"Слушай, хозяин, - сказал Волков, - ты видишь, что мы все сырые и голодные, что мы нуждаемся в ночлеге!” "От этого увольте, ребята, - сказал мужчина, - отдохнуть - отдохните, а потом и в путь”. "Но ведь мы замерзнем на улице”- возразил Волков. "Ничего не могу поделать. Немцы каждое утро рыщут по деревне; найдут вас у меня - и вам капут, и мне, а у меня ребятишки. Нет, не взыщите, а оставить ночевать вас не смогу”.
Оставаться ночевать помимо воли хозяина было опасно, и, посидев минут пять, мы вышли из дома. Это был первый и единственный случай, когда нам отказали в приюте.
Сделав вид, что мы уходим из деревни совсем, мы пересекли ее наискось, прошли от нее метров сто по огородам, а затем, пройдя несколько дальше середины деревни, вернулись в нее.
Мы подошли к одному из домов по правой стороне порядка, если идти от шоссе. У дома было небольшое крылечко, выходившее в сторону улицы.
Мы подошли к двери и тихонько постучались. Через несколько минут за дверью раздался шум, и женский голос спросил: "Кто там?” Мы ответили: "Свои.” Дверь открылась, и мы увидели пожилую женщину, приветливо смотревшую на нас. "Заходите, миленькие. У меня муж и сын где-то вроде вас маются. Может быть, даст Бог - и их кто-нибудь приютит, как я вас”. Мы вошли в комнату. Хозяйка зажгла лампу, попросила нас раздеться, усадила за стол. Она дала нам поесть щей и студня. Я ел так же, как и другие, без пищи нельзя было жить и передвигаться.
Покормив нас, женщина дала нам овчины и тулупы, и дала нам одеяла, которыми мы могли укрыться. Она попросила, чтобы мы сняли всю свою мокрую одежду, и повесила ее сушиться на русскую печку. Когда она увидела, что мы кладем наганы под голову, то сказала: ”Вы не бойтесь, я спать не буду, посижу, посторожу вас, а утром разбужу рано, а то немцы по хатам шарят, ищут вот таких, как вы”. Мы легли и заснули спокойным сном, благодарные этой замечательной русской женщине, которой мы обязаны были своим спасением.
Рано утром, еще чуть светлел восток, хозяйка нас разбудила. Мы надели на себя теплое сухое обмундирование, и даже я почувствовал, что силы возвращаются ко мне. Хозяйка накормила нас и дала на дорогу большой круглый каравай самодельного хлеба.
Пришла пора прощаться. Мы уходили из этого замечательного дома, от этой замечательной русской матери, от этой большой патриотки в скромном крестьянском платке.
"Нет, - подумал я про немцев, которых видели мы сегодня ночью в машине на шоссе, - нет, вы нигде и никогда не встретите такой любви и ласки; наша земля греет нас, от нее вы не ждите тепла!” Миняев, насколько помню, записал фамилию этой женщины, я же, по молодости лет, этого не сделал.
Славная наша хозяйка указала нам путь в сторону Можайска, до которого было, насколько помню, километров 40. Мы попрощались с ней, пожелали, чтобы ее муж и сын вернулись невредимыми с войны; она нам пожелала счастливого пути.
Когда мы вышли за пределы деревни, то видели, как метров за 150 от нашей дороги, около каких-то сараев, около своих машин возились немцы. Место, где они собрались, было освещено электричеством, и мы видели их хорошо; они же не подозревали, что совсем недалеко от них, выспавшиеся и отдохнувшие, шагали четыре командира Красной Армии, намеревавшиеся сегодня же попасть на свободную от немцев территорию.
Весь день 17 октября мы шагали по дорогам, приближаясь к нашей заветной цели - к Можайску. Капитан из штаба армии шел быстрее нас, и мы скоро потеряли его из вида.
Чем ближе подходили мы к Можайску, тем яснее становилась для нас обстановка. От местных жителей мы узнали, что немцы Можайск не взяли, что еще вчера были люди, которые приходили из Можайска, и которые утверждали, что сплошной линии фронта нет.
Во второй половине дня нам повстречалась группа москвичей, которые, как они нам рассказали, были посланы в тыл немцам для организации партизанских отрядов и участия в их действиях.
Мы рассказали им об обстановке на оккупированной территории, о том, где скорее всего можно встретить немцев, а где их еще пока нет.
Рассказали о замечательных смоленских жителях и об их помощи отступающим.
В свою очередь, встретившиеся нам товарищи рассказали, как живет Москва, рассказали о большой эвакуации, которая там сейчас происходила, а самое главное, они сказали, что южнее Можайска, лесом, можно пройти на свободную территорию, что в этом месте они прошли утром, и что там линии фронта нет. Они сказали, что Можайск находится в руках Красной Армии, но они предупредили, что нам надо спешить, что линия фронта может каждый час замкнуться, и что тогда наш проход весьма осложнится или сделается вообще невозможным.
Мы выслушали их и пошли, стараясь прибавлять шаг. На дороге, по которой мы шли, двигалась целая вереница таких же как мы людей, пробиравшихся на свободную от немцев территорию.
Когда до Можайска осталось километров 15, Миняев стал говорить, что он предлагает переночевать в ближайшей деревне. Волков считал, что делать этого нельзя, что эта ночь может стоить нам жизни и всех наших трудов. Но Миняев решил остаться в деревне ночевать. Я собрал все свои последние силы и пошел вместе с Волковым.
Вскоре на дороге мы присоединились к группе бойцов, состоявшей из 10-12 человек; старшим у них был высокого роста, очень решительный красноармеец. Шли они еще быстрее нас. Теперь пришлось напрягать все свои силы, которых, надо сказать, осталось совсем немного. Тяжелый путь и один мог измотать любого человека, да еще привязалась болезнь.
Мы подошли к какой-то деревне, где решили перед переходом фронта несколько отдохнуть. Расположились мы в пустой школе, куда нас пустил сторож. Мы лежали на полу класса и грызли откуда-то появившийся горох. Я не помню названия этой деревни, запомнил я лишь, что где-то рядом была деревня Ельня; это название, известное мне хорошо, врезалось в память.
От того места, где мы отдыхали, до Можайска было 11 километров. Всего 11 километров, да еще прошедшему их давался приз в виде жизни и свободы! И, несмотря на это, когда товарищи мои поднялись, я подняться не мог. Я пожал руку Волкову и пожелал ему счастливого пути. "Вставай, Борис, - сказал Александр Волков, - неужели ты не можешь идти, ведь завтра стреляющих. Затем засвистели мины и стали взрываться вокруг нас, но их тоже было мало. Видимо, стрелял лишь один миномет.
Тут мы наткнулись на какой-то высокий проволочный забор. Колючая проволока была так плотно натянута на столбы, что мы никак не могли пролезть сквозь нее. Порвать проволоку мы тоже не смогли. Мы побежали вдоль этого забора в надежде, что он скоро кончится, или что в нем будет проход. Мы бежали вдоль забора, а немцы обстреливали нас из автоматов. Мы испытали неприятное ощущение, напоминающее то, что мы чувствовали, когда попали под обстрел немецких самолетов.
Но вот в заборе оказался проход. Я пролез через него последним, оставив на проволоке свою плащ-палатку, которая была прикреплена к вещевому мешку на спине. Она зацепилась за проволоку и осталась на ней. Я заметил это только тогда, когда мы отбежали от забора метров на 20, но возвращаться за плащ- палаткой я не стал, хотя очень дорожил ею и высоко ценил ее замечательные свойства - не пропускать воду и холодный ветер. Мы были на свободной территории. В первый раз за последние полмесяца мы вздохнули полной грудью.
Пройдя несколько километров около Можайского шоссе, мы зашли в деревню и постучались в один из домов. Нас пустили. Не раздеваясь, кто в чем был, мы легли на пол и заснули.
Проснулись мы уже днем. Другие товарищи наши куда-то ушли, в доме кроме хозяев остались только мы с Волковым. Хозяева предложили нам побриться, нашлась у них и бритва. Когда мы посмотрелись в зеркало, то увидели там почти незнакомых людей. Космы отросших и давно нечесаных волос на голове, воспаленные глаза, а главное - покрытые длинной щетиной лица изменили нас почти до неузнаваемости. Приятно было сбрить эту щетину и принять прежний человеческий вид. Топилась печка. В ней мы сварили последние две плитки концентратов в котелке Усольцева. Затем сели за стол и позавтракали.
В это время кто-то из хозяев завел граммофон, поставив на него какую-то веселую песенку. Эта музыка так подействовала на меня, что я разрыдался. Я закрыл лицо руками, но слезы текли по щекам, и я не мог их остановить. Тут я вспомнил слова известной русской песни: "Эх, товарищ, и ты видно горе видал, коли плачешь от песни веселой...”
У хозяев мы узнали, что в Дорохове был сборный пункт тех, кто вышел из окружения и с оккупированной территории. Мы направились в Дорохово, но, когда прибыли туда, то узнали, что сборного пункта там уже нет. Точно нам сказать, где он находится, никто не мог. Некоторые указывали, что такой пункт есть в Голицино. До Голицино мы ехали на попутном танке КВ. Танкист посадил на корпус танка человек 10 таких же, как мы, и довез нас до самого Голицино. Танк по шоссе шел довольно быстро. В Голицино мы тоже найти ничего не могли и решили ехать в Москву, где надеялись в институте узнать, что нам дальше делать и какова судьба нашей дивизии.
Вечером восемнадцатого числа мы на поезде приехали на Белорусский вокзал. Мы вышли на вокзальную площадь и увидели Москву, которая очень сильно изменилась с тех пор, как мы одиннадцатого июля покинули ее. Мы с Волковым расстались, решив встретиться завтра у меня дома.
С нетерпением шел я домой, как забилось мое сердце, когда я увидел институт, увидел свой родной дом; но в окнах почему-то не было света. Я позвонил, мне открыл кто-то из соседей. "Как живут мои?” - спросил я. Ответ поразил меня. "Ваши эвакуировались вместе с институтом 16 октября”. Я вошел в комнаты, они не были даже закрыты. Никого, пустые комнаты. Я опустился на диван и долго смотрел вокруг себя, мне было тяжело. Мне хотелось увидеть отца и мать, мою жену, хотелось излить им все, что наболело на душе, рассказать им свою необыкновенную историю. И вот никого, пустая квартира!
Я решил пойти на квартиру, где жила до замужества моя жена. Там должны были находиться ее мать Вера Александровна Чистякова и брат жены Петя, тогда студент энергетического института. Во дворе МИИТа и от соседей по квартире я узнал, что МИИТ эвакуировался, что в здании института расположилась какая-то воинская часть. Штаба связи дивизии народного ополчения с организациями района, в котором мы надеялись узнать о судьбе дивизии, тоже уже не было, обращаться оставалось только в райвоенкомат.