Из секретарской, мимо Поскребышева, проходили в небольшую комнату, которую в шутку называли «предбанник». Здесь поочередно находились дежурные офицеры охраны в чине полковников, Горбачев или Кузьмичев, которые впервые входившим в кабинет посетителям, не знакомым со здешними порядками, предлагали сдать оружие, если таковое имелось. Входить к Сталину с оружием не полагалось.
Из этой комнаты, где, между прочим, была вешалка для приходивших к Сталину членов Политбюро, двустворчатая дверь с тамбуром вела в кабинет.
Большой кабинет со сводчатым потолком тремя окнами выходил на кремлевский двор, на Арсенал. Белые гладкие стены снизу в рост человека облицованы светлой дубовой панелью. Справа, как войдешь, витрина с посмертной маской Ленина. Налево – большие напольные часы в футляре черного дерева с инкрустацией. Через весь кабинет – ковровая дорожка к большому письменному столу. На столе много книг и всевозможных материалов. За столом – кресло, слева от него – столик с телефонами. Телефоны разного цвета имеют различное назначение. Вся мебель из темного дерева, старомодная, громоздкая.
Над письменным столом – известный портрет Ленина, выступающего на трибуне.
На столе модель самолета с надписью: «Сталинский маршрут». На таком самолете Чкалов, Байдуков и Беляков совершили в 1936 году замечательный перелет из Москвы на остров Удд.
Слева от входа, вдоль противоположной окнам стены кабинета, на которой портреты Маркса в Энгельса, стоит длинный стол, покрытый темным сукном; к столу с обеих сторон придвинуты стулья. Сталин сидел обычно в дальнем от входа конце кабинета во главе этого большого стола.
В простенке между окнами кабинета – книжный шкаф. Книги: собрание сочинений Ленина, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Большая Советская Энциклопедия…
В другом простенке большой, обитый черной кожей, неуютный и какой-то холодный диван, а перед письменным столом два таких же кресла. Бывало, Сталин ходит, ходит по кабинету, посидит немного и опять принимается ходить, – сидеть он не любил.
Во время войны появились портреты Суворова и Кутузова, бездарно выполненные, в безвкусных дешевых рамах.
Сталин любил, чтобы в кабинете было светло. Сам включал полный свет люстр. Опускал или поднимал шторы на окнах кабинета в зависимости от погоды и времени дня.
Из кабинета раскрыта дверь в следующую комнату, стены которой сплошь увешаны географическими картами. Посередине комнаты стоит большой глобус.
Между прочим, с этой комнатой у меня связано следующее воспоминание.
Однажды Сталин выносит из нее в кабинет какой-то сверток и разворачивает его на вытянутой руке. Оказывается, это длинный, до полу, бумажный свиток с китайскими иероглифами.
– Получил письмо от Чан Кайши, просит помощи и совета, обращается ко мне «отец и учитель»… Вот еще ученичка бог послал, – иронически усмехнулся Сталин.
Рабочий день Сталина начинался, как правило, после трех часов пополудни. Заканчивал он работу не раньше двух-трех часов ночи, а нередко и позже.
Сталин часто приглашал после этого к себе домой ужинать, или, как он говорил, «обедать».
– На сегодня, кажется, хватит, – говорил он. – Не знаю, как другие, а я проголодался. Специально никого не приглашаю, чтобы это не приняли как обязательное и обременительное, а кто хочет пообедать, прошу!
Ну кто откажется!
Все идут с ним на кремлевскую квартиру.
Кремлевская квартира граничила со служебным кабинетом. Окнами выходила, так же как и кабинет, на Арсенал.
Обстановка столовой более чем скромная. Налево, во всю стену, старинный, громоздкий, темного дерева буфет с бокалами и, по кавказскому обычаю, рогами для вина. Посредине – стол, накрытый белоснежной скатертью человек на десять. В простенке, напротив входной двери, между окнами, тахта-диван. Направо у стены – шкаф с книгами и дверь во внутренние комнаты.
К приходу приглашенных на ужин стол накрыт. Поставлены приборы.
На правом от входа конце стола все холодные кушанья, закуска. Несколько бутылок, включая шампанское и коньяк. Водка – в графинах. Две суповницы, накрытые крышками: харчо и другой какой-либо суп. Стопка тарелок. Суп каждый сам себе наливает. Вообще никакого обслуживающего персонала за столом нет. Изредка женщина в белом халате и головной повязке приносит что-нибудь горячее.
Ужин, или, как говорил Сталин, «обед», по существу, являлся продолжением совещания, начатого в служебном кабинете. Но разговор шел свободнее, чередовался обменом мнениями на самые разнообразные темы: политические, международные, по вопросам техники, литературы, искусства. Увлекшись каким-нибудь вопросом, Сталин шел к шкафу, доставал нужную книгу. Если в разговоре требовалась справка по географии, он брал свою старую, уже потертую карту, раскладывал ее на столе и говорил:
– Посмотрим на моей карте. Правда, она поистрепалась порядочно, но еще служит.
Обстановка за столом самая непринужденная. Сам Сталин ел очень ограниченно и пил, как правило, легкое столовое виноградное вино «Цинандали», «Напареули» или шампанское из маленькой рюмочки.
Время от времени, чтобы прекратить многословие кого-нибудь из сидящих за столом, Сталин поднимал рюмочку со словами: «3а здоровье оратора!»
Иногда кто-нибудь из присутствовавших в подходящий момент, в интервале между разговорами, произносил: «За здоровье товарища Сталина!» и поднимал свой бокал. Сталин в таком случае молча пригубливал свою рюмку.
В связи с этим припоминается следующий случай, когда садист Берия хотел зло «подшутить» надо мной.
Как-то во время ужина Берия и Анастас Микоян, о чем-то пошептавшись, отошли к буфету, вытащили оттуда кавказский рог, вылили в него целую бутылку вина и подошли оба ко мне. Я встал. Умышленно громко, чтобы слышал Сталин, Берия сказал: «За здоровье товарища Сталина!», а Микоян протянул мне рог с вином.
Изумленный, с рогом в руках, я на мгновение задумался, что же мне делать. Никогда в жизни я не пил вино такими дозами.
Сталин заметил мое замешательство, ни слова не говоря, поднялся со своего места, подошел к нам, взял рог из моих рук и передал его Микояну, а мне протянул маленькую рюмочку вина, и без лишних слов вернулся на свое место.
– За мое здоровье, – сказал он, чокнувшись со мной.
Микояну не оставалось ничего другого, как осушить рог до дна и в придачу сплясать лезгинку вокруг стола.
Все рассмеялись, особенно громко смеялся Берия.
Другой случай. Дело было на даче в Кунцево.
После напряженной работы и последовавшего за нею ужина, Сталин пригласил присутствовавших, в том числе нас с наркомом, Берию, Маленкова и Микояна, сыграть в биллиард. Биллиардная была отдельным от дачи павильоном в саду.
До этого мне редко доводилось играть в бильярд, – главным образом во время отдыха в санатории. Я никак не мог соревноваться с такими первоклассными игроками, как сам Сталин и другие. Мне пришлось играть в паре с Микояном. Когда, как и следовало ожидать, партия была нами проиграна, Берия и Микоян, по неписанному правилу, стали требовать от меня пролезть под бильярдным столом.
Сталин удержал меня, взяв за руку, и предложил пролезть под столом Микояну.
Однажды, при разъезде после ужина с кремлевской квартиры Сталина, Берия опять попробовал надо мной «подшутить». Причем эта «шутка» могла бы окончиться для меня совсем не безобидно.
Перед тем, как разойтись, в раздевалке, я почувствовал, что кто-то ко мне притиснулся неестественно близко и тотчас же ощутил в правом кармане пальто твердый предмет. Обернулся, – смотрю Берия отдернул свою руку и сразу отошел.
Я, не спеша, как будто ничего не заметил, поправил шарф, застегнулся, а потом сунул руку в карман и едва не вскрикнул от боли, наткнувшись на вилку, положенную острием вверх.
На глазах у Сталина, который ждал, пока все оденутся, чтобы выйти вместе, я положил серебряную вилку на подзеркальный столик.
Сталин неодобрительно покачал головой, взял меня под руку и так мы спустились по лестнице вниз и дошли до его «роллс-ройса». Он пожелал спокойной ночи и поинтересовался – есть ли у меня машина.
А Берия в это время балагурил, как ни в чем не бывало, с Маленковым.
Сталин прекрасно понимал. как такие бериевские «шуточки» могли на меня подействовать – молодого, не привыкшего к ним человека – и, щадя мое самолюбие, не раз ограждал от них.
Сталин часто ставил в пример жизнь и работу Владимира Ильича Ленина. Он любил вспоминать различные встречи с ним. Однажды он рассказал такой случай.
В 1918 году советское правительство решило переехать из Петрограда в Москву. Время было тревожное, в Москве только что был подавлен мятеж эсеров и меньшевиков.
– Когда приехали в Москву, – рассказывал Сталин, – мы, спутники Владимира Ильича очень боялись за его безопасность. Поэтому, увидев, что ехать нужно в открытой машине, посадили Ленина, а сами вокруг него встали, чтобы не было видно Ильича и чтобы прикрыть его в случае покушения. Владимир Ильич никак не хотел с этим примириться и требовал от нас сесть рядом с ним. Но мы отказались и всю дорогу ехали стоя.
Как-то за обедом, на квартире у Сталина в Кремле, зашел разговор о романе Алексея Толстого «Петр Первый».
Говорили о личности Петра, о его исторической роли в развитии России.
Один из присутствовших упрекнул Петра в излишней жестокости, на что Сталин заметил
– В белых перчатках он ничего бы не смог сделать.
Имея возможность наблюдать Сталина не только в рабочем кабинете, но и в домашних условиях, я запомнил и обстановку, в которой он жил.
Независимо от того, когда кончалась работа, нередко и в 5–6 часов утра, Сталин отправлялся ночевать на ближнюю дачу.
Насколько я помню, он всегда ездил на черном «паккарде» – несколько таких машин было куплено перед войной в Америке.
Машина имела бронированный кузов и толстые, пуленепробиваемые стекла зеленоватого цвета. В поездках по городу и за городом Сталина всегда сопровождали две машины с охраной.