[89], или, как сказано в Библии, бегемот), которого в реальном мире просто не могло существовать, ибо:
«Ноги у него [бегемота. — Прим. пер.], как медные трубы; кости у него, как железные прутья… От его чихания показывается свет; глаза у него — как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя… На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов… Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни нагрудник, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево… Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; он оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным» (Иов 40: 11–13, 41: 10–12, 16:18, 23–25).
Право, эти восторги по адресу технических характеристик «речной лошади», то бишь бегемота, — поистине крепкий орешек! Специалисты и исследователи Ветхого Завета приписывают эти «слова Иова и ответ Бога» влиянию древнеегипетских и вавилонских источников: здесь действительно воспето некое неведомое существо. Такой же цели — увековечению памяти о реально пережитом — служили рельефы культуры Чавин.
Создается впечатление, что художники, работавшие в Андах, читали древнешумерский эпос о Гильгамеше, в котором, правда, в рамках литературного предания, рассказывается о некоем существе-мутанте — таком, каким его изображают на каменных рельефах:
«Гильгамеш и Энкиду медленно поднялись к самой вершине горы, туда, где пышная сень кедров окружала обитель богов. [Там] белоснежным сиянием сверкала священная башня богини Ирнини.
У них при себе оказался топор. Энкиду взмахнул им и повалил один из кедров. Тотчас послышался гневный оклик: «Кто это там явился и смеет рубить кедры!+ И они увидели, что приближается Хумбаба. Он был страшен, как лев; тело его сплошь покрывала чешуя; на ногах его были когти коршуна, из головы торчали рога дикого буйвола; хвост же и член детородный венчала голова змеи… Они [Гильгамеш и Энкиду] стреляли в него [из лука], метали копья. Но стрелы отскакивали, не причинив ему никакого вреда».
По мнению специалистов, Чавин де Хуантар в древности был местом паломничества, религиозно-культовым центром некоего загадочного народа, который внезапно появился в межгорной долине реки Мосна и на многие века вперед оказал решающее влияние на развитие культур всего этого региона. Этой точки зрения придерживается и видный американист Фридрих Катц:
«Большинство ученых полагают, что движущей силой, способствовавшей появлению новой религии, распространившейся на территории большей части региона Анд, был некий культ. Бытует мнение, что Чавин, а возможно, и другие центры этой культуры были в древности крупными культовыми центрами, являвшимися объектами паломничества. Считается, что паломники, возвращаясь в родные места, доносили проповедь новой религии до самых отдаленных деревень. Подобные религиозные центры существуют и в наши дни, и паломники преодолевают многие сотни и тысячи километров, чтобы посетить священные места».
К такому же выводу в своем исследовании проблематики культуры Чавин приходит и Гордон Р. Уилли: «Чавин — это, вне всякого сомнения, громадный церемониальный центр». Эту же точку зрения разделяет и Хулио Ц. Тельо.
У всех религий всегда существовали основоположники и вероучители. Израильтяне Ветхого Завета поклонялись Богу, Господу, который сотворил Адама и Еву, спас от потопа Ноя и разговаривал с Авраамом и Моисеем. В Новом Завете все основные события и откровения сконцентрированы вокруг личности Иисуса. Свои религии создали и Будда и Мохаммед, признанные пророки и проповедники. Всякий раз, когда в мире возникали новые религии, они были плодом коллективного творчества богов и людей. Никакая религия никогда и нигде не была плодом, так сказать, коллективного озарения, осенившего массы людей. Всегда были некие существа, экстраординарные личности, жившие среди людей, воплощая в своей жизни все те ценности, которые они проповедовали.
А вот у религиозного культа Чавин де Хуантар подобного основателя религии не было. Было бы явным кощунством провозглашать основоположниками религии ягуаров, кондоров или змей, изображенных на рельефах, если бы за ними не стояла некая высшая, «просветленная» личность.
Есть немало исследователей, склонных отождествлять культ полулюдей-полуживотных с шаманизмом. Между тем шаманы — это примитивные колдуны, которые вводили себя в состояние транса, когда душа воспаряла к духам, или, напротив, позволяли духам вселяться в свое тело. Найджел Дэвис, вот уже более 20 лет живущий в Мексике, считает:
«Человек, которому удалось в лесу уйти живым из лап тигра, считался среди мохо [индейского племени, живущего в Восточной Боливии. — Прим, авт.] человеком, пользующимся особой благосклонностью богов, и автоматически становился членом сообщества шаманов-ягуаров. У мохо существовал всего один храмовый культ, посвященный этому божеству».
Без сомнения, такой шаманический культ был широко распространен среди всех первобытных народов; при этом следует помнить, что для простых детей природы всегда очень желанны те или иные свойства животных: быстрота ягуара, хитрость змеи, способность птиц летать (мечта, которой во все века грезили все народы). Утверждение, что зверям приносили жертвы, чтобы умилостивить их, давно стало прописной истиной. Но никогда и нигде художники первобытных народов не наделяли животных, которых видели в окружающем мире, вымышленными способностями, которыми те никогда не обладали. Так, змея ползает по земле, но не летает, ягуар бегает и прыгает, но не умеет летать, а кондор не обладает мощными лапами ягуара, приспособленными для прыжков. Как видим, все очень просто.
В разных религиях и культах существуют свои законы и моральные нормы. Но неужели они могли быть основаны ягуарами, женатыми на шаманках? А может быть, это кондоры принесли с неба мудрые учения? И наконец — если продолжить подобную логику абсурда — не^ето среди животных существовали свои архитекторы, построившие Чавин де Хуантар, чтобы он в конце концов стал религиозно-культовым центром почитания их самих?
Но если даже предположить, что религия культуры Чавин действительно представляла собой культ ягуара и кондора, разве не резонно признать, что выдающимся художникам древности не потребовалось бы прилагать особых стараний, чтобы по возможности точно воспроизвести в камне облик животных, которых они так боялись и которым поклонялись? Разве в таком случае среди каменных монументов Чавин де Хуантар не сохранились бы анималистически совершенные изображения животных, столь же прекрасные и безукоризненные, как и изваяния священного быка Аписа, созданные древними вавилонянами и египтянами? Не логично ли было бы ожидать, что в Чавин де Хуантар была бы найдена хоть одна мумия ягуара или кондора, подобная миллионам египетских мумий священных соколов, считавшихся воплощением бога солнца — Ра? А между тем в Чавин де Хуантар не найдено ни единой мумии «священных» животных.
Так какому же богу был посвящен этот загадочный храм? Бог этот был способен летать, как кондор, и бросаться на жертву, как ягуар, он умерщвлял врагов, как змея, и имел при этом почти человеческий облик. Более того, он был наделен разумом, достойным мудрого правителя. Что же это был за бог, сочетавший в себе столь разные качества?!
Результаты прежних исследований дали основание отнести время сооружения храмового комплекса Чавин де Хуантар к 1000-700 гг. до н. э. Богослов и ученый Зигфрид Хубер, длительное время живший и работавший в регионе Анд, пишет:
«Если допустить, что этот комплекс можно датировать 850 г. до н. э., получается, что стиль культуры Чавин является наиболее древним и совершенным художественным стилем как с точки зрения формы, так и с точки зрения техники. Видимо, около 850 г. до н. э. на этих землях появились некие пришельцы, познакомившие местных жителей со своими идеями и техническими возможностями».
Выводы позднейших исследований показывают, что дату создания комплекса следует «передвинуть» в более позднюю эпоху, чуть ближе к нашему времени. Так, перуанские археологи относят время строительства храмового комплекса к периоду между 800 и 500 гг. до н. э. Установить более точную дату вряд ли возможно, ибо даже самые современные методы датировки имеют точность порядка плюс-минус 200 лет. Наши физики создали самые современные инструменты для датировки древних и древнейших памятников, но вопроса о точности датировки это опять-таки не снимает.
Поскольку этот вопрос имеет очень важное значение для археологии, следует сказать несколько слов о самих принципах датировки.
Возраст тех или иных объектов сегодня принято определять по времени полураспада радиоактивных изотопов. Период полураспада — это время, за которое происходит разложение половины радиоактивных изотопов по сравнению с первоначальным их числом. В качестве исходной точки необходимо выбрать некую постоянную величину. Так, при применении широко известного метода датировки по изотопам углерода С14 в качестве константы неизменного содержания радиоактивных изотопов углерода выбрана атмосфера Земли. В научной литературе уже не раз ставился вопрос о том, насколько зыбок и нестабилен подобный критерий. Дело в том, что в разные эпохи истории Земли содержание изотопов углерода не раз претерпевало сильные изменения. Почему это происходило, неизвестно, но факт остается фактом: датировка по этому методу является спорной и вызывает серьезные нарекания.
Кроме того, очень важен и вопрос о том, возраст каких именно объектов предстоит определить. В одном и том же храме могут быть найдены и остатки тканей, и обгорелые древесные уголья. А что, если эти остатки тканей некогда были частью наряда храмовой танцовщицы, демонстрировавшей свое искусство в храме, существовавшем к тому времени уже много веков? Да и остатки древесного угля мало что скажут об истинном возрасте храма, ибо обгорели они, вполне возможно, в пожаре, уничтожившем древний храм.