Энн все еще сидела там, где мы расстались. Она помахала мне рукой, я ответил тем же и уселся в кресло-качалку. Так мы и сидели друг против друга, обмениваясь взглядами через изгородь.
— Зачем ты полез ко мне в стол?
— Не знаю. Был там, вот и все.
— Я не имею ничего против. Мне просто интересно.
— Ты умер, и тебя больше ничего не должно волновать. У мертвых нет ничего своего.
— Я не умер. Мне казалось, ты начинаешь это понимать.
— Все это дерьмо. Мертвец есть мертвец.
— Мертвец? Неправда. Ты ведь жив.
— Да, но ты-то умер.
— Почему ты переключил телевизор на «Звездную гонку»? Тебе стало страшно на меня смотреть?
— «Звездная гонка» лучше.
— А почему ты тут сидишь? Я думал, ты уйдешь.
— Я еще не решил.
— Так решишь.
— Почему ты так уверен?
— Видишь вон ту девушку? Я с ней еще не закончил.
— Я вижу, ты не изменился.
— А зачем? Ты ведь жив.
Банка была пуста. Поднявшись с кресла, я бросил ее в пластиковый пакет для мусора, лежавший рядом с кухонной дверью, и вернулся в дом. Энн продолжала сидеть в кресле и смотрела на меня сквозь сигаретный дым, клубившийся вокруг ее лица. Казалось, она окаменела. Потом она кивнула, медленно встала и скрылась за стеклянной дверью. Щелкнула задвижка. Этот звук как бы повис в воздухе, и я перестал слышать его только когда закрыл за собой дверь. Поднявшись к себе, я бросился на кровать и почти сразу заснул.
Меня разбудил шум голосов, доносившийся снизу. Я открыл глаза и посмотрел в потолок, прислушиваясь к разговору. Все это мне было уже знакомо и странным образом успокаивало. Моя комната находилась над кабинетом отца, поэтому я часто засыпал под эти приглушенные звуки.
Несмотря на знакомую ситуацию, чего-то не хватало. Я быстро понял, чего именно — голоса отца. Раньше мне как-то удавалось выделять его из общей массы звуков.
Встав с постели, я спустился вниз, открыл дверь кабинета и заглянул внутрь. В комнате сразу стало тихо.
За письменным столом сидел Ди-Джей. Мозес стоял за его спиной, как раньше стоял за спиной отца. Справа от Ди-Джея был Джек, а напротив них, спиной ко мне, сидели еще трое. Они обернулись и молча посмотрели на меня. Я их не знал.
— Это мой брат, Джонатан, — произнес Ди-Джей. Мне показалось, что он скорее хотел объяснить, кто я, нежели представить меня. Незнакомцы кивнули, не сводя с меня глаз. — Я не знал, что ты дома.
— Я только что пришел, — ответил я, стоя в дверях. — А мать где?
— Врач дал ей лекарство и велел полежать в постели. У нее сегодня был тяжелый день. Мы зашли, — продолжал Ди-Джей, — чтобы кое-что уточнить до моего возвращения. В восемь я улетаю, а завтра утром будет заседание Национального комитета.
— Улаживаете дела? — Я шагнул в комнату.
— Что ты имеешь в виду?
— Делите наследство. — Я подошел к столу, на котором были разбросаны бумаги из ящиков. Револьвера не было. Интересно, нашли они его или нет?
— Мы не прекращаем работу потому, что… — начал объяснять Дэн.
Я прервал его:
— Король умер — да здравствует король!
Ди-Джей покраснел. Тогда заговорил Мозес.
— Джонатан, — мягко сказал он. — У нас действительно очень много работы.
В его глазах читалось странное напряжение, даже неуверенность, чего я раньше в нем никогда не замечал. Я перевел глаза на остальных и вдруг понял, почему они так нервничают. Фундамент дома развалился, они боялись, что здание может рухнуть в любой момент. Мне стало жалко их. Отец не мог больше ничего сделать, поэтому они должны были действовать на свой страх и риск.
— Не стану вам мешать. Все будет хорошо. Желаю удачи, — и я протянул брату руку.
Он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Затем пожал мне руку, и на его глазах показались слезы. — Спасибо, Джонатан, — сказал он хрипло и, прищурившись, повторил — Спасибо.
— Ты справишься, — сказал я.
— Надеюсь, — ответил Ди-Джей. — Но это будет нелегко. Все уже не так, как прежде.
— Все меняется. — Я вышел, закрыл за собой дверь и на мгновение прильнул к ней ухом, пытаясь услышать голос отца. Напрасно.
Ди-Джей любил его. Я нет. Почему? Почему наше отношение к отцу было таким разным? Мы же оба его сыновья! Что разглядел в отце Ди-Джей, чего не сумел разглядеть я?
Я вышел в коридор и направился в кухню. Мэми уже возилась со своими кастрюлями и сковородками, тихо разговаривая сама с собой.
— Во сколько будем ужинать?
— Не знаю, — ответила она. — Я вообще не понимаю, что происходит в этом доме. Твой брат отказался от ужина, а твоя мать заперлась у себя в комнате и рыдает.
— Я думал, врач дал ей снотворное.
— Может, и так, но я точно знаю, что оно не подействовало. — Мэми достала из кастрюли дымящийся половник и поднесла мне ко рту. — На, попробуй, но сначала подуй.
Это была неплохо приготовленная тушеная говядина.
— Добавь соли, — сказал я.
— Этого следовало ожидать, — засмеялась она. — Ты прямо как твой отец. Он тоже всегда так говорил.
— Он тебе нравится?
Мэми положила половник в мойку и повернулась ко мне.
— Самый глупый вопрос, который мне когда-либо задавали, Джонатан. — Я восхищалась твоим отцом. Он был самым великим человеком всех времен и народов.
— Почему ты так говоришь?
— Потому, что это правда, вот почему. Спроси кого хочешь из прислуги, и все тебе скажут то же самое. Он начал видеть в черномазых людей задолго до того, как их стали называть черными. — Она повернулась к плите и, сняв с одной из кастрюль крышку, заглянула внутрь. — Значит, добавить соли?
— Да, — я вышел из кухни и, поднявшись наверх, остановился перед дверь, спальни матери.
Мэми ошибалась.
В комнате было тихо.
Я ужинал в одиночестве, когда на пороге кухни появился Джек Хейни.
— Выпью с тобой чашечку кофе, — сказал он, придвигая стул.
— Хочешь тушеного мяса? Здесь его на целую армию хватит.
— Нет, спасибо, — ответил он, наблюдая, как Мэми ставит перед ним чашку кофе. — Мы спешим на самолет.
— Вы летите в Вашингтон?
Джек кивнул.
— Дэн хочет, чтобы я вместе с ним присутствовал на заседании Исполнительного комитета. Могут возникнуть некоторые юридические вопросы.
Не Ди-Джей и даже не Дэниэл Младший, а именно Дэн. С каких это пор?
— Какие-то трудности? — спросил я.
— Вряд ли. Твой отец очень хорошо все устроил.
— Почему же Ди-Джей так нервничает?
— Очень много стариков, они могут не захотеть, чтобы ими командовал молодой человек.
— Почему не захотят? Им же это заранее было известно.
— Да. Но пока твой отец был жив, они боялись открыто выступить против него. Сейчас все изменилось. Они не понимают, что впервые приходит человек, полностью готовый к работе, которого не надо учить, и что не имеет значения, работал ли он когда-нибудь в профсоюзах, организовывал ли выступления, стоял ли в пикетах. Руководство профсоюзом больше напоминает руководство крупной фирмой. Нужны подготовленные люди. Вот почему компании так расхватывают лучших выпускников колледжей и университетов. Твой отец всегда считал, что и мы должны делать то же самое. Поэтому-то он и заставил Дэна пройти через все возможные школы.
Я понимал, что имел в виду Джек. Таким же отец хотел сделать и меня. Курс права в Гарварде, затем школа бизнеса. Только одно ему не удалось предусмотреть: я не хотел, чтобы кто-то заставлял меня через что-то проходить. Куском хлеба я вытер с тарелки подливу.
Мэми подошла ко мне.
— Еще?
Я отрицательно покачал головой.
— Соли достаточно?
— Вполне.
Она засмеялась и поставила передо мной чашку кофе.
— Точь в точь, как отец. — Сначала говорит, что недостаточно соли, а потом хвалит, хотя я ничего не добавляла.
Я посмотрел на Джека.
— Так что все-таки должно произойти завтра?
— Исполнительный комитет должен назначить Дэна исполняющим обязанности президента. До следующих выборов. Выборы будут весной, то есть, через девять месяцев. К этому времени мы надеемся полностью овладеть положением.
Что ж, если это задумал отец, значит, так и будет. Планы отца всегда сбывались.
Допив кофе, Джек встал из за стола.
— Ты не мог бы объяснить матери, зачем я улетел, и сказать, что я позвоню завтра утром?
— Нет проблем.
— Спасибо.
Через несколько минут снаружи хлопнула дверца машины. Подойдя к окну, я посмотрел во двор. От нашего дома отъезжал огромный черный «кадиллак». Проводив машину взглядом, я снова поднялся наверх и остановился у спальни матери. Как и прежде, в ней было тихо.
Медленно повернув дверную ручку, я заглянул внутрь. Несмотря на полутьму, я различил фигуру матери, лежавшей в постели. Во сне она казалась беззащитной, совсем не такой, какой была еще несколько часов назад. Я осторожно укрыл ее простыней и на цыпочках вышел из комнаты.
Спустившись в холл, я достал из чулана рюкзак, на сборы мне потребовалось немного времени и минут через десять я был полностью готов.
Я проснулся за минуту до того, как зазвонил будильник и, чтобы он не поднял на ноги весь дом, выключил его. В холле было темно, но в кухню, расположенную на восточной стороне дома, уже начали проникать первые лучи утреннего солнца. Я включил кофеварку. Как всегда, Мэми уже все приготовила.
Когда отец был жив, он обычно вставал рано, спускался на кухню и сидел там с чашечкой кофе, ожидая, пока проснутся остальные. На наши вопросы он отвечал, что для него это время размышлений, ему было просто необходимо побыть в одиночестве. Любую проблему он обдумывал до мелочей, после чего намеченный план оставалось лишь претворить в жизнь.
Забрав из своей комнаты сумку, я снова спустился вниз. Кабинет отца был открыт, и я, быстро подойдя к столу, выдвинул ящик.
Пистолет лежал на месте. Судя по всему, Ди-Джей и те, кого он привел, нажимали не на ту кнопку. Я взял пистолет и осмотрел его. Смазка оставалась нетронутой, а в обойме были все патроны. Для такого человека, как мой отец, держать пистолет не имело смысла. За оружие обычно хватаются малодушные, а его было не так легко запугать.