Отметим еще, что именно первый ПЭК-кризис стал причиной Первой мировой войны. В ситуации, когда описанные выше методы перераспределения рисков производителей внутри воспроизводственного контура перестали давать эффект из-за исчерпания возможностей существующих технологических зон, на первое место вышел главный способ их снижения: расширение рынков за счет конкурентных технологических зон.
Глава 11Кризисы падения эффективности капитала. Кризис второй
Второй ПЭК-кризис начался весной 1930 г. Обвалы пузырей 1927 г. (спекуляции землей) и 1929 г. (фондовый рынок) не были собственно экономическим кризисом: к весне 30-го года фондовые индексы в США отыграли уже практически треть падения октября предыдущего года и всем казалось, что все проблемы позади. Но прежде чем переходить к описанию собственно кризиса, нужно сказать о причинах и последствиях создания этих пузырей.
Дело в том, что слово «пузырь» в приложении к финансам имеет много значений и смыслов. Например, монетаристы, последователи М. Фридмана, в 80-90-е годы прошлого века вообще не признавали их наличия. Для меня же важно объяснить, в чем главная особенность финансовых пузырей в условиях ПЭК-кризисов.
Вообще, под пузырем обычно подразумевают самоподдерживающуюся финансовую конструкцию, которая за счет привлечения все новых и новых финансов под высокие (выше средних) нормы прибыли обеспечивает высокую, сравнимую с общим объемом ВВП страны, капитализацию. Классический пример: пирамида ГКО в России, хотя она имела специфический формат, поскольку работала с привлечением бюджетных денег.
А вот, скажем, пузыри на фондовом рынке (в том числе тот, который рухнул в 1929 г.) выглядят более честно. Там никто не обещает роста (который, конечно, имеет место), но вернуть (т. е. вытащить с рынка) можно только те деньги, которые в него приходят. То есть если кто-то захочет купить ваши акции, то вы их и продадите. А не захочет, придется снижать цены и фиксировать убытки.
Подавляющее большинство пузырей до эпохи ФРС формировались за счет сбережений. При этом использовать заемные средства было достаточно сложно, просто потому, что под такие операции банки старались заемщиков не финансировать. Даже в конце 20-х годов прямого кредитования операций на фондовом рынке было мало. Соответственно, если для конкретных предпринимателей и банкиров обрушение таких пузырей могло стоить очень дорого, для воспроизводственного контура экономики в целом они не играли уж такой принципиальной роли. Хотя и могли ускорить начало очередного циклического кризиса.
Но экономический бум 20-х годов, связанный с активностью банков, поддержанных только созданной ФРС, резко увеличил возможности по небанковскому стимулированию вложений в фондовый рынок. Были созданы различного рода промежуточные структуры, которые как раз активно использовали кредитование, что позволяло рядовым гражданам играть на фондовом рынке «с плечом». Только это и имело для них смысл, в норме их сбережения были слишком незначительными, чтобы такая игра стоила свеч.
Как следствие, в 20-е годы в США возник феномен, с которым финансовая и экономическая системы ранее не сталкивались. Игра на рынке «с плечом» позволяла даже за счет небольших начальных вложений получать устойчивую и значимую прибыль, а постоянно растущий за счет эмиссионной накачки рынок все время рос, что защищало малых спекулянтов (называть таких людей инвесторами как-то не совсем корректно) от риска «маржин коллов». Как следствие, появился механизм получения дополнительных доходов для домохозяйств, который реально существенно увеличивал их потребительские возможности.
Кто-то эти деньги реинвестировал в фондовый рынок, но довольно много людей их выводило для повышения уровня жизни. Типичный пример для России – история пирамиды «МММ», которая (в своей первой реализации) реально использовалась многими семьями для повышения своего благосостояния в ситуации острого экономического кризиса.
Кроме того, экономический бум привел к тому, что эмиссионные (по реальному происхождению) деньги, которые выпускались под фондовые активы, так или иначе доходили до всех конечных потребителей, прежде всего до домохозяйств. В частности, росли продажи большинства компаний и, соответственно, зарплаты, которые формировали бо́льшую часть реально располагаемых доходов домохозяйств. Как следствие, в экономике США появился несистемный источник доходов большинства домохозяйств, создавший ситуацию, при которой реальные (т. е. за вычетом добавки, связанной с фондовым пузырем) доходы домохозяйств, согласованные с реальным состоянием воспроизводственного контура, были меньше их же расходов примерно на 15 %.
Пятнадцать процентов – не общепринятая цифра (мне вообще неизвестны работы, в которых бы исследовался баланс спроса и доходов домохозяйств в США в 20-е годы с точки зрения тех дополнительных доходов, которые принес предкризисный бум), она стала результатом экспертных оценок по итогам изучения многочисленных источников того времени. К слову, официальная статистика тут не помощник, необходимые данные на тот момент статистикой не учитывались, и по этой причине экономические показатели того времени в действительности представляют собой цифры, определенные по некоторым современным моделям. Они, как понятно, далеко не всегда адекватны реальности того времени.
Здесь нужно уточнить слово «несистемный», которое в дальнейшем контексте будет означать доход, по происхождению и объему не соответствующий образующемуся в рамках воспроизводственного контура в процессе его нормального функционирования. Как описано выше, в гл. 9, он повышает доход корпораций и домохозяйств относительно того, который они получают в равновесной и сбалансированной экономике; но при этом этот доход носит ограниченный по времени характер и для своего стимулирования требует дополнительных ресурсов. Например, эмиссии денежных средств под достаточно фиктивные с точки зрения экономики (т. е. воспроизводственного контура) активы.
Соответственно, как только произошел обвал фондового рынка (а до того, в 1927 г., рухнул пузырь спекуляций с недвижимостью, который, впрочем, был менее масштабным), эти механизмы получения несистемного дохода стали разрушаться (хотя и с некоторым лагом). Фондовый рынок стал расти (к весне 1930 г. он отыграл почти треть от падения октября 1929 г.), но домохозяйства уже не могли поддержать прежний спрос и обслуживать свои долги (ипотечные в первую очередь), что и вызвало начало полноценного кризиса, главным механизмом которого было сокращение частного спроса.
Соответственно, резко выросли сбережения (что в условиях кризиса совершенно естественно), что сократило долю частных расходов в структуре ВВП. Их заместили государственные расходы (напомню, что министр внутренних дел Г. Икес создал тогда в США полный аналог советского ГУЛАГа, в котором люди многие месяцы работали фактически за еду), но с учетом существенного падения ВВП они были меньше, чем выпавший частный спрос в абсолютном масштабе. Вообще в условиях либерализации экономической политики (которая при капитализме всегда сопровождает периоды более или менее долгосрочного экономического роста) доля частного спроса в ВВП существенно вырастает и последующее ее (доли) падение крайне негативно отражается на экономике.
Отмечу, что при исследовании этого кризиса, хотя некоторые показатели (например, ВВП) уже стали рассчитываться статистикой, возникает та же проблема, что описана в предыдущей главе: несоответствие описания кризиса (сокращение частных расходов в ВВП, низкие доходы домохозяйств до начала 40-х годов) и экономической логики (сбережения растут, доля частных расходов в ВВП падает) официальным данным.
Вот графики процентных индексов, описывающие современные официальные данные, из которых, в общем, все сразу видно (рис. 19).
Рис. 19. Экономические данные США, 1929-1944 гг. ВВП, Доходы работников, Расходы федерального правительства (источник: https://fraser.stlouisfed.org/files/docs/publications/nipab/pages/58468_1945-1949.pdf)
Более подробно детали этого кризиса мы рассмотрим позднее (в главе, посвященной кризису осени 2008 г., поскольку именно он является наиболее теоретически чистым аналогом кризиса 1930 г.), сейчас же приведу только общие соображения. Тогда, в 30-е годы, денежные власти США отказались от эмиссии доллара (в том числе из-за золотого стандарта), и в результате второй кризис падения эффективности капитала проходил как чисто дефляционный.
Его понижательная стадия длилась с весны 1930 г. до конца 1932 г. и темпы спада составляли примерно 1 % ВВП в месяц, или около 10 % в год. По итогам, частный спрос (т. е. расходы домохозяйств) пришел в равновесное состояние с их реально располагаемыми доходами. Эффект дополнительных расходов домохозяйств, связанный с побочными эффектами от упомянутых финансовых пузырей, был компенсирован.
Отметим очень важное обстоятельство. Хорошо, когда можно более или менее ясно увидеть сверхфинансирование домохозяйств, обеспечивающее превышение их спроса над реально располагаемыми доходами, которые может обеспечить равновесная экономика (в рамках своего воспроизводственного контура). Так было, например, между 2000 и 2008 гг., когда прирост спроса был обеспечен ростом частной задолженности. А вот тогда, в 30-е годы, точно понять, насколько вырос спрос домохозяйств от влияния финансовых пузырей, было достаточно сложно.
Ну действительно, богатые биржевики и спекулянты формируют соответствующую среду потребления, которая включает и предметы роскоши, и автомобили, и недвижимость, и одежду, и рестораны, и много еще чего. И понять, что в результате резкого сокращения финансовых пузырей вся эта инфраструктура умрет, подчас достаточно сложно, а люди, которые в ней работают, формируют собственный спрос. А когда речь идет о тех отраслях, которые обеспечивают эти отрасли (например, уборщики в ресторанах или производители мебели), то для них этот вопрос становится еще более сложным.