Моя работа осталась неопубликованной потому, что я не понимал, каким образом в евклидовом пространстве возникает физическая асимметрия левого и правого. Разумеется, об оптически активных средах я размышлял, но там наряду с левым изомером всегда существовал и правый, в случае же частиц ничего подобного известно не было.
Все эти сомнения были довольно мучительны, и они-то и удерживали меня от направления статьи в журнал[81].
Читателю, быть может, будет небезынтересно узнать кое-что из области отношения Ландау к искусству. Мне случалось обмениваться впечатлениями с Л. Д. о некоторых театральных спектаклях. Иногда это бывало непосредственно при встречах в театре.
Театральные взгляды Ландау были почти правильными (т. е. близкими к моим). Л. Д. был сторонником реалистического направления. Он застал на сцене Станиславского и говорил, что это был самый великий артист из всех, которых ему довелось видеть. К сожалению, я не помню, назвал ли он конкретно спектакль. Судя по датам, он мог видеть Станиславского в роли генерала Крутицкого в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского.
Кстати, несколько неожиданной для меня оказалась приверженность Л. Д. к драматургии Островского (которую я тоже люблю). Ландау ценил Островского за ясность и органичность сюжета, яркость образов и правду чувств.
Шекспировского «Гамлета» Л. Д. одно время считал скучной пьесой. Но после гастролей в Москве английской труппы во главе с режиссером Бруком он изменил свое мнение. Англичане привезли «Гамлета» с Полом Скофилдом в главной роли. Этот спектакль был примечателен, во-первых, тем, что Гамлет в нем выглядел не «философствующей занудой» (слова Л. Д.), а живым, энергичным, хотя и страдающим действующим лицом. Во-вторых, злодей Клавдий в постановке Брука был представлен внешне обаятельным, веселым мужчиной, в которого Гертруда (мать Гамлета) была явно влюблена. Это сделало по-человечески убедительными психологические мотивы поведения героев, которые в традиционной трактовке казались навязанными драматургом.
В целом спектакль получился захватывающим. Мы встретились с Ландау в антракте. Л. Д. был возбужден и говорил, что он впервые понял, какую простую вещь написал Шекспир. На следующий день Л. Д. позвонил, чтобы поделиться отстоявшимися впечатлениями. Вот приблизительно содержание разговора:
— Нельзя, чтобы злодей был так обаятелен.
— Но, Дау, если бы в жизни это не встречалось, мир не знал бы коварства.
— Да, да… Но все-таки, когда это в театре, должно быть как-то не так. Что она влюбилась — это правильно. Но влюбилась в ничтожество. Брук переборщил. Идея хорошая, но переборщил. Получается что-то вроде оправдания подлеца в глазах зрителя.
— Это получается, потому что Скофилд не доигрывает в кульминациях. Он — не трагик по дарованию.
— Вы так думаете?! Вот как! Мне это в голову не приходило! Впрочем, я ведь не специалист. Я только чувствую, что что-то не так.
Мне хотелось бы в заключение добавить еще один фактический штрих к личности Ландау. Однажды Евгения Михайловича Лифшица срочно отправили с почечными коликами в больницу. Утром я встретил Ландау в ИТЭФе (одно время он там работал по совместительству), и меня поразил его озабоченный, встревоженный, какой-то опущенный вид. Поразил — потому что обычно он был веселым, довольным, с блестящими глазами. Я спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Женьку жалко.
— Но Елена Константиновна сказала, что ничего опасного нет.
— Я знаю, но ему же больно! Ненавижу боль!
Эта черта во внутреннем облике Л. Д. была для меня новой. Что человек был встревожен болезнью своего лучшего друга, было естественно и привычно. Но Л. Д. не просто был взволнован — он ощущал и ненавидел не свою боль! Такое встречается не часто. Обычно в физической боли люди одиноки.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Е. М. ЛифшицИСТОРИЯ ОТКРЫТИЯ И ОБЪЯСНЕНИЯ СВЕРХТЕКУЧЕСТИ ЖИДКОГО ГЕЛИЯ (к 60-летию академика Л. Д. Ландау)[82]
Шестидесятилетие Льва Давидовича Ландау дает повод вернуться к истории открытий, составивших одну из наиболее блестящих страниц советской физики и положивших начало новой области науки — физики квантовых жидкостей. Значение этой области все более растет: несомненно, что ее развитие за последние десятилетия оказало революционизирующее влияние и на другие области физики — физику твердого тела и даже на физику ядра.
Жидкий гелий — единственное вещество, которое может оставаться жидким при охлаждении вплоть до абсолютного нуля: все другие вещества в конце концов затвердевают. Между тем, согласно «классическим» представлениям, при абсолютном нуле все атомы вещества должны были бы остановиться, т. е. занять определенные положения внутри тела, а это означает, что тело было бы твердым.
Уже это обстоятельство — первое свидетельство того, что свойства жидкого гелия могут быть поняты только на основе совершенно иных представлений, а именно представлений квантовой механики. Хорошо известно, что этой механике подчиняются явления микромира — мира атомов и молекул. В данном же случае мы имеем дело не с отдельными микроскопическими частицами, а с макроскопическим телом, состоящим из огромного числа атомов. В известном смысле можно сказать, что в таких телах при обычных температурах квантовые свойства как бы заслоняются хаотическим тепловым движением частиц. Лишь при самых низких температурах, когда интенсивность этого движения становится слабой, проявляются глубокие квантовые свойства вещества. Все вещества, за исключением только гелия, затвердевают, прежде чем их квантовые свойства успевают в достаточной мере выявиться. Один лишь гелий может стать «квантовым» до своего затвердевания, а после этого он уже вообще не обязан затвердевать, так как в квантовой механике несправедливо утверждение о полной остановке движения атомов при абсолютном нуле температуры. Таким образом, жидкий гелий является единственным в своем роде объектом, который природа предоставила в распоряжение физиков для изучения «квантовой жидкости».
Гелий (при атмосферном давлении) переходит в жидкое состояние при абсолютной температуре 4,2°. При температуре же 2,2° гелий, оставаясь жидким, претерпевает еще одно превращение. Оно было первоначально открыто (Каммерлинг-Оннесом в 1926 г.) по скачкообразному изменению теплоемкости жидкости. Жидкий гелий при температурах выше точки превращения получил название гелий I, а ниже — гелий II. Именно последний и оказался жидкостью, совершенно исключительной по своим свойствам.
Первое указание на эти свойства было получено в 1936 г. в Лейдене В. Кеезомом и мисс А. Кеезом. Они обнаружили, что разность температур между концами заполненного гелием капилляра выравнивается чрезвычайно быстро, так что гелий II оказывается как бы наилучшим из известных нам проводников тепла.
Но решающий шаг в раскрытии свойств жидкого гелия был сделан в 1938 г. Петром Леонидовичем Капицей в Институте физических проблем в Москве. Проведенный им опыт имел целью измерение вязкости жидкого гелия.
Вязкость жидкости обычно измеряется по скорости ее протекания через тонкие капилляры. В опытах Капицы чувствительность такого способа была значительно увеличена за счет того, что его прибор допускал протекание большего количества жидкости, чем пропускает тонкий капилляр. Это было достигнуто в опыте, в котором гелий II протекал по узкой щели между оптически плоскими стеклянными дисками, расстояние между которыми устанавливалось прокладками из слюды. При ширине щели 0,5 микрона гелий I протекал едва заметно, а при заполнении системы гелием II уровни выравнивались в течение нескольких секунд. Опыт привел к поразительному результату: оказалось, что вязкость гелия II во всяком случае не превышает 10—9 пуаз (что почти в 10 000 раз меньше, чем вязкость наиболее легкоподвижного из известных веществ — газообразного водорода).
Отсюда Капица сделал смелый вывод, что в действительности гелий II течет как жидкость, вообще не имеющая вязкости, и предложил назвать это явление сверхтекучестью. Тогда же им было высказано предположение, что «сверхтеплопроводность» жидкого гелия представляет собой в действительности не его первичное свойство, а является следствием сверхтекучести, приводящей к легкому возникновению конвективных потоков.
В последующие несколько лет П. Л. Капица провел обширное экспериментальное исследование механизма теплопередачи в жидком гелии в свете его сверхтекучести. Эти исследования привели к установлению основных свойств данного явления и дали надежное основание для построения теории сверхтекучести.
Упомянем здесь лишь некоторые из наиболее наглядных опытов. Было обнаружено, что если перед отверстием сосуда, наполненного жидким гелием (и погруженного в жидкий гелий), подвесить легкое крылышко, то при нагревании гелия в сосуде крылышко отклоняется (рис. 1). Тем самым непосредственно доказывается связь процесса теплопередачи в гелии с возникновением движения в нем. Но это движение имеет весьма парадоксальный х