И поскольку память моя содержит все времена, и порядок их непредсказуем, я стою перед созданием геометрии света, что творит сей иллюзорный холм – предвестник моего рождения. Светлая точка – долина. Этот миг образует геометрическую связь с камнем и с наложением пространств, формирующих воображаемый мир, память возвращает мне неизменными те дни; и вот она снова, Изабель, танцует с братом Николасом в оранжевеющем от ламп коридоре, вращаясь на каблуках, кудри ее в беспорядке, на губах – ослепительная улыбка. Хор девушек, одетых в светлое, окружает брата и сестру. Мать смотрит на Изабель с укором. Слуги выпивают на кухне.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – поговаривают люди, сидящие у бразеро.
– Изабель! Для кого танцуешь? Выглядишь как безумная!
«Изабель! Для кого танцуешь? Выглядишь как безумная!» Образ Изабель, дочери Монкада, появляется уже на первых страницах книги, сразу после того, как мы знакомимся с городом и его обитателями. И этот образ невозможно забыть. Во всех Изабелях, в той, что взрослеет, страдает, отдается, теряет и побеждает на протяжении всего романа, во всех этих Изабелях живет девочка, которая танцевала, одержимая свободой. Девочка, которую критикуют, – и все мы были такими девочками, хотя бы однажды, если не всегда. Для кого танцуешь, выглядишь как безумная. Елена Гарро создала точный портрет, и невозможно создать другой, более точный.
Далее – отель «Хардин» с его обитательницами. По словам Гарро, их жизнь была страстной и тайной. Эти два прилагательных, страстный и тайный, прекрасно вписываются в прохладный уголок с патио, где в полуденную сиесту собираются только женщины. Страстная и тайная: не скрывается ли здесь вновь тонкая ирония автора, этого рассказчика всех рассказчиков? С какой ясностью и непринужденностью создает она эти образы:
Часто из отеля слышался смех Розы и Рафаэлы, сестер-близняшек, возлюбленных подполковника Круса. Обе северянки, переменчивые и темпераментные, и когда злились, то швыряли свои туфли на улицу. Если же дамы были довольны, то украшали волосы красными тюльпанами, одевались в зеленое и прогуливались, привлекая взгляды. Обе высокие и крепкие. По вечерам, сидя на балконе, сестры лакомились фруктами и дарили улыбки прохожим. Шторы в их комнате никогда не задвигались, и дамы щедро выставляли свою интимную жизнь на всеобщее обозрение. Вдвоем они возлежали на одной кровати с белым кружевным покрывалом, демонстрируя стройные ноги. Подполковник Крус, томно улыбаясь, ласкал их бедра. Крус был человеком добродушным и одинаково баловал обеих.
«Любовница полковника Хусто Короны, Антония, была светловолосой и меланхоличной уроженкой побережья; она часто плакала. Полковник дарил ей подарки, заказывал серенады, однако ничто ее не утешало»; «Луиса принадлежала капитану Флоресу. Тот, как и прочие постояльцы отеля, ее побаивался – характер у дамы был весьма скверным». С какой ясностью и легкостью Гарро показывает нам этот мир, созданный мужчинами; мир, полный женских страстей и тайн. С какой легкостью она рисует этих женщин – любовниц и проституток: сильных, веселых или меланхоличных, озлобленных; юных, напуганных или безутешных, однако, с уверенностью можно сказать, непокорных и не покоренных. Это миф. Миф о женщине, запертой в четырех стенах, которая, несмотря на это, не дает мужчине покоя и требует того, что ей нужно; которая, проплакав всю ночь напролет, все же смеется и швыряет туфли и, несмотря на то что ее заперли и подчинили мужской воле, все равно побеждает. Ведь как можно победить того, кто сам себе хозяин? Однако как Элене Гарро удается показать нам эту кучку болтливых, дерзких, смеющихся и страдающих женщин и в то же время заставить нас пожалеть их мучителей? Военных, которые кажутся хрупкими. Военных, которые в приступе нежности ищут для любовницы идеальную лошадь и идеальный подарок и все же остаются дикарями. Гарро показывает нам реальность со всеми ее гранями: женщину на работе, ревнивую женщину, завистливую, взрывоопасную – ту женщину, которая взрывается в самом центре ограничений, которые налагает на нее жизнь, когда эта жизнь – мужчина.
И теперь о Хулии. Она – любовница диктатора Франсиско Росаса. Женщина, которая всколыхнула весь город. Любопытно, как Икстепек рассказывает о ней. Икстепек – это все его жители, но не Хулия. Она находится за его пределами, она случайная гостья в мире, которому не принадлежит. Она вторглась в него, как осы проникают в мир пчел. Хулия вызывает у жителей Икстепека тревогу и любопытство. Она – неизвестная планета, тень на небе, о которой можно лишь догадываться по едва уловимому, но тревожащему движению:
Хулия бросилась на кровать лицом вниз. Франсиско Росас, не зная, что делать и что сказать, подошел к окну. Его глаза, потускневшие от страха, вызванного скукой любовницы, встретились с потоками солнца, проникающими через жалюзи. Ему хотелось заплакать. Росас не понимал Хулию. Почему она так упорно хотела жить в мире, отличном от его? Никакие слова, никакие действия не могли вытащить ее из улиц и дней, предшествующих их встрече. Генерал чувствовал себя жертвой проклятия. Как ему стереть прошлое? Ослепительное прошлое, в котором сияла Хулия, в смутных комнатах, на смятых кроватях в безымянных городах. Эта память была не его, и он страдал от нее, как от непрекращающегося, смутного ада. В этих чужих и расплывчатых воспоминаниях он видел глаза и руки, что смотрели на Хулию, касались ее и затем уводили туда, где он терялся, пытаясь ее найти.
«Хулия бросилась на кровать лицом вниз» – в этом фрагменте читается отсутствие воли к действию. Хулия падает, движимая некой внешней силой. Здесь чувствуется насилие, которое исходит от этого почти прозрачного, воздушного и до изнеможения женственного существа. Франциско Росас – тиран. Генерал-диктатор, захвативший Икстепек, внушает страх всему городу. Но Хулия нейтрализует его ядовитое присутствие. Хулия – это то, чего он никогда не сможет заполучить. Перед ней и из-за нее он угасает и становится почти жалким в своем унижении. Хулия, с жестокостью своего безразличия, превращает насилие в картон. «Его глаза, потускневшие от страха, вызванного скукой любовницы». Скука, которая внушает страх генералу: какую схему разрушает Гарро этой игрой положений? Возможно, никакую. Она просто называет вещи своими именами. На первый взгляд, здесь нет никакой критики. Но это не так. Несколько лет назад я бы прочитала это иначе. В каком-то смысле я бы восхищалась отстраненностью Хулии, силой ее гравитации вокруг неприступного центра: ты никогда не завладеешь ею, генерал. Никогда. Ты сможешь запереть ее под замок, но она никогда не будет твоей. Я бы тогда подумала, что это победа. Сегодня я это вижу иначе. Сегодня я благодарю за тень, которую Элена Гарро наводит на каждый мужской персонаж: будто они дикари, генералы, беглецы, люди, уничтоженные войной, люди, лишенные воли, испуганные, Элена Гарро лишает их насилия (оно остается невидимым). Иногда они показаны даже с некоторой мягкостью: и дело не в том, что они не изображены во всей своей сложности, и не в том, что Гарро к ним снисходительна; она их деактивирует, снимает с них чары. Она передает реальность, без прикрас. Магия, которой пропитаны персонажи, – это лишь текстура. То, что внутри, – это чистые линии, начерченные недрогнувшей рукой, и описание Хулии, которое я читаю сегодня, в 2019 году, звучит для меня так: Хулия (возможно, в ней могли бы поместиться все женщины, но их там нет, как и все женщины могли бы поместиться в Изабель, но их там тоже нет), любовница генерала, запертая в отеле. В пределах этого места она излучает ложь: Хулия обладает властью только над своей тюрьмой. Она прозрачна, потому что ее не может быть, ибо она существует только благодаря мужчине: она отменяет тирана, который ее любит, но от этого она не перестает быть от всего и всех отрезанной. Она живет только в своей памяти (единственное, что принадлежит только ей и что недоступно Росасу), однако в ее памяти хранятся лишь воспоминания о других мужчинах, которые ее любили, о других постелях и других улицах: что есть Хулия, если не желание мужчины, всех мужчин? Чем она еще может быть, кроме зависти и недоверия, которые она вызывает у других женщин? Хулия – оживший портрет женщины, созданной патриархатом: даже в той крохотной свободе, которая ей дана.
Вся любовь в «Воспоминаниях о будущем» невозможна, от Николаса до Росаса, от Изабели до Хулии, от любовниц до приезжего. Она невозможна из-за мира, в котором они все находятся. Икстепек, запертый внутри яростной, могущественной, полной жизни и конфликтов Мексики, – это мир без гармонии. Мир, основанный на несправедливости. Элена Гарро рассказывает нам о мире, который не меняется. Потому что мы только смахнули пыль с его старинной мебели и нам предстоит долгий путь вперед.
В мои руки попала красивая книга, мягкая и жесткая, словно забытый пейзаж. Элена Гарро – сама память: то, от чего нам никогда не следует отдаляться.
Лара Морено
2019
Грядущий канон
Как и многие великие писатели – например, Кафка, Лоури или Мандельштам, – Элена Гарро пришла к творчеству случайно. Значительная часть ее рукописей была утеряна во время многочисленных переездов, долгих болезней, изгнания и частых супружеских ссор. Писательница, которая вышла замуж в весьма юном возрасте за эгоцентричного поэта, страдала от неуверенности и часто уничтожала свои рукописи, как она позже неоднократно признавалась в интервью. Став заядлой читательницей с раннего возраста, сперва она писала стихи, что потом нашло отражение в ее прозе и драматургии, однако мужу это не нравилось, и многие свои рукописи она уничтожила [19]. Так бы случилось и с «Воспоминаниями о будущем», если бы дочь не успела спасти рукопись из огня.
Родившаяся в 1916 году и скончавшаяся в 1998 году, Элена Гарро прошла через весь XX век – время, когда женщины, хотя и публиковались больше, чем прежде, считались тем не менее создательницами второсортной, сентиментальной и оторванной от реальности прозы. Возможно, самая большая несправедливость в этом отношении была совершена в ходе ожесточенной кампании по дискредитации, как литературной, так и политической, развернувшейся против творчества Элены Гарро после кровавых событий 2 октября 1968 года. Писательница стала объектом преследований и со стороны правительства, и со стороны оппозиционных интеллектуалов. Ее книги были изъяты из магазинов, а из-за испанского происхождения отца Элену даже лишили мексиканского гражданства – несмотря на то что она родилась и выросла Мексике.