Или, иначе, ситуация 2000-х годов. Нормальный доход домохозяйства (после выплаты налогов) в США можно оценить в 60 000 долларов в год, это даже будет повыше среднего значения. То есть исторически нормальный уровень сбережений среднего домохозяйства – 6000 долларов в год. Стоимость дома, в котором живет семья, условно 100 000 долларов (полтора годовых дохода). И вот они неожиданно обнаруживают, что из года в год стоимость их дома растет: 120 тысяч, 140, 160… В такой ситуации имеет смысл накапливать 6000 в год? Имеет смысл взять новый кредит под новую стоимость дома (рефинансировать ипотеку) и, прибавив сбережения, взять новую ипотеку. И в результате получить рост активов (два дома вместо одного) вместе с ростом долга…
При этом вывод части средств из капитала фондовых спекулянтов и посредников не вызывает особых проблем, поскольку он легко компенсируется кредитами, взятыми под общий объем активов. В результате фондовая пирамида стремительно нарастает. Собственно, как я уже писал, на тот момент в США были две крупные пирамиды, менее крупная, на спекуляциях с земельными участками (она лопнула в 1927 г.), более крупная – фондовая (рухнула в 1929 г.). Тем не менее экономический кризис от этого не начался, более того, к началу весны 1930 г. фондовый рынок отыграл почти треть от спада октября 1929 г. И вот тут начался реальный кризис. С чем это было связано?
Дело в том, что в нормальной экономике товарные потоки (и потоки базовых услуг) сбалансированы: каждая отрасль получает определенный объем товаров и услуг от других и отдает им в свою очередь, то, что она произвела. И на уровне всей экономики эти потоки балансируются конечным спросом, при этом домохозяйства тратят на потребление то, что они заработали (а зарплата, в свою очередь, это издержки производства отраслей). При этом общий объем произведенного год от года растет, что позволяет обеспечивать сбережения и компенсировать проблемы кризисов, и незначительные колебания год от года принципиального изменения в эту картину не вносят. Другое дело, когда складывается ситуация, при которой у домохозяйств образуется значительный доход, полученный не за счет нормальной экономической жизни.
Этот доход начинает активно вкладываться в экономику и либо создавать в ней новые отрасли (например, если смотреть на современную ситуацию, богатые работники финансовых институтов начинают требовать хороших ресторанов, фитнес-центров и т. д.), либо давать дополнительный (относительно более или менее стабильного, сложившегося за предыдущие годы) доход для отраслей старых. При этом сами отрасли не могут оценить, насколько этот доход соответствует реальным возможностям экономики. Для этого как минимум нужно очень тщательно изучить межотраслевой баланс, причем и здесь есть определенные сложности, поскольку дополнительные источники доходов далеко не всегда бросаются в глаза (более подробно этот момент я опишу ниже, когда буду описывать масштаб сложившегося на сегодня кризиса).
Тут, естественно, возникает вопрос: а откуда, собственно, появляются новые доходы и деньги, в которых они выражены? А вот как раз за счет того, что контроль над эмиссией становится частным, причем не просто частным, а отражающим интересы финансовой системы. Если появляются новые активы – что может быть естественнее выдачи под них кредитов или эмиссия под их оборот? Опять же инфляции при этом особой нет, поскольку эмиссионные деньги связаны этими самыми новыми активами. Чуть ниже я приведу и еще одну причину появления избыточного ресурса в финансовой системе современных капиталистических государств, построенной на фиатных (эмиссионных, не привязанных к фиксированному активу, золоту).
Но при этом часть денег граждане выводят в реальный оборот! А вот тут-то проявляется свойство фондового рынка: из него нельзя вывести деньги! Если вы хотите продать часть своих активов, то кто-то должен их купить! То есть в целом деньги остаются в системе! Другое дело, что домохозяйства выводят деньги в реальный сектор, а покупатель может их взять за счет кредита (возможность выдачи которого обеспечивается банку за счет эмиссии). Разумеется, при этом растет и кредитный мультипликатор, так что все большая доля активов в финансовой системе становится чисто финансовой.
Важное замечание. Я не буду описывать эти процессы в цифрах для ситуации 20-х годов, поскольку на сегодняшний день сложно оценить адекватность статистической информации. Но вот для абсолютно аналогичного по происхождению кризиса 2008 г. я дам чуть ниже достаточно полную статистику.
Почему этот процесс не ведет к инфляции? А он ведет. Но поскольку экономика воспринимает ситуацию как нормальный бум, поскольку кредитование под создание новых производств идет нормально, поскольку рост спроса воспринимается как естественный, поскольку есть конкурентные ограничения, в целом всем кажется, что имеет место обычный, просто чуть более длинный и чуть более сильный, чем обычный, циклический рост. Кроме того, новые активы, образующиеся в финансовой системе, пусть они и носят чисто финансовый характер, позволяют связывать лишние (в некотором понимании этого слова) деньги.
Важную роль играет и денежное регулирование со стороны центрального банка. Поскольку банки в ситуации надувания пузырей все время наращивают кредитование друг друга (т. е. идет активный процесс кредитной эмиссии), то центробанки начинают сокращать активность собственной эмиссионной деятельности, откачивать с денежных рынков наличную массу, уменьшать денежную базу.
Правда, возникает вопрос, а почему такая ситуация не может продолжаться вечно? В гл. 20 описана математическая модель, объясняющая этот феномен, но сейчас имеет смысл описать соответствующий эффект, что называется, на пальцах. Суть объяснения в следующем: поскольку денег в экономической системе на новые финансовые (например, для оборота вторичных активов фондового рынка) активы нет, то их нужно напечатать. Отметим, что, поскольку ситуация с банками полностью известна денежным властям, никаких эксцессов, типа инфляции, это вызвать не может.
Проблема начинается в тот момент, когда становится понятно, что активы эти – финансовые. То есть где-то в конце цепочки вторичных активов лежит либо частный спрос (который поддерживает спекуляции), либо доходность реального сектора, который должен показывать прибыль, более того, который должен эту прибыль направлять на выплату дивидендов или другими способами поддерживать финансовый сектор. Ожидать резкого роста спроса со стороны «физиков» не приходится, да и всем остальным эту избыточную прибыль нужно обеспечить; причем на каждом шаге роста пирамиды она должна быть все больше и больше (пирамида растет снизу, наращивая основание, которое на каждом шаге становится все шире и шире).
В результате объем денег в чисто финансовом секторе не просто растет, а растет все время нарастающими темпами. Соответственно, растет в нем и общая прибыль. Как следствие, все больше капиталов устремляется в него из реального сектора, в котором падают доходы корпораций и зарплаты работников, ручеек из реального сектора, поддерживающий финансовую конструкцию, становится все уже и уже (и уже не только относительно его масштабов, но и абсолютно).
Фактически финансовый сектор начинает играть роль пылесоса, который вытягивает в свою пользу все инвестиционные ресурсы финансовой системы. Такая ситуация, например, сложилась в России перед дефолтом 1998 г., когда кредитный мультипликатор упал до 1,2 (при норме 4-6), монетизация снизилась до 4 % (при норме 100 %), а все свободные средства направлялись на рынок ГКО, который и заменял у нас все остальные финансовые рынки. Похожая ситуация у нас сегодня с инвестициями в реальный сектор, которые не могут конкурировать с доходностью валютных спекуляций. В общем, ситуация эта достаточно типичная.
А вот с другой стороны ситуация противоположная. Поскольку темпы роста финансовой системы начинают превышать исторически обоснованные темпы роста экономической системы (не забудем, решение об эмиссии принимают те же люди, что и доходы получают!), начинают расти ускоренными темпами и доходы представителей финансового сектора (этот эффект, кстати, отмечают многие эксперты последние годы). И у них появляется непреодолимое желание зафиксировать свое богатство в реальной жизни. В конце концов, один раз живем!
В результате начинает быстро расти поток из финансового сектора в реальный, но это поток не инвестиционный, а потребительский. Причем по мере роста финансовой пирамиды, этот темп все время нарастает, он намного превышает нормальные темпы роста воспроизводственного контура, причем структура этого потребления не соответствует структуре потребления большей части населения, оно соответствует потреблению богатых. На экономической системе начинает стремительно нарастать паразитический нарост, галл, раковая опухоль. Она полностью сбивает все внутренние настройки системы разделения труда, в частности, резко увеличивает риски производителей, особенно тех, которые ориентированы на массовый спрос не самых богатых людей. И в этот момент система идет вразнос.
Фактически во всех ПЭК-кризисах все перечисленные обстоятельства имели место. Однако у них были особенности, которые и привели к небольшим внешним отличиям. У первого кризиса (конец XIX – начало ХХ в.) – отсутствие ярких финансовых пузырей, в которых бы участвовали домохозяйства, из-за чего не было острой дефляционной стадии кризиса. Доходы домохозяйств падали вместе с общим кризисным процессом, связанным с излишним стимулированием экономики в предыдущие годы. Ярко выраженная посткризисная депрессия.
Второй кризис (конец 20-х – начало 30-х годов ХХ в.) уже позволял домохозяйствам вкладывать средства в финансовые пузыри, хотя это происходило не непосредственно, а через корпоративных посредников. Острая стадия дефляционного шока ярко выражена (спад с постоянной скоростью чуть меньше 1 % в месяц), поскольку денежная эмиссия для поддержания частного спроса не проводилась, в том числе из-за золотого стандарта. Кроме того, резкое падение кредитного мультипликатора в период кризиса привело к разрушению механизмов перераспределения доходов среди населения. Ярко выраженная посткризисная депрессия.