Воспоминания — страница 24 из 65

Поскольку мое учение об интуиции, как непосредственном созерцании бытия субъектом, не было дополнено метафизическими учениями о строении мира и его онтологической связи с познающим индивидуумом, в моей книге решение трудных проблем теории знания сопутствовалось возникновением ряда метафизических загадок: как возможно, чтобы субъект непосредственно созерцал в подлиннике не только свои переживания, но даже и внешний мир? как возможно, чтобы субъект непосредственно наблюдал события, отошедшие в область прошлого, и даже заглядывал в будущее? какую роль играют раздражения органов чувств? и т. п. Откладывая решение этих вопросов для будущих работ и желая подчеркнуть, что моя книга есть введение в новое гносеологическое направление, я назвал ее в подзаглавии «Пропедевтическою теориею знания».

Мне было бы неприятно думать, что моя теория знания есть нечто абсолютно новое, какая‑то индивидуальная выдумка, не стоящая ни в какой связи с прошлым философии.

Поэтому я присоединил главу, в которой рассмотрел зародыши интуитивизма в докантовской новой философии и особенно старался показать, что после Канта развитие философии необходимо вело к интуитивизму, что и обнаружилось особенно ясно в метафизическом идеализме Фихте, Шеллинга и, главным образом, Гегеля, а также далее в неокантианстве. Даже в позитивизме Спенсера я нашел проблески учения о непосредственном восприятии внешнего мира познающим субъектом.

Свою работу я напечатал сначала в «Вопросах философии и психологии» в 1904—5 гг. под заглавием «Обоснование мистического эмпиризма». Потом, печатая ее в «Записках Историко–Филологического факультета», как книгу, представленную для соискания степени доктора философии, я дал ей заглавие «Обоснование интуитизма». Главным мотивом этого изменения заглавия было соображение, что моя теория есть направление своеобразное, заключающее в себе органический синтез традиционного эмпиризма с рационализмом, и потому должна быть названа совершенно новым термином.

Сохраняя неприятные воспоминания о своем магистерском диспуте о проф. Введенского, я решил защищать докторскую диссертацию в Московском университете у проф. Лопатина. Диспут состоялся в апреле 1907 г. Он протекал вполне нормально. Официальными оппонентами были проф. Лопатин и приват–доцент Виноградов. Возражения Лопатина против некоторых отдельных положений диссертации были серьезные, но общее отношение его к моей книге было благожелательное. Когда мы с женою вернулись из Москвы, Введенский, разговаривая со мною о моем докторском диспуте, упрекнул меня за то, что я защищал свою докторскую диссертацию не у него.

Свою книгу я издал также на немецком языке под заглавием „Die Grundlegung des Intuitivismus" в 1908 г., а в 1919 г. она была издана по–английски под заглавием „The Intuitive Basis of Knowledge" в переводе Наталии Александровны Дэддинг- тон (урожденной Эрталь, которая была ученицею старших классов гимназии М. Н. Стоюниной и слушала у меня в восьмом классе философскую пропедевтику). Мой интуитивизм привлек к себе внимание широких кругов русского общества.

Возможно, что интерес к моей книге основывался у некоторых лиц на, некотором недоразумении, именно на предположении, что я называю словом интуиция особую загадочную способность, присущую лишь некоторым высокоодаренным лицам. В действительности я разумел под словом интуиция нормальные обычные способы восприятия и умозрения, но задался целью показать, что все они имеют характер непосредственного созерцания бытия в подлиннике. Задача моего исследования была сухая, но гораздо более притязательная, чем рассуждения о какой‑нибудь загадочной исключительной способности познавания. Утверждая, что всякое познавание есть видение самой живой действительности, я задавался целью дать положительное истолкование и метафизическому умозрению, и научному наблюдению, и религиозному опыту. Теория знания интуитивизма должна была оказать помощь лицам, стоящим на двух противоположных флангах, — и натуралистам, и религиозным мистикам. Натуралистам она дает право утверждать, что, наблюдая в микроскоп инфузорий или в телескоп светила небесные они исследуют не свои представления, а саму живую действительность внешнего мира. Религиозным мистикам она дает новые основания защищаться против упрека, что они живут в мире субъективных иллюзий, и утверждать, что их созерцания суть проникновение в высший Божественный мир. Среди молодых людей, понимавших, какие широкие горизонты открывает интуитивизм для нового истолкования и освещения данных знания в различных областях, появились восторженные поклонники моей теории знания.

Один из них, Прейс (в начале войны он был в Германии и с тех пор я ничего не слышал о нем), обратил внимание на то, что наряду с материальными и душевными процессами мы имеем в кругозоре сознания в подлиннике также социальную действительность, как особое царство бытия. Он знал наизусть введение в «Обоснование интуитивизма» и некоторые другие отрывки из этой книги. Слушательница Высших Женских Курсов Лебедева сказала моей сестре: «Если бы я сделала такие открытия, как ваш брат, я выбежала бы на улицу и кричала бы о них всем прохожим от счастья». В кругах старших философов отношение к интуитивизму было сдержанное, однако и среди них были лица, например Э. Л.

Радлов, сочувственно относившиеся к моей работе. М. И. Ка- ринский после одного из заседаний Философского общества, на котором читался чей‑то доклад, содержавший в себе критику интуитивизма, сказал мне, спускаясь с лестницы, что основной замысел интуитивизма граничит с безумием, однако согласился, что у Спенсера есть строки, содержащие в себе зародыш такой теории.

В течение ряда лет после защиты диссертации я продолжал затрачивать все силы на дальнейшую работу над теориею знания и логикою. Я занимался изучением современных гносеологических направлений, чтобы сопоставлять с ними, защищать и развивать далее интуитивизм. В 1908— 1909 учебном году мною был осуществлен в университете, а потом на Высших Женских курсах грандиозный семинарий, посвященный обзору важнейших современных теорий знания. Темы своих семинариев и просеминариев я объявлял студентам весною, чтобы они могли летом подготовиться и прочитать рекомендуемые сочинения, иногда весьма обширные, как, например, „Erkenntnisstheoretisdie Logik" Шуппе. Нередко после такой большой работы студенты и курсистки, участвовавшие в семинарии, снимались все вместе со мною; от слушательниц Высших Курсов я иногда получал в конце года цветы.

Какая‑то заметка в словаре Эйслера, кажется, по поводу философии Ремке, обратила мое внимание на то, что учения о сознании, как объемлющем не только индивидуально–пси- хические состояния субъекта, но и внешний мир, предполагает новое понимание сущности сознания, именно учение о том, что в основе сознавания субъектом предмета лежит особое отношение, связывающее друг с другом субъект и предмет. Я стал разрабатывать учение о гносеологической координации познавающего индивидуума с предметами внешнего мира. Мною были написаны статьи: «Гносеологический индивидуализм в новой философии и преодоление его в новейшей философии» (речь 1907 г. перед защитою диссертации; нем. перевод в Zeitschrift ftir Philosophie und philos. Kritik, Bd. 132); «Идея бессмертия души как проблема теории знания», 1910; «Реформа понятия сознания в современной теории знания, и ее значение для логики» (по–нем. в „Encykl. der philos. Wissenschaften, I, Logik, 1912). «Реформа понятия сознания в современной гносеологии и роль Шуппе в этом движении», 1913; «Интуитивная философия Бергсона», 1914; «Восприятие чужой душевной жизни», 1914.

Желая дать подробное сопоставление интуитивизма с индивидуалистическим эмпиризмом, рационализмом и критицизмом, я написал «Введение в философию. Часть I. Введение в теорию знания», 1911. В этой книге критицизм был изложен мною дважды: в традиционном психологистически- феноменалистическом истолковании и в реформированном трансцендентально–логическом понимании, особенно тем, которое развито Когеном.

Словарь Эйслера привлек мое внимание к Ремке. Я уже и раньше в «Обосновании интуитивизма» упомянул Ремке, как автора книги „Die Welt als Wahrnehmung und BegrifF, в числе предшественников интуитивизма, но причислил его, согласно распространенному о нем мнению, к имманентной школе наравне с Шуппе. Взгляды Шуппе я знал хорошо, а книгу Ремке только перелистал, надеясь найти у него объективистическое учение о фантазии. Ожидания мои не оправдались. У меня получилось впечатление, что гносеология Ремке есть не более, чем одна из форм неокантианства, разновидность имманентной философии. В 1908 году мое «Обоснование интуитивизма» появилось на немецком языке. Ремке познакомился с моею теориею и в 1913 г. поеле того, как им была издана „Philosophic als Grundwissenschaft", написал мне, что я неправильно причислил его, следуя общему мнению, к школе имманентной философии; он утверждал, что его теорию знания следует понимать в духе интуитивизма, а не в духе неокантианских теорий. И в самом деле, гносеология, намеченная Ремке в „Philosophic als Grundwissenschaft", а также его статья „Unsere Wahrnehmung der Aussenwelt" очень близка к моему интуитивизму. Однако у меня явилось убеждение, что это новая ступень в развитии его гносеологии, и что в то время, когда ОН писал „Die Welt als Wahrnehmung und BegrifF, ОН еще слишком неопределенно подходил к интуитивизму, стоя еще слишком близко к неокантианскому гносеологическому идеализму, что и выразилось даже в заглавии его книги. Я хорошо познакомился с „Philosophic als Grundwissenchaft“; метафизическая часть которой меня весьма не удовлетворила, а книгу „Die Welt als Wahrnehmung und Begriff" так И не прочитал.

В 1913, кажется, году в Петербурге был болгарский философ Д. Михальчев, верный ученик и последователь Ремке, написавший книгу „Philosophische Studien“, 1909. В беседе его со мною явно проскальзывало убеждение, что мой интуитивизм есть не более, как видоизменение теории Ремке, и что я написал свое «Обоснование интуитивизма» под влиянием Ремке. Меня очень забавляло это недоразумение. В то время, когда я обдумывал и писал «Обоснование интуитивизма», убеждение мое в возможности непосредственного созерцания внешнего мира связано было с философиеи Шеллинга, Гегеля, а книгу Ремке я взял в руки только тогда, когда писал главу о предшественниках интуитивизма, да и то прочитал из нее лишь несколько страниц.