Как-то, после обсуждения одного из авиационных вопросов Сталин неожиданно обратился ко мне:
– А правда ли, что заместителем у вас работает немец, – при этом он взял со стола какой-то листок и прочитал вслух, – да, немец по фамилии Вигант.
Крайне удивленный этим неожиданным вопросом, я все же сразу ответил:
– Верно, товарищ Сталин, что фамилия моего заместителя Вигант, но он совсем не немец, совершенно русский человек, а фамилию свою унаследовал от какого-то своего пра, пра, пра— предка, чуть ли не пленного шведа петровских времен.
– А вы в нем уверены?
– Совершенно уверен и ручаюсь за него.
– Ну хорошо.
Этим «хорошо» разговор о Виганте был закрыт и больше к нему не возвращались.
Другой раз, так же неожиданно, Сталин спросил:
– У вас в конструкторском бюро арестован ваш заместитель Нуров, что вы скажете по этому поводу?
– Я скажу, во-первых, что Нуров не заместитель, а один из многих начальников лабораторий научно-исследовательского отдела. Во-вторых, это хороший работник, по национальности грузин, ничего порочащего я за ним не замечал, а его арестом нанесен большой ущерб делу.
Сталин, видимо, удовлетворился моим ответом.
Вскоре Нуров был освобожден и восстановлен на работе.
По большому секрету он рассказал, что его вынуждали дать какие-нибудь компрометирующие меня показания.
Я понял, что разговор и о Виганте, и о Нурове дело рук Берия.
Со Сталиным можно было разговаривать на подобные темы совершенно откровенно, и он относился к такому заступничеству спокойно и с доверием. К сожалению, не все решались на заступничество.
Наоборот, – подобные Маленкову, – всячески старались разжигать подозрительность Сталина. Вызывать недоверие к людям, способствовать творившимся Берией беззакониям.
Вот лишь один из характерных примеров.
Когда арестовали главкома ВВС генерала Смушкевича и в доме у него производили обыск, главный инженер ВВС И.Ф. Петров, выполняя срочное задание и не застав Смушкевича на работе, поехал к нему домой и попал в засаду. Освободиться ему оттуда удалось с большим трудом.
На другой день Петров, после очередного доклада текущих вопросов Сталину в присутствии Маленкова, собирается уходить, однако Маленков его останавливает:
– Почему скрываете от товарища Сталина, что были на квартире у арестованного Смушкевича?
Смущенный Петров отвечает:
– Да, товарищ Сталин, не зная, что Смушкевич арестован, я пришел к нему по служебному делу…
– Ну и что из того? – сказал Сталин. Этой репликой вопрос был исчерпан.
В самом начале войны, неожиданно для всех нас, был арестован заместитель наркома по двигателям Баландин. Однажды, воспользовавшись подходящим случаем, я обратился к Сталину:
– Товарищ Сталин, вот уже больше месяца как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в Наркомате, – руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.
– Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не дает. Может быть, за ним и нет ничего… Очень возможно… И так бывает… – ответил Сталин.
На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в Наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случалось…
А через несколько дней Сталин спросил:
– Ну, как Баландин?
– Работает, товарищ Сталин, как ни в чем не бывало.
– Да, зря посадили.
По-видимому, Сталин прочел в моем взгляде недоумение – как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! – и без всяких расспросов с моей стороны сказал:
– Да, вот так и бывает. Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, – вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями… Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в Наркомат – говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.
После таких слов создавалось впечатление, что беззакония творятся за спиной Сталина. Но в то же время другие факты вызывали противоположные мысли. Мог ли, скажем, Сталин не знать о том, что творил Берия?
Однажды я слышал как А.А. Жданов, за обедом у Сталина, рассказал такой анекдот, дословно записанный мной.
«Товарищ Сталин жалуется: «Пропала трубка». Ему говорят: «Возьмите другую, ведь у вас вон их сколько». – «Да ведь то любимая, я много бы дал, чтобы ее найти».
Берия постарался: через три дня нашлось 10 воров, и каждый из них «признался», что именно он украл трубку.
А еще через день товарищ Сталин нашел свою трубку. Оказывается, она просто завалилась за диван в его комнате».
Рассказав этот ужасный анекдот, Жданов ехидно усмехнулся.
Сидевшие за столом, Маленков, Микоян и особенно Берия стали смеяться, но сейчас же прекратили смех, увидя, что Сталин даже не улыбнулся и неодобрительно нахмурился.
Феликс Эдмундович Дзержинский – организатор и руководитель Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с врагами советской власти – ВЧК или как тогда говорили: «ЧК» – был первым чекистом, честным коммунистом-ленинцем.
Таким же был и его преемник Менжинский.
Однако после смерти Менжинского последующими руководителями ОГПУ, НКВД, КГБ стали печальной памяти: Ягода, Ежов, Меркулов, Абакумов и, наконец, Берия. Это были люди совершенно другого типа. Каждый из них, кроме Берия, по случайному совпадению не имел за своими плечами ни партийного, ни государственного опыта работы и продержался на своем посту не более двух-трех лет.
Хотя все они были коммунистами, но главные качества их: желание выслужиться любой ценой перед руководством, беспринципный карьеризм, обман, шантаж, провокация и клевета, – стоившие жизни многим тысячам честных, ни в чем не повинных советских людей.
Они запугивали Сталина: симулировали выдуманные террористические акты и покушения на его жизнь, фабриковали доносы о якобы существующих антигосударственных организациях, таких как «Ленинградское дело». Принуждали людей давать ложные показания и т. д.
Ягода и Ежов еще при Сталине были разоблачены и расстреляны.
Меркулов, Абакумов и Берия были арестованы, судимы и расстреляны вскоре после смерти Сталина.
Я думаю, что Берия постигла бы такая же участь раньше, проживи Сталин еще пару лет.
Маршал Иван Степанович Конев – председатель трибунала, судившего Берия, – мне рассказал, что организация непосредственных мероприятий по аресту и дальнейшему ходу дела Берия по иронии судьбы поручена была именно Маленкову.
Маленков, хотя и боялся, что разоблачения Берия могут скомпрометировать и его самого, но выполнил эту операцию четко.
Мне думается, Маленков и сам боялся, что Берия, почувствовав в Маленкове соперника к единовластию, в конце концов, разделался бы и с ним.
Конев говорил также, что Берия вел себя на суде непристойно, унизительно и всеми силами старался свалить ответственность за свои преступления на Сталина.
Разоблачение, постигшее Берия, было для меня спасением, потому что после смерти Сталина, Берия без сомнения довел он начатую им при жизни Сталина травлю до конца.
После его ареста стало известно, что в числе других и я был намечен им в согласии с Маленковым для уничтожения.
Сын Сталина ‒ Василий
В 1939 году на одном из приемов в Георгиевском зале Кремля, не помню по какому случаю, уже после того, как все сидели за столом, включая и президиум во главе со Сталиным в большие золоченые двери, через которые обычно входило только высокое руководство, стремительно вошли двое: пожилой генерал-лейтенант Власик – начальник охраны Сталина, и молоденький летчик-лейтенант в авиационной форме. Они быстро сели за один из первых столов.
Оказалось, что худощавый, я бы сказал, даже щуплый, с бледным веснушчатым лицом и светлыми глазами юноша был Василий Иосифович Сталин, или как его все звали – Вася. Несмотря на рыжие волосы и такие же веснушки, во внешности он имел большое сходство со своим отцом.
Это был один из первых выходов Васи «в свет». Я узнал, что он недавно окончил летную школу и самостоятельно летает на истребителе.
Впоследствии мне стали известны некоторые подробности его, как говорится, возмужания. Сам по себе неплохой парень, способный и с живым характером, – он после смерти матери оказался на попечении охранителей и шоферов отца. Воспитание Васи, парня темпераментного, горячего и необузданного, носило характер хаотический. Фактически никто из родных им не занимался. С грехом пополам он кончил школу и, поступив в летное училище, доставлял хлопоты всему начальству. Его боялись, ни в чем не осмеливались ему перечить.
Отец мало общался со своими детьми. И если дочь Светлана, по возрасту моложе Васи и внешне на него похожая, чаще виделась с отцом, то сын общался с ним редко. Тем не менее, Вася имел возможность время от времени передавать при встречах отцу как свои, так и чужие мысли. Именно поэтому кое-кто из авиационного начальства заискивал перед ним в надежде использовать, как передатчика необходимых идей и сведений, старался задобрить Васю, чтобы он не накляузничал отцу.
Избалованный высокими начальниками разных рангов, не знающий преград своим желаниям, Василий пользовался возможностью влиять на отца не всегда с пользой для дела, а бывало и сводил личные счеты со всяким, кто хоть немного ему мешал.
Мне кажется, что отец относился к Васе, как к человеку несерьезному.
Однажды, за обедом у Сталина на квартире в 1940 году кто-то похвально отозвался о Васиной невесте Гале, на что отец заметил:
– Как, опять женится? – И добавил: – Я уже и счет потерял его женитьбам, Наше личное знакомство с Васей произошло летом 1941 года, когда он, предварительно созвонившись со мной по телефону, захотел приехать, повидаться и переговорить.