– Да, их надо развести.
Через два дня Запорожец был отозван в Москву.
Напряженная обстановка, ожидание ожесточенных боев вызвали законное беспокойство у некоторых товарищей. Из хороших побуждений – уберечь от лишнего риска людей, и без того много испытавших и только недавно вырванных из фашистской неволи, – они предлагали заранее эвакуировать население с территории Курской дуги. Мы с этим никак не могли согласиться. Эвакуация населения неизбежно отразилась бы на настроении войск. Солдаты строили укрепления, готовились любой ценой отстоять завоеванное. Делалось все для того, чтобы ни у кого и мысли не возникло о возможности отхода. Командный пункт, управление, штаб и тылы фронта располагались в центре Курской дуги. Мы принимали меры, чтобы все запасы, необходимые для ведения длительного боя, тоже были сосредоточены здесь. И если бы даже противнику удалось отрезать нас, мы смогли бы удержать Курский выступ. Население верило в наши силы и не думало об эвакуации. Ставка тоже поддержала нас. К чести курских товарищей, они сразу поняли, что мы правы. Мысль об эвакуации больше не возникала.
Много позже меня спрашивали: почему мы были так уверены, что отобьем врага?
Эта уверенность имела прочную основу. Выросли, обрели опыт наши командиры. Солдаты научились драться и побеждать. Страна все в больших масштабах обеспечивала нас новейшей техникой и оружием. Произошли важные перемены в организационной структуре войск. Появились крупные артиллерийские соединения – дивизии и корпуса – резервы Верховного Главнокомандования, что позволяло сосредоточивать большие массы артиллерии на нужных направлениях (этому способствовал и перевод орудий на механическую тягу). Сильнее стала наша авиация, оснащенная самыми современными по тем временам самолетами. Нет, теперь никакая вражеская сила не могла сломить нас!
Очень многое сделали для нас партизаны Брянщины и Белоруссии. С некоторыми их командирами мы были знакомы лично. Не забылись наши встречи летом 1942 года на КП Брянского фронта в районе Ефремова. После Московской конференции руководители партизанских отрядов и соединений собрались у нас, чтобы вместе с командованием фронта обсудить вопросы совместной работы. Здесь они познакомились с новыми образцами оружия, изготовленного специально для партизан. Среди этих товарищей были В. И. Козлов, С. А. Ковпак, А. Н. Сабуров и другие. Всех мы удачно перебросили через линию фронта в их партизанские районы. В те дни еще более окрепла наша дружба. Она помогала нам организовать взаимодействие между войсками и народными мстителями. С партизанскими штабами мы поддерживали постоянную связь. Оттуда к нам поступали сведения о передвижениях войск противника. Наблюдения нашей воздушной разведки перепроверялись и дополнялись партизанами. По их целеуказаниям авиация бомбила важные вражеские объекты. Со своей стороны мы по мере сил помогали народным мстителям: снабжали оружием, боеприпасами, медикаментами, вывозили раненых на Большую землю.
В штабе фронта в результате неослабного наблюдения за противником были собраны исчерпывающие сведения о том, что он сосредоточивает свои силы в районе Орловского выступа. А из штаба Воронежского фронта сообщали, что немецкие войска подтягиваются и в Харьковско-Белгородский район. На основании этих данных можно было сделать вывод, что наши предположения верны: противник готовит наступательную операцию именно против Курского выступа и собирается нанести удары с двух направлений – орловского и белгородского.
В мае и июне сильно активизировалась немецкая авиация. Она совершала налеты на железнодорожные узлы, станции, мосты, стремилась помешать нам подвозить к фронту войска, технику, боеприпасы и горючее. По удаленным от фронта объектам эти удары наносились в ночное время группами по 20–25 самолетов. Днем ударам подвергались прифронтовые и фронтовые объекты. Здесь действовали небольшие группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей, а иногда и одиночные самолеты.
Для борьбы с авиацией противника была привлечена вся 16-я воздушная армия генерала Руденко, успевшая перебазироваться под Курск, части авиации ПВО страны, фронтовая и армейская зенитная артиллерия. Завязалась настоящая борьба за господство в воздухе.
Противник упорно старался нарушить наши перевозки. Это еще более осложняло и без того трудные задачи тыла фронта. Начальник тыла генерал-майор Н. А. Антипенко – умелый организатор, человек исключительной энергии – и его отлично слаженный аппарат сумели справиться со всеми трудностями. Чтобы ускорить перевозки, использовались все средства. Прокладывались новые пути. На полуразрушенных железнодорожных ветках, где нельзя было использовать паровозы, вагоны двигались на конной тяге. Днем и ночью по дорогам шли автомашины, тянулись повозки. Исключительный героизм проявляли железнодорожники Курского узла, под разрывами бомб устранявшие разрушения, причиненные вражеской авиацией. Большую помощь в ликвидации последствий бомбежек, в прокладке обводных путей и в работах оборонного характера оказывали жители Курска.
Курские рабочие своими силами создали мастерские по ремонту танков, автомашин, артиллерийского оружия. Тысячи местных жителей влились в наши войска. И все-таки людей не хватало. Снова сокращаем обслуживающий персонал тыловых частей. Люди приходят и из госпиталей и медсанбатов – раненые, едва окрепнув, спешат в свои подразделения.
К лету нам удалось довести численность стрелковых дивизий до 4,5–5 тысяч человек. И лишь отдельные дивизии – их было не более четырех – насчитывали до 6–7 тысяч.
Вторая половина июня ознаменовалась особенно сильными воздушными боями. Бывали дни, когда в воздухе с обеих сторон участвовало одновременно свыше сотни самолетов, и все это происходило на сравнительно небольшом участке неба. С нашего командного пункта мы имели возможность наблюдать волнующую картину воздушных схваток.
Заметили мы, что вражеские самолеты-разведчики стали часто появляться и над селом, где располагался наш КП. Жили мы в крестьянских домах. Поэтому на всякий случай возле каждой избы были вырыты щели для укрытия от осколков и пуль. То, что не позаботились о блиндажах, было, конечно, нашим большим упущением. Дом, в котором я остановился, стоял против ворот, ведущих в монастырский парк. Неподалеку возвышались два больших тополя. Одним словом, дом был очень приметен. Но обратили мы внимание на это лишь тогда, когда зачастили немецкие самолеты. Решили сменить место КП, да все некогда было.
Обычно поздно вечером я просматривал шифровки, а затем шел ужинать в столовую Военного совета, помещавшуюся в соседнем доме. Но однажды я почему-то не стал ожидать у себя шифровальщика, а, позвонив ему, попросил, чтобы он принес шифровки в столовую. Вскоре туда же пришли Казаков, Малинин, Телегин и еще некоторые работники штаба. Ровно в 23 часа шифровальщик принес депеши. В это же время пролетел немецкий самолет, сбросил осветительные бомбы, а затем послышался шум еще одного самолета и свист сброшенных им бомб. Я успел лишь подать команду «Ложись». Все легли на пол, и тут же прогремел оглушительный взрыв… Комната наполнилась пылью от осыпавшейся штукатурки. Со звоном разлетелись стекла. Вслед за этим взрывом последовал второй, но уже дальше. Из нас никто не пострадал. Однако от дома, где я жил, ничего не осталось – он был снесен второй бомбой. Спас меня просто случай, а возможно, интуиция. На войне всякое бывает.
Все же не обошлось без жертв. Осколком бомбы был убит часовой, находившийся невдалеке от моего дома, и ранены второй часовой и младший адъютант, успевшие спрыгнуть в щель.
Пришел генерал Г. Н. Орел. Растерянно разводя руками, сказал: «Ну и дела!» Оказывается, увидев повешенные фашистским летчиком «люстры», он спрятался в щель, а потом не выдержал и снова вернулся к себе в дом. Именно в это время раздался взрыв бомбы. Она угодила точнехонько в щель, в которой только что сидел генерал. Да, на войне многое зависит от случая.
– И как вы догадались уйти из щели? – спросил кто-то.
Григорий Николаевич засмеялся:
– Знаете, уж очень там тесно и холодно было, как будто в могилу попал и тебя сейчас зароют. Плюнул я и вылез: если уж погибать, так лучше дома, в тепле…
Смех смехом, а рисковать больше мы не имели права. Усложнившаяся обстановка не давала возможности перенести КП. Решили здесь зарыться в землю. Заботами начштаба фронта Малинина и начальника инженерной службы Прошлякова в парке бывшего монастыря были быстро оборудованы хорошие блиндажи, куда мы и перешли.
А тучи все сгущались. В конце июня стали поступать данные о крупных передвижениях немецких бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений. Они подтягивались к переднему краю. Артиллерийская и воздушная разведки засекали все новые артиллерийские позиции, скопления вражеских танков в балках и рощах вблизи переднего края.
2 июля Ставка предупредила: противник вот-вот перейдет в наступление. Это было уже третье предупреждение. Первое мы получили 2 мая, второе – 20 мая.
В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.
До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.
Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне. Благодаря этому я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.
В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла.
Наша артиллерия открыла огонь в полосе 13-й и частично 48-й армий, где ожидался главный удар, как оказалось, всего за десять минут до начала артподготовки, намеченной противником.