С другой стороны мы не понимали немцев: мы еще не осознали, что фашисты, пользуясь подкупом и опираясь на националистические и реваншистские настроения, имели на своей стороне большинство немецкой нации, которая, обманутая Гитлером и его сподручными и ослепленная легкими удачами своих военных авантюр в Европе, действовала решительно и, видимо, единодушно на нашем фронте.
Мы ждали пробуждения классового сознания в солдатской массе немецкой армии, верили в то, что большинство этой армии воюет против своей воли, но надо прямо сказать, что в то время это был самообман.
Потребовалась школа Великой Отечественной войны, прежде чем сознание несправедливости войны с Советским Союзом проникло в широкие массы гитлеровской армии. К тому же, надо заметить, что немалую роль в настроении гитлеровской армии в начале войны играло ее преимущество в технике, особенно в авиации, в стрелковом оружии (большое число автоматов), в минометах, в танках; только в артиллерии мы не только не уступали немцам, но и превосходили их.
Все эти мысли возникли у меня в связи с воспоминанием о том, как Михаил Никитич Савельев вел беседы с политруками и комиссарами частей нашей дивизии. В то время мы еще не знали как следует немецкой армии: с одной стороны, мы думали, что большинство немецких солдат чуть ли не силой принуждают воевать против нашей страны, с другой стороны, мы во много раз преувеличивали и число, и какую-то необыкновенную ловкость немецких шпионов.
Ознакомление с немецкой армией в процессе войны, ознакомление с ее сильными и слабыми сторонами, реальное представление о немецкой армии способствовало, как и многое другое, нашим дальнейшим успехам, которые привели нас к победе в Великой Отечественной войне. Я делаю здесь вывод, может быть, и общеизвестный, но вывод, к которому я и многие участники войны пришли на основании опыта военных лет. Знание противника, реальное представление о нем сильно облегчают борьбу с ним.
Штаб дивизии располагался в лиственном лесу недалеко от маленькой деревни Подмошье. Кроме палаток на территории, занятой штабом, было построено несколько блиндажей для командования и наиболее важных отделов штаба на случай бомбежки немецкими самолетами. В постройке этих блиндажей большое участие принимала саперная рота. Кроме постройки блиндажей саперная рота, как и другие части дивизии, усиленно проводила различные военные занятия. Мы проходили строевую подготовку, изучали различные инженерные сооружения, занимались подрывным делом, изучали подготовку противотанковых минных полей, учились пользоваться противогазами и тренировались ходьбе в противогазах.
Третий взвод саперной роты занимался обычно на территории деревни Подмошье или около нее. В этот период дивизия приобретала необходимый опыт, выучку и тренировку. Мы теперь были похожи на кадровую армию, нас отличали только кавалерийские куртки. Теперь мы были полностью вооружены, обмундированы и представляли боеспособную стрелковую дивизию.
В это время мы были резервом фронта, но нередко отдельные части дивизии и в этот период принимали участие в борьбе с немецкими разведчиками, с немецкими парашютистами, с отдельными автоматчиками немцев, которые просачивались иногда на нашу сторону фронта.
Помню, как один связист рассказывал, как они во время проводки линии связи увидали, что с немецкого самолета было сброшено несколько парашютистов. Заметив их, связисты уничтожили всех парашютистов, перестреляв их всех в воздухе.
Как-то раз на территорию, где располагались наши подразделения, был вынужден приземлиться немецкий бомбардировщик, поврежденный огнем нашей зенитной артиллерии. Ополченцы задержали экипаж самолета и привели его в штаб дивизии. Пленные немцы были направлены в штаб армии.
Я, конечно, не перечислю всех эпизодов, в которых участвовали ополченцы шестой дивизии в это время, т.к. мне известны только некоторые из них, но эти эпизоды имели место, и их было не так уж мало. Но в основном, период, когда штаб дивизии стоял около деревни Подмошье, характеризуется как период напряженной военной учебы, период освоения техники и интенсивной подготовки частей и подразделений дивизии.
Остановлюсь на некоторых эпизодах этого периода.
Числа 20 августа командир роты Авдеев приказал мне явиться к комиссару дивизии за получением поручения. Комиссар дивизии приказал мне получить 20 тонн тола в полевом складе В.В. какого-то саперного батальона 20 армии. Мне была выдана соответствующая бумага, где указывалось, что мне, младшему лейтенанту Зылеву Б.В., доверяется получить на указанном полевом складе 20 тонн тола. В бумаге ссылались на согласие командования 20 армии, и указывалось положение полевого склада.
Для выполнения задания было выделено 10 полуторок, а мне дана карта района, где находился полевой склад.
Через несколько минут мы уже были в пути, примерно через два часа мы без особых затруднений отыскали полевой склад; он охранялся. Начальник охраны, молодой сержант, прочитал бумагу и сказал, что он не может выдать тол без приказания командира батальона.
Узнав от сержанта расположение штаба саперного батальона, я оставил в леске около склада 9 автомашин и поехал в штаб батальона.
Наша дорога шла через Дорогобуж. Раньше я никогда не видел этого города, хотя мы 20 дней работали в его окрестностях.
От города осталась только часть - одна улица, которая называется Ямщиной. Эта улица отходит от города вдоль по дороге. Весь же маленький город был превращен в руины. Странно выглядел этот город: местами от дома остались лишь стены, а то и одна печка с трубой - все остальное сгорело. В обгоревших комнатах можно было увидеть обгоревшую кровать, на окнах - обгорелые, покрытые копотью цветочные горшки. Сквозь руины разрушения проглядывало лицо маленького русского города и, казалось, спрашивало своих разрушителей: "За что?"
В штабе саперного батальона тоже отказались выдать тол по предъявленной мной бумаге и направили нас в штаб корпуса, который, к счастью, был расположен в соседней деревне.
Но и в штабе корпуса нам не повезло: корпус отказался выдать тол без приказания начальника инженерной службы армии. Мы узнали расположение штаба армии и поехали туда; до штаба было километров 15-20. Ехали мы в направлении северо-запада. С трудом мы нашли по указанным нам приметам штаб 20 армии, который располагался в лесу. Только в два часа ночи нашел я начальника технической службы армии. Это был генерал-майор технической службы. Он спал, положив под себя сиденье от грузовой автомашины. Я разбудил его. Прочитав бумагу и выслушав мой краткий рассказ, каким образом я попал к нему, он написал на моей бумаге: "Выдать 6 ДНО 20 тонн тола", расписался и сказал: "Как хорошо, что есть еще люди, которым нужен тол". Побывав в штабе корпуса и в штабе саперного батальона, наша машина часов в 7 утра стояла около полевого склада взрывчатки. Перевезли мы тол в две поездки. Машины брали не более одной тонны груза из-за плохих проселочных дорог.
Только часов в 11 ночи я доложил комиссару дивизии об успешном выполнении задания. Тол этот, насколько мне известно, был использован для установки минных полей и для минирования дорог в районе передней линии обороны. Задание было выполнено без особых осложнений, если не считать того, что нам несколько раз приходилось прятать машины по сторонам дороги, когда над нами пролетали немецкие самолеты.
В этот период мне пришлось наблюдать не одно воздушное сражение. Как сейчас помню воздушный бой, который проходил прямо над местом расположения штаба дивизии. Вечерело, вдруг раздался оглушительный рев моторов, и три самолета с бешеной скоростью промчались над нашими головами на высоте 100-150 метров. Один самолет был наш, а два другие - "мессершмитты". Наш самолет был из числа тех совершенных машин, которые в скорости не уступали "мессершмиттам". В первые месяцы войны таких самолетов было очень мало. На самолете был мужественный пилот. Он вступил в бой с превосходящим его противником. Тактика, выбранная нашим летчиком, была такова: летая низко над землей, настолько низко, как позволяли верхушки деревьев, он делал возможно меньшие круги и пытался зайти "мессершмиттам" в хвост. Летчик, как видно, обладал необходимыми качествами для принятой им тактики: эти качества состояли из мужества и колоссальной выносливости, позволявшей делать маленькие круги на огромной скорости. Но "мессершмитты" использовали свое численное превосходство: поочередно уходя от преследования, они заходили ему в хвост. Самолеты сделали над нами 4 или 5 полных кругов; они летали, как метеоры, сотрясая все бешеным ревом моторов, к которому присоединялись пулеметные очереди. Почему- то нам в это время не разрешали стрелять в немецкие самолеты, и мы не могли ничем помочь нашему летчику!
Вдруг черная полоса дыма показалась за хвостом нашего самолета, и он на полной скорости врезался в землю на опушке леска, в котором располагался штаб дивизии. Летчик был убит. В его партийном билете лежала телеграмма, в которой его поздравляли с днем рождения. Какое трагическое совпадение! На груди у него был орден Боевого Красного знамени.
Мы все были очевидцами мужества, проявленного этим замечательным человеком. Он был похоронен товарищами из авиационной части, в которой он служил.
В это время появилось новое средство борьбы с танками: это были зажигательные бутылки. Одни из них загорались после попадания в танк с помощью спичек, прикрепленных к бутылке (специальную большую спичку надо было зажигать до бросания бутылки). Другие бутылки зажигались при разбивании. Эти бутылки назывались КС. Мы получили зажигательные бутылки в специальных сумках и учились ими пользоваться, бросая бутылки в твердые предметы с расстояния 20-25 метров.
В двадцатых числах августа состав дивизии принимал военную присягу. В саперной роте это происходило так: рота была выстроена для принятия присяги, перед строем роты стоял командир роты и представитель политотдела роты. Каждый ополченец выходил вперед, читал перед строем роты военную присягу и расписывался в ее принятии. Принятие присяги происходило в торжественной обстановке, тишину леса нарушал только голос ополченца, принимавшего присягу, да иногда вдали раздавались пушечные выстрелы.