Какая же фантазия могла подсказать подобную мысль древнему хронисту?
На пятой табличке рассказывается о том, как Гильгамеш и Энкиду собрались в путь, намереваясь вместе посетить обитель «богов». Они еще издали увидели, что башня, в которой жила богиня Ирнинис, излучала сияние. Стрелы и метательные копья, которыми наши путники осыпали бдительных стражей, не возымели никакого действия. Когда же наконец путникам удалось достичь обители «богов», их остановил грозный предостерегающий голос: «Назад! Никто из смертных не смеет взойти на гору, где обитают боги. Тот, кто увидит лики богов, должен умереть».
«..лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых», — сказано в Книге Исход.
Седьмая табличка повествует о… космическом полете, участником которого довелось стать Энкиду: он целых четыре часа носился по воздуху вместе с орлом, который держал его в своих когтях. Вот как об этом рассказано в тексте эпоса:
«И сказал он мне: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И я поглядел, и увидел, что земля была словно гора, а море — словно небольшое озеро. Он же поднялся еще выше и заговорил со мной: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И увидел я, что земля была словно сад, а море — словно водоток садовника. И он летел еще четыре часа, и поднялся еще выше, и заговорил со мной: погляди вниз, на землю! Как она выглядит? Посмотри на море! Каким оно тебе кажется? И увидел я, что земля была как тарелка ячменной каши, а море — как водонос».
Совершенно ясно, что здесь рассказывается о том, как некое существо смотрит на Землю с большой высоты! Это описание слишком точно, чтобы его можно было считать плодом чистой фантазии! Кто мог поведать автору эпоса, что земля похожа на тарелку с кашей? А море — на водонос, в те времена, когда люди не имели ни малейшего представления о том, как выглядит сверху земной шар? Ведь если взглянуть на Землю с огромной высоты, суша действительно выглядит как причудливая мозаика островков «каши» и воды.
А когда в той же табличке говорится о том, что дверь открылась и заговорила, словно живой человек, то у нас есть все основания идентифицировать это странное явление как… динамик радиоприемника. В восьмой табличке сказано, что тот же самый Энкиду, который увидел Землю с огромной высоты, умер от некоей таинственной болезни — настолько таинственной, что Гильгамеш спрашивает, не коснулось ли его ядовитое дыхание какого-нибудь небесного зверя. Чем же можно объяснить столь странное предположение Гильгамеша, что ядовитое дыхание небесного зверя способно принести человеку неисцелимую и смертельную болезнь?
Девятая табличка повествует о том, как Гильгамеш оплакивает смерть своего друга Энкиду и решает предпринять новое путешествие к богам. Ему не дает покоя мысль о том, что и он может умереть от той же болезни, что и Энкиду. В тексте эпоса говорится, что Гильгамеш отправился к двум горам, которые вели прямо на небо, и что междуу этими двумя горами находились так называемые Врата Солнца. Перед Вратами Солнца Гильгамешу встретился великан, и после долгого разговора с героем он позволил ему войти в эти врата, поскольку он, Гильгамеш, тоже был на две трети богом. Наконец Гильгамеш очутился в сяду богов, позади которого простиралось необъятное море. Боги во второй раз предостерегли дерзкого Гильгамеша:
«Гильгамеш, куда ты спешишь? [Здесь] тебе не найти [вечной] жизни, которую ты ищешь. Когда боги сотворили людей, они определили, что их удел — смерть, а жизнь боги решили оставить себе самим».
Однако Гильгамеш не пожелал слушать подобных предостережений. Он, невзирая ни на какие опасности, хотел увидеть Утнапишти, отца всех людей. Но Утнапишти жил на другом берегу необъятного моря; дорог, ведущих туда, не было, и, кроме ладьи бога Солнца, туда не плавал ни один корабль. И все же Гильгамешу, подвергавшемуся смертельному риску, удалось переправиться через море, и одиннадцатая табличка повествует о его встрече и беседах с Ут-напишти.
Гильгамеш обнаружил, что по внешнему виду отец людей ничуть не выше и не шире в плечах, чем он сам, и подумал, что они с Утнапишти похожи друг на друга, словно отец и сын. Утнапишти поведал Гильгамешу историю своей прошлой жизни, причем, что весьма любопытно, в первом лице.
К нашему величайшему изумлению, мы узнаем в рассказе Утнапишти весьма точное описание потопа. Так, Утнапишти говорит о том, что боги заранее предупредили его о надвигающемся потопе и повелели ему построить огромную ладью, на которой могли бы поместиться его жены и дети, родственники и мастера самых разных ремесел. Описание неистовства стихий, мрака, покрывшего небо, внезапного подъема воды и отчаяния, охватившего людей, которым сведено было пережить это, и в наши дни производит сильное впечатление. В этом повествовании, во многом напоминающем библейский рассказ о Ное и Всемирном потопе, мы встречаем упоминание о вороне и голубе, которые были выпущены с ладьи (ковчега). Когда же воды потопа наконец отступили, ладья Утнапишти пристала к вершине некоей горы. Короче, параллели между эпосом о Гильгамеше и библейским рассказом о потопе не вызывают никакого сомнения, и сегодня ни один серьезный исследователь не станет отвергать их. Но самое поразительное в этом рассказе — то, что мы опять встречаем в нем упоминание о богах.
В то время как рассказ о Всемирном потопе, содержащийся в Библии, дошел до нас, образно говоря, через вторые руки, сама форма повествования Утнапишти — рассказ от первого лица — свидетельствует о том, что в эпосе о Гильгамеше мы имеем дело с подлинным рассказом очевидца, пережившего потоп.
Сегодня уже доказано, что несколько тысяч лет тому назад на Древнем Востоке действительно произошло катастрофическое наводнение (потоп). Древневавилонские клинописные тексты очень точно указывают место, где некогда можно было найти обломки ковчега. На южном склоне горы Арарат, на том месте, где, как предполагается, ковчег причалил к вершине горы, найдены три огромных куска дерева. Однако справедливости ради надо заметить, что шансы найти остатки корабля, построенного из дерева более 6000 лет тому назад и пережившего потоп, мягко говоря, невелики.
В эпосе о Гильгамеше мы находим не только древнейшие упоминания о потопе, но и утопические свидетельства о событиях, которые никак не могли произойти во времена написания самих табличек и которые невозможно приписать вмешательству переводчиков и переписчиков, вновь и вновь копировавших эти тексты на протяжении ряда тысячелетий. Дело в том, что если взглянуть на текст эпоса глазами современных исследователей, то надо признать, что в нем речь идет о фактах, хорошо знакомых авторам эпоса о Гильгамеше.
Правда, подобная постановка вопроса не слишком проясняет мрак, окутывающий этот памятник. Не вправе ли мы предположить, что первоначальный вариант эпоса о Гильгамеше был создан отнюдь не на Древнем Востоке, а… в районе Тиагуанако? Возможно ли даже в мыслях допустить, что потомки Гильгамеша прибыли на земли Шумера из Южной Америки и привезли с собой этот древний эпос? Внимательное изучение этого вопроса позволяет найти объяснение и плаванию через море, совершенному Гильгамешем, и внезапному появлению шумеров, ибо все памятники и предания более позднего Вавилона восходят именно к древним шумерам. Нет никакого сомнения, что высокоразвитая культура Древнего Египта эпохи фараонов располагала богатейшими библиотеками, в которых изучались, хранились и передавались из поколения в поколение древние тайные знания. Пророк Моисей, как мы уже говорили, вырос при дворе египетских фараонов и, вне всякого сомнения, имел возможность пользоваться ценнейшими книгохранилищами. Совершенно ясно, что Моисей был весьма ученым и образованным человеком: как-никак он должен был собственноручно написать свое знаменитое Пятикнижие[17], хотя нам по-прежнему неизвестно, на каком именно языке были созданы первоначальные тексты этих книг.
Если принять гипотезу о том, что эпос о Гильгамеше, созданный шумерами, был заимствован у них ассирийцами и вавилонянами, а впоследствии стал известен и египтянам и что молодой Моисей нашел его в библиотеках Египта и адаптировал для своей цели, то получается, что подлинным первоисточником повествования о потопе следует считать не библейский рассказ, а некую шумерскую хронику..
Разве подобный вопрос не является очевидным? Нам представляется, что классический метод изучения древнейшей истории давно изжил себя и просто не способен давать достоверные результаты, отвечающие данным новейших исследований. Подобный метод слишком связан с архаическими представлениями; в нем не остается простора для фантазии и догадок, способных дать творческий импульс дальнейшему изучению истории.
Многие научные гипотезы и возможности изучения Древнего Востока отвергаются на основании непререкаемости и священности книг Библии. При таком табу выдвигать серьезные вопросы и высказывать сомнения в прежних взглядах попросту невозможно. Даже самые просвещенные исследователи и ученые XIX и ХХ вв. были ограничены в своих исканиях духовными путами тысячелетних заблуждений, особенно если они пытались взять под сомнение те или иные свидетельства Библии. При всем при том даже самый верующий христианин не может не сознавать, что многие события, описанные в Ветхом Завете, несовместимы с представлениями о благом великом и вечном Боге. Даже тот, для кого основные вероисповедные положения Библии являются непререкаемым авторитетом, не может не проявлять интереса к вопросу о том, кто же именно создал людей в незапамятной древности, кто преподал им первые законы общественного устройства, кто научил их правилам гигиены и уничтожил падшее человечество.
Размышляя над этим и задавая подобные вопросы, мы вовсе не грешим безбожием. Мы твердо убеждены в том, что, когда будет дан исчерпывающий ответ на последний вопрос о нашем прошлом, в бесконечности мироздания останется