. Они входили к нам поочередно. Первым был посол Турции, являвшийся тогда дуайеном дипломатического корпуса. Все говорили одно и то же: несколько слов поздравления, немного комплиментов, поклоны и слова благодарности.
Приняв послов, мы перешли в следующий зал, где вдоль стен стояли группами главы дипломатических миссий со своими секретарями и сотрудниками посольств. Слева от меня, в линию стояли жены послов, потом посланников и советников посольств. Поскольку я не бывала в обществе, то почти никого не знала и испытывала некоторую робость при виде огромного зала, заполненного иностранцами, их устремленных на нас взглядов, следивших за каждым нашим движением.
Я начала с женщин. Принц, оставив меня, двинулся в другую сторону. После того как я поговорила со всеми дамами, я перешла к мужчинам, останавливаясь у каждой группы. Следовало представление, я протягивала руку для поцелуя, говорила несколько слов и продолжала путь. За мной следовал паж, который нес мой шлейф, и почетный эскорт. Потом мы с принцем на протяжении более двух часов стояли рядом, пока перед нами проходили горожане, которые были допущены ко двору. Все, и мужчины и женщины, целовали мне руку.
Мы провели в Петербурге восемь дней в вихре обедов, званых вечеров, приемов, нанося визиты и давая аудиенции. Все это было незнакомо мне и даже казалось забавным.
Наступил день нашего отъезда; мою грусть смягчало то, что часть пути отец проделает с нами, что в некотором смысле я уже попрощалась с Россией, когда покидала Москву, и что после свадебного путешествия я встречусь с Дмитрием в Париже. И все же, когда я увидела его на перроне стоящим позади всех с тетей и подумала, как тоскливо ему будет возвращаться в опустевшие апартаменты, сердце мое болезненно сжалось.
Отныне жизнь разделила нас, каждый будет следовать своим путем, бороться поодиночке. Печали и радости нашего одинокого детства очень привязали нас друг к другу, нежность и любовь соединили на всю жизнь. Но волевым решением тетя развела нас в разные стороны. Мне предназначено строить свою жизнь одной, в новом и неизвестном мире.
Мне было дано все, но я чувствовала себя беспомощной. Меня всегда оберегали, опекали, наставляли, я не обладала собственной инициативой, не была готова к самостоятельному поведению. Буржуазные идеи бытовали и при дворах монархов, где тоже выступали за сглаживание различий. Нивелирование применялось здесь задолго до возникновения идеи всеобщей уравнительности; принцесса, которая выделялась умом или стремлением делать что нибудь выходящее за привычные занятия благотворительностью, вызывала зависть себе равных, и тут нет ни критицизма, ни иронии. Предпочтение отдавалось посредственности, так было надежней и безопасней, и это верно не только для России, но свойственно королевским кругам повсюду.
Переезжая из одной страны в другую, я не меняла своей среды. На смену моей тете придут другие тети, вместо гувернантки будет фрейлина. Я не видела столь желаемой существенной перемены, и это в высшей степени тяготило. Мне была неведома простая искренняя дружба, я так мало знала о том, что теперь покидаю, — о России, ее жизни, ее величии, ее обширных пространствах, ее бесконечно разнообразных красотах.
За исключением брата я ничего не оставляла позади себя, ни семьи, ни дома, ни привязанностей. Но несмотря на печальные воспоминания о детстве, несмотря на пустую, бесцельную жизнь, которую я вела, несмотря на отсутствие глубоких связей с родиной, я почему то испытывала преданность и любовь к своей громадной, таинственной стране. Не зная ее, я понимала ее инстинктивно, я чувствовала ее недостатки, ее безграничные возможности, ее безрассудство и ее мудрость и в душе на протяжении всей своей жизни продолжала считать себя русской.
ЧАСТЬ ВТОРАЯПРОБУЖДЕНИЕ
Швеция
Наше свадебное путешествие началось с визита к королеве Швеции, матери мужа, которая по состоянию здоровья не могла присутствовать на нашей свадьбе. Урожденная принцесса Баденская, она жила тогда в Германии в Карлсруэ вместе со своей матерью, эрцгерцогиней Луизой.
В Карлсруэ нас ожидал официальный прием. Мне нужно было выйти из поезда в парадном виде, с украшениями, и можно представить, сколь сложно одеться так в условиях обычного купе первого класса. В Карлсруэ двор пребывал в трауре по случаю кончины деда моего мужа. Все принцессы и фрейлины были в черных одеждах и вуалях, а на любимом кресле покойного эрцгерцога лежал траурный венок.
Эрцгерцогиня Луиза, дочь императора Вильгельма I, являлась одной из последних представительниц ныне исчезнувшего поколения принцесс. Это была старая дама, в которой строгие принципы и железная воля сочетались с живым умом и необычайно широким кругом интересов. Несмотря на мои юные годы, она всегда уважительно ко мне относилась, что поражало меня. Часов в восемь утра, когда она обычно вставала, она посылала ко мне свою первую статс–даму, чтобы поинтересоваться, как я спала, я постоянно чувствовала ее заботу. Часто она приходила в наши апартаменты, когда