– Как вы это понесете? – Луиса кивнула на свертки и чемоданы, сваленные на полу.
– Мы не оставим ему барахло, которое он дарил. Это плата за удовольствие, что мы ему доставили.
– Мы перевезем все за две или три ходки, – сообщила Рафаэла.
– Невозможно. Как только выйдем отсюда, больше не вернемся, – твердо произнесла Луиса.
– Ну, тогда все оставим! – решительно сказала Рафаэла.
– Нет, я возьму то зеленое платье! В чем я буду гулять по Кулиакану? – воскликнула Роза и бросилась разбирать свертки.
– Мы опоздаем из-за твоих капризов! – рассердилась Луиса.
– Знаешь, что такое каприз? Нет, не знаешь… – всхлипывала Роза.
– Каприз – это роза, которая растет в навозных кучах, самая прекрасная из всех, – пояснила Рафаэла, копаясь в одежде.
Выудив зеленое платье, она радостно помахала им перед подругами.
– Уходим!
Беглянки потушили керосиновую лампу и прислушались к звукам в коридоре. Странной была тишина в отеле без мужских голосов. Только Леонардо и Марсиаль, двое старых вояк, обходили сад с зажженными лампами. Девушки проследили за ними, и, когда огни удалились к фонтанам, босые, с туфлями в руках, они быстро побежали к выходу. Там, сдерживая смех, подождали несколько секунд, затем открыли дверь и выскользнули на улицу. Издалека доносились взрывы фейерверков и звуки скрипок. Девушки осторожно направились к конюшне. Фаусто, конюх Франсиско Росаса, был пьян.
– На прогулку? Сей момент, сеньориты, оседлаю вам лошадей!
Похоже, Фаусто ничего не заподозрил. Девушки радостно хихикнули. Зря – через секунду конюх стал серьезным.
– Каждая ваша головка стоит целое состояние.
Значит, он знал! Рафаэла призадумалась:
– Фаусто, не хотел бы ты себе новую шляпу? – И она протянула конюху несколько золотых монет.
– Зачем нам деньги, милая Рафаэла, если нас покидает такая красота?
Слова Фаусто опечалили девушек.
– Мы благодарны Икстепеку за то, что могли любоваться на вас, – сказал конюх, поглаживая бока пегой лошадки Рафаэлы.
Та спрятала деньги. Обижать его не хотелось.
– Мы были очень счастливы в Икстепеке, – ответила Роза на комплимент.
– Малышка Антония здесь впервые. И Луиса тоже не умеет ездить верхом. – Фаусто посмотрел на светлые локоны и бледное лицо Антонии, затем перевел взгляд на Луису.
– Да, Фаустито, так бывает. Оседлай Абахеньо!
– Вот и кончилось все удовольствие, – произнес Фаусто, направляясь вглубь конюшни за Абахеньо, лошадью полковника Хусто Короны. Звук его шагов заглушала солома, а голос гулко звучал под каменным сводом.
Луиса закурила. Она была обеспокоена. Ей предстояло ехать с Рафаэлой, а потом с Розой, и она никак не могла избавиться от страха, представляя, как слабые руки сестер удерживают ее на лошади. Луиса пыталась унять холодок, змеящийся у нее по спине.
«Вот и кончилось все удовольствие», – мысленно повторила Рафаэла. Куда они теперь поедут? Чьими любовницами станут? Их ждали другие города и другие мужчины, без элегантной формы и без престижа. Военные растеряли весь свой блеск, когда начали вешать крестьян и полировать сапоги. «И за это им платят? Как почтальонам!» Рафаэла почувствовала себя обманутой. Лучше уйти. «Мой следующий любовник не будет жить на зарплату!» – сказала она себе с раздражением. Она видела бумаги Круса, где значилась сумма, которая никак не могла бы покрыть все его расходы. Да он вор! И Рафаэла в немой догадке открыла рот. Невероятно, как много она поняла, пока Фаусто искал упряжь для лошадей. Но у кого воровал Крус? И когда? Рафаэла вспомнила его плотоядный смех, жадные руки, играющие золотыми монетами. Ей стало грустно. Крус обманул их. Выдавал себя за того, кем никогда не являлся.
– Фаусто что-то задерживается. – Слова сестры вывели ее из раздумий.
Действительно, конюха не было слышно, а лошади продолжали стоять там, где стояли.
– Фаусто! Фаустито! – встревоженно позвала Рафаэла.
– Что случилось? – спросила Луиса.
– Не знаю. Он не отвечает.
Девушки сделали несколько шагов вглубь конюшни. Он их предал? Невозможно. Он так им обрадовался, так любезничал.
– Фаустито! – снова позвала Рафаэла.
Никто ей не ответил. Конюх Франсиско Росаса бесшумно скрылся, ускользнул, как змея.
– Вот подлец!
– Уходим! – испугалась Антония.
– Хочешь, чтобы нас поймали на выходе из города?
– Вспомни о Хулии! – мрачно проговорила Роза.
Они осторожно вышли на улицу. Там творилось что-то странное: женщины и дети небольшими группами совершали короткие перебежки, прижимаясь к стенам зданий. Удивленные девушки прошли мимо дома Горибаров, в окнах которого горел свет.
Донья Лола и Родольфито наблюдали за происходящим через стекло. Это был единственный дом, который казался спокойным посреди странного темного хаоса. Вероятно, потому что это был единственный дом, в котором имелась капелла и регулярно проходили службы. Богатство и скрытая власть Горибаров росли, пока Икстепек беднел.
Перепуганные беглянки подошли к дверям отеля, осторожно вошли внутрь и задвинули засов.
Их ждали две тени, затаившиеся у стены.
– Нам придется сообщить о вашем уходе, – сказала одна из теней голосом Леонардо.
Рафаэла гордо направилась в свою комнату. Остальные последовали ее примеру, с достоинством неся в руках туфли.
– Мы все расскажем, – повторил Леонардо, смакуя ощущение собственной власти.
Затем старые солдаты выругались, заперли дверь снаружи и вернулись к молчаливому патрулированию сада.
Девушки тщательно убрались в комнате Розы и Рафаэлы. Они были испуганы и не хотели оставлять следы своего неудавшегося побега.
– Видели, что творилось с людьми на улице?
– Да, случилось что-то ужасное.
Все четверо уставились на стены комнаты, которая держала их в плену. Они не могли сбежать от своих любовников. Тоска по свободе, которая еще несколько минут назад оставила их в полном недоумении, сейчас стала невыносимой, и отель «Хардин» наполнил их ужасом. Беготня на улицах прекратилась, и город вернулся к тишине. Икстепек был таким же испуганным пленником, как и девушки. В саду отеля продолжали кружиться лампы Марсиаля и Леонардо. На улицах точно такие же фонари искали виновных.
Кто-то постучал в дверь отеля. Рафаэла потушила лампу, и все четверо бросились в коридор, где затаились в темноте. Стук повторился более настойчиво. Девушки увидели, как луч света от лампы Леонардо прорезал тьму коридора. Через миг там появилась высокая фигура Франсиско Росаса.
– Он пришел с женщиной! – прошептала Рафаэла.
Генерал шел по коридору отеля «Хардин» вместе с незнакомкой в красном. Свет лампы высветил блеск ее платья и завитки черных волос. Пара подошла к двери комнаты Росаса. Тот взял у Леонардо лампу и вместе с гостьей вошел в комнату, которую раньше занимала Хулия.
– Видели?
– Да, – выдохнула Луиса.
– Изабель Монкада.
– Она самая, – кивнула Луиса и на ощупь нашла стул, чтобы присесть.
Рафаэла выбежала из укрытия.
– Это была Изабель Монкада?
Мужчина кивнул и исчез в глубине коридора.
– Случилось что-то ужасное! – повторила Луиса.
Девушки вернулись в комнату сестер и сбились в кучку на их кровати. Они не осмеливались расходиться и ложиться спать. Вместе они провели всю ночь, переговариваясь шепотом.
И только утром решились выглянуть из комнаты. По коридору прошел Леонардо, неся генералу поднос с завтраком. Чуть позже Франсиско Росас, выбритый и пахнущий одеколоном, вышел из отеля. Рафаэла постучала в комнату Хулии.
– Не отвечает, – сообщила она подругам, вернувшись.
– Случилось что-то ужасное! – повторила Луиса.
В этот день ни один из военных не вернулся в отель «Хардин».
– Мартин, я хочу знать, что с моими детьми!
Ана Монкада слышала себя будто со стороны. Ее мать когда-то произносила эту фразу в доме с высокими потолками и дверями из красного дерева. Запах углей и холодного ветра, дующего сквозь щели в окнах, смешивался в ее памяти с запахом комнаты, где мерцала свеча. Революция разрушила дом Аны на Севере. Кто теперь разрушил ее дом на Юге? «Хочу знать, что стало с моими детьми», – кричали письма ее матери. Смерть братьев Ана получила по почте, в письмах, написанных рукой Сабины, младшей сестры.
– Мартин, я хочу знать, что с моими детьми! – повторила она, глядя на мужа с недоумением. Она не могла объяснить, откуда в комнате взялся запах снега и горящего дерева.
А вдруг она попала в будущее, которого нет? Ана поднялась с постели, подошла к балкону и открыла ставни. Хотела ощутить холодный воздух Сьерра-де-Чиуауа, но оказалась в жаркой каменной ночи Икстепека. Ужас от увиденного отбросил ее на кровать, и она разрыдалась. Мартин дал ей выплакаться. В скрипе качалки, где он сидел, снова и снова звучало «И-за-бель».
– Она плохая! Плохая! – закричала донья Ана, чувствуя вину за зло, исходящее от ее дочери. Она с ужасом посмотрела на свою постель и услышала, как ее рот произносит: «Ты идешь?» Точно такими же словами Росас позвал Изабель, и она растворилась с ним во мраке ночи. Точно так же Ана звала мужа после рождения Николаса: «Ты идешь?» Она вспомнила те далекие ночи. Как и Росас, она старалась смягчить голос. И Мартин, как сомнамбула, подходил к ее постели, околдованный этой незнакомой Аной, и они вместе встречали рассвет.
«Какая живая! Какая красивая! Видно, что зачата в любви! – услышала Ана слова повитухи, когда та омывала новорожденную Изабель. – Девочки, зачатые в любви, в любви и растут», – добавила женщина.
Ана тогда покраснела от стыда. Мартин бросил на нее жадный взгляд. Дочь была свидетельством их похоти, и каждый мог об этом узнать. Ана кусала губы от гнева. Изабель пришла в этот мир, чтобы разоблачить ее. Ана поклялась себе исправиться и выполнила клятву, но Изабель продолжала напоминать ей о тех ночах. Никто не мог снять с Аны этого клейма. Муж находил утешение от холодности жены в их дочери. Он видел в ней и лучшее, и худшее, что взяла девочка от них обоих. Поэтому иногда Мартин даже боялся ее и грустил. «Эта девочка знает нас лучше, чем мы сами», – думал он и не знал, как с ней обращаться и что говорить. Стыдливо опускал перед ней глаза.