– Когда закончится этот фарс? – спросил он, покраснев от гнева.
Капитан Флорес опустил глаза.
– Не знаю, я ничего не знаю… Я просто выполняю приказы.
– Приказы? Приказы?
– Что вы хотите от меня? – простонал Флорес.
Врач задумался. Затем с любопытством посмотрел на офицера и предложил ему сигарету.
– Да ничего!
И мужчины начали беседовать о политике, забыв обо всех остальных.
Когда в саду появились сгустки вечерних теней, люди, перепачканные и вялые, ни на что не реагировали. Город был все такой же мертвый. Мы слышали смутные звуки на улице, когда солдаты сменяли друг друга. Донья Кармен выглянула на балкон, чтобы увидеть конец этого мертвого дня в мертвом городе.
– Ничего… Никого…
И она приказала зажечь лампы. Появились слуги и прошли среди гостей, освещая лампами их бледные лица.
– Маэстро, что-нибудь бодрое! – неуверенно потребовал Флорес.
Баталья не двинулся с места.
Дон Пепе Окампо поддержал капитана:
– Маэстро, сделайте одолжение. Ради всех нас.
Баталья взглянул на него с обидой, и дон Пепе почувствовал себя предателем. Он отступил от оркестра и попытался привести в порядок грязную шелковую рубашку и смятый галстук. В одиночестве он плюхнулся на стул и начал громко молиться. Что еще ему оставалось делать? Ночь наступала медленно, вода в фонтане чернела и ничего не отражала. Ветви деревьев удлинились и закрыли небо. Вокруг свечей запрыгали тараканы, но утомленные гости не обращали на них внимания. Время от времени из комнаты раздавался голос доньи Эльвиры Монтуфар:
– Он еще не вернулся?
Вопрос доньи Эльвиры принадлежал миру, где все еще существовала надежда. Гости раздраженно слушали ее крики, нарушающие гармонию тишины. Они полностью отдались забвению. Человек принимает насилие с такой же готовностью, как принимает покой, и праздник у сеньоры Кармен Б. де Арриеты с готовностью принял смерть. Несколько ударов дверного молотка по воротам не заставили гостей воскреснуть и подняться со скамеек. Возможно, донья Эльвира Монтуфар была права, и в мире все еще существовала надежда. Но в каком мире? И кому теперь до этого дело? Только капитану Флоресу, который бросился открывать ворота. Франсиско Росас вернулся в дом доктора Арриеты.
Никто не вышел его встречать, и мертвые глаза пленников лишь наблюдали за тем, как он проходит мимо. Возвращение генерала уже не имело значения. Женщины позволили на себя смотреть, даже не прикоснувшись к помятым прическам. Мужчины, убежденные в бесполезности какого-либо движения, не шевелились. Франсиско Росас глядел на все это с изумлением. Он и его люди пришли свежие и чистые. От них исходили запахи лосьона и сладкого табака, и только опухшие веки выдавали бессонную ночь. Генерал едва ответил на приветствие Флореса. Он казался робким перед этими сломленными людьми.
Вышла донья Кармен.
– Как же вы долго, генерал. Но мы вас дождались, как вы и велели. – И она изобразила улыбку.
– Прошу прощения, сеньора, я не мог вернуться раньше, как вы наверняка уже знаете, – ответил Росас с иронией.
К донье Кармен подошел доктор и кивком поприветствовал генерала.
– Доктор, составите мне компанию?
Доктор Арриета не ответил, только побледнел еще больше.
– И сеньора, – добавил Росас, не глядя на донью Кармен.
– Могу я что-нибудь взять? – поинтересовалась она наивно.
– Все, что хотите, сеньора.
Наступила мертвая тишина. Кто-то из гостей осмелился приблизиться к Росасу и хозяевам дома.
– Мои люди проведут у вас обыск.
Никто не ответил. Росас подал знак полковнику Короне, и тот в сопровождении четырех солдат удалился из гостиной. В соседних комнатах раздались громкие звуки: там двигали мебель и хлопали ящиками. Корона резким голосом отдавал приказы. Военные надругались над домом доктора Арриеты, и супруги молчали, только капельки пота на лбах выдавали их чувства.
Генерал вызвал дона Хоакина. Тот вошел в комнату и кротко взглянул на Росаса.
– Скажите, сеньор, вы хотите вступить в армию?
– Что вы говорите, генерал! В моем-то возрасте! Был бы я помоложе…
– Уведите! – прервал его Росас.
Капитан Парденьяс схватил старика за плечи и повел к солдатам. Дон Хоакин посмотрел на нас глазами утопленника и вдруг сделал нечто неожиданное: достал платок и расплакался. Донья Матильда попыталась было подойти к мужу, но Парденьяс ее задержал.
– Осторожно, сеньора, вас предупреждали. Теперь проявите мужество!
Дон Хоакин мотнул головой и попытался что-то сказать, но его душили рыдания.
– Я плачу от стыда… От стыда за вас… – наконец сумел выговорить он, громко всхлипывая.
Росас прикусил губы и отвернулся.
– Приведите сюда ту блаженную.
Донья Кармен посмотрела на генерала с ненавистью: она все поняла. Росас посмеялся над ними и загнал в их же ловушку.
В глубине темного коридора появилась Чарито. Завернутая в черную шаль, она шла с прямой спиной, не обращая внимания на беспорядок и взгляды присутствующих. Росас наблюдал за ее приближением, склонив голову. Не отрывая от нее глаз, он сказал сержанту Парденьясу:
– Осторожно, офицер, она может быть вооружена.
Женщина, словно услышав его слова, опустила руки и подошла к генералу.
– Вот и блаженная, – произнесла она тихо.
Солдаты грубо схватили ее и подвели к дону Хоакину.
– Вы участвовали в беспорядках прошлой ночью! – с улыбкой констатировал Росас.
Полковник Корона вышел из комнаты и вернулся с пачкой бумаг. Это были те самые плакаты, которые появлялись на дверях и стенах: «Да здравствует Христос, Царь наш!» Солдаты, вошедшие следом за Короной, принесли винтовки и пистолеты. Донья Кармен и доктор смотрели на них в полном изумлении.
– Мы нашли это в комнате сеньоры, генерал.
– Отвезите улики в штаб, – распорядился Росас.
Затем, изменив тон, грозно добавил:
– Именем правительства арестованы сеньор Аристидес Арриета, сеньора Кармен Б. де Арриета, сеньор Хоакин Мелендес и сеньора Росарио Куэльяр! Указанные лица обвиняются в мятеже. Полковник Корона, проводите арестованных в тюрьму!
Доктора, его жену, Чарито и дона Хоакина со связанными за спиной руками взяли под стражу.
Затем генерал запросил полный список гостей, составил акт и приказал всем его подписать.
– Можете расходиться по домам. Никуда не выходить до следующего распоряжения.
Никто из гостей не двинулся с места. Все стояли как завороженные. Генерал беспечно крикнул маэстро Баталье:
– Музыку!
Баталья не проявил никаких признаков жизни.
– Сыграйте нам «Аве Мария»!
– Но, генерал…
– Вы тоже мятежник?
Баталья поспешно скрылся в глубине темного сада.
– Ребята, «Аве Мария».
– Прощайте, дорогие мои! – крикнул Росас, не оборачиваясь.
И зашагал под звуки религиозного гимна. За ним шли солдаты, ведущие пленников. Гости, опустив головы, старались на них не смотреть. Они бесшумно выскользнули из дома семьи Арриета и растворились в ночи, поглощенные тишиной и темнотой моих улиц.
Только военные, патрулировавшие Икстепек, увидели их.
– Кто идет?
– Мы…
– Пусть идут, они с праздника!
Донья Матильда отправилась домой одна. Шагая в ночной темноте, она вспомнила о пропавшем теле дона Роке и почувствовала, что вновь попадает в нереальный мир преступления. Она ускорила шаг, чтобы скорее добраться до своей комнаты и сбежать от опасности, которая ждала ее среди теней.
Спотыкаясь о камни, она слепо шла по улицам. Оказавшись у стен тюрьмы, она удивилась, правда ли, что ее муж там, оторванный от нее навсегда. «Хоакин ждет меня дома, – сказала она самой себе, убеждая, что ей снится плохой сон. – Когда я проснусь, я буду в своей постели с накрахмаленными простынями». А что, если смерть – это когда ты хочешь проснуться, но не можешь? Встревоженная, донья Матильда подошла к воротам своего дома и принялась стучать бронзовым кольцом, в полной уверенности, что никто ее не услышит и не откроет дверь, которая с каждым ударом становилась все более глухой и непроницаемой.
Через некоторое время Тефа отперла ворота.
– Сеньора! – Горничная расплакалась.
Донья Матильда, наконец, очутилась на безопасной дорожке, ведущей к ее дому. Она была внутри знакомых стен, вне кошмара, который казался бесконечным, и не обращала внимания на слезы Стефании, на беспорядок в комнатах.
– Ночью пришли, все перерыли и забрали ружья хозяина. Нам запретили выходить на улицу… – рассказала Тефа.
– Постели мне, – перебила ее донья Матильда, глядя на разбросанные по полу матрасы.
– А сеньор?
– Его забрали.
– Забрали!
Женщины обменялись взглядами, полными ужаса. Кто-то забирал людей, вытаскивал из их домов, чтобы запереть в темном, холодном месте. «Забрали» было хуже смерти. Донья Матильда и Тефа умолкли. Не существовало такого слова, которое могло бы вернуть дона Хоакина в его прежнюю жизнь, к порядку их дома. Сеньора села в кресло-качалку, а Стефания принялась стелить постель, не глядя на нее.
– Мы не знаем, что случилось с Доротеей. После ухода военных мы слышали стрельбу в ее доме, – рассказала она.
– Позовите ее через стену, – устало велела донья Матильда.
Тефа и Кастуло подошли к ограде сада, разделяющей дом доньи Матильды и дом Доротеи. Прислонившись к стене, они попытались услышать какой-либо звук из соседнего сада. Напрасно: его окутывала гулкая тишина. Над садом темнело небо с оранжевыми звездами, которые равнодушно наблюдали за тем, что творилось в закопченном доме Доротеи.
Стараясь не шуметь, Стефания и Кастуло пошли за лестницей, вернулись и приставили ее к стене. Кастуло начал взбираться, и, как только его голова появилась над стеной, кто-то испуганно закричал из сада Доротеи:
– Кто там?
– Мирные люди! – ответил Кастуло, быстро пригнувшись.
– Чего надо?
– Узнать, что случилось с Доротеей.
– Что случилось? Тут она, валяется в коридоре, с кучей мух на лице! – ответили ему.