Известно, что в Иерусалиме не протекает ни ручья, ни реки, на берегах которого было бы такое щедрое буйство жизни. Просто удивительно, какую чушь в священном благоговении сумели сотворить из скромной речки богословские толкования! А поскольку в Мертвом море все мертво в буквальном смысле слова, и там даже при самых благих пожеланиях не может быть речи об обилии рыбы («рыбы… весьма много»), реку, описанную у Иезекииля, превращали в пророческое предвидение будущего!
Чтобы населить реку, которой, кстати сказать, в Иерусалиме нет и не было, хоть каким-то подобием разнообразных форм жизни, переводчики и толкователи проделывали ловкий трюк. Дело в том, что хотя в тексте Книги Иезекииля нет слова «мертвый» в связи со словом «море», в переводе оно фигурировало:
«Впрочем, слово «море» можно считать равнозначным слову «мертвое», поскольку это определение, очевидное для иудейского читателя, не столь очевидно для немецкого, и перевод очень сложно понять, если не пояснить его смысл необходимыми комментариями».
Ловкий трюк, что и говорить!
После того как «море» в результате произвольной интерполяции получило название, река волшебным образом становится ареной некоего экологического чуда, относимого опять-таки к будущему.
Послушаем первый комментарий:
«И вот Иезекииль видит второе чудо: в прежде голой и лишенной какой бы то ни было жизни местности по берегам реки высятся бесчисленные деревья, а бесплодный ландшафт вдруг превратился в нивы, сверкающие изумрудной сочной зеленью… река величественно несет свои воды по всей Иорданской низменности, а затем впадает в соленые воды Мертвого моря… Эти чудесные превращения ручья, вытекающего из храма, не оставляют никакого сомнения в том, из какого источника черпал повествователь силы и вдохновение для своего рассказа; да, это райская река, воды которой наполют град Божий».
А вот второй комментарий:
«Было бы совершенно напрасным занятием подвергать подобные фантазии строго научной критике. Видимо, здесь перед нами — идея о преображении природы…»
Теперь нас ждет третий комментарий:
«Здесь со всей очевидностью отражены надежды Иезекииля, что в будущем источник Храма превратится в широкую полноводную реку, которая напоит своими водами бесплодные восточные области Иудеи и вдохнет жизнь даже в Мертвое море. Когда в Храме будут восстановлены истинные, предписанные законом богослужения, безжизненные окрестности храма и Иерусалима превратятся в цветущий райский сад…»
На очереди — четвертый комментарий:
«…описан поток живой воды, который вытекает из святилища, делая плодородными мертвые земли и возрождая даже Мертвое море».
И, наконец, пятый комментарий:
«С какой стати вообще пытаться найти для подобных видений естественные объяснения столь сомнительного достоинства? Для нас, христиан, разумеется, если мы — не просто критики-педанты, придирающиеся к тексту, этот священный поток является символом пророчества, дарованного Самим Богом… в его воздействии вы видим как бы благочестивый прообраз благодати Святого Духа».
Видение. Пророчество. Благодать… Согласно этим комментариям, получается, что Иезекиилю было обещано, что в будущем возникнет райский сад, река из которого оросит всю Иудею и оживит воды Мертвого моря. Ни одно из этих обещаний так и не исполнилось. Израиль по-прежнему ждет появления райской реки, символизирующей благодать Святого Дуда.
И подобное стремление усматривать во всем призыв к преображению природы именуется научной критикой…
Если бы Шлиман таким же образом интерпретировал тексты Гомера, Троя, скорее всего, не была бы открыта и по сей день.
В 1889 г. археолог Жорж Перро (1832–1914) со своим коллегой Шарлем Шипизом на основании текстов книги Иезекииля создал графическую реконструкцию Иерусалимского храма; в качестве дополнительного источника информации ученые привлекли и Книги Царств.
Главная трудность, с которой они столкнулись при создании реконструкции, — это вопрос о единицах измерения. Каким именно локтем пользовался муж, которого вид был как вид блестящей меди? Вавилонским локтем, длина которого составляла 45,8 см, или древнеегипетским, величина которого равнялась 52,5 см? Или под локтем понималась какая-то другая величина? Вопрос этот очень важен, ибо приведенные размеры свидетельствовали, что здание было поистине грандиозным.
Перро отметил один важный аспект, который, если задуматься, не является столь уж неожиданным:
«Если внимательно изучить текст Иезекииля, нетрудно заметить, что сам храм описан не столь подробно, как внешний и внутренний дворы, окружающие его. Между тем эти внешние зоны должны были бы представлять для пророка куда меньший интерес, чем само святилище. На первый взгляд эта несоразмерность вызывает удивление, но у нее есть свои причины».
Авторы оперируют весьма парадоксальной логикой. По-видимому, пишут они, Иезекииль не стал подробно останавливаться на описании храмового святилища, ибо оно якобы и без того было хорошо знакомо израильтянам. Однако возникает вопрос ведь если израильтяне имели свободный доступ лишь во внешний и внутренний дворы храма, они знали их куда лучше, чем сам храм, войти в который позволялось далеко не каждому? Почему же тогда Иезекииль с такой тщательностью описывал именно дворы и территорию вокруг храма?
Свою графическую реконструкцию храма создал в прошлом веке и видный богослов Рудольф Сменд, немало удивлявшийся, что во всех обмерах храма, «за двумя исключениями, которые, собственно, не имеют особого значения (Иезек. 40:5 и 41:8), неизменно указаны только длина и ширина».
Меня же эта «неполнота» нисколько не удивляет. Муж, которого вид был как вид блестящей меди, прекрасно понимал, что в будущих веках и тысячелетиях от третьей составляющей обмеров — высоты — не останется и следа. Куда важнее пропорции стен, ограничивающих территорию храма. Тот факт, что Иезекииль практически никогда не указывает высоту, опровергает утверждения богословов, будто пророк, созерцая галлюцинацию, описывает образ храма, который еще только будет воздвигнут в будущем. Пропорции высоты для будущего сооружения были бы абсолютно необходимыми. И если бы толкователи вышли из мрака своих книгохранилищ и признали, что Иезекииль описывает пропорции реально существующего здания, загадка храма была бы решена.
Все прежние попытки создания реконструкции храма исходили из вроде бы вполне логичного допущения о том, что образцом для храма, описанного Иезекиилем, послужил храм Соломона в Иерусалиме. Подобное заблуждение порождало немало несоответствий, на которые часто указывал Рудольф) Сменд:
«Иные стихи просто невозможно понимать буквально: «ворота против ворот», ибо в таком случае получается совершенная бессмыслица… Это противоречит утверждению, что ворота и зал были расположены друг напротив друга… представляется невозможным, чтобы такие комнаты имелись напротив всех ворот, поскольку жертвенник [стол для ритуального заклания живых животных. — [Прим. авт.], который должен был находиться за ними, мог стоять только за одними воротами, а именно — за восточными… Если же жертвы всесожжения, жертвы приношения и жертвы за грех приносились на северной стороне алтаря, то это явно противоречит рассматриваемому месту».
При подобных ошибочных исходных посылках с Иезекиилем можно делать все, что угодно, до тех пор, пока его не удастся подогнать под готовую схему храма Соломона.
Ничуть не меньше, чем Сменд, был удивлен и богослов и философ Отто Тениус, при попытке создания собственной реконструкции обративший внимание на отсутствие пропорций высоты. Однако у него за удивлением последовали вполне здравые выводы:
«Обращает на себя внимание тот факт, что при описании всего убранства использована одна и та же мера для ширины ворот и толщины стен и что на основании этого описания можно начертить только план, а именно — плоскостной план. На вопрос же о том, почему Иезекииль, описывая здание храма, так и не привел ни одной пропорции высоты, ответить невозможно, даже если прибегнуть к самой смелой фантазии…»
Что правда — то правда! А между тем фантазия здесь совершенно ни при чем.
Видный богослов Эдуард Ройсс (1804–1891), ведущий представитель так называемого историко-критического направления, при создании своей реконструкции тоже столкнулся с немалыми трудностями:
«…при воссоздании некоторых элементов остаются непреодолимые трудности… высота столбов — 60 локтей вызывает у нас подозрения. Если считать, что ширина составляет 25 локтей, то при расчете пропорций ходов и галереи необходимо учитывать толщину стен, которая здесь не упоминается… Что, собственно говоря, означают выражения «ворота против ворот» или «от ворот до ворот»? Означает ли это, что ворота были сделаны в задней стене дозорной башни и вели во двор?»
Тот же богослов Тениус обращает особое внимание на два пункта: на основании текста Книги Иезекииля можно составить лишь плоскостной план-схему; на вопрос же о том, почему в описании не указаны пропорции высоты, невозможно дать ответ даже в том случае, если прибегнуть к самой дерзкой фантазии.
Итак, все попытки создания реконструкции храма имеют под собой весьма шаткое основание. Некоторые размеры и пропорции, например, на каких стенах покоились алтарь и купель для омовения, приходится брать из других библейских источников, описывающих храм Соломона.
Однако, несмотря на отдельные противоречия, Иезекииль приводит вполне достоверные описания, позволяющие составить представление о том, что же ему было показано на весьма высокой горе.
I. Храм, описанный Иезекиилем, реально существовал. Описания, приведенные Иезекиилем и/или его соавторами, отнюдь не были следствием видения. Более того, это вовсе не был план некоего храма, якобы явленный в видении, который еще только предстояло возвести в будущем.
В видении были бы неуместны конкретные детали местности, где предстояло воздвигнуть храм, а такие тектонические подробности, как «склоны» или «скалы», соседствующие с будущим храмом, и вовсе представляют собой абсурд. Столь же неуместным было бы и указание точного местоположения ручья «на южной стороне». На мой взгляд, если это — «видение», то оно явно рискует впасть в гротеск, описывая, как по берегам речки или ручья растут неслыханно роскошные деревья, усеянные плодами, деревья, листья которых никогда не увядают. И все это — не где-нибудь, а в Иерусалим