Вскоре после этих печальных столкновений от. Сергий заболел раком горла и подвергся тяжелой операции. Предвидя возможность близкой смерти, он составил 15 марта 1939 г. письмо, на конверте которого было написано: «Николаю Онуфриевичу Лосскому с семейством (вручить после смерти)»: «Дорогой Николай Онуфриевич, посылаю Вам последний братский привет пред уходом своим из мира. Призываю благословение Божие на Вас и всю Вашу семью: Марию Николаевну, Людмилу Владимировну, всех сынов Ваших, и жен их, и внуков. Благодарю Вас за всю Вашу дружбу, явленную в течение всего этого века. Если жизнь сведет Вас с Аскольдовыми, передайте и им мой привет. С любовью Ваш прот. С. Булгаков».[46]
Московская патриархия учредила, по проекту Фотиевского бретства, Православие Латинского обряда. Произошло это таким образом. В начале XX века, когда Папа Римский осудил модернизм, десять католических приходов, семь во Франции, два в Голландии и один негритянский в Африке, отпали от Католической церкви. Они стали однако замечать, что жизнь вне великой Церкви постепенно ведет их к вырождению и превращению в секту. Чтобы избежать этой опасности, они решили вступить в Православную церковь и обратились к Фотиевскому братству. В приходах этих в устьях Луары было много людей малообразованных, рыбаков, мелких торговцев. Члены Фотиевского братства понимали, что чин богослужения Православной церкви, далекий от того, к чему они привыкли с детства, остался бы чуждым для них. Фотиевское братство выработало поэтому проект Православия Латинского обряда наподобие того, как Католическая церковь сравнительно недавно выработала Католичество Восточного обряда. Братство послало свой проект в Московскую патриархию, которая, обсудив этот вопрос, учредила такую форму Православия.[47]
Как уже сказано, один из приходов этого Православия — негритянский. В 1937 г. был юбилей Пушкина. Один негр, ставший православным Латинского обряда, произнес на юбилейном торжестве в Париже речь, в которой сказал: «Я, как и Пушкин, негр и православный».
О том, чтобы привлечь меня к преподаванию философии в чешском университете, позаботился не философ, а классический филолог Франтишек Новотный, профессор университета в Брне, переводчик произведений Платона, написавший ценные исследования о Платоне. По его инициативе была поставлена моя кандидатура на кафедру философии. Кандидатов было три: приват–доцент Брненского университета Фишер, приват–доцент Карлова университета Пеликан, редактор журнала „Ruch Filosofickf и я. С самого начала эмигрантской жизни мы, русские философы, были хорошо знакомы с Пеликаном: он охотно печатал наши статьи в своем журнале и высоко ценил русскую философию. Перед выборами он обратился ко мне с просьбою дать отзыв о его трудах. Я написал отзыв, весьма благоприятный для него. За несколько дней до выборов Роман Осипович Якобсон, бывший в то время профессором славянской филологии в Брно, написал С. И. Гессену, что получено факультетом письмо Пеликана, в котором Пеликан говорит, что я не владею чешским языком и потому не могу преподавать философию. Сергей Иосифович остроумно нашел средство парализовать влияние Пеликанова письма. Он пришел ко мне с профессором эстетики Карлова университета Мукаржовским, сказал, что Мукаржовский интересуется моею философиею и повел нас в ресторан. Очень скоро он ушел из ресторана, а мы с Мукаржовским принялись беседовать о философских вопросах. Я изложил ему по–чешски свое учение об отношении идеального бытия, то есть бытия невременного и непространственного, к бытию реальному, то есть временному и пространственному. Мукаржовский написал в факультет, что я хорошо излагаю по–чешски трудные философские вопросы. Выборы состоялись, избран был профессором Фишер; он был человек уже немолодой, много лет работавший, как приват–доцент и библиотекарь университета.
Профессор Новотный не оставил забот обо мне. Он убедил факультет создать для меня лекторат по истории ruske vzde- lanosti (нечто вроде истории русской культуры). Я сказал, что, не будучи историком культуры, я мог бы читать только лекции по истории русской философии. Мне было сказано, что я буду вполне свободен в выборе тем для своих лекций. Для осуществления такого лектората нужно было, чтобы чехословацкий министр финансов ассигновал средства на оплату его. В течение более чем года министр не соглашался на это. Положение русской эмиграции становилось тем временем все более тяжелым. Поэтому было решено отправить делегацию к президенту Бенешу, чтобы ознакомить его с нуждами русских эмигрантов. В этой делегации находился и я. Доклад о наших нуждах делал профессор Владимир Андреевич Францев. Между прочим, он изложил мое дело, затянувшееся вследствие сопротивления министра финансов. Президент, который сам был не чужд философии, обратил внимание на это и благодаря его влиянию я получил летом 1939 г. уведомление о получении мною лектората в Брненском университете. Имея дешевую квартиру в Праге, мы не могли решиться переехать в Брно. В течение всего академического года я каждую неделю ездил на два дня в Брно, где два часа читал лекции и два часа вел семинарий. Осенью 1939 г. мой лекторат был переведен из Брна в Чешский Карлов университет в Праге. Свои занятия я с течением времени осложнил тем, что излагал русские философские учения, сопоставляя их с западноевропейскими. С особенным интересом принялся я осенью 1939 г. за чтение курса «Философия Достоевского». Среди слушателей моих было несколько католических духовных лиц. Дочитать курс до конца мне не удалось: 17 ноября 1939 года, подходя на Сметановой площади к зданию университета, я увидел возле него немецких солдат; Гитлер распорядился закрыть все высшие чешские учебные заведения.
Уже в 1938 г. можно было предвидеть, что Чехия перестанет существовать как независимое государство. Судетские немцы клеветали на чехословацкое правительство, изображая свое положение в государстве, как крайнюю степень унижения, и добиваясь присоединения к Германии. Даже профессора Немецкого Карлова университета в Праге, пользовавшиеся совершенною свободою и всеми благами демократии, благожелательной к развитию науки и процветанию университетской жизни, вели себя, как изменники. Перед совещанием Гитлера, Чемберлена и Даладье в Мюнхене Великобритания прислала в Чехословакию делегацию, чтобы исследовать положение немецкого меньшинства. Способ, каким эта делегация односторонне собирала сведения о положении немецкого меньшинства, показывал, что Великобритания и Франция предрешили постыдно предать Чехословакию и удовлетворить аппетит Гитлера.
За несколько дней до Мюнхенского совещания Чехословакия энергично готовилась к войне; войска шли к укрепленным границам Чехословакии. Укрепления эти в Судетах, говорят, были последним словом французской военно–инже- нерной техники. Если прибавить сюда воодушевление, с каким чешские войска шли на защиту своей родины, то можно быть уверенным, что немцам недешево обошлась бы борьба с ними. Видя все, что происходит, мы были уверены, что через несколько дней начнется вйона, и первым делом нем цы произведут страшный воздушный налет на Прагу. Поэтому мы наняли комнату в Збраславе и поехали туда, чтобы спастись от этой опасности. Вечером в день Мюнхенского предательства мы пошли к знакомым русским, у которых было радио. Мы слышали по радио речь президента Бенеша, который сказал, что Великобритания и Франция потребовали отдать Гитлеру пограничные области, где немцы составляют большинство населения; Чемберлен и Даладье угрожали, что если чехословацкое правительство не согласится на это, оно будет иметь против себя военную силу не только Германии, но также Великобритании и Франции. Сердце разрывалось, когда мы слышали эту речь главы правительства, сообщавшего о бесстыдном насилии великих держав над маленьким народом, героически готовившимся защищать свою свободу.
Гитлер стал после Мюнхенского сголашения определять, какие области Чехословакии отходят к Германии. При этом он нагло издевался не только над Чехословакиею, но также нам Великобританиею и Франциею. В самом деле, он отнял у Чехословакии даже и некоторые области, слабо заселенные немцами; при этом он во многих местах перерезал железные дороги, необходимые для сообщения чисто чешских областей друг с другом. После того, как он окарнал Чехословакию, остался огрызок этого государства, неспособный к самостоятельному существованию. Прав был великий государственный ум и благородный политик Винстон Чер- чильь, сказавший после Мюнхена: «Вам предстояло выбирать между бесчестием и войною; вы выбрали бесчестие, вы получите войну».
Профессор Маршалл, предвидя приближение европейской катастрофы, прислал нам телеграмму с предложением иммиграции Андрея в Соединенные Штаты. Мы ответили, конечно, согланием и в 1939 г. за месяц до оккупации Чехии Гитлером Андрей уехал в Америку. Там, при содействии профессора Маршалла ОН поступил в New Haven’e в Yale University,, как graduate student, то есть как студент, работающий в семинариях, готовящийся к экзамену на степень доктора и к писанию докторской диссертации. Имея хороший аттестат Лондонского университета, он получил стипендию.
В марте 1939 г. Чехия была оккупирована Гитлером. Он отделил от нее Словакию, придав ей вид самостоятельного государства, а Чехия была превращена в «Протекторат Boh- men und Mahren» (то есть Чехия и Моравия).
Бесчисленны были унижения, которым подвергались чехи, не говоря уже о евреях, принужденных носить на груди желтую шестиконечную звезду. Все высшие учебные заведения были закрыты и получать высшее образование чехи могли только в немецких учебных заведениях под условием отречения от своей чешской национальности. Мы, русские эмигранты, должны были представить доказательство того, что среди наших предков не было евреев. Когда князя Петра Дмитриевича Долгорукова допрашивали об этом, он насмешливо ответил: «Я не знаю: я не могу ручаться за свою бабушку, что она не согрешила».