мает, что нужно соответствовать. А для этого нужны технологии и образованные люди. То есть – источник капитала. Откуда его взять?
И вся община скидывается по копеечке. А дальше путем общего консенсуса собранные деньги вручаются одному из членов общины, условно говоря, самому бойкому. С тем, чтобы они стали начальным капиталом, который используется для зарабатывания денег. Отметим, что прелесть этого капитала в том, что он – бесплатный, накоплен всей общиной за много лет.
Ну а наш бойкий член общины становится купцом. И если он успешен, то капитал начинает прирастать. Только и он сам, и вся община знает, что это не его личный капитал, а всей общины. Когда я рассказываю этот пример современным студентам, они иногда задают естественный (особенно для нашей страны) вопрос: «А почему этот бойкий, условно, Петька, со всеми деньгами не сбежит в Лондон?» Ответ, в общем, очевиден: Петька верит в Бога, а обмануть свою общину – это духовная смерть! Так что у него даже мысли такой не возникает.
Отметим, что, судя по тому, что я знаю об истории XVI–XVII века аналогичный механизм использовали протестантские общины. А почему он не работал на уровне католиков или Православной церкви после реформ Никона? А потому, что они были крайне централизованы, в них вера в Бога была слабо связана с общиной. Грубо говоря, связь с общиной была значительно менее сильной и тем самым логика, что «с Темзы выдачи нет» начинала превалировать.
Отметим, что, если Петька развернуться не сумел, он все равно возвращался в свою общину. Его, в общем, не ругали (если только он не слишком на эти деньги грешил), а просто отправляли пасти коров. А новые копеечки отдавали условному Ваньке, с той же задачей. И, еще раз повторю, с точки зрения финансового рынка, деньги эти (капитал) были бесплатными, поскольку были сбережениями. То есть эта система работала не по капиталистическому механизму.
Если строго подходить к формированию капитала, то можно сказать, что кредитный капитал принципиально отличается от капитала, полученного по описанному механизму. Если кредитный капитал предполагает, что он принципиально возвратен и возврат этот происходит за счет будущего спроса, то старообрядческий механизм практически от масштаба будущего спроса не зависит. Поскольку возврат не предполагается. Он фактически феодальный, община тут выступает как аналог патриархального воспроизводственного контура. Для их отличия можно привести еще один пример.
Дело было на Астанинском экономическом форуме. Там выступал на пленарном заседании какой-то американский специалист по инвестициям, который что-то там рассказывал. Выглядело это не очень убедительно, и после завершения основной части доклада встал какой-то колоритно одетый мужчина лет шестидесяти. Вообще, руководство Казахстана специально пропускало своих хозяйственных руководителей через форум, так что выглядел он не так уж дико, у меня даже сложилось ощущение, что он немножко эпатирует публику.
И вот этот человек совершенно серьезно задает эксперту вопрос: «Скажите, если у меня в прошлом году было две тысячи овец, а в этом – две тысячи двести, лучше у меня стали дела или хуже?» Эксперт на полном серьезе начинает объяснять, что все зависит от конъюнктуры на овец, какова цена на мясо, на шерсть и т. д. И когда он закончил, то спрашивающий спокойно объяснил, что он – руководитель крупного колхоза, овец у него несколько сот тысяч, и он считает, что если их в прошлом году было 200 000, а в этом – 250 000, то у него все осталось как было, только еще есть дополнительные 50 000 овец. Их можно продать, а можно и дальше стричь и разводить.
Это – разные хозяйственные подходы. С точки зрения инвестора, как только цены на шерсть и мясо падают, овец нужно продавать. С точки зрения колхозника (который живет в рамках общины), их нужно разводить, поскольку они размножаются и приплод все равно денег стоит. И кто из них прав… Ну, во времена финансового капитализма, наверное, инвестор. А вот во времена кризисов… Сами понимаете!
Так вот, второй механизм концентрации капитала, который использовали общины старообрядцев, имеет смысл назвать солидарным способом накопления капитала. Отметим, что сама проблема накопления капитала при феодализме не стояла, хотя прямое направлении на развитие именно сбережений, как я уже выше отметил, способ феодальный. Сегодня так делается крайне редко: прямые инвестиции сбережений встречаются нечасто, чаще для этого используют посредников, которые сразу же переводят эти деньги в кредитную форму (т. е. придают им стоимость).
А вот совсем недавно этот способ активно использовали. Именно его использовал СССР на уровне государства: фиксированная ставка процента и отсутствие частного капитала позволяли достаточно пропорционально (т. е. справедливо) брать часть богатства от всех и за счет этого строить экономику страны. Но не только СССР использует эту модель.
Если говорить о современных государствах, то он часто используется консервативными государствами для финансирования важных проектов. Наиболее часто это делает Япония, что, собственно, и позволяет этой стране иметь чуть ли не самый большой по отношению к ВВП долг.
Рис. 55. Страны с самым большим отношением долга к ВВП
Но есть и другие примеры, прежде всего те, которые можно назвать инклюзивными экономическими системами. Это, например, национальные общины, находящиеся в явном меньшинстве в другом обществе. Иногда это становится способом существования, например, у цыган в Восточной Европе. Это сообщества, чем-то явно выделяющиеся из окружающего мира (инвалиды, сексуальные меньшинства). Наконец, это некоторые (не все) преступные сообщества. Экономические модели, которые они используют, не всегда совпадают, но вот солидарный способ накопления капитала они используют практически все.
Кстати, примеры таких инклюзивных экономик показывают, что солидарная модель накопления капитала вполне конкурирует с традиционной, временной (т. е. основанной на будущем спросе, кредитной). Но только в ограниченных масштабах. Как только масштаб капитала начинает превышать некоторые объемы, он неминуемо выходит в кредитную сферу. И тем самым начинает участвовать в тех механизмах, которые и приводят капиталистическую экономику к тому концу, который был признан неизбежным еще А. Смитом и Марксом.
Почему солидарный способ накопления проигрывает временному? А потому, что он, во-первых, более сложен в использовании (оформление кредита всегда проще, чем коллективное вложение в реальный сектор), во-вторых, потому, что технологии его оформления (сбор и гарантии для вкладчиков) не настолько отлажены, как у банковской системы, в-третьих, потому, что доходность у него, если речь идет о накручивании капитала на капитал, выше. Или, иначе, создание финансовых пирамид в рамках этого способа практически невозможно. МММ тут не пример – поскольку эта пирамида создавалась не в рамках инклюзивной экономики.
С точки зрения экспансии, это, может, и плохо, а вот с точки зрения долгосрочных интересов экономики, скорее всего, хорошо. Во всяком случае, именно это и позволило СССР, несмотря на то что изначальный его ресурс был ниже, как и точка старта, практически выиграть соревнование двух систем в 70-е годы прошлого века.
Вопрос. А может ли использующая чисто солидарную систему концентрации капитала экономика выиграть соревнование с экономикой капиталистической, заведомо более быстрой? Как показал пример СССР, да, вполне. Но – только в сфере соревнования больших экономических систем, глобальных проектов. А вот на уровне домохозяйств и малых сообществ СССР составить конкуренцию Западу не сумел: уровень жизни в пике развития Советского Союза в начале 80-х годов прошлого века составлял всего 70 % от уровня жизни в США (по паритету покупательной способности).
При этом психологическое ощущение от отставания было еще сильнее, причем особенно сильным оно было как раз утех людей, которые должны бы были стать лидерами инновационного процесса. Высокая степень бюрократизации жизни в СССР со второй половины 70-х годов не давала таким людям развернуться, более того, их аккуратно выводили из экономической жизни. А если еще вспомнить, что резкий рост уровня жизни советских людей с середины 70-х годов был связан с началом экспорта нефти (т. е., как мы уже знаем, с поддержкой главного конкурента, США), то картина становится совсем грустной.
А почему СССР не поддерживал инклюзивную экономику, экономику малых сообществ? Тут можно предположить много вариантов, но главной причиной, по всей видимости, было то, что любая частная концентрация капитала на тот момент воспринималась как попытка подрыва пролетарского государства. У которого были серьезные проблемы, связанные с тем, что модель Маркса, которая предполагала победу пролетарской революции в мировом масштабе, не работала в одной отдельно взятой стране (или даже Содружестве социалистических государств) в окружении враждебного капиталистического мира. К тому же превышающего их по экономической мощи.
Соответствующая теория была создана (пусть и не в полном объеме) в последующие после Великой Октябрьской социалистической революции лет 15, но к этому моменту хозяйственный уклад и политическое управление в стране уже сформировалось и внедрять в них новые институты было признано нецелесообразным. Да и потом, попытались сочетать инклюзивные варианты в виде артелей, но финансирование для них сделали внешним.
Отметим, что в условиях капиталистической экономики, где человек человеку – волк (и в этой книге подробно объясняется, почему такая система отношений естественным образом вытекает из экономической модели капитализма), ключевой проблемой солидарной системы накопления капитала является доверие. Грубо говоря, где гарантия, что люди, которым ты доверишь свои деньги (или другие активы), не убегут с ними в Лондон? Собственно, и бегут.
Именно по этой причине такой способ обычно применяют малые общины, которые явно выделятся из общей массы населения, причем это отличие достаточно болезненно. То есть солидарность в рамках этой малой системы имеет для каждого члена общины высокую ценность. Старообрядцы протестовали против государственной церкви, национальные общины защищают свою самобытность, у других групп есть и другие отличительные особенности. Как только опознавательный признак «свой – чужой» исчезает, практически все гарантии исчезают вместе с ним.