Собственно, процесс, который будет происходить между Ч1 и Ч2, это и есть нормальное движение экономики в полном соответствии с неоклассической теорией, движение в сторону равновесного состояния, баланса доходов и расходов. А вот нынешнее состояние экономики США неестественное, созданное искусственно, с целью любой ценой поддержать экономический рост в условиях начинающегося ПЭК-кризиса.
Соответствующий процесс очень хорошо заметен на примере второго ПЭК-кризиса, который произошел в начале 30-х годов прошлого века. Тогда спад продолжался два с половиной года (с весны 1930 до конца 1932 г.), причем темпы спада составляли чуть меньше, чем 1 % ВВП в месяц. При этом эмиссии не было, т. е. кризис носил чисто дефляционный характер (цены падали).
Точка равновесия была достигнута в тот момент, когда ВВП страны упал примерно на 25 % (в дальнейшем, за счет чисто деградационных процессов в экономике спад усилился еще процентов на 5 от исходного состояния), совокупное падение расходов граждан, т. е. уровня жизни, составило около 40 %. Для экономики в целом это падение частных расходов было частично компенсировано увеличением расходов государства.
При этом на первом этапе кризиса, когда темпы спада составляли около 10 % в год, ограниченное в условиях отказа от эмиссии участие государства в 2-3 % от ВВП было практически незаметно на фоне острого спада (что и стоило места президенту США Г. Гуверу, хотя сегодня его действия оцениваются как абсолютно адекватные), а вот аналогичные меры уже Рузвельта на фоне окончания быстрого спада оказались вполне заметны. Нужно учесть и активную работу министра внутренних дел Г. Икеса, который, создав систему американского ГУЛАГа, очень активно помогал экономике, не давая (точнее, остановив этот процесс) при этом населению умирать от голода. При этом эта поддержка была достаточно слабо монетизирована, и поэтому ее реальный вклад в ВВП явно занижен статистикой.
В результате, как я уже отметил, общий спад ВВП составил примерно 30-35 % от уровня 1928 г., а падение уровня жизни населения (т. е. средних расходов) – около 40 %. Но, еще раз повторю, это все происходило сразу после кризиса, поскольку ФРС не включало печатный станок. В нынешней ситуации все немножко иначе.
Понятно, почему нынешние денежные и политические власти текущее состояние хотят поддержать, я уже описал, за счет какого ресурса в это состояние систему ввели до осени 2008 г. (пока структурный разрыв увеличивался), частично описал, как остановили спад (до 2014 г., во всяком случае, остальные детали будут в следующей главе). Но после 2008 г. главный структурный разрыв, между доходами и расходами домохозяйств, уже не рос, оставаясь примерно в постоянных рамках. И именно по этой причине мы можем сегодня оценить масштаб кризиса, т. е. то значение, до которого может опуститься уровень ВВП.
Мы знаем максимальный разрыв между 1 и 2 линиями, он составляет на момент Ч0 примерно 3 трлн долларов, причем 1,5 трлн из них получены за счет постоянного роста частного долга (со скоростью примерно 10 % в год), а еще полтора – за счет снижения сбережений, которые в условиях острого кризиса неизбежно растут выше даже среднеисторических показателей. По мере развития кризиса расходы домохозяев будут падать, а это неминуемо повлечет за собой и падение доходов.
Поскольку снижение расходов распространяется по цепочке межотраслевого баланса, совокупное снижение доходов будет вызывать за собой падение доходов, которое вызывает дальнейшее падение спроса. И так далее, по снижающейся спирали, к равновесному состоянию между спросом и реально располагаемыми доходами. Это работает межотраслевой мультипликатор, который увеличивает общий уровень спада относительно базового структурного разрыва.
Как показывают эмпирические исследования различных кризисов и спадов, падение доходов до точки равновесия между ними и расходами домохозяйств, превышает первоначальный разрыв между доходами и расходами. Важную роль тут играет мультипликатор по межотраслевому балансу и составляет он, для различных экономик и стран, от 1,5 до 3 (т. е. точка равновесия между новыми доходами и расходами находится ниже старых доходов на величину в 1,5-3 раза больше, чем первоначальный разрыв между доходами и расходами).
При этом если разрыв изначально был мал (т. е. межотраслевые цепочки снижения потребления не наталкиваются друг на друга), то этот мультипликатор близок к максимуму, а вот если он составляет десятки процентов от ВВП, то приближается к минимуму. Поэтому в нашем случае можно предположить, что этот мультипликатор скорее ближе к полутора, чем к трем. Для примера можно привести исследования зависимости инфляции от роста тарифов в экономике России 2000-х годов, которые проводились в начале 2000-х группой консультантов под моим руководством, когда совокупный рост последних составлял порядка 2-4 %. Тут мультипликатор оказался равен примерно двум (т. е. при прямом повышении цен от роста тарифов на 2 % итоговая инфляция составляла около 4 %, и для ее достижения нужно было подождать несколько месяцев).
Если принять это правдоподобное предположение, то точка равновесия по частным доходам находится на уровне ниже нынешнего примерно на 4,5 трлн в год. Впрочем, тут нужно отметить еще одно очень важное обстоятельство. Дело в том, что 11 трлн, которые частный спрос вкладывал в ВВП, это уже значение после учета внеэкономического стимулирования. Но и доходы домохозяйств, по официальной статистике, составляли в 2008 г. 11 трлн. Совпадение этих цифр, конечно, случайность, но как так получилось, что домохозяйства получают столько же, сколько они потом, после стимулирования, вкладывают в ВВП?
А дело в том, что в американской статистике доходы домохозяйств даются до выплаты налогов. Вот и получается, что потери от выплаты налогов практически полностью компенсируются теми 3 трлн, которые пошли на стимулирование спроса. Три триллиона от 11 – это примерно от четверти до трети, что соответствует средней налоговой нагрузке на домохозяева в США.
А теперь посмотрим на масштаб кризиса. Падение уровня жизни составит 4,5 трлн – но от уровня доходов после выплаты налогов! Если он соответствовал 8 трлн долларов, то, соответственно, равновесное значение соответствует уровню 3,5 трлн. С учетом падения цен и снижения реального уровня налогов (которые всегда происходят во время тяжелых кризисов) этот уровень можно оценить в 4 трлн. Напомним, что все это, разумеется, в ценах и оценках 2008 г., сегодня картина в номинале будет выглядеть существенно иначе.
Если посмотреть на ВВП, картина выглядит еще более ярко. Доля частного спроса в ВВП в либеральной экономике велика, в США на момент кризиса она была на уровне 70-75 % (расходы государства малы). Снижение 11 трлн до 4 означает падение ВВП как минимум на 7 трлн, т. е. на 50 %. А вот расходы государства резко вырастут, т. е. 3 трлн других пунктов, за счет которых формируется ВВП, можно оставить (напомню, мы даем оценку, а не анализируем точную модель).
Иными словами, мы получаем следующую картинку. ВВП США падает до равновесного (с точки зрения баланса спроса и доходов) уровня и падение останавливается. ВВП снижается до уровня 4 трлн долларов (частный спрос) + 3 трлн долларов (другие статьи, главной из которых становится государственный спрос) = 7 трлн. То есть падение ВВП как минимум в два раза. А вот уровень жизни населения упадет с 11 трлн до 4, т. е. упадет более, чем на 60 %. В реальности падение будет меньше, поскольку богатые будут сокращать свои сбережения и переводить их в потребление, но цифра 60 %, безусловно, является критической, с точки зрения социальной стабильности.
Проверим теперь на аналогичной оценочной модели ситуацию 30-х годов прошлого века. Спад тогда продолжался с весны 30-го до конца 32-го года, т. е. чуть больше, чем 30 месяцев. Если исходить из падения ВВП примерно в 1 % в месяц, то падение составило около 30 %. Падение ВВП, как видно из предыдущего анализа, примерно в два раза выше, чем исходный структурный разрыв в 15 % между доходами и расходами домохозяйств, отмеченный выше. Отметим, что разрыв такого же масштаба мы отметили в 2001 г. по итогам исследований межотраслевого баланса 1998 г.
А вот по итогам 2008 г. (т. е. через 10 лет) он существенно вырос, до 25 % как минимум (3 трлн от 11 трлн расходов составляет чуть более 25 %, а от 8 трлн реально полученных доходов – уже около трети). Это естественно, поскольку темпы роста финансовых пузырей обычно растут со временем. Иными словами, темпы роста частного долга в 10 % существенно увеличили масштаб структурных диспропорций в экономике США. Теоретически, если бы в 2008 г. денежные власти США не начали бы активную эмиссию с целью поддержки частного спроса, экономика США должна была бы перейти к периоду устойчивого спада (сокращение ВВП было бы примерно 10 % в год) на протяжении примерно шести-семи лет. В реальности этого не произошло и связано это с активной политикой денежных властей.
Глава 23Кризисы падения эффективности капитала. Кризис четвертый. Последствия
Следующие две главы посвящены последствиям кризиса и политике денежных властей США и элиты Западного проекта в сегодняшних условиях. Граница между ними достаточно условна, поскольку субъективная реакция обычно является ответом на какой-то объективный сигнал. И в этой главе акцент я сделал на объективных процессах, а в следующей – на субъективную реакцию, хотя, конечно, будут и отклонения.
Потенциал структурного спада экономики США к концу 90-х годов (т. е. к концу президентского срока Клинтона, который тогда рассматривался как золотой век американской экономики) уже составлял, как видно из гл. 18, уровень масштаба Великой депрессии 30-х годов прошлого века, точнее, кризиса, который к этой депрессии привел. Понятно, что продолжать регулятивную политику, основанную на запретах времен Рузвельта было невозможно и последние пару лет президентства Клинтона были отмечены чрезвычайной активностью законодателей в части отмены этих ограничений. В частности, закон Гласса – Стиголла, запрещающий совмещение брокерской, страховой и банковской деятельности, был отменен в 1999 г. Отметим, что восстановление этого закона в нынешней ситуации в более или менее полной мере, разумеется, невозможно: оно неминуемо вызовет обвал финансовых рынков.