Воспоминания о прошлом Земли. Трилогия — страница 10 из 16

Темный лес

Двести пятый год эры КризисаРасстояние между трисолярианским флотом и Солнечной системой: 2,10 светового года

Тьма. До тьмы не было ничего, лишь небытие, бесцветное небытие. В небытии не было совершенно ничего. Темнота, по крайней мере, подразумевала пространство. Вскоре тьма пошла волнами, которые, как легкий ветерок, проникали повсюду. Так ощущалось течение времени. В небытии времени не было совсем; но теперь, хоть и медленно, время пошло вперед.

Намного позже, как бесформенная фосфоресцирующая клякса, возник свет, а потом, после долгой паузы, постепенно проявились черты окружающего мира. Разбуженное от спячки сознание с трудом понимало, что к чему. Сначала стали видны какие-то тонкие, прозрачные трубки, потом лицо человека за ними. Лицо быстро пропало, и стал виден потолок, от которого исходил белый свет.

Ло Цзи вышел из гибернации.

Лицо появилось снова. Оно принадлежало мужчине, который приветливо взглянул на Ло Цзи и произнес:

– Добро пожаловать в наш век.

Когда он заговорил, по его белому лабораторному халату начали пробегать красивые картинки, соответствующие его эмоциям – моря, закаты, леса, орошаемые теплым дождиком… Доктор сообщил, что Ло Цзи вылечили во время гибернации и что пробуждение прошло без осложнений. За два-три дня он полностью восстановится.

Полусонный и все еще медленно соображающий разум Ло Цзи выловил из речи врача лишь один факт: сейчас идет двести пятый год эры Кризиса, и он провел в гибернации сто восемьдесят пять лет[104].

Поначалу Ло Цзи решил, что у доктора необычный акцент. Впоследствии он узнал, что, хоть фонетика практически не изменилась, в китайский язык попало много слов, заимствованных из английского. Речь медика дублировалась текстом, высвечиваемым на потолке – по-видимому, с помощью компьютерной системы распознавания речи. Компьютер заменял английские слова на китайские иероглифы, чтобы только что проснувшимся было легче понимать.

Наконец доктор сообщил, что процедура закончена. Ло Цзи предстояло покинуть отделение реанимации и отправиться в палату. Халат врача показал вечернюю сцену, где закат быстро переходил в звездное небо – это означало прощание. Ло Цзи ощутил, что его койка покатилась.

Уже в дверях он услышал, как доктор сказал: «Следующий!» Повернув голову, Ло Цзи увидел, что в комнату въехала другая кровать – видимо, с очередным пациентом из гибернатора – и остановилась возле стойки с аппаратурой. Врач (теперь его халат был однотонно белым) работал с сенсорными экранами, занимающими треть стены. По экранам побежали таблицы и графики, и медик принялся ими увлеченно манипулировать.

Ло Цзи понял, что его пробуждение не было чем-то особенным. Наоборот, обычная, рутинная работа. Доктор излучал дружелюбие, но Ло Цзи был для него лишь очередным разбуженным пациентом, каких много.

В коридоре отсутствовали лампы – так же как и в палате пробуждения. Светились сами стены. Свет был неярким, но Ло Цзи пришлось прищурить глаза. Тотчас же стены вокруг него потемнели, и эта зона приглушенного освещения следовала за движущейся койкой. Когда его глаза приспособились и он раскрыл их, свет в коридоре вернулся к прежней яркости. Похоже, управляющий светом компьютер мог следить за его зрачками.

Судя по этому факту, он попал в эру персонального обслуживания.

Это намного превосходило его ожидания.

Проезжая мимо стен, Ло Цзи видел на них множество работающих видеоокон самого разного размера, разбросанных случайным образом. На некоторых из них мелькали картинки, но койка не останавливалась, и у него не было времени их рассмотреть. Возможно, с видеоокнами работали, а потом забыли отключить.

Время от времени автоматическая койка Ло Цзи проезжала мимо идущих по коридору людей. Он заметил, что и подошвы их обуви, и колеса его кровати оставляли размытые фосфоресцирующие следы на полу. В прошлом похожий эффект можно было увидеть, если слегка надавить пальцем на жидкокристаллический экран. Длинный коридор в своей стерильной чистоте походил на объемную компьютерную модель; но Ло Цзи знал, что все это вовсе не виртуальная реальность. Он двигался по настоящим коридорам, ощущая покой и комфорт, каких никогда раньше не испытывал.

Но больше всего его удивило то, что абсолютно все – доктора, медсестры и посетители – выглядели чисто и элегантно и тепло ему улыбались или махали рукой, когда оказывались поблизости. По их одежде пробегали яркие картинки, у каждого свои: у кого-то абстрактные, а у кого-то пейзажи реального мира. Ло Цзи нравилось выражение их лиц; он-то знал, что глаза обычного человека наилучшим образом отражают состояние общества в данное время и в данном месте. Однажды ему показали подборку фотоснимков европейских фотографов в последние годы династии Цинь. Его поразили тусклые глаза людей, запечатленных на этих фотографиях. И у официальных лиц, и у простого народа в глазах можно было увидеть не радость жизни, а только апатию и тупость. Когда люди эпохи, в которой оказался Ло Цзи, смотрели на него, они, возможно, видели что-то похожее в его глазах. В их взглядах светились мудрость, чистосердечие, понимание, любовь – все то, что он так редко видел в свое родное время. Но больше всего его поразило душевное спокойствие этих людей. По-видимому, лучезарная уверенность, светившаяся в каждом взоре, в этом веке стала нормальным состоянием духа.

Время, в котором проснулся Ло Цзи, было совсем не похоже на эпоху отчаяния. Еще один сюрприз.

Койка Ло Цзи бесшумно въехала в палату. Там уже находились два человека, недавно выведенные из анабиоза. Один из них лежал в постели. Другой, возле дверей, с помощью медсестры собирал свои вещи, по-видимому, покидая палату. По их глазам Ло Цзи понял, что оба они из того же времени, что и он сам. Их глаза были окнами в прошлое, и в них промелькнули видения серого века, из которого он прибыл.

– Как они могут так себя вести? Я же их прапрадед! – жаловался уходящий.

– Это не имеет значения, – ответила медсестра. – По закону гибернация не учитывается при определении возраста. В присутствии пожилых людей вы будете считаться молодым… Пойдемте. Они уже вас заждались.

Хотя медсестра старалась избегать английских слов, порой она путалась в китайских – как будто это был древний, забытый язык – и волей-неволей переходила на современный жаргон. Тогда на стене появлялся перевод на китайский.

– Я их даже не понимаю. В нормальную речь намешали какое-то чириканье! – опять пожаловался уходящий, когда они с медсестрой подхватили сумки и вышли из палаты.

– В наше время надо постоянно учиться. Иначе вам придется жить на поверхности, – расслышал Ло Цзи ответ медсестры. Он уже без труда понимал современный язык. Но последняя ее фраза прозвучала загадочно.

– Привет. Вас заморозили из-за болезни? – спросил пациент, лежащий в кровати. Он был молод, лет двадцати – двадцати пяти.

Ло Цзи открыл рот, но не смог произнести ни звука. Молодой человек улыбнулся ему.

– Вы вполне можете говорить. Попытайтесь еще раз, да как следует!

– Привет, – прохрипел Ло Цзи.

Молодой человек одобрительно кивнул.

– Тот, кто только что ушел, был болен. А я – нет. Я отправился в будущее, чтобы сбежать из моего времени. Ах да, меня зовут Сюн Вэнь.

– И как оно… здесь? – спросил Ло Цзи. На этот раз слова дались ему легче.

– Да, собственно, не знаю. Я тут всего-то пять дней. Похоже, времечко ничего так, неплохое. Нам, конечно, будет трудновато освоиться в обществе. Главным образом потому, что мы слишком рано проснулись. Через несколько лет было бы проще.

– Проще через несколько лет? Разве не сложнее?

– Нет. Мы по-прежнему находимся на военном положении, и обществу не до нас. Но через несколько десятилетий, после мирных переговоров, настанут покой и благоденствие.

– Мирные переговоры? С кем?

– С Трисолярисом, конечно.

Потрясенный заявлением Сюн Вэня, Ло Цзи попытался приподняться в постели. Вошла медсестра и помогла ему устроиться поудобнее.

– Они сказали, что хотят договориться о мире? – взволнованно спросил он.

– Еще нет. Но у них не будет выбора, – ответил Сюн Вэнь, ловко соскочив со своей кровати и присаживаясь на постель Ло Цзи. Он явно предвкушал удовольствие объяснить состояние дел новичку. – Разве вы не знаете? Человечество достигло невероятных высот! Просто невероятных!

– Что вы говорите!

– У нас теперь есть мощнейшие космические корабли. Гораздо лучше, чем у Трисоляриса!

– Как такое может быть?!

– А почему бы им не быть лучше? Уже не говоря про смертоносное оружие, возьмем чисто скорость. Так вот, они могут разгоняться до пятнадцати процентов от скорости света! Они куда быстрее, чем трисолярианские корабли!

Не вполне доверяя услышанному, Ло Цзи повернулся к медсестре. Он заметил, что та была очень красива. В этом веке, похоже, все неплохо выглядели. Сестра с улыбкой кивнула.

– Да, это правда.

Сюн Вэнь продолжал:

– А знаете, сколько теперь у Земли кораблей? Так я вам скажу: две тысячи! Вдвое больше, чем у трисоляриан! И мы постоянно строим новые!

Ло Цзи опять взглянул на медсестру, и она опять кивнула.

– Вы знаете, в каком плохом состоянии находится флот Трисоляриса? За два столетия они трижды прошли сквозь эту, как ее… да, сквозь межзвездную пыль, ее еще называют «снежным заносом». Я слышал, что последний раз это было четыре года назад. Через телескоп увидели, что строй кораблей начал распадаться, они уже не держатся друг около друга. Больше половины кораблей давным-давно прекратили разгон; а при пересечении облака пыли они даже потеряли в скорости. Они еле движутся и доберутся до Солнечной системы не раньше, чем через восемьсот лет. Небось эти посудины уже разваливаются на ходу. По расчетам и данным наблюдений, вовремя, то есть через двести лет, прибудет не больше трехсот кораблей. Но один трисолярианский зонд войдет в Солнечную систему очень скоро – в этом году. А потом, через три года, появятся еще девять.

– Зонд… какой зонд? – не понял Ло Цзи.

Вместо Сюн Вэня ответила медсестра:

– Мы не поощряем подобные беседы. Когда предыдущий пациент узнал обо всем этом, ему потребовалось много времени, чтобы успокоиться. Такие разговоры вредят восстановлению проснувшихся.

– Лично меня такие разговоры радуют. Чего это вы всполошились? – пожал плечами Сюн Вэнь и лег обратно на койку. Глядя в светящийся потолок, он вздохнул: – У детишек все в порядке. Просто даже отлично.

– Это кто здесь детишки?! – сморщила нос медсестра. – Гибернация не засчитывается как возраст. Детишка здесь вы!

Ло Цзи решил, что медсестра вообще-то выглядит моложе Сюн Вэня, хотя было понятно, что в этом веке судить о возрасте по внешнему виду не стоит.

– Все проснувшиеся из вашего века находятся почти в отчаянии. Но дела идут не так уж плохо.

Для Ло Цзи это прозвучало гласом ангела. Он почувствовал себя ребенком, который проснулся от кошмара, но улыбка взрослого сразу же прогнала все его страхи прочь. Когда медсестра обращалась к пациенту, на ее халате возникало быстро восходящее солнце; под его золотистыми лучами сухая, желтая почва зеленела, и на ней появлялось множество цветов…

Когда медсестра ушла, Ло Цзи спросил Сюн Вэня:

– А что случилось с проектом «Отвернувшиеся»?

Сюн Вэнь недоуменно потряс головой:

– «Отвернувшиеся»? Никогда не слышал.

Тогда Ло Цзи поинтересовался, когда именно Сюн Вэнь лег в гибернацию. Оказалось, что он заснул до начала проекта, когда гибернация стоила невероятных денег. Похоже, у его семьи водились деньжата. За те пять дней, что Сюн провел в нынешнем веке, он не слышал об Отвернувшихся. Это означало, что, даже если о проекте и не забыли, он уже не был важен.

Ло Цзи предстояло лично оценить уровень технологии этого века на двух простейших примерах.

Вскоре после заселения в палату медсестра принесла его первый после пробуждения обед – немного молока, хлеба и джема. Его желудок еще не был готов к более тяжелой пище. Он откусил кусочек хлеба, и ему показалось, что он жует опилки.

– Ваше чувство вкуса еще не восстановилось, – пояснила медсестра.

– А когда восстановится, так вы вообще не сможете это есть! – влез со своим комментарием Сюн Вэнь.

Медсестра засмеялась:

– Конечно, это не те продукты, что в ваше время выращивали на поверхности.

– Откуда же тогда все это? – спросил, набив рот, Ло Цзи.

– Производят на фабрике.

– Вы умеете синтезировать зерно?

Сюн Вэнь ответил вместо медсестры:

– Других вариантов, кроме синтеза, просто нет. На поверхности больше ничего не растет.

Ло Цзи пожалел Сюн Вэня. И в его эпоху встречались люди, не интересующиеся технологией и безразличные к ее чудесам. Сюн Вэнь, очевидно, был одним из них. Он был неспособен оценить этот век по достоинству.

Второе открытие невероятно поразило Ло Цзи, хотя сам факт был из простейших. Медсестра показала на стакан с молоком и сообщила, что налила молоко в подогревающий стакан специально для проснувшихся. В этом веке люди почти не пили горячих жидкостей. Даже кофе подавали холодным. Если он не привык пить молоко холодным, то мог подогреть его, поставив регулятор на желаемую температуру. Выпив молоко, Ло Цзи рассмотрел стакан. Самый обычный стеклянный стакан, только дно толстое и непрозрачное. Наверно, в нем и прячется нагревательный элемент. Но как он ни присматривался, не мог увидеть никаких деталей, кроме регулятора. Попытавшись отвинтить дно, он обнаружил, что стакан не разбирается.

– Не надо ломать вещи. Вы пока мало о них знаете. Это опасно, – предупредила медсестра.

– Мне хотелось бы понять, как вы их заряжаете.

– За… заряжаете? – Медсестра с трудом повторила слово; очевидно, что раньше она его не слышала.

– «Charge», «recharge» – повторил Ло Цзи на английском. Но медсестра затрясла головой, не понимая.

– Что будет, когда батарея разрядится?

– Батарея?

– «Batteries», – произнес он по-английски. – Вы больше не пользуетесь батареями? – (Медсестра вновь отрицательно покачала головой.) – Тогда откуда в стакане берется электроэнергия?

– Электроэнергия? Но она повсюду! – наставническим тоном сказала медсестра.

– То есть электричество в стакане будет всегда?

– Всегда.

– Никогда не кончится?

– Никогда. Как оно может кончиться?

Медсестра ушла, а Ло Цзи все никак не мог расстаться со стаканом. Он не обращал внимания на насмешки Сюн Вэня. Эмоции говорили ему, что он держит в руках чудо, древнейшую мечту цивилизации – вечный двигатель. Если человечество на самом деле овладело неисчерпаемым источником энергии, то оно способно сделать практически что угодно. Теперь он верил заверениям красотки-медсестры: все не так плохо.

Позже в палату с плановым обходом зашел доктор, и Ло Цзи спросил его о проекте «Отвернувшиеся».

– Я о нем слышал. Была такая дурацкая хохма в старину, – недолго думая, ответил тот.

– Что сталось с Отвернувшимися?

– Припоминаю, что один совершил самоубийство, другого забили камнями… Все это случилось в первые десятилетия проекта, и с тех пор прошло почти две сотни лет.

– А двое других?

– Не знаю. Наверное, по-прежнему в гибернации.

– Один из них был китайцем. Вы его не помните? – спросил Ло Цзи, с волнением глядя на врача.

– Тот, кто ударил по звезде заклинанием? Вроде бы о нем упоминали в курсе новой истории, – припомнила сопровождающая доктора медсестра.

– Да, тот самый, – сказал Ло Цзи. – Где он сейчас?

– Не знаю. Думаю, так и лежит в гибернации. Я не слежу за этими делами, – рассеянно ответил доктор.

– А что стало со звездой? С той, на которую он наложил заклятие? Это была звезда с планетами. Что с ней произошло? – с замиранием сердца задал Ло Цзи следующий вопрос.

– Что-что… Наверно, висит, где висела. Заклятие, надо же… Это же курам на смех!

– То есть с ней все в порядке?

– По крайней мере, я ничего не слышал. А вы? – обратился он к медсестре.

– Я тоже. – Она отрицательно покрутила головой. – Весь мир был тогда до смерти напуган, было не до всяких заклятых звезд.

– А потом? – У Ло Цзи отлегло от сердца.

– А потом случилась Великая падь, – сказал врач.

– Великая падь? Что это такое?

– Позже узнаете. А пока отдыхайте, – с легким вздохом сказал доктор. – Правда, лучше бы вам о нем вообще не знать. – Он повернулся к выходу. По его белому халату побежали тяжелые, темные тучи. На униформе медсестры появилось множество пар глаз: одни испуганные, другие плачущие.

После ухода доктора Ло Цзи долго сидел на кровати, не двигаясь и бормоча себе под нос: «Хохма… Глупая старая хохма…» – пока не начал смеяться, сперва тихо, а потом во все горло, сотрясаясь от хохота. Он напугал Сюн Вэня, и тот порывался вызвать врача.

– Со мной все в порядке. Спи, – успокоил его Ло Цзи. Он и сам лег и вскоре заснул, впервые с момента пробуждения.

Ему снились Чжуан Янь и дочка. Как и прежде, Чжуан Янь брела сквозь сугробы и несла спящую девочку на руках.

Когда он проснулся, в палату заглянула медсестра и пожелала ему доброго утра. Она говорила тихо, чтобы не будить спящего Сюн Вэня.

– Уже утро? А почему в палате нет окон? – Ло Цзи оглянулся вокруг.

– Любую часть стены можно сделать окном. Но доктор считает, что вам еще рано смотреть наружу. Это слишком необычно, вы разволнуетесь, и ваш отдых нарушится.

– Знаете, что действительно мешает моему отдыху? С момента пробуждения прошло уже порядочно времени, а я так и не знаю, как выглядит мир снаружи. – Ло Цзи показал на Сюн Вэня и пояснил: – Я не такой, как он.

Медсестра рассмеялась:

– Хорошо. Моя смена заканчивается. Могу показать вам окрестности, хотите? А когда вернетесь, позавтракаете.

Ло Цзи в нетерпении последовал за медсестрой в служебное помещение и внимательно осмотрелся. О предназначении половины предметов обстановки он догадывался, но понять, для чего используется другая половина, так и не смог. Ничего, похожего на компьютер, в комнате не было; но этого следовало ожидать, если экран компьютера можно вызвать на любой стене. Внимание проснувшегося привлекли три разноцветных зонтика, стоящих возле двери. Его удивил их размер. У них нет складных зонтиков?

Медсестра вышла из раздевалки. За исключением движущихся изображений на ткани, перемены в женской моде не выходили за пределы ожидаемого. По сравнению с родным веком Ло Цзи самым значительным отличием была бросающаяся в глаза асимметрия. Он с удовольствием подумал, что даже по прошествии ста восьмидесяти пяти лет видит прекрасное в женской одежде. Медсестра подхватила один из зонтиков – должно быть, тяжелый, поскольку она повесила его на плечо.

– Идет дождь?

Она отрицательно покачала головой:

– Вы думаете, что это… зонтик? – спросила она с неуверенностью в последнем слове.

– Если это не зонтик, то что? – Ло Цзи указал на ее ношу, ожидая услышать какое-нибудь странное название.

Но она ответила очень просто:

– Это мой велосипед.

Они вышли в коридор, и Ло Цзи спросил:

– Ваш дом далеко отсюда?

– Если вы спрашиваете, далеко ли отсюда я живу, то недалеко. Десять-двадцать минут на велосипеде, – ответила она. Затем, остановившись и глядя своими прекрасными глазами прямо на него, она произнесла потрясшие Ло Цзи слова: – Частных домов больше нет ни у кого. Замужество, семья – все это исчезло после Великой пади. Это самая первая перемена в образе жизни, к которой вам придется привыкнуть.

– К этой перемене я привыкнуть не смогу.

– Ну, я не знаю. В курсе истории нам говорили, что институт семьи начал разрушаться уже в ваше время. Слишком многие не желали обязанностей и ответственности. Хотели быть свободными от забот. – Она второй раз упомянула курс истории.

«И я был таким однажды, но потом…» – подумал Ло Цзи. С момента пробуждения он постоянно помнил о Чжуан Янь и дочери. Они были неизменным фоном его сознания, их лица все время стояли перед его мысленным взором. Ло Цзи так никто и не узнал, и с его положением оставалось слишком много неопределенности, чтобы напрямую спросить о семье; а этого ему мучительно хотелось.

Они довольно долго шагали по коридору. Затем вышли через автоматические двери, и у Ло Цзи загорелись глаза: он увидел перед собой узкую, длинную платформу, уходящую вдаль, и ощутил порывы ветра. Он понял, что стоит снаружи.

– До чего же небо синее! – первым делом крикнул он новому миру.

– В самом деле? Но ему далеко до голубого неба вашего времени.

«Нет, здесь оно голубее. Намного голубее!» – подумал Ло Цзи. Он наслаждался объятиями бесконечной синевы; его душа ликовала. А затем пришло сомнение: не рай ли это? За всю свою жизнь он видел такое чистое небо лишь во время пятилетнего затворничества в Саду Эдема. Но на этом небосводе было меньше облаков – лишь пара бледных пятен на западе, как будто кто-то случайно коснулся его пальцем и оставил отпечаток. Недавно взошедшее солнце сияло в прозрачном воздухе, словно бриллиант, покрытый росой.

Ло Цзи посмотрел вниз, и у него закружилась голова. Глядя с такой высоты, он не сразу сообразил, что видит город. Сперва ему показалось, что он смотрит на исполинский лес, где тонкие стволы взмывают к небу, а от них простираются в стороны ветви самой разной длины. Городские постройки были листьями на этих ветвях. Структура города казалась неупорядоченной, на разных деревьях было разное количество листьев. Центр гибернации и пробуждения находился на одном из больших деревьев. Палата Ло Цзи располагалась в листе, подвешенном к платформе, на которой он сейчас стоял.

Обернувшись, он заметил, что ствол дерева, на ветви которого он находился, уходит так высоко, что исчезает из виду. Ветвь располагалась в средней части ствола или чуть выше. Над ней и под ней тянулись другие ветви, с которых также свисали листья зданий. Приглядевшись, Ло Цзи понял, что ветви пересекаются и образуют сложную систему мостиков, один из концов которых обрывается в воздухе.

– Как называется этот город?

– Пекин.

Он обернулся к медсестре; под утренним солнцем она выглядела еще привлекательнее. Затем снова посмотрел на город, который она назвала Пекином, и спросил:

– А где центр?

– Вон там. Мы сейчас на внешней стороне Четвертого западного кольца, на дереве 179, ветви 23, листе 18. Отсюда можно видеть почти весь город.

Ло Цзи присмотрелся к указанному девушкой месту:

– Но как же это может быть? Почему ничего не осталось?

– Осталось? Что вы имеете в виду? В ваше время здесь ничего не было!

– Ничего? А дворец императора? Парк Цзиншань? Тяньаньмэнь? Китайский центр мировой торговли? Не прошло даже двух сотен лет. Не могли же их все снести!

– Все они по-прежнему на своих местах.

– Но где?

– На поверхности.

При виде ошарашенного лица спутника она так и покатилась со смеху, даже ухватилась за перила, чтобы не упасть:

– Ха-ха-ха, я забыла! Извините! Я так часто об этом забываю! Так вот, мы под землей, на глубине в тысячу метров. Если мне когда-нибудь доведется попасть в ваше время, вы тоже забудьте мне сказать, что мы на поверхности, и я тогда перепугаюсь так же, как вы сейчас… Ха-ха-ха!

– Но… это… – он простер руки.

– Небо искусственное. Солнце тоже, – стараясь не улыбаться, пояснила девушка. – Ну, не то чтобы совсем искусственные… Изображение неба передается в реальном времени с камеры на высоте десять километров, а потом проецируется на свод. Так что, наверное, небо можно считать настоящим.

– Зачем надо было строить город под землей? К тому же так глубоко… тысяча метров…

– Из-за войны, конечно. Подумайте сами. Когда придет время битвы Судного дня, на поверхности будет бушевать море огня. В смысле так думали раньше; теперь уже все по-другому, но после окончания Великой пади все города мира выстроили под землей.

– Значит, все города мира теперь находятся под землей?

– Почти все.

Ло Цзи осмотрел окружающее свежим взглядом. Теперь он понял, что стволы огромных деревьев были колоннами, подпирающими свод гигантской пещеры. К этим же колоннам крепились ветви, к которым были подвешены листья.

– Вам не грозит клаустрофобия. Посмотрите, какое небо огромное! На поверхности не настолько красиво.

Ло Цзи снова уставился в голубое небо – точнее, в его проекцию. Он заметил на нем несколько небольших объектов – сперва какие-то разбросанные точки, а потом, когда его глаза приспособились к яркости, он понял, что их очень много, что они повсюду. По какой-то прихоти сознания точки в небе напомнили ему витрину в ювелирном магазине. Еще до того, как он стал Отвернувшимся, когда он влюбился в придуманную им Чжуан Янь, ему однажды захотелось купить ей подарок. Тогда он пошел в ювелирный магазин и стал разглядывать платиновые кулоны в витрине. Кулоны, каждый из которых сама изысканность, лежали и поблескивали в свете ламп на черном бархате. Если заменить черный бархат на синий, то получилась бы та картина, которая сейчас развернулась над его головой.

– Это космический флот? – взволнованно спросил он.

– Нет. Флот отсюда не увидеть, он за поясом астероидов. А это… ну, там много всякого. То, что покрупнее – можно даже различить очертания, – это орбитальные города. Яркие точки – это гражданские космические корабли. Но порой на орбите появляются и военные корабли. Двигатели у них светятся так, что даже смотреть больно… Ну ладно, мне пора. Не оставайтесь здесь слишком долго – что-то ветер поднимается…

Ло Цзи повернулся к ней, чтобы попрощаться, но увидел такое, что потерял дар речи. Девушка несла свой зонтик, а точнее велосипед, на спине, как рюкзак. Сейчас он раскрылся, и из него поднялись два соосных пропеллера. Они беззвучно закрутились в противоположные стороны, взаимно компенсируя вращающий момент. Девушка неторопливо поднялась в воздух, перелетела через ограждение и зависла над так потрясшей его бездной.

Остановившись в воздухе, она обратилась к проснувшемуся:

– Теперь вы и сами видите, что мы живем в отличное время. Считайте свое прошлое всего лишь сном. До завтра!

Она грациозно развернулась и упорхнула. Блестящие пропеллеры ее велосипеда поблескивали в лучах солнца. Вскоре она стала похожа на маленькую стрекозу, пролетающую между двух исполинских деревьев. Повсюду сновали целые рои таких же «стрекоз». Вереницы летающих автомобилей походили на косяки рыб, лавирующих среди водорослей на морском дне. В косых столбах солнечного света, пронизывающего «заросли» деревьев, потоки транспорта светились золотом.

Увидев этот дивный новый мир, Ло Цзи расплакался. Каждой клеткой тела он ощущал себя заново рожденным. А прошлое… оно и в самом деле было сном.

* * *

В приемной его дожидался мужчина европейской наружности. Ло Цзи почувствовал, что он чем-то отличается от других людей. Через какое-то время он сообразил, что на строгом деловом костюме посетителя не было изображений; он мало чем отличался от официального костюма давно прошедших лет. Возможно, так было принято в торжественных ситуациях.

Они пожали друг другу руки, и посетитель представился:

– Я Бен Джонатан, специальный уполномоченный Конгресса космических флотов. Ассоциация поручила мне организовать ваше пробуждение. А теперь мы присоединимся к заключительным слушаниям по проекту «Отвернувшиеся». Да, извините – а вы меня понимаете? Английский язык ощутимо изменился за это время.

Ло Цзи понимал Джонатана. Ощущение вторжения западной культуры в современный китайский язык, появившееся было у него в последние дни, исчезало по мере разговора с уполномоченным. Джонатан обильно уснащал свою английскую речь китайскими словами. Например, он назвал проект «Отвернувшиеся» по-китайски. Английский язык, до недавнего времени бывший самым распространенным в мире, и китайский, на котором говорило больше всего людей, перемешались друг с другом; так появился самый выразительный язык мира. Позднее Ло Цзи узнал, что таким же образом развивались и другие языки.

«Прошлое – это не сон, – подумал Ло Цзи. – От прошлого не убежать». А потом он вспомнил, что Джонатан назвал предстоящие слушания заключительными. У него затеплилась надежда на скорейшее избавление от бремени Отвернувшегося.

Джонатан огляделся, как бы проверяя, что дверь закрыта, затем подошел к стене и вызвал на нее сенсорную панель управления. После нескольких прикосновений стены и потолок превратились в голографические видеоэкраны.

Ло Цзи очутился посреди зала совещаний. Многое заметно изменилось; например, стены и стол мягко светились. Но архитектор явно постарался воссоздать стиль прошлого. Такие детали, как большой круглый стол и трибуна, вызвали у Отвернувшегося ностальгию. Он сразу же понял, где находится.

В зале не было никого, кроме двух секретарей, раскладывавших документы на столе. Ло Цзи удивился, что документы были напечатаны на бумаге. Похоже, это было таким же символом значимости мероприятия, что и костюм Джонатана.

– Телеприсутствие на конференциях сегодня – дело обычное. Это не влияет на серьезность решений, – пояснял Джонатан. – У нас есть еще несколько минут до начала слушаний. Похоже, вы мало знаете о современном мире. Хотите, я введу вас в курс дела?

Ло Цзи кивнул.

– Конечно. Спасибо.

Джонатан обвел зал рукой:

– Буду краток. Начнем со стран. Европа стала единым государством, оно теперь называется Европейское содружество. Включает в себя и Восточную, и Западную Европу, но не Россию. Россия и Беларусь объединились, и название этой страны по-прежнему Российская Федерация. Англоговорящие и франкоговорящие провинции Канады разделились, образовав две страны. В других регионах тоже произошли перемены, но главное вы теперь знаете.

Ло Цзи был потрясен:

– И это все изменения за без малого два века? А я-то думал, что мир за такое время станет неузнаваем.

Джонатан повернулся к Ло Цзи и многозначительно кивнул.

– Доктор Ло, мир и в самом деле неузнаваемо изменился. Просто неузнаваемо!

– Ну что вы, предвестники таких перемен появились уже в мое время.

– Но вы не могли предвидеть исчезновения сверхдержав. Политическое влияние всех стран значительно ослабло.

– Всех стран? Тогда кто же поднялся к вершине власти?

– Надгосударственное образование. Космический флот.

Ло Цзи некоторое время размышлял, пока не осознал смысл сказанного.

– Вы хотите сказать, что космический флот провозгласил независимость?

– Да. Космический флот – а точнее, флоты – не принадлежит ни одной стране. Они стали независимой политической и экономической силой. Они входят в состав ООН как равноправные субъекты. На данный момент в Солнечной системе существуют три флота: Азиатский, Европейский и Североамериканский. Названия лишь напоминают, в какой части планеты построили большую часть их кораблей. Сами флоты больше не подчинены создавшим их территориям. Каждый флот обладает могуществом и влиянием сверхдержавы вашего века.

– Боже мой! – воскликнул Ло Цзи.

– Пожалуйста, поймите меня правильно. Земля не находится под пятой военной диктатуры. И территория флотов, и их суверенитет ограничены космосом. Флоты редко вмешиваются в земные дела. Этого требует устав ООН. В данный момент весь человеческий мир поделен между традиционным Земным конгрессом и недавно возникшим Союзом флотов. Все три флота Союза флотов образуют Флот Солнечной системы. Организация, известная ранее как Совет обороны планеты, стала Конгрессом космических флотов Солнечной системы или же просто Конгрессом космических флотов, ККФ. Теоретически ККФ командует всем Флотом Солнечной системы. Но, так же как у ООН, практической власти у него нет; он лишь совещательная, направляющая сила. Собственно, у Флота Солнечной системы тоже нет ни штаба, ни главнокомандующего. Вся военная мощь любого из трех крупнейших флотов находится в распоряжении его собственного командования. Ну вот, теперь вы знаете достаточно, чтобы принять участие в сегодняшних слушаниях. Их созвал ККФ, поскольку он унаследовал от СОП проект «Отвернувшиеся».

На голографическом мониторе возникло окошко, в котором появились Билл Хайнс и Кейко Ямасуки. Они ничуть не постарели. Хайнс улыбнулся Ло Цзи, но Кейко безучастно сидела рядом с мужем. Она лишь слегка кивнула в ответ на его приветствие.

– Я только что проснулся, – обратился Хайнс к Ло Цзи. – Мне очень жаль, что проклятая вами планета до сих пор вращается вокруг своей звезды в пятидесяти световых годах от нас.

– А, та глупая старая шутка… – с самоиронией отмахнулся Ло Цзи.

– Но вы счастливчик по сравнению с Тайлером и Рей Диасом.

– А вы, похоже, стали единственным Отвернувшимся, добившимся успеха. Возможно, ваша стратегия и в самом деле сделала человека умнее.

Хайнс вернул Ло Цзи его самоироничную улыбку и отрицательно покачал головой:

– Нет, она не сделала человека умнее. Мне рассказали, что уже после моего ухода в гибернацию исследования разума уперлись в непреодолимое препятствие. Ученым требовалось изучать мозг на квантовом уровне, но обойти барьер софонов так и не удалось. Мы не добавили человечеству ума. В лучшем случае мы придали чуть больше уверенности некоторым людям, только и всего.

Когда Ло Цзи положили в гибернацию, процесс запечатывания разума еще не был изобретен. Поэтому он не понял, о чем говорит Хайнс, однако заметил, что в тот момент по непроницаемому лицу Кейко Ямасуки пробежала загадочная улыбка.

Окошко закрылось, и Ло Цзи увидел, что зал теперь полон. Большинство присутствующих носили военную форму – ее фасон почти не изменился за прошедшие годы. Ни у кого не было видно картинок на одежде; но петлицы и погоны слегка светились.

Переходящий пост председателя ККФ в данный момент занимал гражданский служащий. Ло Цзи посмотрел на него и вспомнил Гаранина. Ло Цзи только сейчас понял, как ему, человеку из давно прошедших времен, повезло; его современников поглотила безжалостная река времени.

Заседание началось с выступления председателя:

– Уважаемые делегаты, нам предстоит провести последний раунд голосования по законопроекту № 649, выдвинутому в этом году Североамериканским и Европейским флотами на сорок седьмой совместной конференции. Теперь я зачитаю текст предлагаемого закона:

На второй год после начала Трисолярианского кризиса Совет обороны планеты при ООН разработал проект «Отвернувшиеся». Проект был единогласно одобрен постоянными членами ООН и в следующем году реализован. Суть проекта заключалась в разработке оборонных стратегий, скрытых от наблюдения софонов внутри мозга человека. Постоянные члены ООН назначили четырех Отвернувшихся и поставили перед ними задачу планирования и осуществления таких стратегий. ООН приняла Закон об Отвернувшихся, который наделял Отвернувшихся необходимыми для их деятельности правами.

Проект «Отвернувшиеся» выполнялся на протяжении двухсот пяти лет, включая период неактивности, длившийся более ста лет. За это время руководство проектом перешло от расформированного Совета обороны планеты к нынешнему Конгрессу космических флотов.

Проект задумывался в необычный исторический период. Только что разгорелся Трисолярианский кризис. Международное сообщество, потрясенное небывалой угрозой, оказалось охвачено страхом и безнадежностью. Проект «Отвернувшиеся» был порождением этого психологического климата. Его приняли в порыве отчаяния, без тщательной, детальной проработки.

Исторические факты доказали, что как стратегическая инициатива проект «Отвернувшиеся» полностью и безнадежно провалился. Не будет преувеличением утверждать, что он стал самым наивным и глупым предприятием, когда-либо осуществленным человечеством. Отвернувшимся предоставили огромные права без надзора со стороны законодателей. Им даже дали право вводить международное сообщество в заблуждение. Таким образом, моральные и юридические нормы общества оказались нарушены на самом фундаментальном уровне.

За время осуществления проекта было бесполезно растрачено огромное количество стратегически важных ресурсов. Проект «рой москитов» Отвернувшегося Фредерика Тайлера оказался не имеющим оборонного значения. Меркурианский проект Мануэля Рей Диаса невозможно реализовать даже с помощью современной технологии. Более того, оба этих плана были преступными. Тайлер задумал атаковать и уничтожить флот Земли, а у Рей Диаса намерения были еще более зловещими: он собирался взять в заложники всех жителей нашей планеты.

Два других Отвернувшихся также разочаровали. Подлинные намерения Отвернувшегося Хайнса до сих пор не раскрыты; однако применение его побочного результата, метода запечатывания разума, в космических силах также является преступлением. Оно нарушает свободу мысли, а ведь на ней строятся выживание и развитие всей нашей цивилизации. Что же касается Отвернувшегося Ло Цзи, то он сначала безответственно расходовал общественные средства на поддержание своего гедонистического образа жизни, а затем играл на публику, строя из себя мистика.

Мы полагаем, что, учитывая значительное усиление человечества и перехват инициативы в войне, проект «Отвернувшиеся» больше не имеет смысла. Пришла пора положить конец этому затянувшемуся недоразумению, доставшемуся нам в наследство. Мы предлагаем ККФ незамедлительно закрыть проект и упразднить Закон ООН об Отвернувшихся.

Конец законопроекта.

Председатель неспешно отложил бумаги и, поглядывая в зал, продолжил:

– Теперь мы проведем голосование по законопроекту ККФ № 649. Кто за?

Все делегаты подняли руки.

В эту эпоху все еще голосовали по старинке. Вдоль рядов кресел с важным видом ходили референты и подсчитывали результаты. Когда собранные цифры передали председателю, тот объявил:

– Законопроект № 649 принят единогласно и вступает в силу немедленно.

Председатель поднял взор от документов. Ло Цзи не мог сказать, смотрит ли председатель на Хайнса или на него, поскольку – как и на самой первой своей телеконференции сто восемьдесят пять лет назад – он не знал, где в зале висит экран.

– Теперь, когда проект закрыт, Закон об Отвернувшихся также утратил силу. От лица ККФ я уведомляю Билла Хайнса и Ло Цзи, что ваш статус Отвернувшихся аннулирован. У вас больше нет прав, предоставленных вам законом; ваша юридическая неприкосновенность также отменяется. Вы теперь обычные граждане ваших стран.

Председатель объявил заседание закрытым. Джонатан встал и отключил голографические экраны, тем самым прекращая двухсотлетний кошмар Ло Цзи.

– Доктор Ло, насколько мне известно, именно на такой результат вы и надеялись, – улыбнулся ему Джонатан.

– Да. Мне и правда этого хотелось. Спасибо, господин уполномоченный. Я также благодарю ККФ за восстановление моего статуса обычного человека, – от всего сердца произнес Ло Цзи.

– Проголосовали и разошлись – вот и все заседание. Я уполномочен детально обсудить интересующие вас вопросы. Начинайте с самого важного.

– Что с моей женой и дочкой? – Ло Цзи не смог сдержать вопроса, который мучил его с момента пробуждения.

– Не беспокойтесь, с ними все в порядке. Они пока в гибернации. Я сообщу все данные, и вы сможете подать заявку на их пробуждение, когда пожелаете.

– Благодарю вас! Благодарю вас! – Глаза Ло Цзи налились слезами, и он снова ощутил райское блаженство.

– Но, доктор Ло, у меня есть для вас небольшой совет. – Джонатан подсел поближе. – Проснувшемуся не так-то просто адаптироваться к нашей эпохе. Я советую вам сначала устроить свою жизнь и только потом будить близких. Финансирования ООН хватит еще на двести тридцать лет их сна.

– Ну хорошо… И как же мне теперь устроиться?

Уполномоченный засмеялся в ответ:

– Об этом не беспокойтесь. Вам может быть непривычно в наше время, но жизнь как таковая проблемой не станет. Эта эпоха славится превосходным социальным обеспечением, и человек может жить в комфорте, даже если нигде не работает. Университет, в котором вы раньше преподавали, располагается здесь, прямо в городе. Мне сказали, что они не прочь принять вас на работу; с вами свяжутся позже.

В голову Ло Цзи внезапно пришло воспоминание, от которого его затрясло:

– А что будет с моей безопасностью, если я выйду на улицу? Меня же хочет убить ОЗТ!

– ОЗТ? – захохотал Джонатан. – Общество «Земля-Трисолярис» уже лет сто как разгромлено подчистую! В сегодняшнем мире им не на кого опереться. Разумеется, у нас есть кое-кто с подобной идеологией, но они неспособны объединиться. Вам ничто не угрожает.

В конце визита Джонатан больше не придерживался официального тона; на его костюме засияла какая-то искаженная, гротескная картинка неба. Джонатан с улыбкой обратился к Ло Цзи:

– Доктор, среди всех деятелей истории, с которыми мне довелось встретиться, у вас самое оригинальное чувство юмора. Это надо же было додуматься наложить заклятие на звезду! Ха-ха-ха!

* * *

Ло Цзи стоял в одиночестве посреди приемной и молча размышлял об окружающей его реальности. Отслужив два столетия на посту спасителя человечества, он снова стал обычным человеком. В новом мире его ожидала новая жизнь.

– Теперь, мой мальчик, ты плебей! – прервал его раздумья чей-то хриплый голос. Ло Цзи повернулся к двери и увидел входящего Ши Цяна. – Тут от тебя мужик только что вышел, он мне и рассказал.

Они радостно обнялись и забросали друг друга вопросами. Ши Цяна разбудили два месяца назад. Его вылечили от лейкемии. Врачи также обнаружили у него проблемы с печенью – вероятно, из-за пристрастия Да Ши к выпивке. Это они тоже поправили. Обоим старым знакомым казалось, что они лишь недавно расстались – не больше чем четыре или пять лет назад, ведь в гибернации течение времени не ощущается. Встреча в будущем, через две сотни лет, скрепила их дружбу.

– А я за тобой. Нечего тут рассиживаться! – Ши Цян достал из рюкзака ворох одежды для Ло Цзи.

– А он не великоват? – Ло Цзи рассматривал поданный ему пиджак.

– Эх ты, неуч! Я проснулся на целых два месяца раньше, так что ты по сравнению со мной просто дикарь – ни о чем не имеешь понятия. Давай надевай!

Ши Цян показал ему пару кнопок на рубашке и объяснил, что ими подгоняют размер. Когда Ло Цзи оделся, раздалось шипение, и одежда медленно уменьшилась, став впору. То же самое произошло и с брюками.

– Эй, а ты, часом, не в той же одежде, которую носил двести лет назад? – спросил Ло Цзи. Он отчетливо помнил кожаную куртку, в которой видел Да Ши последний раз перед гибернацией. Сейчас на том была точно такая же.

– Почти все мои шмотки пропали во время Великой пади. Моей семье удалось сберечь один комплект. Но ходить в этой одежде уже невозможно. У тебя тоже должна остаться всякая мелочовка из той эпохи. Когда устроишься, сходишь и заберешь. Да, мой мальчик, когда ты увидишь, как все изменилось, только тогда и прочувствуешь, что двести лет – это немало.

Ши Цян коснулся чего-то на куртке и нажал. Куртка тотчас же стала снежно-белой. Текстура натуральной кожи оказалась всего лишь картинкой.

– Просто люблю, когда оно как в старые времена.

– А моя одежда тоже может показывать картинки, как у них? – поинтересовался Ло Цзи, оглядывая себя.

– Может, но ее надо программировать, а это такая морока. Пошли!

Ло Цзи и Ши Цян спустились на встроенном в ствол лифте, прошли через вестибюль дерева и ступили в новый мир.

* * *

Когда уполномоченный отключил голографическую трансляцию, заседание еще фактически не кончилось. Ло Цзи успел расслышать чей-то голос. Это была женщина; Ло Цзи не разобрал слов, но все присутствующие посмотрели в одну и ту же точку. В этот момент Джонатан погасил экраны. Он наверняка тоже услышал выкрик, но после официального закрытия заседания Ло Цзи, отныне простой человек без статуса Отвернувшегося, не имел права присутствовать на собрании, даже если оно продолжалось.

Говорившей оказалась Кейко Ямасуки:

– Господин председатель, я должна сделать заявление!

– Доктор Ямасуки, вы не Отвернувшийся. Вам позволили присутствовать с учетом вашего особого положения, но права на выступление у вас нет, – одернул ее председатель.

Никто из делегатов не проявил к ней интереса. Они вставали, собираясь уходить. С их точки зрения, весь проект «Отвернувшиеся» являлся не более чем любопытным историческим курьезом, на который им пришлось потратить время и силы. Но следующие слова Кейко, обратившейся к мужу, приковали собравшихся к месту:

– Отвернувшийся Билл Хайнс, я ваш Разрушитель!

Хайнс уже вставал из-за стола. Ноги под ним подкосились, и он рухнул обратно в кресло. Делегаты переглядывались и перешептывались. Хайнс побледнел.

– Я надеюсь, кое-кто из вас еще помнит, что означают мои слова, – властно произнесла Ямасуки.

– Да, мы знаем, кто такой Разрушитель, – подтвердил председатель. – Но вашей организации больше не существует.

– Мне это известно, – бесстрастно произнесла Кейко. – Но, как последний член ОЗТ, я исполню свой долг перед Господом.

– Мне следовало догадаться, Кейко! Мне следовало догадаться… – Голос Хайнса дрожал; казалось, что бывший Отвернувшийся внезапно обессилел. Он знал, что его жена является поклонницей идей Тимоти Лири[105]; ее фанатическое стремление переделать мозг человека при помощи технологии не было для него секретом. Но он так и не свел эти факты воедино, не сообразил, что за этим стоит ненависть к человечеству, скрытая в глубине ее души.

– Прежде всего мне хотелось бы сообщить, что развитие разума человека не являлось подлинной целью твоей стратегической инициативы. Ты как никто другой знаешь, что это абсолютно невозможно осуществить в обозримом будущем – ведь это ты открыл квантовую структуру мозга. Ты всегда знал, что, как только исследования достигнут квантового уровня, блокировка софонов положит им конец. Разработка технологии ментальной печати была не случайным побочным продуктом, а истинной целью твоей работы!

Кейко Ямасуки повернулась к залу:

– А теперь я хотела бы вас всех кое о чем спросить: что случилось с запечатыванием разума за все те годы, что мы провели в гибернации?

Ответил делегат Европейского флота:

– Ничего особенного. Порядка пятидесяти тысяч служащих национальных вооруженных сил добровольно прошли запечатывание и уверовали в победу. Они образовали особую группу, их назвали «проштампованными». Впоследствии, где-то через десять лет после того, как вы заснули, международный суд объявил эту технологию преступлением против свободы мысли. Единственное устройство для наложения ментальной печати – то самое, в Центре веры – демонтировали и отвезли на склад. Производство и применение такого оборудования были запрещены по всему миру, и за этим следили так же пристально, как и за нераспространением ядерного оружия. Собственно, запечатать разум оказалось бы труднее, чем собрать бомбу, – из-за сложнейшего компьютера, необходимого для управления процедурой. К тому времени развитие компьютерной техники практически остановилось. Такой компьютер, который требуется для нейронного сканера, даже сегодня считается суперкомпьютером. У обычных граждан и организаций к нему доступа нет.

Тогда Кейко Ямасуки предъявила первый существенный факт:

– Вы не знаете, что устройств для наложения печати было несколько. Пять, если быть точным, и каждое управлялось своим суперкомпьютером. Четыре из них Хайнс тайно передал уже запечатанным людям – тем, кого вы назвали «проштампованными». В те годы их было не более трех тысяч, но они уже образовали сплоченную, наднациональную организацию внутри вооруженных сил отдельных стран. Я узнала об этом не от Хайнса, а от со-фонов. Господа не заботит вера в победу; поэтому мы не предпринимали никаких действий.

– Какое это имеет значение? – спросил председатель.

– Давайте подумаем. Устройству для запечатывания разума не требуется работать постоянно. Его включают, когда нужно. Каждое устройство прослужит очень долго; если регулярно проводить профилактику, то лет пятьдесят. Если использовать все четыре машины по очереди, запуская следующую после износа предыдущей, то их ресурса хватит на двести лет. Это означает, что «проштампованные», возможно, не вымерли, а существуют до сих пор. Это культ, который истово верит при помощи машины. Ритуал приема – добровольное запечатывание разума.

Поднялся делегат Североамериканского флота:

– Доктор Хайнс, должность Отвернувшегося вас теперь не защищает, и закон больше не позволяет вам обманывать весь мир. Ответьте честно, перед лицом ККФ: говорит ли ваша жена, или, точнее, ваш Разрушитель, правду?

– Она говорит правду, – сокрушенно кивнул Хайнс.

– Это преступление! – вскричал делегат Азиатского флота.

– Может быть. – Хайнс снова кивнул. – Но так же, как и все вы, я не знаю, дожили ли «проштампованные» до сегодняшнего дня.

– Это неважно! – заявил делегат Европейского флота. – Я считаю, что надо найти все остающиеся устройства и обезопасить их – может быть, даже уничтожить. Что же касается «проштампованных» – если они приняли печать добровольно, то не нарушили никаких законов своего времени. Если они запечатывали разум других добровольцев, то действовали под влиянием веры, полученной ранее технологическим путем, поэтому опять-таки не заслуживают наказания. Таким образом, все, что нам нужно сделать, это отыскать устройства. С «проштампованными» ничего делать не требуется. Нет ничего плохого в том, что дюжина-другая военнослужащих флота искренне верит в победу. По крайней мере, вреда от них нет. Это должно оставаться личным делом каждого, и никому не надо знать, кто «проштампован». Впрочем, мне трудно даже представить, почему кто-то сегодня нуждается в печати – победа человечества и так не вызывает сомнения.

Кейко Ямасуки насмешливо улыбнулась. Делегатам почудилось, что они стоят перед старинной картиной, на которой лунный свет блестит на чешуе прячущейся в траве змеи.

– До чего же вы наивны! – уронила она.

– До чего же вы наивны, – эхом отозвался Хайнс, низко склоняя голову.

Ямасуки вновь повернулась к мужу:

– Хайнс, ты всегда утаивал от меня свои мысли – даже прежде, чем стать Отвернувшимся.

– Я боялся, что ты станешь меня презирать, – проговорил Хайнс, не поднимая головы.

– Сколько раз мы молча смотрели в глаза друг другу там, в бамбуковой роще посреди тихо спящего Киото? Я видела в твоих глазах одиночество Отвернувшегося; я знала, что тебе не терпится поговорить. Сколько раз ты был близок к тому, чтобы сказать мне правду? Ты жаждал утонуть в моих объятиях, сквозь слезы рассказать мне все и снять с души этот непосильный груз. Но долг Отвернувшегося сдерживал тебя. Обман – даже обман своей любимой – был одной из твоих обязанностей. Я могла лишь смотреть в твои глаза в надежде отыскать там призрачный след твоих тайных мыслей. Ты даже представить себе не можешь, сколько бессонных ночей я провела рядом, ожидая, что ты пробормочешь во сне хоть слово! Я пристально наблюдала за тобой, подмечая каждое движение, каждый взгляд. Когда ты лежал в гибернации в первый раз, я их вспоминала – не от тоски по тебе, а потому, что хотела разгадать твои секреты. Долгое время мне это не удавалось. Я не сомневалась, что ты носишь маску, но лицо под маской было от меня скрыто. Тянулись годы; наконец, тебя разбудили. Пройдя сквозь облако нейронной сети, ты остановился возле меня, и я взглянула в твои глаза. И тогда, наконец, я догадалась. Я ведь повзрослела на восемь лет, а ты остался прежним. Так я и раскрыла твои истинные намерения.

Тогда-то я и узнала настоящего Билла Хайнса – убежденного пораженца и горячего приверженца эскапизма. И до назначения на должность Отвернувшегося, и после ты стремился лишь к одной цели – к Исходу человечества. Твой гений, если сравнить с другими Отвернувшимися, заключался не в создании ложной стратегии, а в маскировке твоих собственных политических взглядов.

Но я все еще не знала, как именно ты собираешься достичь этой цели, занимаясь исследованиями мозга и мыслей. Я этого не понимала, даже когда мы изобрели ментальную печать. Лишь когда я уже входила в гибернацию, я вспомнила глаза «проштампованных» – такие же, как у тебя. И тогда меня осенило! Наконец я смогла истолковать загадочное выражение твоего лица. Я теперь знала твой секрет – но не могла никому ничего сказать, провалившись в сон на два столетия.

– Мадам Ямасуки, ничего особенного я в этом не вижу, – прокомментировал делегат Североамериканского флота. – История открытия технологии запечатывания разума нам известна. Первые пятьдесят тысяч добровольцев прошли ее под самым пристальным контролем.

– Верно, – ответила Кейко, – но комиссия наблюдателей проверяла только текст символа веры. Электронику нейронного сканера проверить намного труднее.

– Но в документах говорится, что техническая сторона вопроса также находилась под контролем и что аппаратуру неоднократно проверяли, прежде чем приступить к эксплуатации, – возразил председатель.

Кейко Ямасуки отрицательно покачала головой:

– Нейронный сканер – это комплекс невероятно сложного оборудования. А безупречного контроля не бывает. В частности, я говорю об одном-единственном лишнем знаке «минус» посреди сотен миллионов строк текста программы. Его не заметили даже софоны.

– Знак «минус»?

– Когда Хайнс создал математическую модель веры в подлинность произвольного заявления, он также построил модель веры в ложность. Этого он и добивался. Он утаил свое открытие от всех, включая меня. Ему даже не потребовалось особых ухищрений, поскольку две модели очень похожи друг на друга. В модели нейронных посылок различие заключается в направлении передачи ключевого сигнала от одного нейрона к другому. В компьютерной модели это знак «минус». Положительное число для веры, отрицательное – для неверия. Работая втайне от других, Хайнс внес преднамеренную ошибку в программу управления нейронным сканером. Знак «минус» оказался в рабочих программах всех пяти установок.

Зал заполнила зловещая тишина. Раньше такое случилось лишь однажды, когда во время слушаний СОП Рей Диас продемонстрировал «колыбель» на своем запястье и объявил, что приемник радиосигнала находится поблизости.

– Доктор Хайнс, что вы натворили?! – гневно повернулся к нему председатель.

Хайнс поднял голову; все заметили, что к его лицу вернулся нормальный цвет. Бывший Отвернувшийся говорил спокойно и ровно:

– Признаю, что недооценил возможности человечества. Вы достигли невероятных высот. Я видел ваши достижения, я вам верю, и я также верю, что победа в войне достанется нам. Эта вера так крепка, как будто ее запечатали нейронным сканером. Пораженчество и эскапизм, две идеи двухсотлетней давности, сейчас вызывают лишь смех. Однако, господин председатель и господа депутаты, я хотел бы объявить всему миру, что невозможно заставить меня покаяться в содеянном.

– Полагаете, что вам не в чем раскаиваться? – возмутился делегат Азиатского флота.

Хайнс выпрямился в кресле:

– Речь не о том, есть мне в чем каяться или нет. Это просто физически невозможно. Я воспользовался технологией запечатывания разума и наложил печать на себя. Я верю, что мой стратегический план Отвернувшегося правилен от начала до конца.

Делегаты в изумлении переглянулись. Даже на лице Кейко Ямасуки, повернувшейся к мужу, появилось такое же выражение.

Хайнс улыбнулся ей и кивнул:

– Да, дорогая – если позволишь мне так тебя называть. Лишь таким образом я смог обрести необходимую силу духа, чтобы работать над своими замыслами. Сейчас я верю, что все, что я сделал, правильно. Я верю в это безусловно, даже если вера противоречит фактам. Запечатывание разума превратило меня в моего собственного бога – а у бога не бывает сомнений.

– Вы будете так считать, даже когда в не таком уж отдаленном будущем трисоляриане сложат оружие перед могуществом землян? – В глазах председателя светилось не потрясение, а любопытство.

Хайнс с серьезным видом кивнул:

– Я и тогда продолжу верить в собственную непогрешимость. Все элементы моего плана Отвернувшегося безупречны. Конечно, теперь, когда ситуация изменилась, моя жизнь превратится в мучение. – Хайнс посмотрел на жену: – Дорогая, ты же знаешь, однажды я уже прошел через подобную пытку – когда верил, что вода ядовита.

– Давайте вернемся в наше время. – Голос делегата Североамериканского флота перекрыл приглушенный гул зала. – Вопрос в том, дожили ли «проштампованные» до наших дней. Все же прошло больше ста семидесяти лет. Если такая группа или организация, искренне верующая в поражение, существует, почему же никакие факты на то не указывают?

– Возможны два варианта, – ответил делегат Европейского флота. – Один заключается в том, что аппараты запечатывания разума давно вышли из строя и это ложная тревога…

Делегат Азиатского флота подхватил его мысль:

– Но есть и другой вариант. Никакие факты не указывают на существование «проштампованных» – вот это-то и тревожит больше всего.

* * *

Ло Цзи и Ши Цян гуляли по подземному городу среди теней, отбрасываемых стволами. Над ними, огибая постройки, пролетали автомобили. Коробки отдельных зданий свисали с ветвей наподобие листьев, поэтому на земле не было улиц – была лишь открытая территория, над которой то здесь, то там возвышались стволы.

Здесь было замечательно. Травяные лужайки, рощи обычных деревьев и чистый воздух создавали впечатление ухоженного парка. Мимо друзей спешили по своим делам горожане, похожие в своих сияющих одеждах на светлячков. Ло Цзи впечатлило развитие городской архитектуры – теперь толчея и шум перенеслись куда-то высоко в воздух, а внизу, на земле, царила первозданная благодать. Здесь не ощущалось даже тени войны; все вокруг предназначалось для отдыха и развлечений.

Они не успели уйти далеко, когда Ло Цзи услышал приятный женский голос: «Вы не господин Ло Цзи?» Он оглянулся; голос шел с информационного щита, установленного в траве возле дорожки. С экрана на него смотрела красивая женщина в униформе.

– Это я, – кивнул Ло Цзи.

– Здравствуйте. Я финансовый консультант № 8065 универсальной системы банковского обслуживания. Добро пожаловать в наш век! А теперь я представлю ваш финансовый отчет.

На экране появилась таблица.

– Перед вами таблица инвестиций за девятый год эры Кризиса. Она включает в себя депозитные счета в Торгово-промышленном и Строительном банках Китая. У вас также есть акции предприятий, но они частично обесценились в период Великой пади.

– Как она узнала, что я здесь? – прошептал Ло Цзи.

Ши Цян пояснил:

– Тебе под кожу левой руки зашили чип. Не беспокойся, нынче у всех есть такие. Используются как удостоверение личности. Любой экран тебя узнает. Куда бы ты ни пошел, увидишь на щитах рекламу, подобранную лично для тебя.

Явно услышав слова Ши Цяна, консультант запротестовала:

– Господин, это не реклама! Это услуга, оказываемая универсальной системой банковского обслуживания!

– Сколько у меня на счету? – спросил Ло Цзи.

На экране рядом с консультантом вспыхнула сложная диаграмма.

– Перед вами состояние всех ваших процентных счетов начиная с девятого года эры Кризиса. Разобраться в этой диаграмме непросто, но я скопировала ее в вашу личную папку.

Диаграмма сменилась другой, попроще.

– А здесь ваши финансы на данный момент, по всем счетам в универсальной системе банковского обслуживания.

Ло Цзи не имел ни малейшего представления, что означают все эти цифры. Тогда он спросил напрямую:

– Так сколько же?

– Парень, да ты богач! – Ши Цян от души хлопнул его по плечу. – У меня поменьше будет, но тоже ничего так! Что ни говори, двести лет сложных процентов – это и в самом деле долгосрочные вложения. Из бедняка стал богатеем. Жалею только, что побольше не скопил!

– Но… вы уверены, что тут нет ошибки? – Ло Цзи с недоверием смотрел на экран.

– А? – Большие глаза консультанта вопросительно смотрели на Ло Цзи.

– Прошло больше ста восьмидесяти лет. Разве не было инфляции? Не было никаких финансовых потрясений?

– Ты чересчур много думаешь. – Ши Цян вытащил из кармана пачку сигарет. Ло Цзи понял, что табак по-прежнему в ходу. Удивительным было то, что, вытянув из пачки сигарету, Ши Цян задымил ею, не прикуривая.

– В период Великой пади произошло много циклов инфляции, – ответила консультант, – и финансово-кредитная система была близка к развалу. Однако в соответствии с действующим законом проценты по вкладам спящих рассчитываются по особой формуле. Она опускает период Великой пади; вложения пересчитываются в деньги времен после пади, и калькуляция процентов продолжается с этой точки.

– Вот это да! Обслуживание по высшему классу! – воскликнул Ло Цзи.

– В хорошее время живем, кореш, – дыхнул дымом Ши Цян. Затем, воздев тлеющую сигарету, заметил: – Разве что курево паршивое.

– Господин Ло Цзи, сейчас мы только познакомились. Когда вам будет удобно, мы обсудим ваши финансовые потребности и план инвестиций более подробно. Если у вас нет других вопросов, я прощаюсь. – Консультант улыбнулась и помахала рукой.

– У меня есть один вопрос, – быстро вставил Ло Цзи. Он не знал, как принято обращаться к девушкам в эту эпоху, и не хотел ошибиться. Поэтому он просто сказал:

– Я мало знаком с этим временем – извините, пожалуйста, если мой вопрос вас обидит.

Консультант опять улыбнулась:

– Не беспокойтесь. Это часть наших обязанностей – как можно скорее познакомить вас с нашей эпохой.

– Вы живой человек или робот? Или вы программа?

Консультант, ничуть не обидевшись, ответила:

– Разумеется, я живой человек! Разве компьютер справится с такой сложной работой?

Изображение женщины исчезло с экрана. Ло Цзи обратился к Ши Цяну:

– Да Ши, кое-чего я не понимаю. Вокруг нас эпоха, в которой изобретены вечный двигатель и синтетическое зерно. Но компьютерная технология совсем не продвинулась! Искусственный интеллект не способен даже дать справку о банковском счете!

– Какой еще вечный двигатель? О чем это ты? – недоуменно спросил Ши Цян.

– Вечный двигатель – олицетворение бесконечного запаса энергии.

– Где? – Ши Цян посмотрел вокруг.

Ло Цзи ткнул пальцем вверх, указывая на транспортные потоки над головой:

– Вон те летающие автомобили. Они на бензине работают или на аккумуляторах?

Ши Цян затряс головой:

– Ни на том, ни на другом. На Земле больше не осталось нефти. Автомобили могут летать вечно, без аккумуляторов, и никогда не останутся без питания. Потрясающие штуковины. Подумываю купить себе такую.

– Почему же тебя не восхищает это технологическое чудо? Безграничная энергия для всего человечества! Это ведь такое же великое событие, как создание неба и земли первопредком Пань-гу! Разве ты не понимаешь, насколько великолепен этот век?

Ши Цян отбросил окурок в сторону; потом, передумав, поискал его в траве, поднял и бросил в ближайшую урну.

– Да с чего это мне восхищаться? Ты же работник умственного труда – куда соображалку подевал? Такая технология существовала уже в нашу эпоху!

– Серьезно, что ли?

– Я в технике не мастак, но кое-что знаю. Когда я работал в полиции, мне однажды довелось воспользоваться «жучком», который не нуждался в батарейках. Знаешь, на чем он работал? На микроволновой радиации, которой его облучали. Вот так сегодня и распространяют электроэнергию – разве что усовершенствованным методом.

Ло Цзи остановился и надолго уставился на Ши Цяна; а потом поднял глаза на пролетающие вверху автомобили. Он вспомнил про стакан с подогревом и наконец понял: это был всего лишь беспроводной приемник электроэнергии. Подключенный к источнику питания передатчик генерировал либо микроволны, либо сигналы в каком-то другом участке электромагнитного спектра. Внутри заданного объема возникало электромагнитное поле, а приемники в разных устройствах и механизмах, оснащенные соответствующей антенной, извлекали из поля энергию. Как и говорил Ши Цян, эта технология считалась рядовой даже двести лет назад. Ею не пользовались только по одной причине: высокий процент потерь. Удавалось извлечь лишь малую долю переданной энергии; большая же часть терялась. В эти дни, однако, стабильные и надежные термоядерные генераторы производили так много энергии, что потери при беспроводной передаче никого не заботили.

– А что с зерном? Его же вроде бы синтезируют? – спросил Ло Цзи.

– Я бы не сказал. Злаки по-прежнему выращивают из семян. Но это делается на фабриках, в огромных баках с питательной средой. Растения генетически изменены; я слышал, что вырастает только колос, без стебля. Из-за искусственного освещения они растут быстро, а вдобавок их еще и облучают стимулирующими лучами. Урожай пшеницы или риса можно вырастить за неделю. Со стороны кажется, будто зерно производят машины.

– Вот как… – вздохнул Ло Цзи. Розовые очки восторга спали, и перед его взором предстала картина реального мира. Он понял, что даже в это чудесное время софоны продолжают летать повсюду и что наука человечества не может сделать ни одного шага вперед. Земная технология никогда не пересечет черты, проведенной софонами.

– А космические корабли, достигающие пятнадцати процентов от скорости света?

– Ну, это правда. Когда военные корабли собираются на маневры, в небе загорается крохотное солнце. А их оружие… Позавчера я видел репортаж по телевизору об учениях Азиатского флота. Они мазнули лазерной пушкой по цели размером с авианосец. Половина этого железного корыта испарилась, как кусок льда. Другую половину разнесло – только брызги полетели, прямо тебе праздничный фейерверк. А еще у них есть рельсовые пушки, так те стреляют железными шарами размером с футбольный мяч по сотне в секунду, разгоняя их до орбитальных скоростей. За минуту могут снести целую гору на Марсе. Пусть даже у человечества и нет вечного двигателя – все равно с такой технологией Земля, само собой, способна остановить Трисолярианский флот.

Ши Цян подал Ло Цзи сигарету и объяснил, как повернуть кончик фильтра, чтобы она загорелась. Друзья закурили и принялись наблюдать, как завитки белого дыма поднимаются к небу.

– Так или иначе, парень, это хорошая эпоха.

– Да. Хорошие времена.

Не успел Ло Цзи договорить, как Ши Цян бросился на него, и оба покатились в траву. Оттуда, где они только что стояли, послышался грохот – в паре метров от них громоздились обломки летающего автомобиля. Ло Цзи ударило взрывной волной, над головой пролетела шрапнель. Она снесла половину стоящей неподалеку информационной панели; на землю посыпались осколки стекла. Пока Ло Цзи оставался лежать с кружащейся головой и подбитым глазом, Ши Цян вскочил и подбежал к месту аварии. Дискообразный корпус разломился и погнулся, но не загорелся, поскольку в топливе машина не нуждалась. Из-под искореженных обломков доносился треск электрических разрядов.

– В машине никого нет, – сообщил Ши Цян, когда Ло Цзи, хромая, подошел к нему.

– Да Ши, ты снова спас меня, – признал Ло Цзи, опираясь на плечо друга и потирая ушиб на ноге.

– Интересно, сколько еще раз мне придется это делать? Ты бы вел себя поосторожнее да смотрел в оба. – Ши Цян показал на разбитый автомобиль. – Ни о чем не напоминает?

Ло Цзи припомнил события двухсотлетней давности и невольно вздрогнул.

На одежде собравшихся вокруг прохожих синхронно мерцали мрачные картинки. Под рев сирен приземлились два автомобиля; из них выскочили полицейские и оцепили место крушения. Их форменная одежда ярко светилась наподобие огней аварийных служб, затмевая одежду зевак. Один офицер подошел к Ло Цзи и Ши Цяну; его форма сияла так, что им пришлось закрыть глаза.

– Вы стояли прямо на месте падения автомобиля! Ранений нет? – с беспокойством спросил полицейский. Он, очевидно, догадался, что перед ним стоят двое недавно проснувшихся, и старался говорить на старом китайском.

Прежде чем Ло Цзи ответил, Ши Цян повел офицера за оцепление, подальше от толпы. Когда они отошли, униформа полицейского потускнела.

– Проверьте все обстоятельства аварии. Она может оказаться попыткой убийства! – заявил Ши Цян.

– Скажете тоже! Обычная авария! – засмеялся офицер.

– Мы хотим подать заявление.

– Уверены?

– Уверены и непременно подадим.

– Вы делаете из мухи слона. Вы, наверное, испугались, но это же всего лишь несчастный случай. Тем не менее по закону, если вы настаиваете на заявлении…

– Настаиваем.

Полицейский прикоснулся к экрану на рукаве. Засветилось окошко. Он взглянул на него и сообщил:

– Заявление подано. Полиция будет следить за вашим местонахождением в ближайшие сорок восемь часов, но для этого требуется ваше согласие.

– Мы согласны. Нам все еще может угрожать опасность.

Офицер снова засмеялся:

– Да что вы в самом деле! Авария как авария, обычное дело…

– Обычное дело?! Тогда, с вашего позволения, спрошу: сколько таких аварий случается в этом городе каждый месяц?

– Шесть или семь за весь прошлый год.

– В наше время мы насчитывали больше аварий каждый день. Вот тогда они были обычным делом!

– В ваше время автомобили ездили по дорогам. Даже представить себе не могу, насколько это было опасно. Ну ладно, теперь за вами присматривает полицейская система наблюдения. Вам сообщат о ходе расследования; но поверьте, пожалуйста, это самая обычная авария. Независимо от подачи заявления, вам выплатят компенсацию.

Когда они отошли от места крушения, Ши Цян обратился к Ло Цзи:

– Пойдем-ка ко мне домой. Что-то неспокойно мне на улице. Я живу недалеко отсюда. Лучше прогуляемся пешком. Такси управляются компьютером; я им не доверяю.

– Но разве ОЗТ не разгромили? – озираясь, спросил Ло Цзи. Вдали над упавшим автомобилем завис эвакуатор. Толпа рассеялась, полицейские тоже отправились по своим делам. Приземлилась машина городских служб; рабочие принялись подбирать разбросанные повсюду осколки и восстанавливать поврежденный газон. Тревожный момент прошел, и город вернулся к комфортабельной, неторопливой жизни.

– Может, и разгромили. Но, парень, поверь моей интуиции.

– Я больше не Отвернувшийся.

– Рухнувший автомобиль так не думал… А ты, пока мы идем, все же поглядывай вверх.

По возможности держась в тени стволов зданий-деревьев и бегом пересекая открытые пространства, они вскоре оказались у широкой площади, и Ши Цян сообщил:

– Я живу на той стороне. Обходить кругом слишком далеко. Придется бежать со всех ног.

– Может быть, мы испугались понапрасну? Что, если это была какая-то неисправность в автомобиле?

– Может быть. А может, и нет. Осторожность еще никому не повредила… Видишь вон ту скульптуру в центре площади? В случае чего укроемся там.

В центре площади располагалась квадратная, посыпанная песком площадка, похожая на миниатюрную пустыню. Посреди нее возвышалась скульптурная композиция – несколько темных колонн высотой два или три метра. На удалении она была похожа на рощу засохших черных деревьев.

Ло Цзи побежал через площадь вслед за Ши Цяном. Недалеко от участка с песком Ши Цян крикнул: «Сюда, скорее!» – и, схватив его за руку, потащил за собой, а затем впихнул головой вперед прямо в «рощу». Лежа на теплом песке, Ло Цзи поднял взгляд и увидел низко летящий автомобиль. Машина пронеслась над верхушками колонн, набрала высоту и исчезла вдали. Песок, взметенный порывом воздуха, ударился о колонны и с шелестом осыпался.

– Может, она вовсе и не целила в нас…

– Может быть, – согласился Ши Цян, вытряхивая песок из туфель.

– Нас же засмеют…

– Не бери в голову. Кто тебя узнает? И вообще, мы люди из прошлого. Над нами будут смеяться, даже если мы станем вести себя как все! Парень, мы ничего не теряем, когда действуем осторожно. Что, если эта штуковина и в самом деле целилась в тебя?

Только тогда Ло Цзи обратил внимание на окружавшую их скульптурную группу. Колонны оказались не сухими деревьями, а руками, поднимавшимися из песка пустыни. Руки были тонкими, кожа да кости, поэтому они и казались деревьями. От воздетых к небу заломленных в муке ладоней, казалось, исходила бесконечная боль.

«Что это за скульптура?» Стоя посреди рук, Ло Цзи ощутил озноб, хоть он и вспотел от бега. Рядом с композицией стоял простой обелиск; по нему тянулись выгравированные крупными золотыми буквами слова:

УДЕЛИТЕ ВРЕМЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ – ЕГО ОСТАЛОСЬ НЕ ТАК МНОГО.

– Это мемориал Великой пади, – объяснил Ши Цян. Он не пожелал вдаваться в подробности; вместо того он вывел Ло Цзи из скульптуры и быстрым шагом довел до края площади.

– Вот, парень, я живу в этом дереве, – Ши Цян указал на массивный ствол, возвышающийся перед ними.

Ло Цзи шел и смотрел по сторонам. Внезапно до его ушей откуда-то снизу донесся скрип, а потом земля ушла из-под ног. Ши Цян успел схватить Ло Цзи, когда тот уже провалился по грудь. С трудом бывший полицейский помог другу выкарабкаться; оба уставились на открывшееся в земле отверстие. Это был колодец канализации; его крышка отъехала в сторону за мгновение до того, как на нее ступил Ло Цзи.

– Боже мой! Господин, с вами все в порядке? – вскричал голос с информационной панели, висящей на стене небольшого киоска с автоматами прохладительных напитков. Голос принадлежал молодому человеку, одетому в голубую униформу. Его бледное лицо выдавало, что он перепугался не меньше, чем Ло Цзи.

– Я служу в отделе очистки третьего района обслуживания. Крышка колодца открылась автоматически. Наверное, ошибка программы!

– И часто у вас такое? – осведомился Ши Цян.

– Нет, нет! Я никогда не видел ничего подобного!

Ши Цян подобрал с обочины дорожки округлый камешек и бросил его в отверстие. Всплеск послышался не сразу.

– Проклятье! Какая глубина у этого колодца? – спросил он у служащего на экране.

– Около тридцати метров! Очень опасно! Я уже проверил систему дренажа поверхности. В ваше время ливневая канализация залегала неглубоко. Инцидент зарегистрирован. Вы… – он взглянул на манжету, – ага, господин Ло, – можете зайти в наш отдел и получить компенсацию.

Наконец они добрались до вестибюля дерева № 1863. Ши Цян сообщил, что живет на ветви 106, ближе к верхушке, и посоветовал Ло Цзи сначала пообедать, а потом уже подниматься. С одной стороны фойе располагался ресторан; туда они и направились. Помимо безупречной чистоты, в прежней жизни попадавшейся Ло Цзи лишь в компьютерной графике, здесь проявлял себя и другой обычай века: динамические информационные окна находились повсюду: на стенах, столах, стульях, на полу, на потолке и даже на таких мелких предметах, как стаканы и коробки с салфетками. Везде светились экраны, по которым бежали текст или картинки. Казалось, что это не ресторан, а гигантский компьютерный монитор, демонстрирующий богатство своей палитры.

Посетителей в зале было не очень много. Друзья сели за столик у окна. Ши Цян коснулся столешницы, вызывая меню, и выбрал парочку блюд, пояснив:

– Я не понимаю иностранных слов, поэтому заказал только китайскую еду.

– У меня такое ощущение, что весь этот мир построен из кубиков информационных панелей, – вздохнул Ло Цзи.

– Так и есть. Экраны появляются на любой гладкой поверхности. – Ши Цян вытащил пачку сигарет и передал ее Ло Цзи. – Смотри сюда.

Как только Ло Цзи коснулся пачки, по ней побежали символы миниатюрного меню.

– Это… всего лишь пленка, на которой можно создавать изображения. – Ло Цзи со всех сторон рассматривал упаковку.

– Пленка, говоришь? Эта фигня может подключиться к Интернету! – Ши Цян наклонился к Ло Цзи и нажал на один из символов. На всех сторонах коробочки вспыхнула выбранная им реклама.

В рекламе показывали семью с одним ребенком, устроившуюся в гостиной. Очевидно, это была старая фотография. Зазвучал пронзительный голос:

– Господин Ло, вы жили в то время. Дом в столице был заветной мечтой каждого гражданина. Сегодня группа компаний «Зеленый листок» предлагает помощь в осуществлении этой мечты. Как вы уже заметили, мы живем в замечательную эпоху. Частные дома превратились в листья на деревьях, и мы можем предоставить вам любой листок на ваш выбор.

Изображение сменилось на стволы и ветви деревьев; на ветвях появлялось все больше и больше листьев-домов самых разных форм; один даже был совершенно прозрачным – казалось, будто мебель висит в воздухе.

– Разумеется, мы также готовы построить для вас традиционный дом на поверхности, если вы предпочитаете вернуться в теплые объятия Золотого века и завести… семью.

Явилась картина лужайки с особняком, наверное, с другого старого фото. Диктор, говоривший на превосходном «старом» китайском, на мгновение, однако, запнулся на слове «семья», а затем особо выделил его голосом. Ведь у самого диктора семьи не было. Этот обычай ушел в прошлое.

Ши Цян забрал у Ло Цзи пачку и, вытряхнув последние две сигареты, передал ему одну, а пустую упаковку скомкал и бросил на столик. На смятой коробке продолжали мерцать изображения, но звук пропал.

– Куда бы я ни пошел, первым делом отключаю все чертовы экраны вокруг! Они так раздражают, – проворчал Ши Цян, руками и ногами гася экраны на столике и на полу. – Но обычному человеку от них не отделаться, – Ши Цян обвел рукой вокруг, – ведь знакомых нам компьютеров больше нет. Хочешь выйти в Интернет – ткни пальцем в любую ровную поверхность. Даже одежда и обувь действуют как компьютер! Веришь или нет, но мне как-то попалась туалетная бумага, способная подключиться к Сети!

Ло Цзи вытянул салфетку из коробки. Это оказалась простая бумага. Но на салфетнице засветился экранчик, с которого хорошенькая девушка принялась расхваливать бинты и лейкопластырь. По-видимому, она уже знала про его сегодняшние приключения и догадывалась, что он ушибся и оцарапался.

– О боже, – вздохнул Ло Цзи и затолкал салфетку обратно.

– Век информации. Мы с тобой жили в примитивную эпоху, – улыбнулся Ши Цян.

Пока они дожидались заказа, Ло Цзи спросил Ши Цяна, как у того идут дела. Ему было неловко, что он не догадался поговорить об этом раньше. Но если вспомнить все случившееся с ним с утра, то что тут удивительного – ведь толком и вздохнуть было некогда. Лишь теперь у него появилась свободная минутка.

– Меня отправили в отставку, – незатейливо ответил Ши Цян. – Дали неплохую пенсию.

– О чем ты говоришь – о Бюро общественной безопасности или о подразделении, где ты служил позже? Они до сих пор существуют?

– Существуют. Бюро вообще не изменилось. Но я перестал работать на них еще до того, как лечь в гибернацию. А то подразделение, где я работал, – оно теперь часть Азиатского флота. Ты же знаешь, флот – это особая держава, так что я здесь теперь иностранец.

Ши Цян выдохнул солидное облако дыма. Он наблюдал, как оно поднимается к потолку, и, похоже, напряженно решал какую-то загадку.

– Страны уже не настолько важны, как раньше… Мир изменился. Его трудно понять. К счастью, Да Ши, и ты, и я умеем приспосабливаться. Мы сможем жить, что бы ни происходило вокруг, и жить весьма неплохо.

– Ло, кореш, по правде сказать, кое в чем мозги у меня устроены не так, как у тебя. Я не такой пофигист, как ты. Если бы я прошел через то, что выпало тебе, у меня бы давно уже поехала крыша.

Ло Цзи расправил скомканную сигаретную пачку. На ней продолжалась реклама группы «Зеленый листок». Она лишь немного поблекла.

– Спаситель человечества или беженец, я всегда стараюсь извлечь максимум из того, что мне доступно, чтобы жить счастливо. Тебе может показаться, что я эгоист, но, честно говоря, это единственная черта моего характера, которую я уважаю. Да Ши, ты выглядишь беззаботным человеком, но глубоко в душе ты ценишь ответственность. Оставь эту ответственность в прошлом. Посмотри вокруг. Кому мы тут нужны? Сейчас наш священный долг – carpe diem.

– Ну да. Но если бы я наплевал на ответственность, то тебе сейчас не то что жрать – вообще бы уже ничего не хотелось. – Ши Цян бросил сигарету в пепельницу, которая тут же врубила рекламу табака.

Ло Цзи мгновенно осознал свою бестактность:

– Ой нет, Да Ши, я не то хотел сказать! Без тебя я погибну. Ты меня не оставишь, не тот ты человек. Только сегодня ты спас меня один… два, три раза! Ну, по крайней мере, два с половиной!

– Говоришь, я не способен бросить человека в опасности? Пожалуй, ты прав. Эх, ну что у меня за жизнь – все время только и знать спасать твою?! – проворчал Ши Цян, озираясь вокруг. Вероятно, искал, где бы купить сигарет. Затем наклонился к Ло Цзи и прошептал:

– Но, парень, какое-то время ты и вправду был спасителем человечества!

– На такой должности невозможно сохранить рассудок. К счастью, я выздоровел.

– Как ты только додумался наложить заклятие на звезду?

– В то время меня преследовала паранойя. Не хочу даже вспоминать. Да Ши, веришь или нет, но я убежден, что когда меня разбудили, то не только устранили повреждения, вызванные вирусом, но еще и провели психиатрическое лечение. Я уже не тот, кем был раньше. Как только я мог быть таким идиотом? Откуда у меня взялась та навязчивая идея?

– Какая навязчивая идея? Ну-ка расскажи!

– Это долгий разговор. Да и что в нем толку… Ты ведь наверняка сталкивался по работе с больными манией преследования? Кому охота выслушивать их бред…

Ло Цзи методично раздирал сигаретную пачку на клочки. Экран больше не действовал, но обрывки, лежащие небольшой кучкой, вспыхивали разными цветами и тут же гасли.

– Ладно. Поговорим о приятном. Мой сын жив.

– Что? – Ло Цзи подскочил от неожиданности.

– Я сам узнал пару дней назад. Он меня нашел. Мы еще не встречались, только поговорили по телефону.

– Он не…

– Я не знаю, сколько он отсидел, но как только освободился, то лег в гибернацию. Он сказал, что отправился в будущее, чтобы увидеть меня. Понятия не имею, откуда у него взялись на это деньги. Сейчас он на поверхности, но завтра приедет сюда.

Ло Цзи решительно встал и смахнул переливающиеся разными цветами обрывки бумаги на пол.

– Да Ши, за это надо выпить!

– Надо – значит, выпьем. Пойло в эту эпоху отвратное, но сшибает с ног ничуть не хуже, чем раньше.

Принесли еду. Ло Цзи не узнал ни одного блюда. Ши Цян объяснил:

– Не ожидай вкусняшек. В некоторых ресторанах готовят из натуральных продуктов, но дерут три шкуры. Вот приедет Сяомин, тогда и поедим по-человечески.

Внимание Ло Цзи привлекла нереально красивая официантка. Ло Цзи заметил, что у других официантов, плавно скользящих между столами, такая же идеальная внешность.

– Эй, не пялься, как идиот! Они все подделки. – Ши Цян даже не посмотрел на нее.

– Роботы? – переспросил Ло Цзи. Наконец-то в этом мире будущего нашлось что-то из научной фантастики его детских лет.

– Типа того.

– Что значит «типа того»?

Ши Цян показал на робота-официантку:

– Эта дура умеет лишь разносить жратву. Ходят по одному и тому же пути, как заведенные. Глупые железяки! Однажды я сам видел: столик временно отодвинули в сторону, но эти куклы продолжали таскать еду на прежнее место – и роняли ее прямо на пол!

Механическая официантка расставила перед ними блюда, ласково улыбнулась и пожелала приятного аппетита. У нее был восхитительный голос, ничуть не похожий на синтезатор робота. Она протянула тонкую руку и взяла столовый нож, лежавший перед Ши Цяном…

Взгляд Ши Цяна молниеносно перескочил с ножа в руке «куклы» на Ло Цзи, сидящего напротив. Ши Цян вскочил, перепрыгнул через стол и резко повалил Ло Цзи на пол. В то же самое мгновение официантка ударила ножом прямо туда, где секунду назад находилось сердце бывшего Отвернувшегося. Нож пробил спинку стула и включил экран. Робот вытащил нож и замер возле столика, с подносом в другой руке и с той же улыбкой на безупречном лице. В панике Ло Цзи поднялся на ноги и немедленно укрылся за спиной Ши Цяна. Но тот успокоил его жестом:

– Не беспокойся. Они не настолько проворные.

Механизм, держа в руке нож и по-прежнему улыбаясь, снова пожелал им приятного аппетита.

Встревоженные посетители собрались вокруг и с недоумением взирали на сцену. Прибежала менеджер. Услышав, как Ши Цян обвинил официантку в попытке убийства, она тотчас же покачала головой:

– Господин, но это невозможно! У роботов даже нет камер, чтобы видеть людей! Официанты ориентируются по датчикам в столах и стульях!

– Я свидетель – официантка схватила столовый нож и пыталась убить этого человека. Мы все это видели! – громко заявил один из посетителей. То же самое подтвердили и другие.

Пока менеджер раздумывала над ответом, робот снова всадил нож в стул – точно в дыру, пробитую в спинке минутой раньше. Кто-то вскрикнул.

– Приятного аппетита! – опять пожелал робот.

Подошли другие люди; среди них инженер ресторана. Он нажал на кнопку на затылке робота. Улыбка с лица официантки исчезла, и, прежде чем отключиться, она произнесла:

– Завершение работы по команде оператора. Контрольная точка записана.

– Наверное, сбой в программе, – предположил инженер, отирая со лба холодный пот.

– И часто у вас такое бывает? – саркастически улыбнулся ему Ши Цян.

– Нет, нет, клянусь! Никогда о таком даже не слышал! – заверил его инженер. Двое рабочих повезли робота из зала.

Менеджер поспешно объяснила посетителям, что, пока специалисты разбираются в случившемся, ресторан будут обслуживать люди. Тем не менее половина обедавших покинула зал.

– Вы так быстро среагировали! – с восхищением сказал один из любопытствующих.

– Они же из прошлого. В их время такое случалось сплошь и рядом, – сказал другой. На его одежде появилось изображение фехтовальщика.

– Господа, я крайне сожалею, – сказала менеджер, обращаясь к Ло Цзи и Ши Цяну. – Но вы обязательно получите компенсацию!

– Хорошо. А теперь давай поедим. – Ши Цян жестом предложил Ло Цзи занять место за столом. Человек-официант заменил блюда на новые.

Ло Цзи еще не отошел от потрясения. Спиной он чувствовал пробитую ножом дыру в стуле.

– Да Ши, похоже, весь мир ополчился против меня. А ведь он мне нравился!

Ши Цян разглядывал свою тарелку. Наконец он сказал:

– Есть у меня парочка идей…

Он поднял глаза и налил Ло Цзи рюмку.

– Не парься. Я все объясню позже.

– Выпьем тогда за этот самый момент! За жизнь одним днем! Даже одним часом, – поднял рюмку Ло Цзи. – И за твоего сына!

– С тобой все нормально? – улыбнулся ему Ши Цян.

– Я уже побывал спасителем человечества. Меня ничто не пугает. – Ло Цзи пожал плечами и выпил. Тотчас же поморщился от вкуса. – Это что, ракетное топливо?

– Я тащусь от тебя, парень, – Ши Цян поднял большой палец. – И всегда тащился.

* * *

Квартира Ши Цяна находилась в листе возле вершины дерева. Она была просторной, оборудованной всем необходимым для комфорта. В ней даже были спортзал и небольшой сад с фонтаном.

– Временное жилье, – пояснил он. – От флота. Они заверили, что моей пенсии хватит на квартиру получше.

– Теперь у всех такие огромные квартиры?

– Наверное. С такой многоярусной архитектурой пространство используется лучше. Один крупный лист – это как целое здание в нашу эпоху. Но не забудь, что людей после Великой пади стало меньше. Намного меньше.

– Постой, Да Ши, ты же гражданин флота – космического государства!

– Я туда не собираюсь. Я ведь уже на пенсии.

В этой квартире глаза Ло Цзи наконец смогли отдохнуть – большинство информационных окошек здесь не работали. Лишь в паре мест на стенах и полу мерцали разноцветные сполохи. Ши Цян нажал ногой на кнопку панели управления на полу, и одна из стен стала прозрачной, раскрывая перед глазами друзей панораму ночного города. Подземный Пекин предстал ослепительным, гигантским лесом новогодних елок, среди которых извивались транспортные потоки.

Ло Цзи направился к дивану – тот на ощупь оказался твердым, как камень.

– На нем можно сидеть? – спросил он.

После утвердительного жеста Ши Цяна он осторожно присел – и почувствовал что-то сродни погружению в мягкую глину. Подушки дивана приняли форму тела и мягко обняли его.

Ло Цзи вспомнил, как двести лет назад мечтал, лежа на монолите из железной руды, стоявшем в комнате медитации в здании Генеральной ассамблеи ООН. Его грезы стали реальностью.

– У тебя снотворного не найдется? – спросил Ло Цзи. Теперь, в безопасном месте, силы оставили его.

– Нет, но его можно купить, – Ши Цян нажал другую кнопку на экране. – Вот. Рецепта не нужно. Называется «Река снов».

Ло Цзи представил себе фантастическую картину передачи материального объекта по компьютерной сети. Но реальность оказалась намного проще. Через несколько минут к наружной стене квартиры подлетел воздушный грузовичок, и тонкий манипулятор просунул заказ сквозь специальное окно. Ло Цзи принял коробку от Ши Цяна; она оказалась стандартной, без информационных экранов. Прилагавшаяся инструкция рекомендовала принять одну таблетку. Ло Цзи распечатал упаковку, достал таблетку и потянулся за стаканом с водой, стоявшим на столике.

– Погоди-ка! – остановил его Ши Цян. Он взял коробку, осмотрел со всех сторон и, видимо, ничего не поняв, вернул обратно. – Что тут написано? Я заказывал «Реку снов».

Ло Цзи прочел длинный перечень химических соединений, напечатанный на английском.

– Не узнаю ничего знакомого. Но это точно не «Река снов».

Ши Цян включил информационную панель на кофейном столике и принялся искать фармацевта. С помощью Ло Цзи он вскоре нашел доктора-консультанта. Тот изучил надпись на упаковке, а затем бросил на Ши Цяна странный взгляд.

– Где вы это взяли? – осторожно осведомился фармацевт.

– Купил. Прямо тут.

– Это невозможно. Препарат продается исключительно по рецепту. Его назначают только в центрах гибернации.

– Какое он имеет отношение к гибернации?

– Это лекарство для погружения в краткосрочный анабиоз, от десяти дней до года.

– Просто выпив таблетку?

– Нет. Пациент должен лежать в гибернаторе. Аппаратура нужна, чтобы поддерживать кровообращение.

– А если выпить таблетку просто так?

– Тогда вы умрете. Но это будет легкая смерть. Поэтому ими часто пользуются самоубийцы.

Ши Цян погасил информационное окно и швырнул коробку с таблетками на стол. Он долго смотрел на Ло Цзи, а потом процедил:

– Черт возьми…

– Черт возьми, – согласился Ло Цзи, откидываясь на диване. И тогда последовала очередная попытка убийства.

Как только его голова коснулась спинки, жесткая подушка стала быстро принимать нужную форму. Но на этом дело не закончилось. Голова и шея Ло Цзи продолжали тонуть. Через мгновение из подушки выросла пара щупалец. Они обвились вокруг шеи бывшего Отвернувшегося и принялись его душить. Он даже крикнуть не успел – лишь раскрыл рот, выпучил глаза и суматошно задергал руками.

Ши Цян метнулся на кухню за ножом и несколько раз полоснул по щупальцам, а затем руками оторвал их от шеи жертвы. Когда освобожденный Ло Цзи повалился с дивана на пол, по ярко засветившимся подушкам побежали сообщения об ошибках.

– Сколько же раз за сегодня я спас тебе жизнь, парень? – спросил Ши Цян, растирая руки.

– Это будет… шестой, – прохрипел Ло Цзи. Его стошнило на пол. Он прислонился было к дивану, но тут же резко отстранился, будто ударенный током, не представляя, до чего можно безопасно дотронуться.

– Когда же я стану таким быстрым и ловким, как ты, и научусь спасаться самостоятельно?

– Наверное, никогда, – ответил Ши Цян. Появился робот-пылесос и убрал с пола рвоту.

– Тогда я труп! В этом безумном мире мне не выжить!

– Не все так плохо. По крайней мере, я начал кое-что понимать. Первое покушение провалилось; за ним последовало еще пять. Это не профессионализм – это глупость! Кто-то допустил ошибку, что-то пошло не так… Нам следует немедленно связаться с полицией. Мы не можем дожидаться, пока они разберутся со всеми этими инцидентами.

– Что пошло не так? Кто допустил ошибку? Да Ши, прошло двести лет! Полицейские шаблоны из нашего времени здесь не работают!

– Еще как работают, парень. Кое-что в нашем деле не меняется, какая бы эпоха ни стояла на дворе. А кто допустил ошибку… да откуда мне знать! Даже не уверен, что это «кто», а не «что»…

В дверь позвонили. Ши Цян открыл; за дверью стояли несколько человек. Они носили гражданскую одежду, но Ши Цян понял, кто они, прежде чем их начальник предъявил удостоверение.

– Гляди-ка, в обществе сохранились настоящие патрульные! Заходите, господа офицеры!

Трое вошли в квартиру, а двое остались снаружи охранять дверь. Командир группы, тридцатилетний полицейский, осмотрел комнату. Так же как Ши Цян и Ло Цзи, он не пользовался картинками на одежде, что сразу расположило к нему приятелей. Он говорил на чистейшем «старом» китайском, без примеси английских слов.

– Меня зовут Го Чжэнмин, я офицер Бюро общественной безопасности, служу в отделе цифровой реальности. Прошу прощения за столь позднее прибытие. Вы стали жертвой халатности. Последний такой случай был зарегистрирован пятьдесят лет назад.

Он поклонился Ши Цяну:

– Мое почтение господину старшему офицеру! Такие способности, как у вас, сегодня редко встречаются у полицейских.

Ло Цзи и Ши Цян заметили, что, пока офицер Го Чжэнмин представлялся, в квартире погасли все информационные панели. Похоже, весь лист отключили от перенасыщенного информацией мира снаружи. Два других полицейских уже приступили к работе. Они держали вещь, которую Ло Цзи уже забыл, когда видел, – портативный компьютер. Вот только был он не толще листа бумаги.

– Они занимаются установкой межсетевого экрана для всего листа, – объяснил офицер Го. – Вы теперь в полной безопасности. Я также гарантирую компенсацию от городского отделения Бюро.

– Сегодня, – подсчитал на пальцах Ши Цян, – нам уже четыре раза гарантировали компенсацию.

– Знаю. Множество чиновников из самых разных служб уже уволили из-за всего этого. Я молю вас о сотрудничестве, чтобы не последовать за ними. Заранее благодарен! – Полицейский снова поклонился.

– Я вас понимаю, – ответил Ши Цян, – мне доводилось быть на вашем месте. Хотите, чтобы мы рассказали вам все подробности?

– Нет. Мы, собственно, присматривали за вами все это время. Как я уже сказал, всему виной небрежность исполнителей.

– Можете сказать нам, что произошло?

– Киллер 5.2.

– Что?!

– Это компьютерный вирус. Его разработало ОЗТ лет через сто после начала эры Кризиса. С тех пор его неоднократно исправляли и дорабатывали. Это вирус для убийства. Прежде всего он устанавливает личность человека при помощи различных методов – в том числе и по вживленному чипу. Когда вирус обнаруживает жертву, он ее убивает, используя любую имеющуюся поблизости технику. Получается то, с чем вы сегодня столкнулись: вам кажется, что на вас ополчился весь мир. В те годы этот вирус называли «проклятием современности». В какой-то период времени программу вируса даже продавали всем желающим на черном рынке. Покупатель набирал идентификатор жертвы и загружал вирус в сеть. Даже если несчастным удавалось избежать смерти, жизнь им больше медом не казалась.

– Технология зашла так далеко? Вот это да! – воскликнул Ши Цян.

– Программа, написанная век назад, работает до сих пор? – не поверил Ло Цзи.

– Почему бы и нет? Компьютерная техника давным-давно перестала развиваться. Первые варианты вируса-убийцы свели в могилу немало народу, в том числе одного руководителя страны. Но позднее вирус остановили сетевыми фильтрами и антивирусами, и эпидемия сошла на нет. Конкретно эта версия вируса запрограммирована на убийство доктора Ло; но, поскольку он лежал в гибернации, программа не могла ничего сделать. Вирус затаился, и ни одна система информационной безопасности его не обнаруживала. Лишь когда доктор Ло вышел в мир, Киллер 5.2 проснулся и начал выполнять задание. Но так уж случилось, что заказчики убийства уже сто лет как уничтожены.

– Они пытались меня убить сто лет назад? – переспросил Ло Цзи. К нему вернулось чувство преследования, с которым, как казалось, он распрощался навсегда.

– Да. Существенно то, что эта версия вируса запрограммирована именно на вас. Она до сих пор не активировалась, поэтому и дожила до сегодняшнего дня.

– И что нам теперь делать? – спросил Ши Цян.

– Всю сеть будут чистить от вируса, но это займет немало времени. Пока чистка не закончится, у вас есть два выхода. Первый: доктору Ло временно выдадут удостоверение личности другого человека. Но это не гарантия безопасности; такой вариант может даже осложнить ситуацию. Программа вируса очень сложна; может статься, что вирус уже записал другие характеристики жертвы. Один случай сто лет назад вызвал сенсацию. Жертве вируса дали ложные документы. Тогда вирус при помощи уравнений нечеткой математики выбрал и убил более сотни человек; среди них был и тот, кого пытались уничтожить. Второй выход – и я его рекомендую – это пожить какое-то время на поверхности. Там нет никаких механизмов, которыми вирус мог бы воспользоваться.

– Согласен, – заявил Ши Цян. – Даже не возникни такая ситуация, я в любом случае хотел отправиться наверх.

– А что там, наверху? – спросил Ло Цзи.

– Большинство проснувшихся живут на поверхности, – объяснил Ши Цян. – Здесь им трудно приспособиться.

– Совершенно верно. Вам стоит пожить там какое-то время, – подтвердил офицер Го. – Многие детали современного общества – политика, экономика, культура, образ жизни, отношения с противоположным полом – существенно изменились за прошедшие века. Нам нужно время, чтобы привыкнуть.

– Но вы-то уже приспособились. – Ши Цян окинул полицейского внимательным взглядом. Друзья заметили, что офицер сказал «нам».

– Я лег в гибернацию из-за лейкемии. Проснулся еще совсем мальчишкой – мне тогда было тринадцать лет, – посмеиваясь, рассказал Го Чжэнмин. – Никто не верит, как мне было трудно. Я потерял счет, сколько раз обращался за помощью к психологам.

– А много ли других проснувшихся вроде вас, полностью приспособившихся к современной жизни? – спросил Ло Цзи.

– Хватает. Но не унывайте – и на поверхности можно неплохо жить.

* * *

– Чжан Бэйхай, командир Контингента поддержки будущего, прибыл для дальнейшего прохождения службы! – доложил Чжан Бэйхай и отдал честь.

За спиной командующего Азиатским флотом блистал Млечный Путь. Штабной корабль флота располагался на орбите Юпитера; для создания искусственной гравитации корабль непрерывно вращался. Чжан Бэйхай обратил внимание на неяркое освещение в кабинете и широкие иллюминаторы. Похоже, что строители постарались вписать интерьер в окружающее корабль космическое пространство.

Командующий, в свою очередь, отдал честь:

– Приветствую вас, предшественник!

На вид он был довольно молод. Неяркое сияние погонов и кокарды на фуражке освещало лицо сына Азии. На шестой день после пробуждения Чжан Бэйхаю выдали военную форму. На ней он обнаружил знакомую эмблему космических сил – четырехконечную серебряную звезду с лучами в форме прямых клинков. Прошло двести лет; эмблема почти не изменилась, но флот стал независимой державой, возглавляемой президентом. Командующий занимался лишь военными вопросами.

– Слишком много чести для меня, командующий! Мы теперь не более чем новобранцы, и нам предстоит всему учиться заново, – ответил Чжан Бэйхай.

Командующий улыбнулся и покачал головой:

– Это не так. Вы уже все знаете. Более того, у вас есть и недоступные нам познания. Поэтому мы вас и разбудили.

– Командующий космическими силами Китая Чан Вэйсы просил меня поприветствовать вас от его имени.

Слова Чжан Бэйхая задели что-то в душе командующего. Он повернулся к иллюминатору, за которым струилась великая звездная река.

– Он был исключительным военачальником, одним из основателей Азиатского флота. Сегодняшняя стратегия космических войн базируется на законах, выведенных им два столетия назад. Жаль, что ему не довелось увидеть нашу эпоху.

– Достижения человечества далеко превзошли его самые смелые мечты.

– Но начало этим достижениям было положено в его… в вашу эпоху.

За иллюминатором показался Юпитер – сначала тонкой полоской, а потом заняв собой все пространство. Кабинет залило оранжевым светом. На поверхности газового гиганта гипнотически переливались невероятные по масштабам потоки водорода и гелия. Зрелище было весьма впечатляющее. В иллюминатор вплыло Большое красное пятно. Этот циклопический ураган размером больше, чем две Земли, выглядел как гигантский глаз мутного мира планеты, только без зрачка. Три флота основали свои главные базы на орбите Юпитера, поскольку водородно-гелиевый океан планеты был неисчерпаемым источником термоядерного топлива.

Зрелище ошеломило Чжан Бэйхая. Как часто он мечтал о мире, который сейчас расстилался перед его взором! Он подождал, пока корабль повернется и планета исчезнет из поля зрения, а затем ответил:

– Командующий, невероятные достижения человечества лишили нашу миссию смысла.

Командующий обернулся к Чжан Бэйхаю:

– Нет, это не так. Создание контингентов поддержки будущего трудно переоценить. В годы Великой пади, когда космические силы стояли на пороге краха, ваши группы сыграли ключевую роль в стабилизации положения.

– Но наша группа прибыла слишком поздно, чтобы от нее был какой-либо толк.

– Простите, но дело обстоит не так, – ответил командующий. Черты его лица немного разгладились. – После вас они отправили в будущее еще несколько специальных групп. Мы пробуждали их в обратном порядке.

– Это понятно, командующий. Их опыт был ближе к ситуации в вашем времени.

– Да. Наконец, в гибернации осталась только ваша группа. Великая падь закончилась, и мир вступил в период стремительного развития. Пораженчество практически исчезло, и не было причин вас будить. Тогда командование флота решило держать вас в анабиозе до битвы Судного дня.

– Командующий, как раз на это мы все и надеялись! – взволнованно ответил Чжан Бэйхай.

– Участие в последнем сражении – наивысшая честь для любого воина космических сил. Потому командование и приняло тогда такое решение. Но, как вы уже знаете, обстоятельства изменились. – Командующий показал на океан звезд в иллюминаторе. – Не исключено, что битва Судного дня вообще не состоится.

– Превосходно, командующий! Мне, как солдату, конечно, немного жаль, но это мелочь на фоне столь впечатляющей победы человечества. Я лишь надеюсь, что вы не откажете нам в единственной просьбе. Мы хотели бы продолжить службу во флоте рядовыми и выполнять посильную работу.

Командующий качнул головой:

– Выслуга лет личного состава контингентов поддержки будущего возобновляется с даты пробуждения. Вам повысят звание на один или два ранга.

– Командующий, мы этого не заслужили. Мы не хотим сидеть в кабинетах до конца наших дней. Мы хотим на передовую! Два столетия назад мы мечтали о космосе. Без него нам незачем жить. Но даже в тех званиях, что мы уже носим, мы не подготовлены к службе во флоте.

– О расставании с флотом нет и речи. В точности наоборот – вы все будете служить во флоте, выполняя важнейшее задание.

– Благодарю вас, командующий! Но что сегодня нам можно поручить?

Командующий не ответил. Вместо того он спросил, как если бы эта мысль только сейчас пришла ему в голову:

– Вам удобно беседовать вот так, стоя?

В кабинете командующего не было стульев, а высота стола позволяла работать, не присаживаясь. Вращение штабного корабля создавало одну шестую земной гравитации, так что особой разницы между положениями стоя и сидя не было.

Чжан Бэйхай улыбнулся и кивнул:

– Вполне. Я провел год в космосе.

– А что с языком? Есть какие-то сложности с общением на флоте?

Командующий говорил на стандартном китайском, но три флота пользовались особым языком – смесью современных китайского и английского. Половина слов была китайскими, половина – английскими.

– Поначалу да – главным образом потому, что не мог выбрать, английское слово использовать или китайское; но понимать стал довольно быстро. Говорить самому оказалось сложнее.

– Это не имеет значения. Если будете говорить по-китайски или по-английски, мы вас поймем. Значит, сотрудники Генерального штаба уже ввели вас в курс дела?

– Так точно. В первые же дни на базе нас подробно проинструктировали по всем вопросам.

– Тогда вы знаете о ментальной печати.

– Так точно.

– Недавно к этому вопросу вернулись, но никаких следов «проштампованных» обнаружить не удалось. Ваше мнение?

– Могут быть два варианта. Первый: «проштампованные» вымерли. Второй: они тщательно скрываются. Обычный пораженец не станет делать тайны из своих убеждений. Но технологически подкрепленная вера приведет к ощущению возложенной миссии. Пораженчество и эскапизм близки друг к другу. Если «проштампованные» на самом деле живут среди нас, их миссией будет исход во Вселенную. Однако для достижения этой цели им потребуется хранить свои мысли в секрете.

Командующий одобрительно кивнул:

– Превосходный анализ. Совпадает с позицией Генерального штаба.

– Командующий, второй вариант крайне опасен.

– Верно, он опасен – особенно учитывая приближение к Солнечной системе трисолярианского зонда. Во флоте используются две системы управления кораблем. Одна из них – традиционная распределенная система, похожая на командную структуру военного корабля, которым вам довелось руководить. Другая система управления является централизованной. В ней компьютер автоматически выполняет распоряжения капитана. Наиболее современные корабли, а также все строящиеся находятся под управлением централизованной системы. Ментальная печать угрожает в первую очередь этой категории, поскольку слишком многое завязано на капитана. Он лично решает, когда корабль покидает стоянку и когда возвращается. Он задает скорость и курс, и он же управляет большей частью оружия. Централизованную систему управления можно назвать продолжением тела капитана. На данный момент из 695 кораблей звездного класса 179 оборудованы централизованной системой. Необходим анализ личности командиров этих кораблей. В обычной обстановке инспектируемый корабль пристыковывают к станции и опечатывают. Но сейчас это невозможно – все три флота готовятся к перехвату трисоляри-анского зонда. Это будет первым столкновением между флотом Солнечной системы и силами вторжения с Трисоляриса; поэтому все корабли требуется держать наготове.

– Таким образом, господин командующий, управление этими кораблями необходимо передать надежным людям, – предложил Чжан Бэйхай. Он размышлял, какая роль во всем этом отводится ему, но пока не находил ответа.

– А кто надежен? – спросил командующий. – Мы ведь не знаем параметров ментальной печати, и нам ничего не известно о «проштампованных». Доверять нельзя никому, даже мне.

В иллюминаторе появилось Солнце. Хотя на таком удалении оно светило слабее, чем на Земле, фигура командующего скрылась в сиянии, когда диск звезды прошел позади него; звучал лишь его голос:

– Но мы можем доверять всем вам. Вас положили в гибернацию еще до изобретения ментальной печати. Кроме того, важнейшими параметрами отбора в вашу группу были лояльность и вера в победу. Вы единственные люди на Земле, в которых мы на данный момент уверены. Командование приняло решение назначить вас комиссарами, исполняющими обязанности капитана, и дать доступ к управляющему компьютеру. Любая команда капитана поступит сначала к вам, а от вас – в центральную систему управления.

В глазах Чжан Бэйхая вспыхнули два маленьких солнца. Он ответил:

– Командующий, боюсь, это невозможно.

– Не в наших традициях отказываться, получив приказ.

От слов «в наших традициях» у Чжан Бэйхая потеплело на душе. Солдатский дух, знакомый ему по давно прошедшей эпохе, по-прежнему держится в космических войсках современности.

– Командующий, мы ведь из давнего прошлого! Мы же будем как офицеры Бэйянского флота[106], назначенные командовать эсминцем XXI века!

– Вы полагаете, что цинские адмиралы Дин Жучан и Ли Хунчжан не справились бы с управлением эсминцем? Они были неплохо образованы, прилично говорили по-английски. Они бы разобрались. В наше время для управления боевым космическим кораблем не нужно знать технические подробности. Капитан командует кораблем как единым целым, а не как набором механизмов. Кроме того, на время инспекции корабли пристыкуют к орбитальной станции; они никуда не полетят. В ваши обязанности войдет только получать команды от капитана, анализировать их и передавать компьютеру. На рабочем месте и научитесь.

– В наших руках сосредоточится огромная власть. Что, если оставить капитану долю этой власти, а мы только будем следить за его приказами?

– Если вы хорошенько подумаете, то поймете, почему такой подход неприемлем. Если «проштампованные» и в самом деле занимают ключевые позиции в штате корабля, они пойдут на что угодно, чтобы обойти ваш контроль, – могут даже уничтожить тех, кто их контролирует. Кораблю с центральной системой управления требуются всего лишь три команды, чтобы прийти в движение и покинуть станцию, – а потом будет слишком поздно. Вот почему компьютер должен получать команды только от комиссара.

* * *

Когда транспорт для перевозки личного состава пролетал над юпитерианской базой Азиатского флота, Чжан Бэйхаю показалось, что он летит над горами – но каждая из этих гор была пристыкованным военным кораблем. База только что вошла в тень планеты; лишь рассеянное свечение Юпитера и лучи висящей над головой Европы освещали стальные громады. Чуть позже где-то сбоку вспыхнуло небольшое белое солнце, на миг ярко осветив ряды кораблей. Тени кораблей побежали по бурлящей атмосфере далеко внизу. Чжан Бэйхаю это напомнило восход солнца в горах. Потом с другой стороны загорелось второе солнце, и он понял, что это не солнца, а два корабля, маневрирующие для захода в док: чтобы затормозить, они развернули свои термоядерные двигатели навстречу базе.

Начальник штаба флота, лично везущий Чжан Бэйхая к месту службы, сообщил, что к базе пришвартовано более четырехсот кораблей – две трети всего Азиатского флота. Вскоре ожидаются и остальные корабли, в настоящее время курсирующие по Солнечной системе и за ее пределами.

Чжан Бэйхай с трудом оторвал взор от великолепной картины за бортом:

– Сэр, не расценят ли «проштампованные» отзыв всех кораблей как сигнал к немедленным действиям?

– Хм… Нет, приказ отозвать корабли был отдан по другой причине – вполне естественной, не надуманной, хотя и выглядит она несколько смешно. Вы не следили за новостями в последнее время, как я понимаю?

– Нет. Я изучал документацию по «Естественному отбору».

– Не беспокойтесь. Судя по отчетам заключительного цикла общей подготовки, вы владеете достаточными знаниями. Сейчас ваша задача такова: как только вы попадете на борт, обозначьте свои полномочия перед корабельными системами, чтобы все шло положенным чередом. Это не так сложно, как вам кажется… Соперничество между тремя флотами за право перехвата трисолярианского зонда разгорелось не на шутку, но вчера ККФ достиг предварительной договоренности: все корабли возвращаются на базы. За исполнением проследит специальная комиссия. Ни один корабль не выйдет на перехват без одобрения командования.

– Но какой в этом смысл? Научно-технические и разведывательные данные, полученные в результате перехвата, станут общим достоянием.

– Все так, но это дело чести. Флоту, который первым встретит противника, достанется значительный политический капитал. Почему я назвал всю эту возню смехотворной? Да потому что перехват зонда – простейшее и абсолютно безопасное задание. Худшее, что может случиться, – это самоликвидация зонда в процессе захвата. Поэтому все рвутся поучаствовать. Если бы перед нами развернулись основные силы Трисоляриса, тогда все флоты проявляли бы осторожность. Сегодняшняя политика не так уж отличается от ваших дней… Смотрите, вот «Естественный отбор».

Когда с приближающегося транспорта стала видна огромная металлическая громада, Чжан Бэйхай вспомнил о «Тане». «Естественный отбор» состоял из дискообразного корпуса и располагавшегося отдельно цилиндра двигателя. Корабль был совершенно не похож на авианосцы прошлого. Когда окончилось существование «Тана», душа Чжан Бэйхая потеряла свой дом, пусть даже ей не довелось там жить. Сейчас у Чжан Бэйхая появилось чувство, что возвышающийся перед ним космический корабль станет его новым домом. Душа солдата после двухсот лет блужданий нашла приют под прочной обшивкой; она чувствовала себя там так же уверенно, как маленький ребенок в крепких объятиях отца.

«Естественный отбор» был флагманом третьей эскадры Азиатского флота, и по тоннажу и летным качествам ему не было равных. На полной тяге новейшего электромагнитного двигателя он разгонялся до 15 % от скорости света. Идеально сконструированная биосфера корабля годилась для далеких путешествий. Собственно, ее прототип выстроили на Луне 75 лет назад, и он безупречно работал до сих пор. «Естественный отбор» также обладал самым смертоносным во всем флоте вооружением. В его состав входили гамма-лазеры, кинетические разгонные блоки, ускорители частиц и звездно-водородные торпеды. Корабль был способен превратить планету наподобие Земли в безжизненную пустыню.

Транспортный челнок подошел настолько близко, что корабль заполнил собой все поле зрения. Чжан Бэйхай заметил, что поверхность корпуса гладкая, как зеркало; в ней отражались вихри юпитерианской атмосферы и приближающийся челнок.

В обшивке протаяло овальное отверстие. Челнок влетел внутрь и застыл на месте. Начальник штаба открыл люк и вышел первым. Чжан Бэйхая тревожило, что они не проходили через шлюзовую камеру; но он почувствовал приток свежего воздуха из отсека. Он до сих пор не встречался с технологией, способной удерживать воздух в корабле без помощи системы переборок и шлюзов.

Чжан Бэйхай и начальник штаба находились внутри огромного шара размером с футбольное поле. Отсеки большинства космических кораблей имели сферическую форму, поскольку при разгоне, торможении и повороте любой участок мог стать полом или потолком. В состоянии невесомости экипаж работал в центре сферы. В прошедшую эпоху каюты кораблей строили наподобие комнат в зданиях; к новой сферической структуре Чжан Бэйхай подготовлен не был. Начальник штаба пояснил, что они находятся в ангаре истребителей; но сейчас ангар пустовал, а в центре отсека выстроился весь двухтысячный экипаж «Естественного отбора».

Космические силы всех стран начали осваивать строевую подготовку в невесомости еще до того, как Чжан Бэйхай лег в анабиоз. Для этого разработали новые уставы, однако следовать их требованиям было крайне трудно. Находясь за бортом, люди пользовались двигателями скафандра, но внутри корабля, без реактивных двигателей, военнослужащие могли лишь отталкиваться от стен или загребать воздух руками. Такими методами практически невозможно сформировать строй. Сейчас же Чжан Бэйхая удивило, с какой легкостью две тысячи человек выстроились в идеальные ряды без какой-либо опоры. Члены экипажа ориентировались в невесомости при помощи электромагнитных поясов. Сверхпроводящая обмотка пояса создавала поле, взаимодействующее с магнитным полем самого корабля. Небольшой пульт управления позволял солдату свободно передвигаться по кораблю. Чжан Бэйхай надел такой же пояс, но ему еще предстояло научиться им пользоваться.

Он рассматривал строй военнослужащих. Все они родились в космосе. Их высокие, тонкие фигуры ничуть не напоминали крепко сложенных людей, выросших в земном поле тяготения. Уроженцев космоса выдавали легкая конституция и быстрые, точные движения. Строй возглавляли три офицера; взор Чжан Бэйхая остановился на молодой женщине в середине группы; на ее погоне светились четыре звездочки. Наверное, она капитан «Естественного отбора». Типичное дитя космоса, женщина была даже выше Чжан Бэйхая, которого никто не назвал бы коротышкой.

Капитан оставила строй и без всяких усилий полетела навстречу прибывшим; ее тонкая фигурка плыла сквозь пространство, словно певучая музыкальная нота. Подлетев к Чжан Бэйхаю и начальнику штаба, она остановилась. Струящиеся за спиной женщины локоны, трепеща, обвились вокруг ее нежной шеи. Глаза ее лучились солнцем и радостью жизни. Чжан Бэйхай сразу же ощутил полное доверие к ней – ни у одного из «проштампованных» не могло быть такого выражения лица.

– Дунфан Яньсюй, капитан корабля «Естественный отбор», – представилась она, салютуя. В ее глазах загорелись смешинки. – От лица всего экипажа преподношу подарок нашему предшественнику.

Она протянула руку. На ее раскрытой ладони лежал пистолет – изменившийся за почти два века, но по-прежнему узнаваемый.

– Если вы сочтете, что я страдаю пораженчеством или разделяю идеи эскапистов, убейте меня этим оружием.

* * *

Попасть на поверхность оказалось очень просто. Ствол каждого дерева служил колонной, подпирающей свод пещеры. Внутри ствола размещался лифт, который шел до самой поверхности, пронзая трехсотметровую толщу камня. Едва выйдя из лифта, Ло Цзи и Ши Цян ощутили себя как в старые времена просто оттого, что ни на стенах, ни на полу вестибюля не было ни одной информационной панели. Все, что нужно, высвечивалось на настоящих экранах, подвешенных к потолку. Вестибюль напоминал старую станцию метро; большинство немногочисленных прохожих носили одежду прошлого, без вспыхивающих картинок.

Они прошли сквозь шлюз, и в лицо им ударил горячий ветер, поднимавший клубы пыли.

– Вот он, мой сынок! – вскричал Ши Цян, указывая на бегущего к ним по ступенькам человека. Ло Цзи лишь разглядел, что тому около сорока лет, и удивился уверенности своего спутника. Ши Цян поспешил навстречу сыну, а Ло Цзи отвел глаза от семейной сцены и стал рассматривать расстилающийся перед ним мир поверхности.

Небо было желтого цвета. Теперь Ло Цзи понял, почему камера, снимающая небо для проекции под землей, висит на высоте десяти километров. С поверхности солнце казалось мутным пятном. Все вокруг было занесено песком. За автомобилями, проезжавшими по улице, тянулись длинные хвосты пыли. Автомобили, движущиеся по дороге, – еще одна картинка из прошлого. Вот только работали они явно не на бензине. Попадались машины самых разных моделей, какие-то из них новые, какие-то старые, но у всех была одна общая черта: плоская панель вроде тента на крыше. Через дорогу стояли старые здания; на подоконниках лежали горы песка; часть окон была заколочена досками, а другие, разбитые, зияли чернотой. Но, по-видимому, в некоторых помещениях жили – Ло Цзи заметил сушившееся на веревке белье, а кое-где на подоконниках красовались горшки с цветами. Сквозь клубы песка и пыли трудно было что-либо разобрать, но он скоро узнал парочку приметных зданий поодаль. Ло Цзи убедился, что стоит посреди города, в котором провел полжизни два столетия назад.

Он спустился по ступенькам и подошел к двум мужчинам, обнимающимся и радостно хлопающим друг друга по плечам. Вблизи Ло Цзи понял, что Ши Цян не ошибся.

– Папа, если подумать, я теперь лишь на пять лет моложе тебя! – Ши Сяомин утер слезы с глаз.

– Нормально, сынок! Я-то опасался, что приковыляет какой-то седобородый старикан и станет называть меня папой, – усмехнулся Ши Цян. Затем он представил сыну своего спутника.

– Доктор Ло! Вы были знамениты на весь мир! – Ши Сяомин оглядел Ло Цзи с головы до ног.

Троица направилась к машине Ши Сяомина, которую он оставил у дороги. Прежде чем забраться внутрь, Ло Цзи спросил про штуку на крыше.

– Это антенна. Здесь, на поверхности, приходится довольствоваться утечками энергии из подземного города. Поэтому антенны делают побольше; но все равно нам достаются крохи – хватает, чтобы кататься по дорогам, а вот летать уже не получается.

Автомобиль ехал не очень быстро – то ли из-за песка на дороге, то ли из-за нехватки энергии. Ло Цзи глядел в окна на засыпанный пылью город. На языке вертелось множество вопросов, но отец и сын болтали не переставая; он не мог вставить ни слова.

– Мама умерла в 34-м году Кризиса. Я и твоя внучка были у ее одра.

– Понятно. Ты не взял внучку с собой?

– После развода она осталась со своей мамой. Я порылся в архивах и узнал, что она прожила восемь десятков лет и умерла в сто пятом году.

– Жаль, что не довелось встретиться… В каком возрасте ты вышел из тюрьмы?

– В девятнадцать.

– Чем потом занимался?

– Всем подряд. Поначалу ничего не попадалось, и я снова занялся жульничеством, но понемногу перешел на законный бизнес. Заработал денег, понял, что приближается Великая падь, и лег в гибернацию. Я и понятия не имел, что позже дела наладятся. Просто хотел встретиться с тобой.

– Наш дом по-прежнему стоит?

– Аренду земли под жилыми домами продлили сверх обычных семидесяти лет, но я недолго прожил там – дом снесли. Потом мы купили другую квартиру, и этот дом по-прежнему стоит, но я его давно не видел. – Ши Сяомин указал на окружающие их постройки. – В городе живет меньше одного процента населения по сравнению с нашей эпохой. Знаешь, отец, какая собственность в этом мире самая бесполезная? Вот эти самые дома. Я знаю, отец, ты всю жизнь пахал, чтобы заработать на квартиру, но сегодня почти все здания заброшены. Выбирай любое и живи не хочу.

Наконец Ло Цзи удалось влезть в разговор:

– И все проснувшиеся живут в старом городе?

– Конечно же, нет! Они живут за городом – здесь слишком пыльно. Но основная причина в том, что тут просто нечего делать. Разумеется, не стоит слишком отдаляться от подземного города – нам нужна энергия.

– А чем вы тут занимаетесь? – спросил Ши Цян.

– Сам подумай. Чем таким мы можем заниматься, что недоступно детишкам? Фермерским хозяйством! – Ши Сяомин, как и другие проснувшиеся, привык называть современных людей «детишками».

Автомобиль пересек границу города и покатил на восток. Слой пыли на дороге стал тоньше, показался бетон автострады. Ло Цзи узнал ее – это была старая дорога между Пекином и Шицзячжуанем. По сторонам лежали барханы песка, между которыми проглядывали старые постройки. Равнины северного Китая превратились в пустыню. Однако в небольших оазисах, окруженных редкими рощицами, теплилась жизнь. Ши Сяомин сказал, что это поселки проснувшихся.

Они повернули к одному такому оазису – маленькому городку, защищенному от песка кольцом деревьев. Ши Сяомин сообщил, что он называется Новая Жизнь-5. Ло Цзи вышел из машины, и ему показалось, что время откатилось назад: перед ним возвышались ряды шестиэтажных домов; на площадках перед домами старики играли на каменных столиках в шахматы; мамаши возили детей в колясках; стайка мальчишек играла в футбол на лужайке, где жиденькая травка едва пробивалась сквозь песок…

Ши Сяомин жил на шестом этаже. Его жена была на девять лет моложе; она легла в гибернацию в 21-м году Кризиса из-за рака печени. Теперь она была совершенно здорова. Их сыну исполнилось четыре года, и он называл Ши Цяна дедушкой.

Дорогих гостей встретили роскошным обедом: натуральными овощами, курятиной и свининой с близлежащих ферм и даже самогоном. К столу пригласили трех соседей; они, как и Ши Сяомин, легли в гибернацию довольно рано, когда процедура стоила дорого и была по карману лишь сливкам общества. Теперь же, по прошествии более ста лет, все они стали обычными людьми. Ши Сяомин представил одного соседа как Чжан Яня, внука Чжан Юаньчао – того самого человека, которого он обжулил в давно прошедшие времена.

– Помнишь, как ты наказал мне вернуть украденные деньги? Я начал, как только освободился. Так я и встретился с Янем. Он тогда закончил колледж. Мы подхватили идею двух его соседей, открыли похоронное бюро и назвали фирму «Высоко и глубоко». «Высоко» – это похороны в космосе. Поначалу мы запускали в Солнечную систему урны с прахом, а позже отправляли тела целиком. За хорошую плату, конечно. А «глубоко» – это похороны под землей, в шахтах. Сперва мы использовали заброшенные штольни, а потом организовали свои собственные выработки – учитывая, что они заодно могут защитить могилу от любопытных трисоляриан.

Чжан Янь оказался немного старше – на вид ему было лет пятьдесят или шестьдесят. Ши Сяомин объяснил, что Яня разбудили раньше, он прожил более тридцати лет, а потом снова лег в гибернацию.

– А какие здесь у нас права? – поинтересовался Ло Цзи.

– Такие же, как в спальных районах современных городов, – ответил Ши Сяомин. – Мы считаемся удаленным пригородным районом, и у нас есть вся полагающаяся администрация. Здесь живут не только проснувшиеся. Тут есть современные люди, да и из города приезжают, чтобы отдохнуть.

Чжан Янь присоединился к разговору:

– Мы называем современных «стенотыками» – когда они приезжают, то вечно тычут по привычке в стены, чтобы что-нибудь включить.

– Значит, тут неплохо живется? – спросил Ши Цян.

Все подтвердили, что неплохо.

– Но с дороги я видел ваши поля. Неужели вам хватает выручки с урожая?

– А почему нет? Сегодня натуральные продукты – роскошь. Правительство очень хорошо относится к проснувшимся. Можешь жить в комфорте, на пособие, даже если ничем не занимаешься. Но не может же человек сидеть сложа руки! Если кто скажет, что все проснувшиеся просто прирожденные фермеры, так это чепуха. Никто из нас раньше не был фермером; но это все, чем мы можем заняться.

Беседа вскоре перешла к истории двух прошедших столетий.

– Что такое эта ваша «Великая падь»? – Ло Цзи уже давно хотел спросить об этом.

Лица собравшихся немедленно стали серьезными. Заметив, что обед почти завершен, Ши Сяомин не стал возражать против обсуждения этой темы.

– Наверное, вы уже немного поняли за последние дни. Это долгий разговор. После того как вы легли в анабиоз, еще лет десять жизнь шла неплохо, как прежде. А потом, когда экономика отреагировала на перемены, качество жизни стало падать не по дням, а по часам. Обострилась политическая ситуация. Казалось, что мы на военном положении.

– Это происходило не просто в паре стран, – добавил один из соседей. – Процесс охватил всю планету. Люди занервничали; стоило только ляпнуть что-то не то, и тебя сразу объявляли членом ОЗТ или предателем человечества. Никто не чувствовал себя в безопасности. Кинофильмы Золотого века стали показывать редко, а потом и вовсе запретили. Конечно, фильмов было слишком много, и запрет практически не работал.

– Почему запретили?

– Опасались подорвать боевой дух, – объяснил Ши Сяомин. – Так или иначе, народ справлялся, пока хватало продуктов питания. Но дела шли все хуже. Когда доктор Ло проспал уже лет двадцать, повсюду начался голод.

– Из-за перехода экономики на военные рельсы?

– Да. Еще одним фактором стало загрязнение окружающей среды. Законы об охране природы никто, конечно, не отменял, но в те дни царил пессимизм. Люди говорили: «Какого черта охранять эту природу? Даже если мы сделаем из Земли цветущий сад, разве это остановит трисоляриан?» Дошло до того, что природоохранные организации стали рассматривать как таких же предателей человечества, что и ОЗТ. На «Гринпис» навесили ярлык пособников ОЗТ и разогнали. Строительство космического флота требовало создания опасных, грязных производств – и природу было уже не спасти. Парниковый эффект, аномалии климата, расширение пустынь… – Ши Сяомин вздохнул.

– Когда я ложился в гибернацию, – вспомнил другой сосед, – рост пустынь только начинался. Если вы думаете, что пустыня наступала от Великой стены, то было совсем не так. Это была лоскутная эрозия. То тут, то там посреди отличной пахотной земли возникали бесплодные пустоши – и расползались, как сухие пятна на мокрой ткани под солнцем.

– Урожаи понизились, зернохранилища опустели. А потом… потом наступила Великая падь.

– Предсказывали, что уровень жизни откатится на сто лет назад. Прогнозы оправдались? – спросил Ло Цзи.

Ши Сяомин горько усмехнулся:

– Эх, доктор Ло… На сто лет? Если бы! Откат на сто лет означал бы возврат к условиям 1930-х годов. К райским условиям, по сравнению с Великой падью! Да, впрочем, какие могут быть сравнения! Начнем с того, что население Земли составляло тогда 8,3 миллиарда – намного больше, чем в годы Великой депрессии. – Он указал на Чжан Яня. – Он жил в те времена, вот и пусть расскажет.

Чжан Янь осушил свой стакан. Уставившись взглядом куда-то вдаль, он начал:

– Мне довелось видеть великий голодный марш. Миллионы людей брели сквозь тучи песчаной пыли, закрывшие собой все небо… Горячее небо, раскаленная почва, обжигающее солнце. Когда обессилевшие падали, их тут же расчленяли… На Земле царил ад. Снято множество документальных фильмов, посмотри, если хочешь. Не всем повезло выжить.

Великая падь продолжалась полвека. За это время население Земли сократилось с 8,3 миллиарда до 3,5 миллиарда. Подумай, что это значит!

Ло Цзи встал и подошел к окну. За лесополосой начиналась пустыня. Под лучами полуденного солнца до самого горизонта расстилалось желтое море песка. Время сгладило все неровности рельефа.

– А что было потом? – спросил Ши Цян.

Чжан Янь глубоко выдохнул, будто переход на другую тему снял с его плеч тяжелую ношу.

– А потом… Что ж, мало-помалу люди смирились. Многие сомневались, что победа в битве Судного дня стоит такой высокой цены. Подумайте сами, что важнее: умирающий на ваших руках от голода ребенок или выживание человечества? Сейчас кажется, что второе важнее, но в то время вы бы так не подумали. Что бы ни сулило будущее, настоящее всегда важнее. Конечно, поначалу такая позиция вызывала возмущение; считалось, что ее разделяют только предатели человеческой расы. Но ведь людям думать не запретишь; очень скоро все население Земли подхватило эту идею. Тогда же она стала популярным лозунгом, а сегодня является широко известной исторической цитатой.

– «Уделите время цивилизации – его осталось не так много», – не отворачиваясь от окна, произнес Ло Цзи.

– Совершенно верно. Под «цивилизацией» подразумеваемся мы сами, люди.

– А что было потом? – спросил Ши Цян.

– Второе Просвещение, второе Возрождение, вторая Великая французская революция… Это все есть в книгах по истории.

Удивленный, Ло Цзи обернулся. События, которые он двести лет назад предсказал Чжуан Янь, и в самом деле произошли!

– Вторая Великая французская революция? Во Франции?

– Нет, нет! Это просто фигура речи. Революция охватила весь мир! Новые правительства остановили космическую гонку и принялись повышать уровень жизни. А затем появилась важнейшая технология: ученые объединили генетически модифицированные организмы и термоядерные генераторы энергии. Широкомасштабное производство пищи перестало зависеть от климата, и голод был побежден навсегда. С того момента события стали быстро развиваться – сказались потери населения, – и уже через пару десятилетий качество жизни вернулось к уровню до Великой пади. А затем достигло уровня Золотого века. Люди полюбили жить в комфорте, и никто не хотел возврата к прошлому.

– Доктор Ло, вас может заинтересовать еще один термин, – заговорил первый сосед, подсаживаясь поближе. До ухода в гибернацию он был экономистом и глубже понимал проблему. – Этот термин называется «иммунитет цивилизации». Когда мир оказывается тяжело болен, в дело вступает иммунная система цивилизации. Она предотвращает повторение таких событий, как ранние годы эры Кризиса. На первое место встает гуманизм; спасение цивилизации отходит на второе. На этом строится современное общество.

– А дальше? – спросил Ло Цзи.

– А дальше стало происходить нечто неожиданное, – горячо заговорил Ши Сяомин. – Сперва страны Земли собирались жить в мире и тихо похоронить весь Трисолярианский кризис. Но как вы думаете, что случилось? Новшества возникали то тут, то там. Технология понеслась вперед и проломила все барьеры, стоявшие на пути развития космического флота до Великой пади!

– Ничего неожиданного, – прокомментировал Ло Цзи. – Духовная свобода неизбежно ведет к научному и техническому прогрессу.

– Где-то через пятьдесят мирных лет, последовавших за Великой падью, мир снова задумался о вторжении с Трисоляриса и о подготовке к войне. К тому времени человечество существенно окрепло по сравнению с тем, что жило до Великой пади. Снова объявили военное положение и приступили к постройке космического флота. Но на этот раз в конституции стран вписали, что расходы на космос не должны превышать определенного уровня, не должны вредить мировой экономике и не должны ущемлять интересы общества. Вот тогда космические флоты и стали независимыми державами…

– Вы вообще-то не обязаны задумываться о прошлом, – добавил экономист. – С этой минуты просто наслаждайтесь жизнью. Тот революционный лозунг – всего лишь вариант старой поговорки Золотого века: «уделите время жизни, ведь она не вечна». Так выпьем же за новую жизнь!

Допив последнюю рюмку, Ло Цзи поблагодарил экономиста за его слова. Он думал теперь только о Чжуан Янь и Сяся. Предстояло как можно быстрее устроиться самому и организовать пробуждение семьи.

Уделите время цивилизации и уделите время жизни.

* * *

Оказавшись на борту «Естественного отбора», Чжан Бэйхай обнаружил, что современная система управления превосходит все его ожидания. Гигантский корабль размером с три авианосца XXI века был практически маленьким городом, не нуждавшимся, однако, ни в капитанском мостике, ни в зале управления, ни в командном пункте. Каюта капитана ничем не отличалась от кают других членов экипажа. Собственно говоря, корабль не имел ни одного специализированного отсека. Сферические помещения различались лишь размером. В любом месте «Естественного отбора» военнослужащий при помощи сенсорной перчатки мог развернуть голографический монитор. Такой монитор стоил дорого и встречался редко даже в насыщенных компьютерами городах Земли. Но при наличии прав доступа он позволял высветить любую панель управления – даже капитанскую. Управлять кораблем можно было откуда угодно, хоть из коридора или из ванной, временно превращая эти помещения в капитанский мостик, или в аппаратную, или в центр управления огнем. Чжан Бэйхай вспомнил, как развивались компьютерные системы его эпохи – от модели «клиент-сервер» до модели «браузер-сервер». Вначале для доступа к серверу требовалась установка специальных программ, а потом и это требование отпало. К серверу можно было обратиться с любого компьютера в сети, были бы соответствующие права доступа.

Чжан Бэйхай и Дунфан Яньсюй расположились в одном из стандартных сферических отсеков. В нем не было никакого оборудования, и большая часть стен оставалась белой. Создавалось впечатление, что они находятся внутри огромного шарика для настольного тенниса. Когда корабль ускорялся, любое место стены можно было превратить в кресло.

Для Чжан Бэйхая это была еще одна особенность современной техники, которую в его время мало кто предсказывал: отказ от специализированных помещений. На Земле уже появились первые ростки такой технологии; но космический флот, широко использующий самые современные разработки, строился на ней полностью. Этот мир определяли практичность и функциональность; оборудование не размещали по отсекам – оно возникало там, где требовалось. Технология сначала усложнила жизнь, а потом облегчила – и спряталась за личиной простоты.

– Приступаем к первому уроку на борту корабля, – объявила Дунфан Яньсюй. – Конечно, вам не следовало бы учиться у инспектируемого капитана, но надежнее меня никого нет во всем флоте. Сегодня мы научимся приводить «Естественный отбор» в движение и пользоваться режимом навигации. Если вы запомните эти действия, то сможете предотвратить наиболее опасную угрозу, исходящую от «проштампованных».

Движением руки в сенсорной перчатке она вызвала на зависший перед ними голографический экран звездную карту.

– Эта карта немного отличается от карт ваших дней, но мы по-прежнему ведем отсчет от Солнца.

– Чтение карт входило в курс обучения, – ответил Чжан Бэйхай, разглядывая горящие перед ним звезды. – Трудностей не испытываю.

Он сразу вспомнил древнюю карту Солнечной системы, перед которой два века назад он стоял вместе с Чан Вэйсы. Но эта карта точно показывала координаты объектов в радиусе ста световых лет от Солнца – в сто раз большем, чем тогда.

– На самом деле тут понимать почти ничего не надо. На сегодняшний день полеты к любым пунктам, отмеченным на карте, запрещены… Если бы я была «проштампованной», пожелала захватить «Естественный отбор» и улететь в космос, то сперва мне потребовалось бы выбрать направление полета, вот так… – Она подсветила точку на карте зеленым. – Разумеется, сейчас мы работаем с эмулятором – у меня больше нет прав доступа к управлению кораблем. Когда вы получите доступ, мои распоряжения будут проходить через ваши руки. Но если я и в самом деле подам такую команду, она будет опасна. Вам придется отказать в ее исполнении и подать рапорт об этом инциденте.

После выбора цели полета в воздухе засветилась панель управления. Чжан Бэйхай из курса подготовки уже неплохо знал, как она выглядит и как с ней работать. Тем не менее он внимательно прислушивался к объяснениям Дун-фан Яньсюй и запоминал, как она переводит громаду корабля из полностью заглушенного состояния сначала в сон, потом в готовность и, наконец, в «малый вперед».

– Если бы мы работали не на эмуляторе, «Естественный отбор» сейчас покидал бы стоянку. Что скажете? Проще, чем управление космическим кораблем в вашу эпоху?

– Да. Намного проще. – Когда Чжан Бэйхай и его коллеги по группе впервые встретились с такой панелью, их поразили простота управления и отсутствие мелких технических подробностей.

– Управление полностью автоматизировано. Вся технология скрыта от капитана.

– На этой панели отображаются только основные параметры. Каким образом вы можете получить данные о состоянии систем корабля?

– За работой систем следят офицеры и другие военнослужащие ниже рангом. Их панели управления сложнее. Чем ближе к механизмам, тем больше подробностей. Но нам, капитану и комиссару, требуется фокусироваться на более важных делах… Давайте продолжим. Если бы я была «проштампованной»… ну вот, опять я с этим предположением… что, по-вашему, я сделала бы дальше?

– Учитывая мою ситуацию, любой ответ был бы неразумным.

– Ну хорошо. Если бы я была «проштампованной», то я задала бы двигателям режим «Вперед, тяга четыре». Ни один корабль во флоте не догонит «Естественный отбор» при таком ускорении.

– Но система не выполнила бы такой приказ, даже если у вас был бы доступ к управлению. Компьютер позволит перейти на «тягу четыре», только если весь экипаж находится в состоянии погружения.

Ускорение корабля, разгоняющегося на полной тяге, достигало 120 g – более чем десятикратная нагрузка по сравнению с тем, что может выдержать человек. В режиме «тяга четыре» все люди на борту обязаны находиться в каютах, заполненных насыщенной кислородом жидкостью. Специально обученный персонал дышал этим раствором; вскоре жидкость заполняла легкие и другие органы. Этот метод изобрели в начале XX века для сверхглубокого погружения водолазов. Особая дыхательная смесь уравнивала давление внутри тела и снаружи, и человек тогда мог опуститься под воду столь же легко, как это делает глубоководная рыба. В каютах космического корабля создавались такие же условия, как на дне океана, и дыхательная жидкость защищала тело человека от сверхвысоких перегрузок. Поэтому и появился термин «состояние погружения».

Дунфан Яньсюй кивнула:

– Но вам следует знать, что это требование можно обойти. Если вы переведете корабль в режим дистанционного управления, то он сочтет, что на борту нет экипажа, и не станет проверять состояние кают. Этот режим включается по команде капитана.

– Давайте я попробую, а вы скажете, если я где ошибусь. – Чжан Бэйхай зажег перед собой панель управления и начал, сверяясь с небольшой записной книжкой, программировать режим дистанционного управления.

Дунфан Яньсюй улыбнулась при виде записной книжки:

– Теперь есть более эффективные методы хранения информации.

– Привычка. Записываю важные сведения – так мне кажется надежнее. Вот только не могу ручку нигде найти. Взял с собой две в гибернацию, но пишет только карандаш.

– А вы быстро усвоили урок!

– Это потому, что система управления многое унаследовала от военно-морского флота древности. Даже термины не изменились – например, режимы работы машины.

– У истоков космического флота стоит флот морской… Хорошо, вскоре вы получите права доступа и станете исполняющим обязанности капитана «Естественного отбора». Корабль находится в готовности по классу А; в вашу эпоху говорили «под парами». – Дунфан Яньсюй расставила тонкие руки и кувыркнулась в воздухе.

Чжан Бэйхай не понимал, как можно выполнить такую фигуру с помощью сверхпроводящего пояса.

– В мои дни мы уже не стояли «под парами». Но я вижу, что вы неплохо знакомы с историей военно-морского флота. – Он увел разговор в сторону от щекотливой темы, чтобы капитан не почувствовала к нему вражды.

– Древний, великий род войск.

– Разве космический флот не наследник величия морского флота?

– Наследник. Но я собираюсь его покинуть. Я намерена уволиться со службы.

– Из-за этой переаттестации?

Капитан повернулась к Чжан Бэйхаю. Ее густые черные волосы колыхнулись в невесомости.

– В вашу эпоху такие проверки случались постоянно, не так ли?

– Не так уж постоянно. Но когда они проводились, любой товарищ понимал, что аттестация – это одна из обязанностей солдата.

– Прошло два столетия. Это уже не ваша эпоха.

– Дунфан, не стоит намеренно расширять пропасть. Между нами много общего. Во все эпохи солдатам доставалось немало унижений.

– Вы советуете мне остаться?

– Я не даю советов.

– Политработа. Так ведь это называлось? Вы же ею когда-то занимались?

– Больше не занимаюсь. У меня теперь другое задание.

Без всяких усилий она облетела вокруг него, словно тщательно изучая.

– Правду говорят, что вы считаете нас детьми? Полгода назад я побывала на Земле. В одном из районов, где живут проснувшиеся, шести- или семилетний ребенок назвал меня «детишкой».

Чжан Бэйхай рассмеялся.

– Так что, мы для вас детишки? – настаивала Дунфан.

– В наше время старшинству придавалось большое значение. В деревнях порой взрослые называли детей «тетя» и «дядя» по их положению в родословной семьи.

– Ваше старшинство мне безразлично.

– Я и сам вижу по вашим глазам.

– Ваши дочь и жена – они не последовали за вами в гибернацию? У семей участников специальных групп было такое право, насколько мне известно.

– Они не последовали за мной, и они не хотели, чтобы я их покидал. Вы, наверное, знаете, что тогда предсказывали безрадостное будущее. Дочь и жена назвали меня безответственным. Они съехали с квартиры, а на следующий же день наш Специальный контингент получил приказ. У меня даже не было времени с ними попрощаться. Холодной зимней ночью я схватил чемодан и покинул свой дом… Конечно, я не жду от вас понимания…

– И все же я понимаю… Что с ними случилось?

– Жена умерла в 47-м году. Дочь – в 81-м.

– Они пережили Великую падь… – Дунфан опустила глаза и на какое-то время смолкла. Затем вызвала голографический монитор и включила режим внешнего наблюдения.

Стены отсека растаяли, как воск, и «Естественный отбор» исчез, оставив их посреди бесконечного космоса. Перед ними расстилался Млечный Путь. Два независимых существа во Вселенной, не связанные ни с какой планетой, а вокруг – ничего, кроме бездонной пустоты. Они летели во Вселенной так же, как Земля, Солнце и сама Галактика – без начала и без конца. Они просто были…

Чжан Бэйхаю это чувство было знакомо. Точно так же 190 лет назад он, облаченный в скафандр, плыл в космосе, держа в руке пистолет, заряженный пулями из метеоритного железа.

– Мне нравится вот так, без стен – я тогда забываю и о корабле, и о флоте. Остаюсь наедине со своими мыслями.

– Дунфан, – тихо позвал он.

– А? – Капитан обернулась. Ее глаза сияли, словно звезды Млечного Пути.

– Если однажды мне придется убить вас, заранее прошу прощения, – негромко сказал Чжан Бэйхай.

Капитан улыбнулась:

– Я похожа на «проштампованную»?

Он оглядел ее, освещенную лучами далекого Солнца. Она казалась перышком, летящим на фоне звезд.

– Мы люди Земли и океана. Вы принадлежите звездам.

– Это плохо?

– Нет. Это очень хорошо.

* * *

– Зонд погас!

Доклад дежурного офицера ошеломил доктора Куна и генерала Робинсона. Они понимали, что эта новость всколыхнет и Земной конгресс, и Конгресс космических флотов, особенно учитывая, что, по последним наблюдениям, зонд должен был пересечь орбиту Юпитера всего лишь через шесть дней.

Кун и Робинсон работали на станции Ринье-Фицроя, которая располагалась на орбите вокруг Солнца, недалеко от внешнего края пояса астероидов. В пяти километрах от станции находился один из самых необычных объектов в Солнечной системе – набор из шести гигантских линз. Самая большая линза достигала 1200 метров в диаметре; другие пять были поменьше. Так выглядел космический телескоп последнего поколения. В отличие от пяти предшественников, его не окружала труба, и между линзами ничего не было. Они висели в космосе сами по себе; по краям располагались многочисленные ионные двигатели, с высокой точностью перемещавшие детали телескопа для наведения и фокусировки.

Станция Ринье-Фицроя служила центром управления телескопом. Даже с такого небольшого расстояния прозрачные линзы оставались практически невидимыми на фоне космоса. Когда инженеры и техники пролетали между линзами, Вселенная представлялась им искаженной; а если случалось оказаться под определенным углом, свет Солнца отражался от защитной диафрагмы и выдавал подлинные размеры линзы. Ее выпуклая поверхность тогда становилась похожа на планету, обернутую в прелестную радугу.

Серию названий «Хаббл» решили не продолжать, и новый инструмент был назван в честь Ринье и Фицроя, первыми обнаруживших следы трисолярианского флота. Их открытие не имело научного значения, но название подошло отлично, потому что основным назначением телескопа, совместного проекта трех флотов, было непрерывное слежение за вражеским флотом.

Телескопом постоянно управляла команда из двух служащих наподобие Ринье и Фицроя: ведущий астроном с Земли и военный представитель флота; и в каждой паре царила такая же разница во мнениях, как между Ринье и Фицроем. В данный момент Кун хотел бы урвать немного времени для своих собственных астрономических наблюдений, а Робинсон, защищая интересы флота, всячески старался этого не допустить. Они спорили и о многом другом. Например, Кун любил рассказывать, как замечательно по сравнению с неэффективной бюрократией флота, сверхдержавы Земли, во главе с США, управляли миром. Но каждый раз Робинсон безжалостно опровергал эти смехотворные исторические фантазии. Горячее всего они спорили по поводу силы тяготения на станции. Генерал настаивал на самом медленном вращении, вплоть до полной ее остановки и возникновения невесомости, а Кун требовал быстрого вращения и тяготения, как на Земле.

Но разворачивающиеся события заставили забыть о распрях. «Зонд погас» значило, что двигатель его отключился. Два года назад, еще до входа в облако Оорта, зонд приступил к торможению. Для этого он повернулся двигателем к Солнцу, и пламя стало хорошо видно в телескоп. А теперь пламя погасло, и следить за зондом оказалось невозможно. Размер зонда слишком мал – вероятно, не больше грузовика, исходя из характеристик волны, оставленной им в межзвездной пыли. Даже такой мощный инструмент, как телескоп Ринье-Фицроя, не мог разглядеть столь малый предмет на периферии пояса Койпера, особенно если тот не светится сам и плохо отражает рассеянные лучи далекого Солнца.

– Три флота только и знают, что бороться за власть! До остального им и дела нет! Просто замечательно – теперь мы еще и цель потеряли!.. – гремел Кун, в запале размахивая руками. Он забыл, что станция находится в режиме невесомости, и неосторожные движения привели к тому, что он исполнил кульбит в воздухе.

Впервые генерал Робинсон не стал защищать честь флота. Азиатский флот послал три легких скоростных истребителя, чтобы следить за зондом вблизи, но после недавней перепалки трех флотов за право перехвата ККФ отозвал все корабли на базы. Азиатский флот неоднократно подавал протесты, заявляя, что со всех трех кораблей снято вооружение и внешнее оборудование, что экипаж каждого корабля для скорости состоит всего лишь из двух человек и что они при всем желании не способны к перехвату. Но Европейский и Североамериканский флоты не поддались на уговоры и настояли, чтобы все корабли вернулись, а им на смену послали три корабля, отобранных Земным конгрессом как независимой стороной. Если бы не эти споры, корабли флота уже были бы недалеко от зонда и приступили бы к отслеживанию его курса. Корабли Земли, недавно направленные Европейским содружеством и Китаем, еще даже не пересекли орбиту Нептуна.

– Пожалуй. Но, может, зонд снова включит двигатели, – ответил генерал. – Он по-прежнему движется довольно быстро, и если не затормозит, то не сможет удержаться на орбите Земли. Пролетит сквозь Солнечную систему, и все.

– Вы разве трисолярианский адмирал? Что, если зонд и не должен оставаться в Солнечной системе? Может, он и должен пролететь ее насквозь? – фыркнул Кун. И тут он сообразил: – Он же не может маневрировать с выключенным двигателем! Почему бы не рассчитать его траекторию по известному вектору и не направить туда корабль-разведчик?

Генерал покачал головой:

– Мы не настолько точно знаем его вектор. В атмосфере Земли вы можете поднять на поиск звено самолетов-перехватчиков. Но в космосе стоит допустить микроскопическую ошибку – и вы окажетесь в сотнях тысяч, если не в миллионах километров от цели. Корабль-разведчик не найдет крохотный, едва видимый зонд… Надо что-то придумать!

– Да мы-то что можем сделать? Пускай флот ищет решение.

Генерал подобрался и заговорил жестко:

– Доктор, подумайте, что случится. Нашей вины здесь нет, но газетчиков это не волнует. За слежение в глубоком космосе отвечает телескоп Ринье-Фицроя. Достанется всем, но большую часть грязи выльют на наши с вами головы.

Кун молчал, плавая в невесомости под углом к генералу. Затем спросил:

– У нас есть хоть что-нибудь мало-мальски приличное за орбитой Нептуна?

– У флота, скорее всего, ничего. У Земли… – Генерал задал вопрос дежурному и вскоре узнал, что возле Нептуна находятся четыре больших корабля, принадлежащих Организации охраны природы при ООН, экспедиция в рамках проекта «Туманный зонтик». С кораблей уже выслали три челнока следить за зондом.

– Они там масло собирают, что ли? – спросил Кун и получил утвердительный ответ. Кольца Нептуна были богаты уникальной субстанцией – масляной пленкой. При высокой температуре она испарялась, и быстро распространяющийся газ образовывал в космосе наночастицы – «космическую пыль». Ее назвали так потому, что испарения рассеивали свет, и крайне незначительное количество субстанции создавало огромное облако «пыли» – так крошечная капля масла растекается по воде и образует пленку толщиной в одну молекулу на большой площади. «Пыль», образованная из масляной пленки, имела еще одно достоинство: в отличие от других видов космической пыли, она почти не сдувалась солнечным ветром.

Открытие масляной пленки породило идею проекта «Туманный зонтик». Планировалось с помощью ядерных взрывов в космосе испарить масло и распределить получившееся облако «пыли» вдоль орбиты между Солнцем и Землей. Тогда облако поглотит часть солнечного света и умерит глобальное потепление.

– Помнится, где-то возле орбиты Нептуна еще с довоенных времен должна болтаться звездно-водородная бомба, – заметил Кун.

– Так оно и есть. Кроме того, на кораблях «Туманного зонтика» найдется еще несколько – их захватили для геологоразведки Нептуна и его спутников.

– Да и одной хватит! – возбужденно вскрикнул Кун.

Звездно-водородную бомбу разработали два века назад по плану Отвернувшегося Рей Диаса. Как он и предсказал, ведущие страны приняли ее на вооружение не для битвы Судного дня – в космосе это оружие малоэффективно, – а для возможных военных действий между людьми, осваивающими планеты Солнечной системы. Всего изготовили более пяти тысяч бомб. Пик производства пришелся на годы Великой пади, когда международные отношения ухудшились и человечество стояло на грани войны.

Великая падь закончилась, настала эпоха мира. Ужасное оружие прошлого перешло в категорию опасных и не очень нужных предметов. Формально бомбы по-прежнему принадлежали изготовившим их странам, но хранились они в космосе. Несколько штук потратили на терраформирование, а еще несколько отправили на окраину Солнечной системы, рассчитывая использовать содержащееся в них ядерное горючее в качестве топлива для космических кораблей дальнего радиуса действия. Но оказалось, что переработать бомбы на топливо непросто, и от такого их применения отказались.

– Полагаете, сработает? – спросил Робинсон. Его глаза сияли. Он немного огорчился, что такая простая идея не пришла в голову ему самому. Этот никчемный Кун увел у него из-под носа шанс войти в историю!

– Попробуйте. Ничего лучше все равно нет.

– Если ваша идея сработает, доктор, то станция Ринье-Фицроя будет всегда вращаться так быстро, как нужно для создания земного тяготения!

* * *

– Это самый большой рукотворный объект человечества, – заметил командир «Синей тени», глядя через иллюминатор в чернильную темноту космоса. Он не видел ничего, но попытался убедить себя, что наблюдает облако «пыли».

– А почему оно не светится в лучах солнца, как хвост кометы? – спросил пилот. Он и командир составляли весь экипаж «Синей тени». Пилот знал, что плотность облака «пыли» так же незначительна, как плотность кометного хвоста – другими словами, мало чем отличается от вакуума, созданного в земной лаборатории.

– Возможно, здесь слишком мало солнечного света. – Командир посмотрел в направлении Солнца. Отсюда, из одинокой точки пространства между орбитой Нептуна и поясом Койпера, Солнце выглядело большой звездой; его диск было трудно разглядеть. Но даже такой слабый свет отбрасывал тени в кабине. – Кроме того, кометный хвост виден только на расстоянии. А мы находимся на краю облака.

Пилот попытался представить себе разреженное, но гигантское облако. Несколько дней назад он и командир собственными глазами видели, насколько малый объем оно занимает в твердом состоянии. Тогда огромный космический корабль «Тихий океан», пришедший от Нептуна, доставил им пять предметов. Первым делом «Синяя тень» механической рукой ухватила звездно-водородную бомбу – цилиндр длиной пять метров и диаметром полтора. Затем манипулятор подобрал четыре сферы, каждая диаметром от тридцати до пятидесяти метров. В них хранилась масляная пленка, добытая в кольцах Нептуна.

Сферы разместили в нескольких заранее выбранных точках, на расстоянии несколько сотен метров от бомбы. Дождавшись отбытия «Тихого океана», бомбу привели в действие. Вспыхнуло небольшое солнце. Его свет и жар разорвали холодную тьму космоса, и сферы мгновенно испарились. Световое давление созданной человеком звезды раздуло газообразную масляную пленку в облако, а потом частички масла образовали облако «пыли» диаметром два миллиона километров – больше диаметра Солнца.

Облако «пыли» образовалось на пути трисолярианского зонда, насколько вектор его движения удалось вычислить по наблюдениям факела работающего двигателя. Доктор Кун и генерал Робинсон надеялись уточнить траекторию зонда по следу, который он прочертит в сотворенном человеком облаке.

Проследив за созданием облака, «Тихий океан» вернулся на базу возле Нептуна, а три небольших корабля остались, чтобы следить за зондом по следам в «пыли». «Синяя тень» была одним из этих трех. За скорость ее прозвали «космической гончей». Корабль состоял из маленькой кабины, в которой помещалось до пяти человек, и термоядерного двигателя. Такая компоновка позволяла достичь значительного ускорения и маневрировать на высоких перегрузках.

Как только облако сформировалось, «Синяя тень» пролетела сквозь него, чтобы проверить, возникают ли волны. Результат удовлетворил всех. Разумеется, увидеть волны можно было только через телескоп, с расстояния в сто астрономических единиц. Наблюдения с «Синей тени» никаких волн не обнаружили – космос вокруг оставался таким же пустым, как всегда. Тем не менее, пройдя сквозь облако, пилот стал уверять, что Солнце там светит тусклее, а его обычно резко очерченный край немного расплывается. Измерения, сделанные бортовыми приборами, подтвердили его наблюдения.

– Осталось меньше трех часов. – Командир бросил взгляд на хронометр. Пылевое облако, этот гигантский, но практически невесомый спутник Солнца, двигалось по своей орбите. Если оно уйдет с пути зонда, то придется сформировать еще одно.

– Все надеешься, что мы его догоним? – спросил пилот.

– Почему нет? И войдем в историю!

– А эта штука на нас не нападет? Мы же гражданские. Такими делами положено заниматься военному флоту.

В этот момент пришло сообщение со станции Ринье-Фицроя. Трисолярианский зонд вошел в облако «пыли» и оставил за собой след. По нему с высокой точностью рассчитали курс зонда. «Синей тени» приказали немедленно выдвинуться к позиции зонда и осуществлять слежение за его траекторией.

Станция находилась на расстоянии, превышавшем 100 а. е.[107], поэтому радиосигнал провел в пути десять с лишним часов. Но это уже не имело значения – на станции учли даже торможение зонда невесомым облаком «пыли». Встреча с посланцем Трисоляриса теперь была лишь вопросом времени.

«Синяя тень» легла на курс и снова вошла в облако, на сей раз преследуя трисолярианский зонд. Погоня была долгой – более десяти часов. И пилот, и командир устали и клевали носом, но постоянно сокращающийся разрыв не давал им заснуть.

– Я вижу его! Я вижу его! – закричал пилот.

– О чем ты? До зонда больше четырнадцати тысяч километров! – укорил его напарник. Рассмотреть зонд размером с грузовик на расстоянии в четырнадцать тысяч километров было совершенно нереально, даже в чистейшем вакууме. Но вскоре он и сам увидел светлую точку на темном фоне космического пространства. Она двигалась точно по рассчитанной траектории.

Через мгновение командир понял: облако «пыли» размером больше Солнца оказалось ненужным. Трисолярианский зонд снова включил двигатель и возобновил торможение. Он не намеревался проскочить сквозь Солнечную систему. Он собирался здесь остаться.

* * *

Церемонию передачи полномочий капитана «Естественного отбора» провели без затей, поскольку это было краткосрочное назначение на должность. Присутствовали только капитан Дунфан Яньсюй, и. о. капитана Чжан Бэйхай, первый вице-капитан Левин, второй вице-капитан Акира Иноуэ и несколько офицеров Генерального штаба.

Несмотря на все технологические новшества этого века, фундаментальные науки стояли на месте. Передача прав доступа на «Естественном отборе» происходила хорошо знакомым Чжан Бэйхаю способом: трехфакторной идентификацией по сетчатке глаз, отпечаткам пальцев и паролю.

Как только офицеры Генерального штаба перепрограммировали биометрические данные капитана, Дунфан Яньсюй сообщила Чжан Бэйхаю пароль: «Men always remember love because of romance only»[108].

– Вы не курите, – спокойно заметил он.

– К тому же марка исчезла в годы Великой пади, – разочарованно добавила капитан и опустила глаза.

– Но пароль неплох. Даже в мое время его мало кто знал.

Капитан и вице-капитаны вышли из помещения, предоставив Чжан Бэй-хаю в уединении ввести свой собственный пароль и получить полный доступ к управлению «Естественным отбором».

– Он не дурак, – заметил Акира Иноуэ, когда дверь в сферический отсек растворилась в стене.

– Мудрость древних, – ответила Дунфан Яньсюй, вглядываясь в участок стены, где только что была дверь, будто пытаясь пронзить ее взором. – Нам никогда не постичь знаний, которые он принес с собой из своего времени; а они способны научиться всему тому, что знаем мы.

Трое офицеров замолчали и замерли в ожидании. Прошло пять минут – более чем достаточно, чтобы сменить пароль, особенно если учесть, что будущий капитан Чжан Бэйхай оказался самым способным оператором систем управления в его группе Контингента поддержки будущего. Прошло еще пять минут. Два вице-капитана начали в нетерпении летать по коридору, но Дунфан Яньсюй осталась на месте.

Наконец в стене появилась дверь. К их удивлению, стены сферической каюты оказались черными. На них светилась голографическая звездная карта. Метки объектов были отключены; на стенах мерцали лишь сами звезды. Из дверного проема казалось, будто Чжан Бэйхай висит снаружи корабля, а рядом с ним плавает панель управления.

– Я закончил, – сообщил он.

– Но почему так долго? – проворчал Левин.

– Вы что, смаковали радость обретения власти над «Естественным отбором»? – съязвил Акира Иноуэ.

Чжан Бэйхай не ответил. Он смотрел не на панель управления, а на звезду в дальнем секторе карты. Дунфан Яньсюй обратила внимание, что там, куда он смотрел, подмигивал зеленый огонек.

– Это просто смешно, – подхватил Левин. – Позвольте напомнить, что полковник Дунфан Яньсюй по-прежнему является капитаном корабля. Должность исполняющего обязанности капитана – не более чем изолирующая перегородка. Прошу прощения, если я выразился грубо, но таковы факты.

– Да и режим этот введен ненадолго, – продолжил Акира Иноуэ. – Расследование на флоте подходит к концу. Практически доказано, что «проштампованных» нет.

Он хотел еще что-то сказать, но тихий вскрик капитана «О боже!» прервал его речь.

Два вице-капитана проследили ее взгляд до панели управления и только теперь заметили установленный Чжан Бэйхаем режим работы «Естественного отбора».

Корабль находился в режиме дистанционного управления; проверка погружения экипажа перед максимальным ускорением не действовала. «Каналы связи заблокированы». «Подготовка к старту выполнена». Достаточно было нажать одну кнопку, и «Естественный отбор» пойдет на полной тяге двигателей к выбранной на карте точке.

– Нет, этого не может быть! – бормотала Дунфан Яньсюй. Ее никто не слышал; она говорила сама с собой, как бы отвечая на свое упоминание Бога. Она никогда не верила в Бога, но теперь начала искренне молиться.

– Вы сошли с ума? – вскричал Левин. Он с Акирой Иноуэ ринулись к двери отсека и со всего размаху врезались в переборку. Двери не было – Чжан Бэйхай всего лишь сделал участок стены прозрачным.

– «Естественный отбор» начинает разгон под «тягой четыре». Всему экипажу немедленно принять состояние погружения. – Каждое слово Чжан Бэй-хая, произнесенное спокойным, торжественным голосом, повисало в воздухе, словно застывшее на холодном ветру.

– Этого не может быть! – выдохнул Акира Иноуэ.

– Вы «проштампованный»? – спросила Дунфан Яньсюй, быстро взявшая себя в руки.

– Вы же знаете, что это невозможно.

– Вы из ОЗТ?

– Нет.

– Кто же вы тогда?

– Солдат, исполняющий свой долг в борьбе за выживание человечества.

– Зачем вы это делаете?

– Я объясню по окончании разгона. Повторяю: всему экипажу немедленно принять состояние погружения.

– Нет, этого не может быть! – шептал Акира Иноуэ.

Чжан Бэйхай обернулся и, не обращая внимания на двух вице-капитанов, посмотрел прямо на Дунфан Яньсюй. Его взгляд напомнил ей эмблему китайских космических сил – звезду и острые мечи.

– Дунфан, я же говорил, что мне будет очень жаль, если я буду вынужден вас убить. Поторопитесь!

Вокруг Чжан Бэйхая стала появляться дыхательная жидкость. В невесомости она собиралась в шары; их поверхность карикатурно отражала и Чжан Бэйхая, и панель управления, и звездную карту. Вскоре шары начали объединяться. Два вице-капитана посмотрели на Дунфан Яньсюй.

– Делайте, как он говорит. Всему экипажу перейти в состояние погружения, – приказала капитан.

Вице-капитаны уставились на Дунфан Яньсюй. Они хорошо знали, чем кончится «тяга четыре» для любого незащищенного человека. Его тело прижмет к стене тяготением, превышающим земное в 120 раз. Сначала под неимоверным весом из него брызнет кровь и тончайшим слоем растечется, как клякса, во все стороны. Потом выдавит органы, которые размажутся другим тонким слоем, и, спрессованные тяжестью вместе с трупом, создадут уродливую картину в стиле Дали…

По пути к своим каютам они приказали подчиненным перейти в состояние погружения.

– Вы молодец, капитан. – Чжан Бэйхай кивнул Дунфан Яньсюй. – Быстро овладели собой.

– Куда мы летим?

– Куда бы мы ни летели, все лучше, чем оставаться здесь.

И тут дыхательная жидкость заполнила каюту. Дунфан Яньсюй видела лишь расплывчатые очертания его тела.

В толще полупрозрачной жидкости Чжан Бэйхай вспоминал, как два века назад инструкторы ВМФ учили его нырять. Он даже не догадывался, что всего лишь в двадцати метрах под поверхностью океана царит полная темень. Здесь, в космосе, он снова встретился с тем же ощущением. Земной океан был миниатюрным космосом. Чжан Бэйхай попробовал дышать, но рефлекторно закашлялся; изо рта пошли пузыри. Судорога сотрясла тело. Но против ожиданий он не задохнулся – как только прохладная жидкость заполнила легкие, кислород снова пошел в кровь. Он дышал свободно, как рыба.

На панели управления замелькали данные о переходе в состояние погружения всех членов экипажа. Так продолжалось минут десять. Затем сознание Чжан Бэйхая «поплыло» – в дыхательную жидкость добавили снотворное. Когда начнется перегрузка, кровяное давление повысится, а насыщение крови кислородом снизится. Спящий мозг выдержит «тягу четыре» без вреда.

Чжан Бэйхай почувствовал, что дух его отца рядом – он возник из небытия и стал единым целым с кораблем. Чжан Бэйхай нажал кнопку и мысленно отдал приказ, к которому шел всю жизнь:

«Естественный отбор», полный вперед, тяга четыре!»

* * *

На орбите Юпитера вспыхнуло небольшое солнце. Его яркий свет заглушил мерцание атмосферы планеты. Прихватив солнце с собой, космический корабль звездного класса «Естественный отбор» аккуратно покинул стоянку базы Азиатского флота и начал энергично разгоняться. Тени других кораблей, каждая больше Земли, побежали по Юпитеру. Через десять минут планету затмила еще большая тень – «Естественный отбор» миновал Ио.

К этому времени командование Азиатского флота подтвердило невероятный факт: «Естественный отбор» дезертировал.

Европейский и Североамериканский флоты немедленно засыпали Азиатский флот кучей протестов и предупреждений, изначально полагая, что столкнулись с самовольной попыткой перехватить трисолярианский зонд. Но вскоре, вычислив курс «Естественного отбора», они поняли, что ошиблись. Корабль двигался в сторону, противоположную нашествию с Трисоляриса.

«Естественный отбор» неоднократно вызывали по радио, но в конце концов поняли, что ответа не будет. Командование приказало выслать корабли в погоню, однако очень быстро выяснилось, что с беглецом ничего нельзя поделать. Базы на четырех спутниках Юпитера располагали достаточной огневой мощью, чтобы уничтожить «Естественный отбор», но командование в любом случае не стало бы стрелять в дезертира. Скорее всего, на борту корабля лишь горстка изменников – а может быть, только один. Остальной экипаж – две с лишним тысячи человек, погруженных в дыхательную жидкость, – стал просто заложником. Офицеры, командующие установками гамма-лазеров на Европе, бессильно наблюдали, как рукотворное солнце пролетает мимо, осеняя бесконечные ледяные поля юпитерианского спутника мертвенно-белым светом.

«Естественный отбор» пересек орбиты шестнадцати лун Юпитера. Недалеко от орбиты Каллисто корабль достиг скорости убегания. Для наблюдателя на базе Азиатского флота маленькое солнце сжалось в яркую звезду. Она понемногу тускнела целую неделю, как космическое напоминание о боли, причиненной Азиатскому флоту.

Высланному в погоню отряду тоже требовалось принять состояние погружения. Через сорок пять минут после старта «Естественного отбора» Юпитер осветили еще шесть солнц.

Штаб Азиатского флота остановил вращение. Командующий застыл возле иллюминатора и молча разглядывал ночную сторону Юпитера. Десятью тысячами километров ниже в атмосфере сверкали молнии. Жесткая радиация двигателей «Естественного отбора» и отряда преследования ионизировала атмосферу и породила многочисленные грозы. Яркие пятна вспыхивали то там, то здесь; с дальнего расстояния поверхность Юпитера походила на пруд, над которым идет светящийся дождь.

* * *

«Естественный отбор», соблюдая радиомолчание, разогнался до одного процента от скорости света – «точки невозврата» по расходу топлива. Теперь корабль не мог вернуться в Солнечную систему без дозаправки. Ему предстояло до конца своих дней в одиночестве бороздить Вселенную.

Командующий Азиатским флотом разглядывал звезды, без особого успеха пытаясь найти одну, особенную, ибо все, что можно было видеть в том направлении, – это далекое пламя двигателей кораблей преследования. Вскоре ему доложили: «Естественный отбор» прекратил разгон. Еще через несколько минут «Естественный отбор» вышел на связь с флотом. Разделяющие их пять миллионов километров вызывали задержку больше десяти секунд.

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР: «Естественный отбор» вызывает Азиатский флот! «Естественный отбор» вызывает Азиатский флот!

АЗИАТСКИЙ ФЛОТ: «Естественный отбор», флот вас принимает. Доложите обстановку!

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР: Я исполняющий обязанности капитана Чжан Бэйхай. Я буду говорить непосредственно с командующим флотом.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Слушаю.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Я беру на себя всю ответственность за уход корабля со стоянки.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Другие виновные есть?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Нет. Никто, кроме меня, не виноват в происшедшем. Никто из экипажа не вовлечен в эти события.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Мне нужно переговорить с капитаном Дунфан Яньсюй.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Не сейчас.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Доложите состояние корабля.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Корабль в порядке. Все члены экипажа, кроме меня, остаются в погружении. Генераторы и система жизнеобеспечения работают в штатном режиме.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Какова причина вашего предательства?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Я дезертир, но не предатель.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Поясните!

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Человечество неизбежно проиграет битву. Я хочу сохранить хотя бы один из земных кораблей звездного класса, чтобы у человечества был шанс возродиться.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: В таком случае вы эскапист!

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Я просто солдат, исполняющий свой долг.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Вам наложили ментальную печать?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Вы же знаете, что это невозможно. Когда я лег в анабиоз, такой технологии еще не было.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Тогда я не понимаю, почему вы настолько убеждены в поражении.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Мне не нужна ментальная печать. Я сам решаю, во что верить. Моя вера непреклонна потому, что порождена не моими личными догадками. В самом начале трисолярианского кризиса мой отец и я стали серьезно задумываться о наиболее фундаментальных аспектах грядущей войны. Со временем вокруг нас собралась группа мыслителей. Среди них были ученые, политики, военные. Мы называли себя «историками будущего».

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Вы были тайной организацией?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Нет. Мы рассматривали самые общие вопросы и обсуждали их открыто. Правительство и армия даже помогли нам организовать несколько научных конференций по истории будущего. Основываясь на этих исследованиях, я пришел к выводу, что человечество обречено.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Уже давно доказано, что все эти теории ошибочны.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Командующий, вы их недооцениваете. Теория предсказала не только Великую падь, но и вторую эпоху Просвещения, и второе Возрождение. Их прогноз современной эры роскоши не отличить от реальности! И, наконец, они предсказали, что человечество потерпит сокрушительное поражение в битве Судного дня и будет стерто с лица Земли.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: А вы не забываете, что находитесь на космическом корабле, способном разогнаться до пятнадцати процентов от скорости света?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Кавалерия Чингисхана атаковала со скоростью мотопехоты XX века. Стационарный лук династии Сун бил на полторы тысячи метров – не меньше, чем современный мне автомат. Но всадники древности и луки не могут соперничать с современной армией. Фундаментальные науки – залог успеха. Исследователи истории будущего это четко обосновали. Вы же ослеплены сиянием умирающих примитивных технологий; вы изнежились в яслях цивилизации. Вы даже не пытаетесь собраться с духом и подготовиться к грядущему судьбоносному сражению.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Вы сын великой армии, не раз побеждавшей неприятеля, который был лучше вооружен. Она одержала победу в одной из величайших войн Земли, сражаясь исключительно захваченным у противника оружием[109]. Ваше поведение – позор для этой армии.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Уважаемый командующий, мне лучше знать, о чем я говорю. Три поколения моей семьи служили в армии. На войне в Корее мой дед атаковал танк «Першинг» с гранатой в руке. Граната отскочила от брони и только потом взорвалась. Танк получил пару царапин; дед попал под огонь танкового пулемета, а по его ногам проехались гусеницы. Остаток жизни он провел в инвалидной коляске. Но по сравнению с двумя другими солдатами, которых раздавило в кашу, ему повезло… Именно тогда мы поняли, как дорого на войне обходится технологическое отставание. Вы судите о славном прошлом по учебникам истории; а наша боль замешана на крови отцов и дедов. Мы знаем о войне намного больше вас.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Как долго вы вынашивали этот предательский замысел?

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Повторяю, я дезертир, но не предатель. Первая задумка этого плана возникла у меня, когда я в последний раз встречался с отцом – его глаза подсказали мне, что делать. Понадобилось два века, чтобы план стал реальностью.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: И для этого вы нацепили маску триумфа-листа. Что ж, отлично сработано!

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Генерал Чан Вэйсы почти разгадал мою игру.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Это так. Он никак не мог понять, на чем зиждется ваш триумфализм, и это не давало ему покоя. Подозрения стали сильнее, когда вы заинтересовались кораблями с электромагнитным двигателем, способными к межзвездным перелетам. Он всегда возражал против включения вас в Контингент поддержки будущего, но не мог пойти против приказа начальства. Генерал предупредил нас письмом, но сделал это так тонко, в стиле вашего времени, что его намек мы просто не заметили.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Мне пришлось убить трех человек ради шанса постройки космических кораблей, способных к межзвездным перелетам.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Мы этого не знали. Возможно, никто не знал. Но ясно одно: правильный выбор направления исследований впоследствии обеспечил развитие технологии полетов в космосе.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Спасибо на добром слове.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Скажу также, что ваша затея провалится.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Возможно. Но пока что все идет по плану.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: «Естественный отбор» был заправлен термоядерным топливом лишь на одну пятую объема баков.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Мне пришлось действовать без промедления. Другого шанса могло и не подвернуться.

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Это значит, что вы можете разогнаться только до одного процента от скорости света. Вы не можете тратить остаток топлива, поскольку оно необходимо для питания системы жизнеобеспечения на протяжении долгого времени – от десятилетий до веков. Но при такой скорости вас скоро догонит отряд преследования.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Я по-прежнему командую «Естественным отбором».

КОМАНДУЮЩИЙ ФЛОТОМ: Верно. Кроме того, как вы знаете, нас беспокоит и другое обстоятельство. Если преследователи подойдут слишком близко, вам придется снова запустить двигатели, расходуя топливо, – рано или поздно система жизнеобеспечения отключится, и «Естественный отбор» при почти абсолютном нуле за бортом превратится в корабль мертвецов. Поэтому я приказал кораблям преследования пока не приближаться. Мы убеждены, что капитан и экипаж разберутся сами.

ЧЖАН БЭЙХАЙ: Я тоже убежден, что все сложности в конце концов разрешатся. Я несу свой груз ответственности, но не сомневаюсь, что «Естественный отбор» движется в верном направлении.

* * *

Ло Цзи рывком проснулся и сразу признал еще один доживший до этих дней обычай: хлопушки. Он посмотрел в окно. В рассветном сумраке пустыня казалась белой; кое-где ее озаряли вспышки фейерверков и хлопушек.

В дверь кто-то нетерпеливо забарабанил и тут же, не дожидаясь ответа, распахнул ее. В комнату с раскрасневшимся от возбуждения лицом влетел Ши Сяомин и крикнул, чтобы Ло включил телевизор – там шли новости.

Ло Цзи редко смотрел телевизор. Поселившись в поселке Новая Жизнь-5, он вернулся к старому образу жизни. Он высоко его ценил, испытав после пробуждения чересчур напористое приветствие этой эпохи. Пока что Ло Цзи не хотел ничего знать о делах современности. Большую часть дня он вспоминал Чжуан Янь и Сяся. Он уже подал документы на пробуждение, но, по установленным правительством законам, их разбудят только через два месяца.

Ло Цзи включил телевизор. Диктор сообщал, что пять часов назад телескоп Ринье-Фицроя засек прохождение трисолярианского флота сквозь еще одно облако межзвездной пыли. Такое случилось уже в седьмой раз за два века. Строй кораблей давно распался, и характерная форма «щетки» стала неузнаваемой. Так же как при прохождении второго облака, вперед выдавалась одна «щетинка». На сей раз, однако, вычисления показали, что это не зонд, а боевой корабль. Завершив разгон и пассивную фазу полета, некоторые корабли Трисоляриса приступили к торможению пятнадцать лет назад. Десять лет назад тормозило уже большинство кораблей. Не вызывало сомнения, что этот одиночный корабль даже не начинал замедляться. Более того, по оставленным им в пыли следам определили, что он продолжает разгон! Если такой режим полета сохранится, он достигнет Солнечной системы на пятьдесят лет раньше остального флота.

Вторжение одиночного корабля в Солнечную систему, находящуюся под защитой мощного флота, явилось бы самоубийством. Оставался только один вариант: его послали, чтобы вести переговоры. За годы наблюдений удалось измерить предельное ускорение каждого корабля. Получалось, что лидеру флота не удастся в достаточной мере сбросить скорость; через 150 лет он без остановки пройдет сквозь Солнечную систему. По этому поводу выдвигали две теории. Одна утверждала, что корабль ожидает помощи с торможением от землян. По другой – он по пути сбросит челнок с делегацией, а уж тот сможет остановиться вовремя.

– Но если они хотят переговоров, то почему не сообщат об этом через софоны? – спросил Ло Цзи.

– Это легко объяснить! – воодушевленно заговорил Ши Сяомин. – Они же думают совсем не так, как мы! Их разум открыт друг другу, поэтому они полагают, что нам об этом уже известно!

Объяснение оставляло желать лучшего, но Ши Сяомин так радовался, будто солнце сегодня должно взойти раньше обычного, и Ло Цзи порадовался вместе с ним.

А когда солнце и в самом деле взошло, праздник достиг апогея. Поселок в пустыне был лишь маленьким кусочком мира. Основные торжества развернулись в подземных городах. Люди покинули свои развешанные на ветвях дома и спустились на землю. Они настроили одежду на максимальную яркость и разгуливали посреди переливающегося моря света. Под каменными сводами расцветали виртуальные фейерверки; порой их вспышки покрывали все небо, сиянием соперничая с солнцем.

Поток новостей продолжался. Сперва правительство проявляло осторожность, и официальные лица неустанно повторяли, что нет никаких фактов, подтверждающих намерения Трисоляриса вести переговоры. Но в то же время ООН и ККФ поспешно созвали совещания на высшем уровне, чтобы обсудить протокол переговоров и условия капитуляции.

В поселке Новая Жизнь-5 празднество ненадолго остановили, чтобы приехавший из города политик выступил с речью. Он был фанатичным сторонником проекта «Луч солнца» и воспользовался моментом, чтобы привлечь на свою сторону голоса проснувшихся.

«Луч солнца» был проектом ООН. Его суть заключалась в том, что, если человечество победит в битве Судного дня, выжившим трисолярианам следует предоставить территорию в Солнечной системе. Существовало несколько вариантов проекта.

По минимальному варианту предполагалось выделить резервации на Плутоне, Хароне и спутниках Нептуна. Там позволят жить только членам экипажа флота Трисоляриса. В таких условиях не обойтись без термоядерной энергетики и поставок с Земли, но даже тогда жизнь будет суровой.

По максимальному варианту трисолярианам отходил весь Марс, и на планете могли жить все трисоляриане, а не только экипажи флота. Это, не считая Земли, были самые лучшие условия для жизни в Солнечной системе.

Другие варианты большей частью находились между этими крайностями, но попадались и необычные предложения: скажем, принять трисоляриан на Земле. Проект «Луч солнца» получил одобрение среди некоторых держав Земли и космоса, и те под нажимом многих неправительственных организаций даже начали строить предварительные планы. Однако проснувшиеся резко возражали; они даже прозвали сторонников проекта «Дунго», по имени добросердечного книжника из басни, спасшего волка от охотников[110].

Как только политик заговорил, толпа принялась выражать свое неодобрение, швыряя в него помидорами. Пригнувшись, он увещевал:

– Хотел бы напомнить всем вам, что мы живем в эпоху гуманизма, последовавшую за вторым Возрождением. Мы относимся с величайшим уважением к жизни и культуре любой расы. Вас же осеняет свет нашего времени! Проснувшиеся получают полное гражданство, и их никто не ограничивает в правах. Эти принципы записаны в Конституции и своде законов, но самое важное – они живут в наших сердцах. Я уверен, что вы цените их по достоинству. Цивилизация Трисоляриса также заслуживает уважения, и у нее тоже есть право на существование. Проект «Луч солнца» – вовсе не благотворительность. Это подтверждение и выражение ценности самой человеческой цивилизации. Если мы… Эй вы, идиоты! Исполняйте свои обязанности!

Последние слова политик адресовал своим помощникам. Те увлеченно подбирали с пола помидоры – ведь в подземном городе они немало стоили. Когда проснувшиеся заметили, что происходит, они начали закидывать сцену также огурцами и картофелем. Таким образом, небольшая стычка закончилась всеобщим весельем.

В полдень во всех семьях начался праздничный обед. На траве разложили обильную еду из натуральных продуктов для гостей из города, приехавших присоединиться к празднику. Среди них был и политик Дунго со свитой. Ели, пили и веселились весь день, до заката – в тот вечер он оказался особенно красив. Красно-оранжевое солнце окрасило море песка за околицей в нежный кремовый цвет, а высокие барханы напоминали уснувших женщин…

Ближе к ночи очередное сообщение подстегнуло энтузиазм утомившихся людей: ККФ принял решение объединить все 2015 кораблей звездного класса Азиатского, Европейского и Североамериканского флотов в один отряд и послать его на перехват трисолярианского зонда недалеко от орбиты Нептуна!

После таких новостей в небо снова полетел фейерверк, и пирушка разгорелась с новой силой. Однако кое-кто принялся ехидничать:

– Послать две тысячи кораблей на перехват малюсенького зонда?

– Это как зарубить одну курицу двумя тысячами топоров!

– Именно так! Все равно что расстреливать комара из двух тысяч пушек! Не такая уж у него крепкая броня!

– Эй, народ, войдите в положение ККФ, ведь это может оказаться его первым и последним шансом повоевать с Трисолярисом!

– Ну да. Если такое можно назвать войной.

– Все нормально, ребята! Считайте это военным парадом в честь Земли! Полюбуемся на наш суперфлот! Он же перепугает трисоляриан до усрачки! Они даже до сортира добежать не успеют! Если, конечно, у них есть задницы.

Всеобщий ржач.

Около полуночи пришло следующее сообщение: объединенный флот вылетает с баз на Юпитере! Желающим посмотреть объяснили, что флот будет виден невооруженным глазом в южной части неба. Празднующие теперь успокоились и начали высматривать на небе Юпитер. Это оказалось непросто, но с помощью астронома, выступавшего по телевидению, они наконец обнаружили планету на северо-западе. Свет двигателей флота все еще летел к Земле с расстояния в пять астрономических единиц. Через сорок пять минут Юпитер вспыхнул, превзойдя яркостью Сириус. Потом сияющая звезда поплыла в сторону от планеты, словно душа, расстающаяся с телом. А планета вернулась к своей обычной яркости. Таким оказался старт объединенного флота.

Одновременно до Земли добралась видеотрансляция отбытия флота. На экранах телевизоров посреди черноты космоса загорелись две тысячи солнц. Ровный прямоугольный строй в вечной ночи космоса устрашал своим величием. В голове вертелась лишь одна цитата: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет».

В сиянии двух тысяч солнц казалось, что Юпитер и его спутники объял огонь. В атмосфере планеты, разогретой излучением, засверкали молнии, и их вспышки залили электрическим светом всю полусферу Юпитера. Флот разгонялся, сохраняя безупречный строй; корабли затмевали собой Солнце, а потом величаво, с мощью грозового облака, уходили в открытый космос, как бы заявляя Вселенной: человеческая раса благородна и непобедима. Дух человека, двести лет назад подавленный видом трисолярианского флота, стал вновь свободен. Все звезды Галактики скромно пригасили свой блеск, когда Человек и Бог гордо ступили во Вселенную уже как единая сущность.

Народ плакал и смеялся; некоторые громко рыдали. Во всей истории не было еще такого момента, когда каждый радостно и гордо называл себя человеком.

Но кое-кто не поддался всеобщей эйфории. Ло Цзи был из этих людей. Осматривая толпу, он приметил еще одного сохраняющего хладнокровие человека. В стороне от собравшихся, прислонившись к опоре громадного голографического экрана и покуривая сигарету, стоял и безучастно смотрел на гуляк Ши Цян.

Ло Цзи подошел к нему и спросил:

– Что ты…

– А, парень, привет. Я тут на работе. – Да Ши указал на море людей. – От веселья до несчастья один шаг. Того и гляди что-нибудь стрясется, самое время. Помнишь выступление господина Дунго этим утром? Если бы я не подсунул толпе под руку помидоры, его закидали бы камнями.

Ши Цяна недавно назначили начальником полиции поселка Новая Жизнь-5. Проснувшимся казалось странным, что кого-то из Азиатского флота, то есть не гражданина Китая, приняли на официальную правительственную должность. Впрочем, своей работой он заслужил признание жителей.

– Да и вообще, я редко пускаюсь в пляс хоть по какому поводу, – добавил он, хлопая Ло Цзи по плечу. – Как и ты, кореш.

– Как и я, – кивнул Ло Цзи. – Я вообще редко восторгался картинами радужного будущего. Я всегда предпочитал «здесь и сейчас». У меня и у будущего нет ничего общего, хотя меня и затолкали на время в мессии. Может быть, теперь мне воздается за постоянную жизнь одним днем. Ладно, я пошел спать. Веришь или нет, Да Ши, но мне сегодня удастся заснуть!

– Пойди поговори с коллегой. Он только что прибыл. Победа человечества может его не обрадовать.

Ло Цзи немного растерялся, услышав эти слова. Но, вглядевшись в указанного Ши Цяном человека, он с удивлением узнал бывшего Отвернувшегося, Билла Хайнса. Тот стоял с пепельно-серым лицом, как будто в трансе, недалеко от Ши Цяна. Только теперь он заметил Ло Цзи. Они обнялись; Ло Цзи почувствовал, что Хайнс дрожит от слабости.

– Я приехал, чтобы встретиться с тобой, – сказал Хайнс. – Лишь мы двое, отбросы истории, способны понять друг друга. Но я боюсь, что даже ты не поймешь меня.

– Что случилось с Кейко?

– Помнишь комнату медитации в здании Генеральной Ассамблеи ООН? Там редко кто появлялся. Лишь туристы заглядывали время от времени… Припоминаешь блок железной руды? Она легла на него и совершила сеппуку.

– Ох…

– Перед смертью она прокляла меня, сказав, что моя жизнь будет хуже смерти, поскольку на мне ментальная печать пораженца, в то время как человечество побеждает. Она не ошиблась. У меня все болит. Конечно, я рад победе, но не способен поверить в нее. В моем сознании как будто два гладиатора сражаются. Поверить в победу намного сложнее, чем поверить в то, что вода не ядовита.

Ло Цзи и Ши Цян организовали комнату для Хайнса, а потом Ло Цзи вернулся в свою и вскоре заснул. Ему опять снились Чжуан Янь и дочка. Когда он проснулся, в окно светило солнце, а за окном продолжался праздник.

* * *

«Естественный отбор» со скоростью один процент от световой летел от Юпитера к орбите Сатурна. Позади корабля маленькой точкой сияло Солнце, а впереди разгорался Млечный Путь. Курс вел в сторону созвездия Лебедя; в просторе открытого космоса скорость не ощущалась. Если бы поблизости нашелся наблюдатель, ему бы показалось, что «Естественный отбор» завис в пустоте. Для человека внутри корабля все движение во Вселенной остановилось, и корабль замер между Солнцем и Млечным Путем. Время прекратило свой ход.

– Вы потерпели неудачу, – заявила Дунфан Яньсюй Чжан Бэйхаю. Весь экипаж, кроме них двоих, по-прежнему спал в состоянии погружения. Чжан Бэйхай не покидал запертой сферической каюты; Дунфан Яньсюй не могла войти и вынуждена была разговаривать через интерком. Часть стены оставалась прозрачной, и она видела плавающего в центре помещения человека, который похитил самый мощный боевой корабль человечества. Чжан Бэй-хай склонил голову, собираясь что-то записать в блокнот. Перед ним висела панель управления, на которой высвечивалась готовность к режиму «тяга четыре». Нужно только нажать одну кнопку. Вокруг него плавали несколько шаров дыхательной жидкости, которые он еще не успел убрать. Его военная форма уже просохла, но складки на ней придавали Чжан Бэйхаю усталый вид, отчего казалось, будто он разом постарел.

Он проигнорировал вопрос и продолжил писать, наклонив голову.

– Преследователи находятся в 1,2 миллиона километров от нас, – добавила Дунфан.

– Знаю. – Чжан Бэйхай не поднял головы. – Вы приняли мудрое решение, оставив экипаж в состоянии сна.

– По-другому не получилось бы. Офицеры и рядовые разнесли бы вашу каюту вдребезги. А если бы вы включили «тягу четыре», то убили бы всех. Поэтому преследователи и не подходят ближе.

Он не ответил. Перелистнув страницу, он продолжил писать.

– Вы бы так не поступили, верно? – тихо спросила она.

– Вам и в голову не могло прийти, что я сделаю то, что сделал. – Он на пару секунд умолк, а потом продолжил: – Люди моего времени мыслят иначе, чем вы.

– Но мы ведь не враги!

– Не существует постоянных врагов и постоянных союзников. Постоянен лишь долг.

– Тогда ваш пессимизм насчет войны необоснован. Трисолярис продемонстрировал, что стремится к переговорам. Объединенный флот Солнечной системы вышел на перехват зонда. Война закончится победой человечества!

– Я знаком с новостями.

– И вы по-прежнему настаиваете на пораженчестве и эскапизме?

– Да.

Капитан в раздражении потрясла головой:

– Вы и в самом деле мыслите не так, как мы. Например, вы с самого начала знали, что ваш план провалится, поскольку «Естественный отбор» заправлен лишь на двадцать процентов и его непременно догонят.

Чжан Бэйхай отложил карандаш и спокойным, как вода, взором посмотрел на собеседницу сквозь окно в стене каюты.

– Мы все здесь солдаты. Но знаете ли вы, в чем заключается главное различие между солдатами прошлого и вами? Вы планируете свои действия, вычисляя их возможный исход. А мы исполняем свой долг независимо от результата. Мне был дан единственный шанс, и я им воспользовался.

– Вы просто себя успокаиваете.

– Нет. Таков мой характер. Дунфан, я не ожидаю от вас понимания. Все-таки нас разделяют два столетия.

– Хорошо, вы исполнили свой долг, но ваша эскапистская выходка безнадежна. Сдайтесь!

Он улыбнулся и опустил глаза на блокнот.

– Еще рано. Мне нужно все записать. Все, что случилось за эти два столетия, – это поможет тем немногим здравомыслящим, которые будут жить в следующие два века.

– Вы же можете продиктовать компьютеру!

– Нет. Я привык писать от руки. Бумага надежнее, чем компьютер. Не беспокойтесь, всю ответственность я беру на себя.

* * *

Дин И выглянул в широкий иллюминатор «Кванта». Голографический монитор в его сферической каюте обеспечивал лучшее качество изображения, но Дин предпочитал видеть все своими глазами. Он находился на огромной плоскости, состоящей из двух тысяч небольших ослепительных солнц, в чьих лучах его седая шевелюра казалась объятой пламенем.

Он начал привыкать к этой картине со дня старта объединенного флота, но ее величественность по-прежнему потрясала. Флот поддерживал такой строй не только для вида. В традиционном строе «змейкой» излучение двигателей кораблей, идущих впереди, заливало бы корабли, идущие следом. В нынешнем прямоугольном построении расстояние между кораблями составляло двадцать километров. Даже учитывая, что каждый корабль в три-четыре раза превосходил размером океанский авианосец, с такого расстояния они выглядели крохотными точками. Лишь пламя термоядерных двигателей выявляло их присутствие в космосе.

Объединенный флот следовал в плотном строю; им пользовались только на параде. В походном строю между кораблями оставляли от трехсот до пятисот километров. Двадцать километров – для морских судов это было бы все равно что идти борт о борт. Многие генералы возражали против такого плотного строя, но и в обычных построениях были недостатки. Прежде всего надо было дать каждому кораблю шанс вступить в сражение. Если подойти к зонду в обычном строе, даже при минимальном сближении корабли с краю окажутся в десятках тысяч километров от цели. Если при захвате зонда разгорится битва, большинству кораблей не доведется принять в ней участие – и в учебники истории впишут, что им не повезло.

Три флота также не могли перегруппироваться в свои собственные построения – тогда будет невозможно определить, кому достанется наиболее почетное место. Поэтому решили двигаться плотным строем – так плотно, как только возможно. Парадный строй выводил все корабли в зону боевых действий вокруг зонда.

Была и еще одна причина, по которой остановились на парадном строе. ККФ и ООН настаивали на зрелищном видеоряде – но не для устрашения Трисоляриса, а чтобы произвести впечатление на землян. Обе группы придавали огромное значение психологическому и политическому эффекту этого видео. Главные силы Трисоляриса в двух световых годах, поэтому парадному строю ничто не угрожало.

«Квант» располагался в углу построения, и Дин И мог видеть большую часть флота. Как только они пересекли орбиту Сатурна, корабли повернулись двигателями вперед и приступили к торможению. Началось сближение с целью.

Дин И сунул в зубы трубку. В эти дни трубочного табака не было, и ему приходилось обходиться пустой трубкой. От нее слабо пахло двухсотлетним дымом, как памятью прошедших лет.

Дин И вышел из анабиоза семь лет назад и с тех пор преподавал на кафедре физики Пекинского университета. В прошлом году он подал заявление во флот, желая стать одним из тех, кому предстоит изучать трисолярианский зонд. Старого Дина очень уважали, но заявление отклоняли до тех пор, пока он не пригрозил совершить самоубийство перед тремя командирами флота. Тогда они пообещали подумать.

Строго говоря, выбор ученого, которому предстоит первым коснуться зонда, был непростым вопросом. Прикосновение к зонду означало первый физический контакт с Трисолярисом со стороны человека. В соответствии с принципом равных прав, которого будут придерживаться при перехвате, ни один из флотов не мог заполучить себе такую честь, а взаимодействие нескольких представителей стало бы сложной организационной задачей. Поэтому работу следовало выполнить кому-то не из рядов ККФ. Дин И оказался наиболее подходящим кандидатом. Но за его выбором стояла и другая причина, о которой предпочитали умалчивать. Ни ККФ, ни ООН не питали особых надежд захватить зонд – он наверняка самоликвидировался бы во время или сразу после перехвата.

Но пока зонд оставался целым, из него следовало извлечь как можно больше данных, наблюдая с некоторого расстояния или при тесном контакте. Физик-ветеран, открывший макроатом, создатель управляемого термоядерного синтеза, идеально подходил для такой работы. И в любом случае, Дин И уже было восемьдесят три года, он жил сам по себе и мог заниматься, чем пожелает.

На последнем перед перехватом совещании командования «Кванта» Дин И увидел фотографию зонда. Три разведывательных корабля, посланных флотами, сменили принадлежащую Земле «Синюю тень». Они сфотографировали зонд с расстояния пятьсот километров; ближе к нему еще никто не подбирался. С размерами астрономы угадали: аппарат насчитывал 3,5 метра в длину.

Когда Дин И впервые увидел снимок, ему представился тот же образ, что и любому другому: капля ртути. Зонд был идеальной каплей, круглой спереди и острой сзади. В абсолютно гладком зеркале поверхности светлой полоской отражался Млечный Путь, и весь объект выглядел захватывающе красиво.

Форма зонда настолько хорошо соответствовала этому определению – «капля», что возникла теория, будто он целиком жидкий и никакой внутренней структуры у него вовсе нет.

Дин И увидел голограмму и до конца совещания не проронил ни слова. Он сидел, уставившись в стол.

– Профессор Дин, вас что-то беспокоит? – спросил капитан.

– Не нравится он мне, – негромко ответил он, указывая на снимок трубкой.

– Но почему? Мне он кажется безобидным прекрасным произведением искусства, – возразил другой офицер.

– Вот поэтому он мне и не нравится, – покачал седой головой Дин И. – Скульптура какая-то, а не межзвездный зонд! Это плохое предзнаменование, когда мы встречаемся с предметом, настолько не соответствующим нашему представлению о нем. Очень, до крайности странная штука. На поверхности нет отверстий. Где же сопло двигателя?

– Тем не менее двигатель исправно работает. Мы это точно знаем. Когда он погас во второй раз, «Синяя тень» находилась слишком далеко для фотосъемки. Мы не знаем, откуда исходило свечение.

– Какова масса объекта? – спросил Дин И.

– Знаем только приблизительно. По показаниям самых точных гравитометров, около десяти тонн.

– Ну, по крайней мере, это не материал нейтронной звезды.

Капитан решил прервать обсуждение и продолжить совещание. Он обратился к Дин И:

– Профессор Дин, ваше задание, по планам флотов, будет таким: сперва дистанционно управляемый аппарат захватит зонд и будет его некоторое время удерживать. Если за это время ничего не случится, вы отправитесь туда на челноке и изучите цель вблизи. Вам разрешено провести возле зонда не более пятнадцати минут. Присутствующая здесь майор Сицзы представляет Азиатский флот. Она отправится к зонду вместе с вами.

Молодая женщина в ранге майора поприветствовала Дин И. Как и другие женщины флота, она была стройной и высокой – типичный представитель космического человечества.

Бросив на нее лишь один взгляд, Дин И повернулся к капитану:

– Зачем мне сопровождающие? Я что, один не справлюсь?

– Извините, но не справитесь. Вы не знакомы с космосом. Вам потребуется помощь.

– В таком случае мне, пожалуй, лучше будет остаться. Зачем мне вести кого-то за собой… – Он смолк, прежде чем произнести «на смерть».

– Профессор Дин, – сказал капитан, – вам, несомненно, выпало опасное, но далеко не самоубийственное задание. Если зонд и самоуничтожится, то это случится при перехвате. Шанс взрыва двумя часами позже весьма незначителен, если только вы не приметесь резать корпус.

На самом деле земные и космические державы решили послать к зонду человека главным образом не для визуального осмотра. Когда появились первые снимки, людей очаровала восхитительная форма посланца. Капля ртути была бесконечно прекрасной, такой простой и в то же время созданной рукой мастера. Каждая точка ее поверхности находилась на своем месте. Капля олицетворяла изящную динамику. Казалось, будто она каждое мгновение сочится сквозь вечную ночь космоса. Вряд ли скульптору из числа людей удалось бы создать такую обтекаемую форму, сколько бы он ни пытался. Она превосходила любое воображение. Даже у Платона в «Республике» не нашлось бы столь совершенной фигуры – прямее самой лучшей прямой, круглее идеальной окружности. Одним она казалась сверкающим дельфином, застывшим в прыжке над морем грез. Иные считали ее квинтэссенцией всей любви во Вселенной… Красота всегда ассоциируется с добротой. Если бы во Вселенной существовала граница между добром и злом, этот предмет безусловно занял бы место на стороне добра[111].

Возникла гипотеза, что объект, скорее всего, не зонд. Последующие наблюдения ее частично подтвердили. Прежде всего гладкая, зеркальная поверхность отражала свет. При помощи разнообразного оборудования флот провел эксперимент: на объект направляли высокочастотное электромагнитное излучение с различной длиной волны и измеряли коэффициент отражения. К изумлению ученых, волны любой длины, включая видимый свет, отражались практически без потерь. Поглощения энергии обнаружить не удалось. Это означало, что зонд не мог регистрировать высокочастотное излучение, или, выражаясь попросту, он был слеп. Для создания такого предмета должна быть какая-то причина. По самой логичной теории объект является жестом доброй воли, подарком от Трисоляриса, что подтверждалось красотой формы и отсутствием функциональности. Символ искреннего стремления к миру.

Из-за формы зонд и стали называть просто Каплей. И на Земле, и на Трисолярисе вода была источником жизни и символом мира.

Общественное мнение сходилось в том, что к Капле следует отправить официальную делегацию, а не ученого и троих военных. Тщательно все обдумав, ККФ решил план не менять.

– Вы бы хоть заменили ее на кого-нибудь другого! А то посылать девушку… – Дин И указал на Сицзы.

Та улыбнулась:

– Профессор Дин, я служу на «Кванте» офицером-исследователем. Отвечаю здесь за все научные экспедиции. Полет к зонду – моя работа.

– У нас на флоте половина военнослужащих – женщины, – добавил капитан. – С вами полетят три офицера. Кроме майора Сицзы будут также офицеры-исследователи от Европейского и Североамериканского флотов. Они уже скоро появятся на борту. Профессор Дин, я хотел бы особо подчеркнуть: ККФ решил, что именно вы обязаны первым коснуться зонда. После этого с объектом позволяется работать троим сопровождающим.

– Все без толку… – снова покачал головой Дин И. – Человечество не меняется – оно все так же тщеславно… Не волнуйтесь, я выполню ваше желание. Мне просто хочется посмотреть, только и всего. Что меня действительно интересует – так это теория, стоящая за супертехнологиями пришельцев. Боюсь только, что в этой жизни… а, да что там…

Капитан подлетел к физику и участливо сказал:

– Профессор Дин, почему бы вам не пойти отдохнуть? Скоро мы начнем перехват, и вам потребуются силы для похода к зонду.

Дин И посмотрел на капитана. Через мгновение он понял, что собрание продолжится без него. Тогда он снова посмотрел на голографический снимок Капли. В округлом переднем конце зонда отражалась цепочка огней; ближе к концу они искажались и расплывались среди искр Млечного Пути. Это были огни флота. Взгляд ученого вернулся к офицерам «Кванта», плавающим перед ним в невесомости. Такие молодые… совсем еще дети. На их лицах, от капитана до лейтенантов, светилось безупречное благородство; их взор сиял мудростью богов. Самотонирующееся стекло иллюминаторов перекрасило свет соседних кораблей в закатные лучи солнца, выплеснувшие золото на всех собравшихся. А позади них, как знак чуда, плавала голограмма серебряной Капли. Каюта представилась Дин И сценой из иного мира, а они все – богами на вершине Олимпа… Глубоко внутри ученого заворочались какие-то предчувствия, и он забеспокоился.

– Профессор Дин, вы хотите что-то еще сказать? – подтолкнул его капитан.

– Ну, я хотел бы… – Он бесцельно пошевелил руками; выпавшая изо рта трубка зависла рядом. – Я хотел бы сказать, что вы, ребята, были очень добры ко мне все эти дни…

– Мы вас уважаем больше всех! – ответил вице-капитан.

– Э… тогда… я хотел бы упомянуть еще кое-что… Просто глупости старого дурака. Не принимайте всерьез. Тем не менее, ребята, послушайте, я ведь жил в двух столетиях, много чего повидал… Ладно, не обращайте внимания…

– Профессор Дин, не бойтесь, говорите. Мы высоко ценим ваше мнение!

Дин И медленно кивнул, затем указал вверх:

– Если этому кораблю потребуется перейти в режим максимального ускорения, то всему экипажу понадобится… погрузиться в жидкость.

– Совершенно верно. Состояние погружения.

– Да, точно – состояние погружения. – Дин И снова замялся, немного подумал, а затем продолжил:

– Нельзя ли перевести этот корабль, э-э… «Квант», в состояние погружения, как только мы отправимся к зонду?

Офицеры удивленно переглянулись. Капитан спросил:

– Зачем?

Руки Дина И снова пришли в движение; в свете огней флота его седины отливали серебром. Когда он впервые ступил на борт, кто-то подметил, что Дин И похож на Эйнштейна.

– Гм… ну, от этого же вреда не будет, верно? Знаете, у меня плохое предчувствие…

Произнеся эти слова, он замолк и уставился вдаль. Затем, опомнившись, подхватил плавающую в воздухе трубку и положил в карман. Не попрощавшись, старый ученый неловко включил сверхпроводящий пояс и полетел к двери. Офицеры проводили его взглядами.

На полпути Дин И медленно повернулся.

– Ребята, знаете, чем я занимался все эти годы? Преподавал физику в университете и консультировал аспирантов.

Он устремил взгляд на Галактику в иллюминаторе, и по его лицу пробежала загадочная улыбка. В ней явственно сквозила горечь.

– Ребята, человек, родившийся двести с лишним лет назад, по-прежнему может преподавать физику в университете!

С этими словами Дин И покинул каюту.

Капитан хотел что-то сказать в ответ, но Дин И уже исчез, и капитан промолчал. Он глубоко задумался. Кое-кто из офицеров повернулся к снимку Капли; другие смотрели на командира.

– Капитан, вы же не собираетесь прислушиваться к его словам? – спросил один из заместителей.

– Он мудрый человек, но все же из прошлого, – добавил другой. – Их мнение о современных делах всегда…

– Однако в его науке человечество не продвинулось ни на шаг. Оно застыло на уровне тех лет.

– Он упомянул интуицию. Мне кажется, он интуитивно что-то заметил, – уважительно сказал один из офицеров.

– Кроме того… – начала было Сицзы, но остановилась, вспомнив о вышестоящих офицерах вокруг.

– Продолжайте, майор, – разрешил капитан.

– Кроме того, он же сказал, что вреда не будет! – закончила мысль Сицзы.

– Давайте вот о чем подумаем, – предложил вице-капитан. – Если придерживаться выработанной флотом стратегии, то в случае неудачи с перехватом и бегства Капли флот не сможет бросить в погоню ничего, кроме истребителей. Но они не годятся для продолжительного преследования – для него необходим корабль звездного класса. Нам стоит быть наготове. Это упущение штаба.

– Доложите командованию флота, – приказал капитан.

Одобрение начальства пришло незамедлительно: как только челнок исследователей отправится к зонду, «Кванту» и его соседу, кораблю звездного класса «Бронзовый век», предписывается принять состояние погружения.

* * *

Прежде чем приступить к захвату Капли, корабли флота отошли на тысячу километров от зонда – на такой цифре остановились ученые после тщательных расчетов. В предположениях, как именно зонд может взорваться, недостатка не было, но реакция аннигиляции будет самой энергетически эффективной. При массе зонда в десять тонн в худшем случае получалась взаимная аннигиляция пяти тонн вещества и антивещества. Если бы такой взрыв произошел на Земле, он стер бы все живое с лица планеты. Но в космосе лишь вспыхнет мощный источник радиации. На расстоянии в тысячу километров он не сможет повредить укрытым толстым слоем брони кораблям звездного класса.

Захват осуществит вспомогательный корабль «Богомол», управляемый на расстоянии. Им пользовались для сбора образцов в поясе астероидов. Отличительной особенностью «Богомола» являлась особо длинная механическая рука.

Как только операция началась, «Богомол» пересек пятисоткилометровую границу, которой придерживались корабли наблюдения, и осторожно приблизился к цели. Он двигался медленно и через каждые пятьдесят километров останавливался на несколько минут, чтобы просканировать цель. Движение продолжалось только тогда, когда сканеры подтверждали, что объект не реагирует.

В тысяче километров от зонда в космосе парил объединенный флот, уравнявший скорость с Каплей. Большинство кораблей погасили термоядерные двигатели и бесшумно дрейфовали в бездне; слабый солнечный свет отражался от их гигантских металлических корпусов. Они походили на заброшенные космические поселения, а вся структура – на безмолвный доисторический Стоунхендж. Полтора миллиона человек экипажа, затаив дыхание, следили за полетом «Богомола».

Видеосигнал с кораблей флота с задержкой в три часа достигал Земли – а там точно так же затаили дыхание три миллиарда человек. На Земле остановилась вся работа. Летающие автомобили прекратили сновать между громадных стволов, и подземные города неподвижно застыли. Опустела даже глобальная компьютерная сеть, не знавшая покоя с момента своего рождения триста лет назад. Сейчас все, что она передавала, приходило издалека, с расстояния в двадцать астрономических единиц.

Через полчаса такого прерывистого движения «Богомол» преодолел ничтожное по меркам космоса расстояние и завис в пятидесяти метрах от цели. На зеркальной поверхности зонда появилось искаженное отражение корабля. На борту «Богомола» заработали многочисленные научные приборы. Пошли первые результаты – они подтверждали ранее полученные данные. Температура Капли оказалась даже ниже, чем у окружающего космоса, – она приближалась к абсолютному нулю. Физики предполагали, что под обшивкой зонда скрывается мощное холодильное оборудование, но аппаратура «Богомола» не обнаружила в Капле никакой внутренней структуры.

Длинная механическая рука «Богомола» рывками потянулась к Капле сквозь оставшиеся пятьдесят метров. Ни при одной остановке научное оборудование не отмечало никаких перемен. Через полчаса этого нудного процесса манипулятор прикоснулся к зонду – объекту, пролетевшему четыре световых года и проведшему в космосе два столетия. Когда шестипалая рука наконец ухватила Каплю, миллионы сердец экипажа дрогнули. Через три часа так же дрогнули сердца миллиардов землян.

Манипулятор не шевелился, продолжая удерживать Каплю. Через десять минут, когда приборы подтвердили отсутствие реакции, рука потянула зонд к «Богомолу».

В этот момент люди заметили удивительный контраст. Из соображений функциональности механическую руку спроектировали с жестким стальным каркасом и открытым гидравлическим приводом. Грубый индустриальный механизм, никакой элегантности. Капля же была идеальна по форме. Красота ее гладкой, текучей поверхности отрицала функциональность и техническое назначение. Капля олицетворяла собой беспечную отстраненность философа или художника. Стальные пальцы манипулятора сжали зонд, как волосатая лапа австралопитека сграбастала бы жемчужное зерно. Капля казалась хрупкой, словно стеклянная колба термоса, так что люди опасались, как бы она не треснула в грубой клешне. Но зонд уцелел, и механическая рука начала складываться.

Еще через полчаса манипулятор поместил Каплю внутрь главного отсека «Богомола». Проем неспешно закрылся. Если зонду предстоит самоуничтожиться, то сейчас для этого самое подходящее время. Флот и Земля, затаив дыхание, ждали. Казалось, что в тишине слышится шорох утекающего в космос времени.

Двумя часами позже так ничего и не произошло.

* * *

Сам факт, что Капля не взорвалась, явился последним доказательством того, о чем догадывались люди. Если бы зонд имел военное назначение, он непременно уничтожил бы себя, попав в руки врага. Теперь не вызывало сомнений, что это подарок Трисоляриса всему человечеству, символ мира, который придумала поразительная цивилизация.

И снова радость охватила весь мир. На этот раз праздновали не настолько безудержно, потому что к мысли о победе человечества уже успели привыкнуть. Даже если отойти на тысячу шагов назад, даже если переговоры провалятся и возобновятся военные действия – даже тогда победят земляне. Объединенный флот, держащий под контролем космос, наглядно демонстрировал народам Земли мощь человека. Планета уверенно смотрела в будущее и никого не боялась.

С прибытием Капли стали меняться чувства людей по отношению к Трисолярису. Многие признали, что к Солнечной системе летят представители великой цивилизации. Трисоляриан преследовали сотни циклов катастроф, которые они с невероятным упорством перенесли. А их тяжелейший перелет сквозь четыре световых года в поисках стабильной звезды, в поисках нового дома… Общественное мнение о Трисолярисе с враждебности и ненависти переросло в сочувствие, расположение и даже восхищение.

Люди осознали и другой факт: Трисолярис отправил к Земле десять «капель» еще два века назад, но лишь сейчас человечество поняло их подлинное значение. Вне всякого сомнения, это потому, что Трисолярис действовал слишком тонко и деликатно, да и кровавая история самих землян сыграла не последнюю роль. На всемирном референдуме, проведенном в Интернете, проект «Луч Солнца» получил множество новых голосов, причем предпочтение отдавали максимальному варианту, при котором Марс отходил переселенцам с Трисоляриса.

И ООН, и флоты ускорили подготовку к переговорам. Земные и космические власти начали подбирать делегатов.

Все это произошло на следующий день после перехвата Капли.

Больше всего людей занимали не лежащие перед ними факты, а очертания светлого будущего. Каким же невероятным раем станет Солнечная система, когда могущество человека объединится с технологией Трисоляриса?

* * *

Примерно на той же орбите, что и зонд, но с другой стороны Солнца «Естественный отбор» продолжал безмолвно скользить в пространстве на скорости один процент от световой.

– Получено сообщение: Капля не самоуничтожилась при захвате, – сообщила Дунфан Яньсюй Чжан Бэйхаю.

– Что за Капля? – Они смотрели друг на друга сквозь прозрачную переборку. Лицо Чжан Бэйхая осунулось.

– Зонд Трисоляриса. Теперь подтвердилось, что это их подарок людям, символ мира.

– Вот как? Очень хорошо.

– Похоже, вас это не очень интересует.

Не ответив, Чжан Бэйхай обеими руками поднял перед собой блокнот:

– Я закончил.

И сунул блокнот в тесный карман униформы.

– Теперь вы вернете мне управление «Естественным отбором»?

– Может быть, и верну. Но сначала скажите, что вы после этого собираетесь делать.

– Тормозить.

– Для встречи с отрядом преследования?

– Да. У нас слишком мало топлива – его не хватит на обратный путь. Для возвращения в Солнечную систему нам потребуется дозаправка. Но у преследователей топлива для нашей дозаправки не хватит. Во-первых, у них тоннаж лишь в половину нашего; во-вторых, им пришлось разогнаться до пяти процентов от скорости света, а потом тормозить, когда они нас догнали. Им самим для возвращения топлива хватит. Поэтому экипаж «Естественного отбора» перейдет к ним на борт. Позже к «Естественному отбору» пошлют заправщика, но он затратит на дорогу много времени. Нам следует как можно больше снизить скорость, чтобы сократить это время.

– Не снижайте скорость, Дунфан.

– Почему?!

– Для торможения придется истратить все оставшееся у нас топливо. Нам без энергии не обойтись. Никто не знает, чем все это кончится. Вам, как капитану, не следует об этом забывать.

– Да что может случиться? Будущее очевидно: война закончится, человечество победит, а вас назовут ошибкой истории.

Выслушав такую отповедь, Чжан Бэйхай только улыбнулся. Он смотрел на капитана, и в его глазах светилась доброта, которой там раньше не было. Улыбка этого человека прошлого пробудила в капитане чувства, ей до сих пор неведомые. Дунфан Яньсюй не верила в его пораженчество и подозревала, что Чжан Бэйхаем руководили какие-то иные мотивы. Она даже подумывала, не сошел ли он с ума. Но что-то тянуло ее к нему. Капитан рассталась с отцом еще ребенком; в те годы это было обычным делом. Отцовскую любовь объявили пережитком прошлого. Но, глядя на солдата XXI века, она начала понимать.

– Дунфан, я родом из беспокойной эпохи. Я реалист. Я знаю, что враг по-прежнему приближается к Солнечной системе. У меня как у солдата нет права радоваться, пока не наступит мир… Не снижайте скорость. Это условие, на котором я возвращаю вам управление. Разумеется, у меня нет гарантий, кроме вашего слова.

– Я обещаю, что «Естественный отбор» не будет снижать скорость.

Чжан Бэйхай подплыл к панели управления, нажал несколько кнопок и ввел пароль. Выполнив еще несколько манипуляций, он погасил панель.

– Вам переданы полномочия капитана «Естественного отбора». Пароль тот же – MARLBORO, – не оборачиваясь, сообщил он.

Дунфан Яньсюй зажгла рядом с собой интерфейс управления и быстро подтвердила его слова.

– Благодарю. Но попрошу пока не покидать каюту и не открывать дверь. Экипаж корабля сейчас пробуждается. Я опасаюсь, что кое-кто из них может повести себя весьма агрессивно.

– Они что, заставят меня прогуляться по доске?

– А?

Он рассмеялся:

– Был такой способ казни на средневековых пиратских судах. Если бы он дожил до этих дней, вам пришлось бы выпихнуть преступника вроде меня из шлюза прямо в открытый космос… Ну что ж… мне нравится одиночество.

* * *

Если сравнивать по размеру, то челнок, отчаливший от борта «Кванта», походил на автомобиль, покидающий город. Факел двигателя освещал лишь небольшое пятнышко на корпусе корабля – словно свечка под громадным утесом. Челнок выбрался из тени «Кванта». Посверкивая светлячком двигателя, суденышко направилось к зонду. Предстояло пройти тысячу километров.

В состав экспедиции входили четверо: майор Европейского флота, подполковник Североамериканского флота, Дин И и Сицзы.

Сквозь иллюминатор Дин И смотрел на удаляющиеся корабли. «Квант», находящийся в углу построения, по-прежнему казался большим, но форму корпуса уже его ближайшего соседа, «Облака», было трудно рассмотреть. А дальше корабли ничем не отличались от точек, разбросанных по космосу. Дин И знал, что флот сформировал прямоугольную сетку – сто кораблей в длину и двадцать в ширину; а еще пятнадцать маневрировали поблизости. Он начал считать в длину, добрался до тридцати, а остальные просто не смог увидеть, хотя они располагались от него всего в шестистах километрах. Ученый посмотрел вверх, вдоль короткой вертикальной стороны массива, и обнаружил ту же картину. Те корабли вдалеке, которые он еще мог видеть, представлялись в тусклом свете Солнца лишь мутными пятнышками, неразличимыми на фоне звезд. Увидеть весь строй невооруженным глазом можно будет только тогда, когда все они включат двигатели.

Объединенный флот представлялся ему матрицей сто на двадцать, развернувшейся в космосе. Дин И вообразил еще одну матрицу и перемножил их, складывая произведения элементов рядов и столбцов. Получилась третья матрица, еще больше, но, по сути, единственной важной константой была микроскопическая точка: Капля. Физику никогда не нравилась асимметрия в математике, поэтому попытка отвлечься не удалась.

Когда перегрузка сошла на нет, он завязал разговор с Сицзы, сидящей рядом.

– Дочка, а ты, случаем, не из Ханчжоу?

Сицзы неотрывно смотрела вперед, наверное, пытаясь увидеть «Богомол». Но до него были сотни километров. Наконец она пришла в себя и покачала головой:

– Нет, профессор Дин. Я родилась в космосе. Даже не знаю, почему мое имя напоминает вам о Ханчжоу[112]. Но я там была. Там хорошо.

– Там и в мое время было хорошо. Но сейчас Западное озеро стало Исчезающим озером и находится посреди пустыни… Сегодня везде пустыня; но даже такой мир напоминает мне о юге и об эпохе грациозных, как текущая вода, женщин.

Дин И взглянул на Сицзы, чей изящный силуэт вырисовывался в мягком свете далекого Солнца, льющемся в кабину сквозь стекло иллюминатора.

– Дочка, я смотрю на тебя и вспоминаю ту, кого я однажды любил. Как и ты, она носила звание майора. Пониже тебя ростом, но такая же красивая…

– В то время, наверное, вы нравились многим девушкам, – ответила Сицзы, оборачиваясь к ученому.

– Я редко беспокоил тех девушек, которые мне нравились. Я тогда был под влиянием Гете: «Коли я люблю тебя, что тебе за дело?»

Сицзы хихикнула.

– Эх, если бы только я так же подходил и к физике! Величайшее огорчение моей жизни в том, что нас ослепили софоны. Но можно высказаться и более позитивным образом: «Если мы изучаем природу, то что природе за дело?» Может статься, однажды человечество – или кто-то еще – разберется в научных законах до того досконально, что сможет повлиять не только на самих себя, но и на всю Вселенную. Они научатся придавать звездным системам любую форму, как кондитер месит тесто. Впрочем, что с того… Даже тогда физические законы не изменятся. Природа останется с нами навсегда, неизменная и вечно молодая, как воспоминание о прошлой любви…

Он указал на Млечный Путь, светящийся в иллюминаторе:

– Когда думаю об этом, я забываю все тревоги.

Сицзы не ответила, и настала полная тишина. Вскоре в иллюминаторах показался «Богомол» – пока лишь светлой точкой в двухстах километрах по курсу. Челнок развернулся двигателем вперед и начал сбрасывать скорость.

Теперь участники экспедиции смотрели назад, на флот, зависший в восьмистах километрах от них. Тяжелые боевые корабли превратились в едва заметные точки. Флот удавалось распознать на фоне космоса лишь по регулярной структуре построения. Весь массив кораблей казался сеткой, наброшенной на Млечный Путь и выделяющейся своей математической структурой среди хаоса звезд. Размер кораблей на таком удалении уже не поражал воображение; но вместо того подавляла мощь строя. Множество людей и во флоте, и на далекой Земле следили за видеотрансляцией и на наглядном примере понимали, о чем только что говорил Дин И.

Челнок достиг «Богомола» и прекратил торможение. На высокой скорости сближения пассажирам показалось, будто «Богомол» вынырнул из ниоткуда.

Незамедлительно осуществили стыковку. В отсеках беспилотного «Богомола» царил вакуум. Четверо исследователей надели легкие скафандры и после заключительного напутствия командования поплыли через стыковочный узел внутрь «Богомола».

Капля висела точно в центре единственного сферического отсека «Богомола». Цвет зонда изменился по сравнению с фотографией – он стал бледнее и мягче, по-видимому, переняв цвет внутренних стен корабля. Капля полностью отражала свет и потому своего собственного цвета не имела.

Кроме нее внутри отсека находились сложенная механическая рука, различное оборудование и несколько каменных обломков. Здесь, в столь неброском окружении, контраст между утонченностью и красотой Капли, с одной стороны, и грубостью металла и камня – с другой становился еще ярче.

– Слезинка Божьей матери, – прошептала Сицзы.

Ее слова со скоростью света полетели к флоту, а оттуда спустя три часа разнеслись по всей Земле. Как только Сицзы, подполковник и майор Европейского флота – самые обычные люди, волею случая оказавшиеся у руля на крутом повороте истории человечества – приблизились к Капле, у них возникло одно и то же ощущение. Чуждость далекого мира внезапно пропала, а взамен разгорелась жажда понимания.

Все углеродные формы жизни в этой огромной холодной Вселенной ждет одна судьба. Возможно, потребуются миллиарды лет, но любовь одолеет и пространство, и время. Люди чувствовали любовь, излучаемую серебристой Каплей, и эта любовь могла одолеть вражду. На глаза Сицзы навернулись слезы, а через три часа вслед за ней зарыдали миллиарды землян.

Но Дин И оставался позади и хладнокровно наблюдал за происходящим.

– Я вижу здесь кое-что еще, – заявил он. – Что-то более тонкое. Я вижу реальность, в которой забываются как «Я», так и «Другие»; в которой, пытаясь объять Все, отрешаются от Всего.

– Мне никогда не осилить вашей философии, – рассмеялась Сицзы, утирая слезы.

– Профессор, у нас мало времени. – Подполковник жестом подозвал ученого к зонду.

Дин И медленно подплыл к Капле и рукой в перчатке коснулся ее холодной зеркальной поверхности. После него то же самое сделали трое офицеров.

– Она кажется такой хрупкой… Я боюсь ее разбить, – негромко произнесла Сицзы.

– Я совсем не ощущаю трения, – удивился подполковник. – Она очень гладкая!

– Насколько гладкая? – осведомился Дин И.

Чтобы ответить на этот вопрос, Сицзы вытащила из кармана небольшой цилиндр микроскопа. Она коснулась зонда объективом, и на небольшом экране появилось увеличенное изображение поверхности. Это было гладкое зеркало.

– Какое увеличение? – спросил Дин И.

– Стократное. – Сицзы указала на число в углу экрана. Затем она подняла увеличение до тысячекратного.

Поверхность на экране оставалась безукоризненно гладким зеркалом.

– Ваш микроскоп неисправен, – предположил подполковник.

Сицзы поднесла микроскоп к шлему своего скафандра. Трое других вглядывались в миниатюрный экран. Ровная на вид поверхность шлема под тысячекратным увеличением предстала нагромождением гор и ущелий. Сицзы вновь приложила микроскоп к зонду – и на экране опять появилось гладкое зеркало, ничем не отличающееся от любого другого участка Капли.

– Увеличьте еще в десять раз, – попросил Дин И.

Такое увеличение превосходило возможности световой оптики. Сицзы перевела прибор в режим сканирующего туннельного микроскопа и задала увеличение в десять тысяч раз.

Но и под таким увеличением Капля оставалась зеркалом. Самая гладкая поверхность, на которую была способна технология землян, под тысячекратным микроскопом оказалась изрезана глубокими рытвинами. Таким представилось Гулливеру лицо красавицы-великанши.

– Сто тысяч раз, – скомандовал подполковник.

Они по-прежнему видели зеркало.

– Миллион!

Зеркало.

– Десять миллионов!

При таком увеличении уже должны появиться макромолекулы вещества. Но зеркало на экране оставалось таким же идеально гладким, ничем не отличающимся от поверхности, видимой невооруженным глазом.

– Прибавьте еще!

Сицзы отрицательно покачала головой. Ее микроскоп достиг предела увеличения.

Более двух столетий назад писатель-фантаст Артур Кларк в повести «Космическая одиссея 2001 года» описал черный монолит, оставленный на Луне какой-то высокоразвитой инопланетной цивилизацией. Техники измерили его рулеткой и обнаружили, что соотношение сторон равно 1: 4: 9. Уже на Земле его измерили повторно, с использованием самого точного оборудования, но эти цифры остались неизменными, без какой-либо погрешности. Тогда Кларк назвал этот факт «безмолвной, но высокомерной демонстрацией геометрического совершенства».

Теперь человечеству еще более высокомерно продемонстрировали мощь создавшей зонд цивилизации.

– Да может ли вообще существовать абсолютно гладкий материал? – ахнула Сицзы.

– Может, – ответил Дин И. – Поверхность нейтронной звезды практически абсолютно гладкая.

– Но у зонда масса обычной материи!

Дин И задумался, а потом осмотрелся вокруг.

– Установите соединение с корабельным компьютером и узнайте, в каких точках манипулятор «Богомола» прикасался к зонду.

Оставшиеся на кораблях офицеры присоединились к работе, и вскоре «Богомол» тонкими лазерными лучами указал, где именно стальная клешня касалась пришельца. Сицзы рассмотрела одну из этих точек в микроскоп. Под увеличением в десять миллионов раз она не видела ничего, кроме безукоризненно ровного зеркала.

– Как сильно клешня сжимала зонд? – спросил подполковник. От флота пришел ответ: давление составляло двести килограмм-сил на квадратный сантиметр.

Гладкую поверхность нетрудно поцарапать. Но мощный захват не оставил на Капле никаких следов.

Дин И отплыл в сторону и стал что-то искать в отсеке. Вскоре он вернулся, держа в руке геологический молоток. Видимо, его забыли после сбора образцов минералов. Прежде чем офицеры успели среагировать, физик размахнулся и ударил им по зеркальной поверхности. Раздался чистый, мелодичный звон, как будто удар пришелся по нефритовой пластинке[113]. Звон услышал лишь Дин И – звук распространился по его телу. Трое других, окруженные вакуумом, ничего не слышали. Рукояткой молотка физик указал на место удара, и Сицзы поднесла к нему свой микроскоп.

Под увеличением в десять миллионов раз зеркало зонда оставалось таким же гладким.

Дин И подавленно отшвырнул молоток в сторону и глубоко задумался. Трое офицеров – и миллион человек экипажа флота – не сводили с него глаз.

– Так вот почему зонд поддерживает температуру абсолютного нуля! – догадалась Сицзы. Двое коллег тоже поняли, к чему клонит Дин И. При обычной плотности материи расстояние между ядрами атомов довольно значительно. Закрепить их на месте не легче, чем соединить штырями Солнце и все планеты в жесткую систему.

– Какое же физическое взаимодействие способно на такое?

– Лишь одно: сильное ядерное взаимодействие[114]. – Сквозь шлем скафандра офицеры увидели, что на лбу старика выступил пот.

– Но ведь это невозможно, как невозможно сбить с неба луну, стреляя в нее из лука!

– Да! А им это удалось! «Слезинка Божьей матери», говорите? – Дин И холодно рассмеялся. Исследователей охватил озноб, когда они услышали его смех – они поняли, о чем говорит физик. Капля вовсе не была хрупкой, как застывшая слезинка. Совсем наоборот – ее прочность в сто раз превышала твердость самого твердого материала в Солнечной системе! Все известные человеку вещества были не крепче бумаги по сравнению с этим. Капля могла насквозь пробить Землю, не получив ни царапины.

– Тогда… зачем же она здесь? – потерянно спросил подполковник.

– Кто знает? Может быть, это всего лишь посланник. Но он принес нам не ту весть, которую мы ожидали. – Дин И отвернулся от зонда.

– О чем вы?

– «Коли я уничтожу вас, что вам за дело?»

Воцарилось недолгое молчание, пока три офицера и миллионы людей на кораблях флота размышляли над их смыслом. И тут вдруг Дин И негромко сказал:

– Удирайте!

Потом он воздел руки и хрипло крикнул:

– Глупые дети! Да бегите же!

– Куда бежать? – спросила перепуганная Сицзы.

Еще через пару секунд догадался подполковник. Как и Дин И, он отчаянно закричал:

– Флот! Эвакуируйте флот!

Но было слишком поздно. Сильнейшие помехи забили канал радиосвязи. Картинка с борта «Богомола» погасла, и флот не услышал последнего донесения подполковника.

Вокруг кончика хвоста Капли возник голубой ореол, поначалу небольшой, но яркий. Внутренность «Богомола» окрасилась в голубой цвет. Затем ореол резко расширился, меняя цвета: голубой, желтый, красный… Создавалась почти полная иллюзия, что Капля не рождает свет, а бурит себе путь изнутри… По мере расширения сияние ослабевало. Достигнув размера, вдвое большего, чем диаметр Капли, ореол пропал. В тот же самый момент хвост Капли засветился вновь, и точно так же свечение расширилось, потускнело и быстро исчезло. Пульсирующий ореол появлялся и исчезал два-три раза в секунду. Под тягой непонятного двигателя Капля двинулась вперед, а потом быстро ускорилась.

Но четверым исследователям не суждено было увидеть второй цикл свечения, поскольку первый цикл завершился возникновением сверхвысокой температуры, практически такой же, как внутри Солнца. Люди мгновенно испарились.

Корпус «Богомола» раскалился докрасна. Снаружи он казался бумажным фонариком, в котором только что зажгли свечу. Металлические плиты потекли, как воск. Через мгновение корабль взорвался фонтаном раскаленных брызг. От него не осталось ни одного твердого обломка.

Зависший на расстоянии в тысячу километров флот увидел взрыв в мельчайших подробностях. По первоначальным предположениям, Капля просто самоликвидировалась. Люди пожалели погибших членов экспедиции, а потом загрустили, что зонд все-таки послан не с мирными намерениями. Но человечество даже отдаленно не было готово к тому, что произойдет в ближайшие минуты.

Первую аномалию обнаружил компьютер слежения за обстановкой. Обрабатывая кадры взрыва «Богомола», он отметил, что один из фрагментов ведет себя неправильно. Большинство расплавленных остатков корабля предсказуемо разлетались от точки взрыва; но один из них ускорялся. Разумеется, только компьютер был способен отыскать небольшой объект среди множества обломков. Произведя поиск в базе данных, содержащей подробные сведения о «Богомоле», компьютер остановился на нескольких десятках возможных объяснений. Ни одно из них не было верным.

Ни компьютер, ни люди не догадались, что взрыв только разрушил «Богомола» и убил членов экспедиции, а Капля уцелела.

В отношении ускоряющегося фрагмента компьютер флота выдал лишь третий уровень опасности, поскольку объект не являлся военным кораблем и летел к углу прямоугольного построения. Сохранив текущий курс, он пройдет вне строя и не заденет ни одного корабля. Поскольку разрушение «Богомола» породило большое количество угроз первого уровня, на сообщение о третьем уровне никто не обратил внимания. Компьютер, однако, отметил значительное ускорение объекта. Пролетев триста километров, фрагмент разогнался до третьей космической скорости и продолжал набирать скорость. Компьютер расценил это как угрозу второго уровня, но до нее по-прежнему ни у кого не доходили руки.

Через пятьдесят одну секунду фрагмент пролетел полторы тысячи километров по направлению к углу строя. Подлетая к плоскости построения, он двигался уже со скоростью 31,7 километра в секунду. На расстоянии в 160 километров от углового корабля «Дальний рубеж» объект повернул на тридцать градусов и, не снижая скорости, устремился к кораблю. За две секунды, потребовавшиеся фрагменту для покрытия этого расстояния, компьютер понизил степень угрозы со второго уровня до третьего, заключив, что подобные маневры для физических тел невозможны, а значит, объект является иллюзией. На скорости, вдвое превосходящей третью космическую, резкий поворот ничем бы не отличался от удара в стальную стену. Если бы объект был куском металла, силы инерции раскатали бы его в тонкую фольгу. Вывод: это всего лишь фантом.

Двигаясь с двойной третьей космической скоростью вдоль первого ряда кораблей прямоугольного строя, Капля врезалась прямо в «Дальний рубеж».

Капля ударила корабль в район кормы и прошла навылет, не встретив сопротивления, как если бы пронзила тень. Результатом столкновения на сверхвысокой скорости явились две круглые пробоины в корпусе, каждая размером с зонд. Но как только появились отверстия, они потекли и сплавились, до того удар Капли и испускаемое ею тепло раскалили броневые плиты. Поврежденная часть корабля нагрелась докрасна, и багровые волны жара побежали по корпусу. Вскоре половина корабля засветилась красным, как кусок металла, побывавший в кузнечном горне.

Пронзив «Дальний рубеж», Капля на тридцати километрах в секунду направилась дальше. За три секунды она пролетела девяносто километров, пробив сначала соседа «Дальнего рубежа» в первом ряду, «Юаньфан», а затем «Сирену», «Антарктику» и «Сильнейший». Корпуса пораженных кораблей сияли красным, будто ряд гигантских фонарей.

И тогда «Дальний рубеж» взорвался. У каждого из четырех кораблей зонд пробил баки с термоядерным топливом. «Богомолу» настал конец после обычного теплового взрыва. Но в топливе «Дальнего рубежа» возникла термоядерная реакция. Никто так и не узнал, что послужило инициатором – то ли ореол сверхвысокой температуры вокруг Капли, то ли что-то еще. Рядом с пробоиной разгорелось звездное пламя; оно мгновенно охватило корабль и залило светом весь флот, застывший на бархатном фоне неба. Перед яростью огня потускнел даже Млечный Путь.

Затем такие же солнца разгорелись вокруг «Юаньфаня», «Сирены», «Антарктики» и «Сильнейшего».

В следующие восемь секунд Капля прошила еще десять кораблей звездного класса.

К этому времени огненный шар, охвативший весь «Дальний рубеж», стал уменьшаться. Зато другие подбитые корабли один за другим разгорались ядерными пожарами.

Капля летела сквозь ряд кораблей, каждую секунду пробивая очередную жертву.

Термоядерное пламя, горевшее на «Дальнем рубеже», погасло. От его жара растаяли все броневые плиты корпуса. Через секунду корабль раскрылся, словно цветочный бутон, разметав миллион тонн расплавленной стали. Брызги металла полетели во все стороны, как из вулкана летит раскаленная магма.

Зонд продолжал двигаться по прямой, тараня корабли один за другим. Позади него пылал уже десяток термоядерных костров. Весь флот сиял в свете этих небольших солнц, превратившись в море огней. Ядерные пожары по очереди угасали, а затем так же по очереди происходили взрывы, выплескивающие в бездну космоса волны жидкой стали. Казалось, что какой-то гигант швыряет камни в океан магмы.

Через одну минуту и восемнадцать секунд Капля пролетела две тысячи километров, пронзив каждый из ста кораблей объединенного флота, стоявших в первом ряду прямоугольного строя.

К тому времени, когда термоядерный пожар охватил последний в ряду корабль, «Адам», обломки на другом конце уже разлетелись и остыли. В центре взрыва – там, где минуту назад держал позицию «Дальний рубеж», – не осталось ничего. «Юаньфан», «Сирена», «Антарктика» и «Сильнейший» один за другим разлетались во все стороны брызгами стальной магмы. Когда угас последний в ряду термоядерный взрыв и воцарился мрак, медленно остывающие капли металла образовали багровую, кровавую реку смерти длиной в две тысячи километров.

Пробив «Адама», Капля пролетела еще километров восемьдесят, а затем опять выполнила крутой поворот, необъяснимый для науки человечества. На сей раз зонд практически развернулся на месте и полетел обратно на той же скорости. Целью зонда был второй ряд построения – или теперь уже первый ряд, учитывая причиненные разрушения. На скорости тридцать километров в секунду Капля летела прямо в ближайший корабль, «Ганг».

Вплоть до этого момента от командования флота не поступало никаких указаний.

Боевая командная система флота работала точно по программе. Обширная сеть датчиков собрала множество данных обо всем, происшедшем в последнюю минуту и восемнадцать секунд. Объем данных был настолько велик, что с ним могла справиться только автоматизированная экспертная система.

Компьютер проанализировал доступные факты и установил, что в районе действий флота появились значительные силы противника, которые и осуществили атаку. Однако никакой информации о составе сил врага не поступало. Очевидными были только два факта:

1. Силы неприятеля располагаются там же, где и Капля.

2. Силы неприятеля невидимы для любых систем обнаружения.

Командование флота пребывало в ступоре. За двести лет штабные работники разработали множество сценариев битвы в космосе. Однако зрелище сотни боевых кораблей, взорванных, как цепочка хлопушек, всего за одну минуту, было за пределами их разумения. Поток информации, хлынувший из боевой командной системы, оказался настолько велик, что командирам пришлось довериться суждениям компьютеров, а самим заняться поиском невидимого вражеского флота, которого не было. Все видеокамеры и телескопы нацелили в глубь космоса, не обращая внимания на опасность под носом. Многие даже считали, что невидимый флот принадлежит некоей третьей силе, не землянам и не Трисолярису, поскольку глубоко в душе они не сомневались в слабости Трисоляриса и в его неизбежном поражении.

Система боевого мониторинга флота не смогла вовремя обнаружить Каплю в основном потому, что зонд был невидим для радиолокаторов любого частотного диапазона. Капля отражала видимый свет, но компьютеры первым делом обрабатывали данные радаров. Большая часть того, что оставалось от кораблей, представляла собой слитки жидкого металла, вскипяченного ядерными взрывами. Значительная часть фрагментов имела тот же размер и форму, что и Капля; компьютеры были не в силах отличить смертоносный зонд от останков погибших кораблей. Кроме того, практически все командование полагало, что Капля самоуничтожилась внутри «Богомола», и никто не приказывал компьютерам ее целенаправленно искать.

Тем временем возникли новые осложнения. Останки кораблей первого ряда достигли кораблей второго ряда. Автоматизированные системы обороны открыли по ним огонь из лазеров и рельсовых пушек. Но летящие навстречу разнокалиберные фрагменты представляли собой жидкий металл, скрывающийся под тонкой, едва застывшей оболочкой. Когда в них попадали, они разлетались ослепительным фейерверком. Вскоре второй ряд кораблей отделил себя огненным барьером, идущим параллельно темно-красной «реке крови». Повсюду сверкали разрывы; казалось, что со стороны невидимого противника поднимается огненная волна. Куски металла летели с плотностью града, и системы обороны не успевали справиться со многими из них. Обломки достигали кораблей и ударялись о корпус. Эти столкновения наносили ощутимый ущерб; броню многих кораблей хорошенько потрепало, а некоторые получили пробоины. Заверещали сирены разгерметизации…

Такое неистовое сражение с металлоломом, конечно же, не осталось незамеченным; но и люди, и компьютеры заблуждались, считая, что корабли флота стреляют по врагу, а он отвечает им тем же. Ни один человек, ни одна машина не придали значения крохотной фигурке Смерти – а она уже приступила к атаке на второй ряд.

Так что, когда Капля нацелилась в «Ганг», вся сотня кораблей второго ряда оставалась в гибельном линейном строю.

Блеснув, как молния, за десять секунд зонд пронзил двенадцать кораблей: «Ганг», «Колумбию», «Правосудие», «Масаду», «Протон», «Яньди», «Атлантику», «Сириус», «Благодарение», «Атаку», «Хань» и «Бурю». Как и в первом ряду, каждый корабль разогревался докрасна от удара, потом его охватывал термоядерный пожар, а затем миллион тонн оплавленного металла взрывался. Линия беспощадно уничтожаемых кораблей была похожа на бикфордов шнур длиной в две тысячи километров. Фитиль горел так интенсивно, что позади него не оставалось ничего, кроме багрово-красной золы.

Через одну минуту и двадцать одну секунду сотня кораблей во втором ряду превратилась в ничто.

Пробив последний в ряду корабль, «Мэйцзи», Капля совершила еще один резкий поворот и полетела в первый корабль третьего ряда, «Ньютон». Разрушения во втором ряду породили очередную волну обломков, теперь летевших к третьему ряду наравне с застывшими кусками металла первого ряда. К этому времени большинство капитанов уже запустили двигатели и активировали оборонные системы. Теперь корабли уже не располагались на прямой линии, но далеко от нее отойти не успели.

Капля прошила «Ньютон», а потом резко сменила курс. За мгновение ока она проскочила двадцать километров, отделявшие «Ньютона» от «Просвещения», отклонившегося от линии строя на три километра. Затем она повернула снова, нацелившись в «Меловой период», сдвинувшийся в противоположном направлении, и пробила его. Зонд летел по ломаной траектории, не снижая скорости в тридцать километров в секунду, и один за другим разрушал корабли третьего ряда.

Впоследствии аналитики изучили траекторию Капли и поразились, что каждый поворот зонда был резким, без радиуса, с которым поворачивают корабли людей. Этот дьявольский маршрут доказывал существование космического двигателя, недоступного пониманию земных ученых. Капля перемещалась, как невесомая тень; ее не беспокоили законы физики; она была острием пера в руке Бога. Во время атаки третьего ряда зонд маневрировал два-три раза в секунду, словно игла смерти, вышивающая узор разрушения на сотне кораблей.

Капле понадобилось всего две минуты и тридцать пять секунд, чтобы расправиться с кораблями третьего ряда.

К этому моменту все корабли запустили свои двигатели. Строй развалился, но Капля продолжала преследование, нападая на беглецов. Разрушение пошло медленнее, но от трех до пяти мини-солнц горели постоянно. В их ослепительном мертвенном сиянии факелы корабельных двигателей казались лишь слабенькими светящимися точками, и весь флот напоминал теперь рой перепуганных светлячков.

Боевая командная система флота так и не обнаружила подлинный источник угрозы. Все ресурсы были брошены на поиски предполагаемого невидимого флота противника. Впоследствии военные изучили разрозненную массу информации, передаваемой с кораблей, и установили, что первыми об истинной природе нападения догадались два низших офицера Азиатского флота. Одним из них был мичман Чжао Синь, помощник классификатора целей на «Бэйфане»; другим был капитан Ли Вэй, оператор электромагнитного оружия второго класса на «Ваньнянь Куньпэне». Вот запись их переговоров:

ЧЖАО СИНЬ: «Бэйфан» TR317 вызывает «Ваньнянь Куньпэн» EM986! «Бэйфан» TR317 вызывает «Ваньнянь Куньпэн» EM986!

ЛИ ВЭЙ: Говорит «Ваньнянь Куньпэн» EM986. Учтите, что на этом уровне секретности телефонная связь является нарушением устава.

ЧЖАО СИНЬ: Это Ли Вэй? Говорит Чжао Синь! Тебя-то я и искал!

ЛИ ВЭЙ: Приветствую! Рад, что ты еще жив.

ЧЖАО СИНЬ: Капитан, есть дело. Я тут обнаружил кое-что… Информацию надо передать в штаб, но моих полномочий для этого не хватит. Не поможешь?

ЛИ ВЭЙ: У меня тоже на это не хватит полномочий. В штабе сейчас и без нас хватает информации. Что ты хочешь им послать?

ЧЖАО СИНЬ: Я изучил сцену боя в видимом спектре…

ЛИ ВЭЙ: Тебе разве не приказано работать только с данными радиолокаторов?

ЧЖАО СИНЬ: В этом-то и загвоздка! Я проанализировал записи в видимом спектре, рассчитал векторы скоростей, и знаешь, что обнаружил? Знаешь, что на самом деле происходит?

ЛИ ВЭЙ: Что?!

ЧЖАО СИНЬ: Не подумай, что я свихнулся – ты же меня знаешь, мы давние друзья.

ЛИ ВЭЙ: Ты крепкий орешек. Твоя крыша поедет последней. Так что там такое?

ЧЖАО СИНЬ: Так вот: это у всего флота крыша поехала! Мы нападаем сами на себя!

ЛИ ВЭЙ:…

ЧЖАО СИНЬ: «Дальний рубеж» обстрелял «Юаньфан», «Юаньфан» напал на «Сирену», «Сирена» – на «Антарктику», а «Антарктика»…

ЛИ ВЭЙ: Да ты совсем охренел!

ЧЖАО СИНЬ: Происходит вот что: А нападает на Б. После нападения, но прежде чем взорваться, Б нападает на В. В точно так же нападает на Г… Каждый подбитый корабль атакует своего соседа. Черт побери, это как инфекция, как эстафета смерти. Просто безумие!

ЛИ ВЭЙ: Какое они применяют оружие?

ЧЖАО СИНЬ: Не знаю. Я обнаружил на снимке снаряд, но он до того крохотный и летит так быстро… намного быстрее, чем шарики наших рельсовых пушек. И он невероятно точно попадает – каждый раз прямо в топливные баки!

ЛИ ВЭЙ: Перешли мне все фотографии и расчеты.

ЧЖАО СИНЬ: Готово. Я выслал исходные данные и анализ векторов. Посмотри же сам, черт возьми!

Рассуждения мичмана Чжао Синя выходили за рамки служебных инструкций, но он вплотную подобрался к разгадке. Ли Вэй просмотрел его расчеты за полминуты. За это время погибло еще тридцать кораблей.

ЛИ ВЭЙ: В данных по скорости есть кое-что странное.

ЧЖАО СИНЬ: По какой скорости?

ЛИ ВЭЙ: Я говорю о скорости небольшого снаряда. При выстреле с каждого корабля он движется чуть медленнее. Затем, во время полета, разгоняется до тридцати километров в секунду и попадает в цель. Перед выстрелом по следующему кораблю, незадолго до взрыва, скорость немного падает. А потом он снова ускоряется…

ЧЖАО СИНЬ: Ну так и что?

ЛИ ВЭЙ: Мне кажется, что… это чем-то похоже на сопротивление среды.

ЧЖАО СИНЬ: Сопротивление среды? О чем ты?

ЛИ ВЭЙ: Каждый раз, когда этот снаряд пробивает цель, трение о препятствие его притормаживает.

ЧЖАО СИНЬ: Теперь понял. Я же не дурак. Ты сказал «этот снаряд» и «пробивает цель»… Это всего один объект?

ЛИ ВЭЙ: Выгляни наружу. Взорвалась еще сотня кораблей.

Переговоры велись не на современном языке флота, а на китайском XXI века. По их речи было очевидно, что оба офицера – проснувшиеся. Не так уж много проснувшихся служило во флоте. Большинство из них вывели из гибернации в ранней молодости, но у них так и не развилась способность современных людей к впитыванию больших объемов информации. Поэтому им поручали только второстепенные задачи. Лишь позднее выяснилось, что большая часть офицеров и рядовых, проявивших самообладание и благоразумие посреди руин флота, были проснувшимися. Этим двум офицерам, например, даже не доверяли пользоваться самым эффективным оборудованием корабля, но тем не менее они провели замечательный анализ.

Догадки Чжао Синя и Ли Вэя не достигли боевой командной системы, но компьютерный анализ характера боя уже двигался в верном направлении. Осознав, что невидимого вражеского флота, придуманного компьютером, не существует, система переключила усилия на анализ общей картины боя. Проведя поиск и корреляцию в огромном объеме данных, боевая командная система флота наконец убедилась, что Капля продолжает существование. Изображение, обнаруженное на видеозаписи, не отличалось от прежних фотоснимков – за исключением ореола работающего двигателя на конце. Зонд сохранил идеальную форму капли. Только цвет его теперь менялся: в зеркальной поверхности стремительно несущегося аппарата отражалось то пламя термоядерных взрывов, то свечение расплавленного металла; ослепительно белое сияние сменялось зловеще-багровым, и тогда зонд становился похож на каплю пылающей крови. Дальнейший анализ уже опирался на компьютерную модель его траектории.

За два столетия военные стратеги придумали множество сценариев битвы Судного дня. Но каждый из них предполагал, что враждебные объекты будут непременно крупными. Земляне встретятся на поле боя с основными силами могучего флота Трисоляриса. Каждый корабль врага будет смертоносной космической крепостью размером с небольшой город. Ученые строили предположения о самом грозном оружии и самой опасной тактике. По одному такому сценарию трисолярианский флот обстреливал земные корабли болванками из антиматерии. Каждое попадание в цель снаряда размером не больше винтовочной пули превращало в пыль огромный корабль звездного класса.

Но сейчас приходилось признать тот факт, что объединенному флоту угрожал миниатюрный зонд – лишь одна капля из громадного океана могущества Трисоляриса. И этот зонд пользовался одной из древнейших и примитивнейших тактик земного флота: шел на таран.

Через тринадцать минут с начала атаки боевая командная система флота пришла к верной оценке ситуации. С учетом непростых условий боя это было довольно скоро, но Капля оказалась быстрее. Морской бой в XX веке предоставлял командованию достаточно времени; офицеров могли вызвать на флагман на совещание, как только враг покажется на горизонте. Время же битвы в космосе исчисляется секундами. За тринадцать минут зонд уничтожил более шестисот кораблей. Лишь тогда человечество осознало, что люди не способны к управлению боем в космосе. Из-за софонов, препятствующих научным исследованиям, созданный землянами искусственный разум тоже с этим не справится. Неэффективное командование – одно это не даст человечеству вести космический бой с трисолярианами на равных, не говоря уже о массе других факторов.

Оборонные системы кораблей, пораженных первыми, не отреагировали на нападение зонда из-за его высокой скорости, незначительного подлетного времени и невидимости для радаров. Но по мере взаимного отдаления кораблей Капле требовалось больше и больше времени на каждую атаку. В компьютеры внесли характеристики зонда. Первым кораблем, попытавшимся защититься, стал «Нельсон». Чтобы повысить точность прицеливания по мелкой скоростной цели, воспользовались лазерным оружием. Когда на зонде скрестились несколько невидимых лучей гамма-лазеров, Капля ярко засветилась. Понять, каким образом зонд избегает обнаружения радарами, так и не удалось; ведь у него была идеально зеркальная поверхность, и форма капли гарантировала отражение в сторону наблюдателя. Возможно, секрет невидимости крылся в способности Капли изменять частоту отраженных электромагнитных волн. Излучаемый зондом свет оказался настолько ярким, что затмил собой пожары, бушующие на гибнущих кораблях. Видеокамерам пришлось прикрыть объективы диафрагмами, чтобы спасти их светочувствительные сенсоры. Любой человек, посмотревший прямо на зонд, ослеп бы навсегда. Другими словами, такой ослепительный свет по оказываемому эффекту ничем не отличался от темноты. Окутанный сиянием зонд проник внутрь «Нельсона» и погас, погрузив поле боя во тьму. Через мгновение яркие сполохи термоядерного пламени снова залили космическое пространство, а Капля, не получив ни единой царапины, выскочила из «Нельсона» и понеслась к «Зеленому», находившемуся где-то в восьмидесяти километрах.

Оборонная система «Зеленого» применила для перехвата зонда кинетическое оружие. Электромагниты разгоняли металлический снаряд до высокой скорости. При попадании в цель снаряд взрывался с огромной разрушительной силой, не слабее бомбы. Примененные против наземной цели, они бы в мгновение ока сровняли гору с землей. При обстреле зонда его собственная скорость складывалась со скоростью снарядов, добавляя им энергии, – но зонд лишь полетел немного медленнее, затем прибавил тяги и восстановил скорость. Под плотным обстрелом он подлетел к «Зеленому» и пробил его насквозь. Даже самый мощный микроскоп не смог бы разглядеть на зеркальной поверхности Капли ни единой вмятины.

Материалы, созданные на основе сильного взаимодействия, отличаются от обычной материи, как твердое вещество от жидкого. Обстрел зонда из оружия землян напоминал океанские волны, разбивающиеся о гранитный утес. Повредить Каплю было невозможно. В Солнечной системе не существовало силы, способной разрушить зонд. Он был неуязвим.

Едва восстановившееся командование флотом снова было повержено в хаос. Всех охватило отчаяние. Без оружия, способного отразить угрозу, управление флотом было утрачено окончательно.

Безжалостное избиение продолжалось. По мере расхождения кораблей расстояние между ними увеличивалось. Зонд прибавил скорости и разогнался до шестидесяти километров в секунду. Демонстрируя своими действиями хладнокровный и расчетливый разум, он на ходу отлично решал «задачу коммивояжера», редко возвращаясь по своим следам. Его цели находились в постоянном движении, но Капля с высокой точностью отслеживала их перемещение и практически мгновенно рассчитывала траектории. Порой зонд покидал эпицентр резни, подлетал к парочке отдалившихся кораблей и превращал их в пепел, чтобы у других не возникало надежды сбежать в этом направлении.

Почти все время Капля пробивала корабли в области топливных баков. Как именно она их находила – то ли сканируя структуру в реальном времени, то ли по собранной софонами базе данных, – так и осталось неизвестным. Но около десяти процентов кораблей получили пробоины в других местах, и термоядерного взрыва на них не возникало. Такие жертвы подолгу раскалялись докрасна, прежде чем разлететься по космосу мелкими обломками. Их экипажи испытывали жесточайшие муки, сгорая заживо.

Флоту не удалось организованно отступить. Для перехода в состояние погружения не осталось времени; поэтому ускорение ограничивалось «тягой три», а на нем быстро покинуть опасную зону оказалось невозможно. Как овчарка, мечущаяся вокруг стада, не дает ему рассыпаться, так и Капля наносила блокирующие удары по периферии флота, не позволяя кораблям спастись.

Космос был заполнен брызгами расплавленного и частично затвердевшего металла и другими обломками. Беглецам приходилось расчищать себе путь лучами лазеров или снарядами рельсовых пушек. Искрящийся космический мусор окутывал корабли сверкающим коконом. Время от времени осколки просачивались сквозь защиту и наносили существенный урон броне и двигателю. Удары крупных обломков вели к гибели корабля.

Несмотря на развал управления флотом, высшее командование продолжало отдавать приказы. Но высокая плотность начального, парадного построения означала неизбежность столкновений. «Гималаи» на встречном курсе и полной скорости врезались в «Тор», и оба разлетелись в пыль. «Посланник» задел корму «Генезиса»; из широких пробоин в обшивке на ураганной скорости вырвался воздух, длинным шлейфом рассеявший по космосу оборудование и тела членов экипажа.

Самое страшное выпало на долю «Эйнштейна» и «Ся». Их капитаны воспользовались режимом дистанционного управления, обошли защиту экипажа от перегрузки и задействовали «тягу четыре». Ни один человек на борту не находился в состоянии погружения. Передаваемые камерами «Ся» кадры показали, как при включении двигателей больше сотни человек расплющились об пол пустого ангара истребителей. Камеры видели, как на белом полу размером с футбольное поле распускаются красные цветы. Под огромной тяжестью лужи крови, становясь все тоньше и постепенно расширяясь, сливались в одно громадное пятно…

В шарообразных каютах разыгрались наиболее ужасающие сцены. Как только начались запредельные перегрузки, люди съехали в самый низ сферы, а затем тяжелая дьявольская рука скомкала их тела, будто сделанные из пластичной глины, в единую массу. Никто даже крикнуть не успел. Единственными звуками были хруст костей и хлюпанье выдавливаемых наружу внутренностей. Груду мяса и костей залило кровью, а потом превратившиеся в кашу органы выпали в осадок, и жидкость очистилась, став прозрачной, плоской и ровной, как зеркало. Под кажущейся твердой поверхностью застыл слой останков – словно рубины, залитые в стекло.

При разборе событий люди сначала предположили, что перевод «Эйнштейна» и «Ся» на «тягу четыре» произошел по ошибке, совершенной в минуты хаоса. Но дальнейшее расследование опровергло эту теорию. Чтобы обойти проверку на погружение с использованием режима дистанционного управления, капитанам требовалось выполнить серию сложных манипуляций. Их практически невозможно сделать случайно.

Переданные с кораблей данные также показали, что еще до перехода на «тягу четыре» оба экипажа начали покидать корабли на истребителях и челноках. Двигатели включили на полную мощность лишь тогда, когда Капля подобралась вплотную и соседние корабли стали взрываться. Эти факты навели на мысль, что «Эйнштейн» и «Ся» собирались на полной скорости уйти от зонда, чтобы спасти корабли для человечества. Но не успели – Капля не позволила. Остроглазый бог смерти заметил, что кто-то ускоряется быстрее, догнал беглецов и уничтожил вместе с их безжизненным грузом.

Но двум кораблям удалось уйти от Капли на «тяге четыре». Это были «Квант» и «Бронзовый век». По совету Дин И их экипаж еще до боя перешел в состояние погружения. Как только гибельный огонь охватил третий ряд кораблей, капитаны запустили двигатели на полную мощность и вместе покинули поле битвы. Их изначальное положение в углу строя дало достаточно времени, чтобы затеряться в глубине космоса.

За двадцать минут погибло свыше тысячи кораблей – больше половины флота.

В объеме пространства диаметром в десять тысяч километров было не протолкнуться от обломков. Продолжавшее расширяться облако металлического мусора то и дело озарялось изнутри светом новых ядерных взрывов. Казалось, что во тьме космической ночи мерцают чьи-то гигантские бесчувственные глаза. А когда пламя взрывов угасало, сияние расплавленного металла превращало облако в кровавый рассвет.

Практически все оставшиеся корабли находились на значительном расстоянии друг от друга, но по-прежнему внутри облака летающего металлолома. Многие уже истратили боезапас рельсовых пушек и начали пробивать себе путь лазерами. Однако высокая нагрузка на реакторы не оставляла достаточно энергии для лучевого оружия. Приходилось медленно и мучительно долго лавировать между обломками. Большинство кораблей двигалось со скоростью расширения облака. Выбраться из этой ловушки было невозможно.

Скорость Капли, 170 километров в секунду, теперь в десять раз превосходила третью космическую. Она летела прямо сквозь обломки, расплавляя все на своем пути. За зондом тянулся сверкающий шлейф. Поначалу Капля походила на разъяренную комету, а потом, когда хвост подрос, она превратилась в гигантского серебристого дракона, растянувшегося на десять тысяч километров. Все облако металлической пыли светилось в его сиянии, а сам хвост извивался то туда, то сюда, как в безумном танце. Пробитые зондом корабли вспыхивали; вдоль тела чудовища постоянно горели четыре или пять небольших солнц. А через несколько секунд солнца взрывались, и миллионы тонн расплавленного металла окрашивали хвост дракона зловещим багрянцем.

Прошло еще тридцать минут, а сверкающий дракон продолжал метаться по облаку. Но вспышки ядерных взрывов в его хвосте пропали, и хвост уже не казался кроваво-красным. Внутри облака не осталось ни одного космического корабля.

Когда дракон вылетел из облака, его тело исчезло возле края – сначала голова, потом хвост. Зонд принялся уничтожать остатки флота. Лишь двадцать один корабль смог выбраться из облака; большинство из них получили настолько значительные повреждения, что еле-еле двигались, а то и вовсе утратили ход. Капля быстро догоняла их и ликвидировала. Возникли новые облачка металла; вскоре они слились с основным.

Капле потребовалось чуть больше времени, чтобы разделаться с пятью почти не поврежденными кораблями. Они уже набрали скорость и двигались в разных направлениях. Последний из них, «Ковчег», успел значительно отдалиться от облака. Его взрыв, на несколько секунд осветивший мрак космоса, показался одиноким фонариком, мигнувшим на ветрах необъятной пустоши.

Космические силы человечества были полностью уничтожены.

Капля легла на курс в направлении сбежавших «Кванта» и «Бронзового века», но скоро оставила погоню – цели находились далеко и двигались очень быстро. Так «Квант» и «Бронзовый век» стали единственными кораблями, пережившими эту грандиозную катастрофу.

Капля покинула зону сражения и направилась к Солнцу.

Помимо экипажей двух уцелевших военных кораблей, незначительное количество военнослужащих спаслось на борту истребителей и челноков. Зонд мог бы без всякого труда убить этих людей, но подобная мелочь его не занимала. Основная угроза для практически беззащитных суденышек исходила от летящей отовсюду стальной шрапнели. Некоторые, уже отчалив, погибли в таких столкновениях. Легче всего было спастись в начале боя и в его конце. В первые минуты схватки обломков еще не было, а под конец, когда облако расширилось, плотность мусора снизилась.

Выжившие несколько дней дрейфовали недалеко за орбитой Урана. Вскоре их подобрало гражданское судно, работавшее в этом участке космоса. Всего спаслось около шестидесяти тысяч человек. Среди них были двое офицеров из числа проснувшихся – те самые, которые первыми распознали нападение зонда: мичман Чжао Синь и капитан Ли Вэй.

Понемногу все успокоилось. Облако металлической пыли погасло среди холода космоса и растаяло во тьме. Годы спустя под воздействием притяжения Солнца облако прекратило расширяться, взамен удлинившись и размазавшись вдоль орбиты. Постепенно вокруг Солнца образовалось тончайшее металлическое кольцо. Казалось, будто на холодной окраине Солнечной системы водит бесконечный хоровод миллион неприкаянных душ.

Один-единственный трисолярианский зонд стер в пыль весь космический флот человечества. Еще девять таких же войдут в Солнечную систему через три года. Все вместе эти десять зондов не составят по размеру даже одной десятитысячной от одного боевого корабля Трисоляриса – а к Земле по-прежнему стремилась тысяча таких.

Коли я уничтожу вас, что вам за дело?

* * *

Пробудившись от долгого сна, Чжан Бэйхай взглянул на часы. Он проспал пятнадцать часов. Кажется, он никогда в жизни еще столько не спал, если не считать двух столетий в гибернации. Теперь у него возникло новое ощущение. Поразмыслив, он понял, откуда в нем это чувство.

Он был сам по себе.

До сих пор, даже плывя в бесконечном космосе, он ни разу не чувствовал себя свободным. Глаза отца следили за ним с той стороны, ежедневно и ежечасно. Он к этому привык – так же как привыкают к свету солнца днем и звездному небу ночью. А теперь пристальный взгляд отца исчез.

«Пора выйти к людям», – сказал он себе, осматривая себя в зеркале. Он спал в невесомости, поэтому и прическа, и форма были в полном порядке. Чжан Бэйхай в последний раз окинул взором сферическую каюту, в которой провел больше месяца, затем открыл дверь и выплыл в коридор. Он был готов противостоять ярости толпы, бесчисленным осуждающим взглядам, готов выслушать свой окончательный приговор… Сколько бы ему ни осталось жить, он проживет это время, как подобает настоящему солдату. Как бы ни развивались события, он встретит их бесстрастно.

В коридоре никого не было.

Он медленно продвигался вперед мимо раскрытых дверей пустых кают. Они ничем не отличались от его собственной: такие же сферы с белоснежными стенами, похожие на глаз без зрачка. Вокруг было чисто; не светилась ни одна информационная панель. Вероятно, компьютеры корабля перезапустили и отформатировали.

Он припомнил кинофильм, который видел в юности. Герои фильма оказались внутри какого-то огромного кубика Рубика, состоящего из бесчисленных одинаковых помещений. Внутри каждого имелась какая-нибудь смертоносная ловушка. Герои переходили из одного помещения в другое, в третье и так далее до бесконечности…

Он удивился привольному течению своих мыслей. Раньше думать о посторонних вещах было для него роскошью; но теперь, когда миссия, продолжавшаяся почти двести лет, подошла к концу, его разум мог позволить себе немного отвлечься.

За углом перед ним предстал другой коридор, длиннее прежнего, но столь же безлюдный. Переборки испускали ровный, млечно-белый свет, в котором терялось ощущение глубины пространства. Казалось, будто мир вокруг него сжался. В этом коридоре, так же как и в прежнем, его встретили открытые двери одинаковых пустых кают. И ни души кругом, как если бы экипаж покинул «Естественный отбор».

Весь массивный корабль представлялся Чжан Бэйхаю огромным, но выразительным символом, метафорой какого-то закона, скрывающегося за маской реальности. Ему чудилось, что этим одинаковым белым сферам нет конца, что они заполнили собой всю Вселенную.

Ему в голову пришла мысль: голография.

Из любого сферического отсека можно было управлять всем кораблем. Следовательно – по крайней мере, с точки зрения теории информации, – каждая каюта была цельным «Естественным отбором». А это значило, что «Естественный отбор» можно было уподобить голограмме.

Корабль – это металлическое зерно, хранящее в себе все знания человеческой цивилизации. Если оно прорастет где-нибудь во Вселенной, то из него может полностью сформироваться цивилизация. Часть содержала целое. По этой причине и цивилизация людей тоже может рассматриваться как голограмма.

Чжан Бэйхай потерпел неудачу. Ему не удалось разбросать эти семена, и он о том сожалел. Но не грустил – и не только потому, что сделал все, что мог, для исполнения своего долга. Его разум, теперь свободный от оков, воспарил. Чжан Бэйхай представил себе Вселенную как голограмму; каждая ее точка содержала весь мир. Вселенная устоит, даже если останется лишь один ее атом. Внезапно его охватило всеобъемлющее чувство прозрения – такое же, какое ощутил Дин И десять часов назад на другом конце Солнечной системы, когда приближался на челноке к Капле. Чжан Бэйхай в то время еще спал.

Он дошел до конца коридора, открыл дверь и ступил в самый большой отсек корабля. Именно здесь его встречали три месяца назад. И, как тогда, в центре помещения застыли в парадном строе офицеры и рядовые. Но теперь их было больше, и в невесомости они выстроились в три яруса. Экипаж «Естественного отбора», все две тысячи человек, занимал средний ярус. Чжан Бэйхай догадался, что живые люди выстроились только там. Два других яруса были голограммами.

Присмотревшись, он заметил, что ярус голограмм состоит из экипажей кораблей преследования. Прямо в центре стояли пять полковников: Дунфан Яньсюй и капитаны четырех других кораблей. Все они, кроме Дунфан Яньсюй, были передаваемыми по радио голограммами. Когда Чжан Бэйхай вошел в отсек, на нем сосредоточились взгляды пяти тысяч человек – и в этих взглядах не было ни злобы, ни осуждения. Так не смотрят на предателя.

Капитаны поочередно приветствовали Чжан Бэйхая:

– «Синий космос», Азиатский флот!

– «Энтерпрайз», Североамериканский флот!

– «Глубокий космос», Азиатский флот!

– «Высший закон», Европейский флот!

Дунфан Яньсюй салютовала последней:

– «Естественный отбор», Азиатский флот! Сэр, от космического флота Земли остались лишь эти пять кораблей звездного класса. Вы спасли нас от уничтожения. Примите командование!

* * *

– Это конец. Полный развал! Всеобщая депрессия! – Ши Сяомин вздохнул и покачал головой. Он только что вернулся из подземного Пекина. – В городе анархия. Повсюду хаос.

Руководители поселка собрались на заседание местного самоуправления. Две трети из них составляли проснувшиеся; остальные были людьми, родившимися в этом времени. Разница между ними была теперь очевидна: и те, и другие пали духом; но тогда как проснувшиеся, несмотря на уныние, держали себя в руках, психика современных балансировала на грани психического припадка и за время совещания неоднократно перешагивала за эту грань. Слова Ши Сяомина плеснули бензина в огонь. На глаза председателя навернулись слезы, а когда он, плача, прикрыл лицо руками, разрыдались еще несколько присутствующих из современных. Глава отдела образования истерически захохотал, а пара других современных чиновников с рычанием смели на пол свои кофейные кружки.

– Успокойтесь! – приказал Ши Цян. Он говорил негромко, но веско; это утихомирило современных. Председатель и другие плачущие постарались овладеть собой.

– Совсем как дети… – покачал головой Хайнс. Он присутствовал на заседании в качестве делегата от населения. Пожалуй, лишь ему разгром объединенного флота пошел на пользу – реальность больше не противоречила его ментальной печати. А прежде он ужасно мучился перед лицом неотвратимой победы землян и был даже близок к нервному срыву. Он ездил в городской госпиталь, но опытнейшие психиатры оказались бессильны. Впрочем, они предложили любопытную идею, которую Ло Цзи и поселковое руководство помогли осуществить. Врачи предложили создать вымышленную реальность, в которой человечество проиграло, – наподобие того, как это изображается в рассказе «Осада Берлина» Альфонса Доде или старом фильме «Гуд бай, Ленин!». Технология виртуальной реальности уже широко использовалась, поэтому задача была не из сложных. Каждый день Хайнс сидел дома и смотрел новости, которые фабриковали специально для него. Трехмерная компьютерная графика не отличалась от подлинного репортажа. Ему показывали, как часть трисолярианского флота ускоряется и входит в Солнечную систему раньше, чем ожидалось; как объединенный флот Земли сражается в поясе Койпера и несет тяжелые потери. А потом все три флота не справляются с обороной у орбиты Нептуна и с трудом организуют сопротивление возле Юпитера…

Сотрудник, занимавшийся подготовкой новостей для Хайнса, настолько погрузился в свой вымышленный мир, что, узнав о реальном разгроме, едва не тронулся умом. Он полностью истощил свою фантазию, живописуя поражение человечества, – как ради Хайнса, так и чтобы показать себя во всем своем профессиональном блеске. Но жестокая действительность далеко превзошла его воображение.

Когда после трехчасовой задержки картина разрушений достигла Земли, люди превратились в ораву отчаявшихся малышей, а человеческий мир – в детский сад, обуянный кошмарами. Массовая истерика распространялась со скоростью лесного пожара; в городах начались беспорядки.

В поселке, где жил Ши Цян, все служащие рангом выше него либо подали в отставку, либо просто психически сломались, прекратив выполнять свои обязанности. Тогда Ши Цяна назначили исполняющим обязанности местного руководителя. Может, не такой уж и важный пост, но в руках Ши Цяна оказалась судьба всего городка проснувшихся. К счастью, по сравнению с жителями подземного города проснувшиеся неплохо владели собой.

– Не забывайте, в какой ситуации мы оказались, – заговорил Ши Цян. – Если что-нибудь случится с механизмами жизнеобеспечения подземного Пекина, там станет как в аду и все побегут на поверхность. Тогда нам здесь не выжить. Нужно подумать о переселении.

– И куда же нам деваться? – спросил кто-то.

– Куда-нибудь в слабо заселенные районы; например, на северо-запад. Конечно, мы сначала пошлем людей на разведку. Сейчас невозможно предсказать, что произойдет с миром, будет ли вторая Великая падь. Нам надо подготовиться к выживанию исключительно натуральным хозяйством.

– А Капля нападет на Землю? – спросил другой.

– На кой ляд зря трепать себе нервы? – потряс головой Ши Цян. – Все равно мы ничего не можем сделать. Да и до того, как она пробьет Землю, нам тоже надо как-то жить, разве не так?

И тут впервые с начала заседания заговорил Ло Цзи:

– Совершенно верно. Тревоги – напрасная трата сил и времени. Уж кому-кому, а мне это доподлинно известно.

* * *

Семь уцелевших космических кораблей двумя группами летели прочь от Солнца. В одну группу входили пять кораблей – «Естественный отбор» и его недавние преследователи. Другую составляли «Квант» и «Бронзовый век». Два мини-флота находились на разных концах Солнечной системы и, двигаясь практически в противоположных направлениях, все больше удалялись друг от друга.

Когда Чжан Бэйхай на «Естественном отборе» выслушал доклад об уничтожении флота, выражение его лица не изменилось. С невозмутимым взором он негромко сказал:

– Плотный строй – непростительная ошибка. Все остальное – ее неизбежное следствие.

– Товарищи, – обратился он к пятерым капитанам и выстроившимся тремя ярусами офицерам и рядовым. – Я называю вас этим древним словом потому, что хочу, чтобы начиная с сегодняшнего дня мы стали единомышленниками. Каждый из вас обязан понимать ситуацию и представлять себе наше будущее. Товарищи, обратной дороги нет!

И в самом деле, вернуться они не могли. Капля, разметавшая объединенный флот, оставалась где-то в Солнечной системе, а через три года появятся еще девять. Родина беглецов превратилась в западню. Согласно получаемым сведениям, человеческой цивилизации настанет конец еще до прибытия основного флота Трисоляриса. До Судного дня оставалось совсем мало времени. На долю пяти кораблей выпала ответственность нести цивилизацию людей в будущее. Но они были способны лишь лететь вперед, в глубины космоса. Корабли навсегда станут их домом, а космос – местом их упокоения.

Все вместе пять с половиной тысяч человек экипажа мало чем отличались от младенца, у которого отрезали пуповину и безжалостно швырнули в пучину космоса. И, подобно младенцу, им оставалось только плакать. Но в глазах Чжан Бэйхая горела стальная воля. Она помогла экипажу удержать строй и выправку. Детям, выброшенным в безбрежную ночь, прежде всего нужен отец. Теперь, вслед за Дунфан Яньсюй, они нашли отца в лице солдата давно ушедших времен.

Чжан Бэйхай продолжил:

– Мы навсегда останемся частью человечества. Но теперь мы независимое общество, и нам предстоит избавиться от психологической зависимости от Земли. Первым делом нужно выбрать имя для нашего нового мира.

– Мы дети Земли. Может статься, мы единственные наследники земной цивилизации. Давайте назовем себя «Звездолеты Земли», – предложила Дун-фан Яньсюй.

– Превосходное имя, – одобрительно кивнул Чжан Бэйхай, затем повернулся к строю. – С этой минуты мы все граждане «Звездолетов Земли». Возможно, с этого момента начинается история второй цивилизации людей. Нам предстоит много работы, поэтому теперь я прошу вас вернуться на рабочие места.

Два голографических строя военнослужащих мигнули и погасли, а команда «Естественного отбора» начала разлетаться в разных направлениях.

– Сэр, следует ли нашим кораблям сблизиться? – спросил капитан «Глубокого космоса». Капитаны не исчезли вместе с голограммами.

Чжан Бэйхай твердо покачал головой:

– В этом нет необходимости. На данный момент вы находитесь в двухстах тысячах километров от «Естественного отбора». Это не так уж и далеко, но для маневра потребуется расход ядерного топлива. Наше выживание зиждется на энергии, а ее у нас мало. Необходимо экономить. Я понимаю, что, кроме нас, в этой части космоса нет людей и нам хочется быть вместе. Но двести тысяч километров – это достаточно близко. С этой минуты нам следует мыслить категориями далекого будущего.

– Это так, нужно задумываться о будущем, – тихо повторила Дунфан Яньсюй, устремив глаза куда-то вдаль. Казалось, она смотрит в грядущее.

Чжан Бэйхай продолжил:

– Следует немедленно созвать ассамблею граждан, чтобы определиться с основными вопросами. А потом как можно скорее положим большую часть экипажа в анабиоз, чтобы перевести систему жизнеобеспечения на минимальную мощность… Что бы теперь ни случилось, история «Звездолетов Земли» начала отсчет!

И снова на него глянули с той стороны глаза его отца, словно два всепроникающих светоча из-за края Вселенной. Чжан Бэйхай ощутил этот взгляд и глубоко в душе ответил: «Нет, папа. Вам рано на покой. Работа не закончена. Она началась снова».

* * *

На следующий день по земному времени на «Звездолетах Земли» открылось всеобщее собрание граждан. Его провели, объединив пять голограмм. Присутствовало около трех тысяч человек; те, кто должен был оставаться на рабочем месте, подсоединились через компьютер.

Прежде всего собрание решило неотложный вопрос: направление полета. Единогласно приняли предложение не менять курс, изначально заложенный Чжан Бэйхаем. Путь вел в созвездие Лебедя, а точнее к звезде NH558J2 – одной из ближайших к Солнцу. Вокруг звезды кружились две планеты, обе газовые гиганты типа Юпитера. Они не годились для людей, но на них можно было заправиться ядерным топливом. Похоже, Чжан Бэйхай в свое время тщательно продумал курс. Немного в другом направлении, лишь на полтора световых года дальше, чем их нынешняя цель, располагалась звезда с планетой земного типа. Однако других планет в системе не было; и если наблюдения с орбиты покажут, что жить там невозможно, то в системе негде будет заправиться. А если добраться до NH558J2 и заполнить баки, то можно лететь дальше, к следующей цели, причем намного быстрее.

До NH558J2 было восемнадцать световых лет. С уже набранной скоростью, учитывая возможные погрешности, «Звездолеты Земли» доберутся до цели через две тысячи лет.

Две тысячи лет! Картина настоящего и будущего представала без прикрас в свете этого безжалостного числа. Даже с учетом гибернации большинство граждан «Звездолетов Земли» не доживут до прибытия к пункту назначения. Срока их жизни хватит лишь на малую часть путешествия длиной в двадцать веков. Впрочем, и для их потомков NH558J2 послужит всего лишь заправочной станцией. Никто не знал, куда они полетят дальше и уж тем более найдут ли когда-нибудь «Звездолеты Земли» себе новый дом.

Но Чжан Бэйхай рассуждал рационально. Он не сомневался, что Земля пригодна для жизни человека не по воле случая и не по закону антропного принципа, а из-за длительного процесса адаптации биосферы к окружающей среде. Вряд ли стоит ожидать, что в точности такой же процесс повторится на какой-то другой планете возле какой-то другой звезды. Выбор NH558J2 предполагал и иное объяснение: возможно, что подходящую планету найти не удастся. Тогда новая человеческая цивилизация продолжит существование на борту космического корабля.

Но он не предлагал эту идею открыто. Возможно, ее примет лишь следующее поколение, родившееся на борту звездолетов. А нынешнее поколение проживет всю жизнь в надежде найти планету, похожую на Землю.

На собрании также определились с политическим статусом новоявленного государства. Решили, что пять кораблей навсегда останутся частью человечества. Однако «Звездолеты Земли» не могли оставаться под юрисдикцией Земли или трех флотов. Отныне они независимая держава.

Когда резолюцию передали по радио в Солнечную систему, ООН и ККФ некоторое время хранили молчание, а потом, не говоря ни да ни нет, просто пожелали счастливого пути.

Вот так человечество разделилось на три конгресса: Земной конгресс – наследие былого; Конгресс космических флотов – факт современности и конгресс звездолетов, уходящий в глубины космоса. В последней группе было чуть более пяти тысяч человек, но она олицетворяла собой все надежды человечества.

* * *

На второй ассамблее граждан приступили к обсуждению структуры руководства «Звездолетов Земли».

Первым выступил Чжан Бэйхай:

– Я полагаю, что еще рано обсуждать этот пункт повестки. Сначала нужно определиться, какое общество мы хотим построить. Только после этого можно решать, какое ему требуется правительство.

– То есть первым делом нам нужна конституция, – уточнила Дунфан Яньсюй.

– По крайней мере, ее основополагающие принципы.

Принялись обсуждать. Поскольку «Звездолеты Земли» были хрупкой экосистемой, несущейся сквозь не прощающий ошибок космос, большинство склонялось к идее общества, построенного на дисциплине и коллективной борьбе за выживание. Кто-то предложил оставить существующую систему военного командования, и большинство согласилось.

– Это тоталитарный строй, – сказал Чжан Бэйхай.

– Сэр, попробуем найти для него слово помягче. Как-никак мы все же военные, – ответил капитан «Синего космоса».

– Не поможет, – уверенно дернул головой Чжан Бэйхай. – Просто остаться в живых мало. Развитие – лучшая гарантия выживания. По пути нам придется создавать наши собственные науку и технологию, строить новые корабли. История Средних веков и Великой пади доказывает, что тоталитарное общество станет препятствием на пути прогресса. «Звездолетам Земли» нужны яркие новые идеи, открытия, изобретения, а достичь этого может только общество, уважающее свободу личности.

– Вы предлагаете что-то наподобие современного Земного конгресса? У «Звездолетов Земли» есть определенная специфика, – заметил какой-то младший офицер.

– Совершенно верно, – Дунфан Яньсюй кивнула выступающему. – Население «Звездолетов Земли» невелико, но мы располагаем новейшими системами связи и информации. С их помощью все граждане смогут обсуждать любые вопросы и сообща принимать законы. У нас есть шанс основать первое истинно демократическое общество в истории человечества.

– Это тоже не сработает, – опять покачал головой Чжан Бэйхай. – Как другие граждане уже заметили, «Звездолеты Земли» летят в космосе, а космос не прощает ошибок. В любое время может разразиться катастрофа, угрожающая всему нашему миру. Как показала земная история в период Трисолярианского кризиса, предлагаемое вами гуманитарное общество особенно ранимо, когда возникает кризис и нужно пожертвовать частью для сохранения целого.

Собравшиеся переглянулись. В их глазах стоял вопрос: «Так что же тогда делать?»

Улыбаясь, Чжан Бэйхай пояснил:

– Впрочем, я чересчур тороплюсь. На этот вопрос не нашли ответа за всю историю Земли. Неужели мы примем решение на единственном собрании? Я считаю, что нам придется долго экспериментировать, прежде чем мы остановимся на подходящем общественном строе. По окончании заседания стоит развернуть обсуждение этих вопросов… Прошу прощения за отход от повестки дня. Пожалуйста, продолжайте.

Дунфан Яньсюй никогда еще не видела такой улыбки на лице старого солдата. Он улыбался редко, да и тогда – уверенно и снисходительно. Но на этот раз он улыбался смущенно, как бы за что-то извиняясь. Он вмешался в ход собрания… Казалось бы, мелочь, но Чжан Бэйхай всегда был осмотрителен. Впервые он внес предложение, чтобы через несколько минут отозвать его. Дунфан обратила внимание на его задумчивость. Он не сделал ни одной пометки в блокноте – а ведь на предыдущем собрании все аккуратно записывал. Больше никто на борту не пользовался устаревшими карандашом и бумагой; они стали отличительным знаком Чжан Бэйхая.

Так о чем же он сейчас размышлял?

Обсуждение перешло к вопросу о правительстве и других органах управления. Граждане решили, что время для выборов еще не пришло и менять существующую иерархию командования не следует. Капитаны руководят кораблями. Пять капитанов образуют Руководящий комитет «Звездолетов Земли». Комитет будет заниматься самыми важными вопросами. Ассамблея единогласно выбрала Чжан Бэйхая на должность председателя Комитета и Верховного командующего.

Но Чжан Бэйхай возражал против своего назначения.

– Сэр, это ваш долг! – обратился к нему капитан «Глубокого космоса».

– Вы единственный на «Звездолетах Земли», у кого хватит авторитета для управления всеми кораблями, – присоединилась к уговорам Дунфан Яньсюй.

– Мне кажется, я исполнил свой долг до конца. Я устал и уже не молод. Пора на покой, – тихо ответил Чжан Бэйхай.

После окончания собрания Чжан Бэйхай попросил Дунфан Яньсюй задержаться. Когда все ушли, он попросил:

– Дунфан Яньсюй, я хотел бы вернуть себе должность исполняющего обязанности капитана «Естественного отбора».

– Исполняющего обязанности? – Она недоуменно уставилась на собеседника.

– Да. Верните мне доступ к управлению кораблем.

– Сэр, но я могу передать вам свою должность капитана! Я не шучу. Ни Руководящий комитет, ни граждане не станут возражать!

Он улыбнулся и покачал головой:

– Нет, вы останетесь капитаном и сохраните все полномочия. Пожалуйста, доверьтесь мне. Я не буду вмешиваться в вашу работу.

– Почему же тогда вы хотите получить права доступа исполняющего обязанности капитана? Разве они нужны в вашем сегодняшнем положении?

– Мне просто нравится наш корабль. Люди столетиями мечтали о таком. Знаете ли вы, что я совершил, чтобы сегодня такие корабли могли существовать?

Чжан Бэйхай посмотрел на Дунфан Яньсюй. В его взгляде больше не было стальной жесткости; ее сменили пустота утомления и глубокая печаль. Он больше не казался хладнокровным, безжалостным бойцом, предусмотрительным и решительным. Сейчас он был обычным человеком, сгибающимся под тяжестью времени. При взгляде на него у Дунфан Яньсюй защемило сердце – такого участия она еще никогда и ни к кому не испытывала.

– Не надо, не вспоминайте. Историки высоко оценили ваши действия в XXI веке. Разработка электромагнитного привода стала шагом в верном направлении; на нем основана вся космическая технология. Возможно, в то время не нашлось другого способа, так же как сегодня побег оказался единственным выходом для нашего корабля. Кроме того, согласно нынешнему закону, срок давности истек много лет назад.

– Но мне-то от этого не легче. Вы не понимаете… Я привязался к этому кораблю, мои чувства к нему намного сильнее ваших. Ну и кроме того, мне же нужно чем-то заниматься в будущем. Работа меня успокаивает.

Он повернулся и уплыл. Дунфан Яньсюй следила, как его усталая фигура, постепенно удаляясь, превратилась в маленькую черную точку посреди обширной белой сферы, а потом и вовсе растворилась в белизне. И тогда на Дунфан со всех сторон нахлынула и поглотила с головой волна до сих пор неведомого ей одиночества.

* * *

На заседаниях Ассамблеи граждан люди с воодушевлением погрузились в задачу создания нового мира. Они оживленно обсуждали конституцию и общественное устройство, создавали законопроекты, готовили первые выборы… Рядовые и офицеры всех рангов спорили друг с другом как лицом к лицу, так и по радиоканалам, соединявшим корабли. Люди трезво оценивали ситуацию и с нетерпением ожидали, когда «Звездолеты Земли» станут зародышем новой цивилизации, которая затем примется разрастаться по мере посещения одной звездной системы за другой. Чаще и чаще поговаривали, что «Звездолеты Земли» – это новый Эдем, второе начало расы людей…

Но восторгам скоро настал конец, ибо аналогия с садом Эдема оказалась чересчур точной.

Подполковник Лань Си, главный психолог «Естественного отбора», возглавлял Второй отдел гражданской службы. Там работали специально обученные офицеры-медики, отвечавшие за психическое здоровье экипажа в долгом походе и в бою. Когда «Звездолеты Земли» отправились в путешествие в один конец, Лань Си и его подчиненные перешли в состояние боевой готовности, будто воины при виде атаки могущественного врага. Они заранее отработали различные сценарии развития опасных ситуаций, что подготовило их к борьбе с широким спектром психологических осложнений.

Они согласились, что главной опасностью является «проблема Н» – ностальгия, тоска по родному дому. Все же человек ни разу еще не отправлялся в бесконечное путешествие; «проблема Н» вполне могла спровоцировать психологическую катастрофу. Лань Си издал приказ по Второму отделу принять все доступные меры – в том числе обеспечить радиообмен с Землей и тремя флотами. Любой член экипажа мог связаться с родными и друзьями на Земле или во флоте, а также смотреть новости и другие телевизионные программы двух Конгрессов. «Звездолеты Земли» уже находились в семидесяти астрономических единицах от Солнца. Радиосигналы приходили с задержкой в девять часов, но качество связи оставалось превосходным.

Помимо многочисленных психологических консультаций и, при необходимости, оказания помощи офицеры Второго отдела подготовились к чрезвычайным мерам на случай крупномасштабной психологической катастрофы. В этом случае возбужденную толпу поместят в карантин – в гибернацию.

Впоследствии оказалось, что беспокоиться было не о чем. «Проблема Н» довольно широко распространилась на «Звездолетах Земли», но ее держали под контролем, и она не достигала даже уровня, отмеченного в прежних длительных походах. Поначалу Лань Си не понимал причины, но вскоре нашлось объяснение. Когда погиб основной космический флот человечества, Земля потеряла надежду. Даже учитывая, что до Судного дня, по самым благоприятным прогнозам, оставалось два столетия, новости с Земли не скрывали, что мир, подавленный разгромом флота, погрузился в хаос. В воздухе стоял запах смерти. Никто на Земле и в Солнечной системе не мог оказать поддержку «Звездолетам Земли». Это и сдерживало ностальгию.

Но враг все-таки появился, и он оказался куда опаснее «проблемы Н». Когда Лань Си и Второй отдел распознали угрозу, фронт уже был прорван.

Из личного опыта Лань Си знал, что во время долгого похода «проблема Н» поднимает голову прежде всего среди рядовых и офицеров низких рангов. Служба требовала от них сравнительно меньшей сосредоточенности, а психологическая подготовка была относительно слабой. Потому Второй отдел с самого начала уделял особое внимание нижнему звену. Но тень пала первой на высшее командование.

К этому времени Лань Си подметил нечто необычное. Готовились первые в истории «Звездолетов Земли» выборы в правительство. Любой гражданин имел право голоса; это означало, что почти все высшие офицеры станут государственными служащими. Их должности неизбежно перетасуют, а многих заменят претендентами более низкого ранга. Лань Си удивило, что никто из высшего командования не беспокоится об итогах выборов, которые определят всю их дальнейшую жизнь. Он отметил, что никто из руководителей «Естественного отбора» не ведет агитации; а когда он упоминал о выборах, собеседники не проявляли интереса. Лань Си снова и снова вспоминал рассеянность Чжан Бэйхая на втором заседании Ассамблеи граждан.

А потом он разглядел симптомы психологического расстройства среди офицеров, начиная с подполковника и выше. Большинство из них стали склоняться к интроверсии, проводя много времени наедине со своими мыслями и резко ограничив общение. На собраниях они выступали реже и реже, а порой не произносили ни слова. По наблюдениям Лань Си, огонь в глазах офицеров погас, а лица выражали уныние. Они предпочитали не смотреть в глаза другим, опасаясь, что те заметят туман в их взглядах. Когда они все же встречались с кем-то глазами, то сразу же отводили взор, как будто их било током… Чем выше ранг, тем опаснее становились симптомы. Вскоре появились признаки, что проблема проникает и в нижние ранги.

Психологические консультации не помогали – пациенты упрямо отказывались беседовать с врачами. Второй отдел воспользовался особой привилегией и настоял на обязательных консультациях. Но пациенты хранили молчание.

Лань Си решил, что необходимо поговорить с Верховным командующим, и пошел к Дунфан Яньсюй. В прошлом этот пост принадлежал Чжан Бэйхаю, но он отказался от полномочий, решил не участвовать в выборах и настаивал, что он теперь самый обычный гражданин. Он сохранил за собой лишь одну должность – исполняющего обязанности капитана. Он передавал приказы капитана в компьютер, управляющий кораблем. Все остальное время он проводил, бродя по коридорам «Естественного отбора» и изучая корабль. Он без устали расспрашивал рядовых и офицеров всех рангов и постоянно восхищался космическим ковчегом. В остальном же Чжан Бэйхай оставался хладнокровным и отрешенным. Несомненно, он старался держаться в стороне, и поэтому его не затронула психологическая тень, павшая на экипаж. Но Лань Си знал еще об одной причине его иммунитета. Древние были не такими чувствительными, как современные люди. Теперь эта толстокожесть оказалась отличной защитой.

– Капитан, вам следует рассказать нам, что происходит, – обратился он к Дунфан Яньсюй.

– Подполковник, это вам следует рассказывать, а не мне.

– Значит ли это, что вам ничего не известно о вашем состоянии?

В ее померкшем взоре проступила бесконечная горечь.

– Я знаю только то, что мы первые люди, отправившиеся в космос.

– Что вы имеете в виду?

– Только теперь человечество на самом деле полетело в космос.

– А, теперь понимаю. До сих пор, как бы далеко люди ни забирались, они оставались воздушным змеем, запущенным с Земли. Они не рвали духовной связи с родной планетой. А теперь эта нить оборвана.

– Верно. Нить оборвана. Главное не в том, что кто-то выпустил эту нить из рук, а в том, что сами руки исчезли. Земля катится навстречу катастрофе. Собственно, для нас Земля уже погибла. Пять наших кораблей не связаны ни с одной планетой. Вокруг нас нет ничего, кроме бездны космоса.

– И в самом деле, людям еще не приходилось сталкиваться с такой психологической проблемой.

– Не приходилось. А теперь мы столкнулись – и душа человека кардинально изменится. Люди станут… – Она внезапно замолкла, и грусть в ее взоре сменилась унынием, серым, словно затянутое облаками небо.

– Вы полагаете, что в такой обстановке люди станут… новыми людьми?

– Новыми людьми? Нет, подполковник. Люди станут… нелюдьми.

Услышав заключительное слово, Лань Си вздрогнул. Он посмотрел на Дун-фан Яньсюй, и она не отвела взгляда. В пустых глазах капитана, «зеркалах ее души», не отражалось ничего.

– Я говорю, что мы уже не будем людьми, в земном смысле… Подполковник, это все, что я могу сказать. Делайте все, на что способны. И… – Она приостановилась, а затем продолжила, как бы говоря сама с собой: – Скоро настанет и ваш черед.

Обстановка продолжала ухудшаться. На следующий день на «Естественном отборе» произошло кровопролитие. Подполковник службы навигации выстрелил в другого офицера, соседа по каюте. По воспоминаниям пострадавшего, подполковник внезапно проснулся посреди ночи, заметил, что офицер не спит, и обвинил его, что тот, мол, подслушивает, когда он разговаривает во сне. Завязалась драка, и обезумевший подполковник выстрелил.

Лань Си тотчас же встретился с задержанным подполковником.

– Чего вы боялись, когда обвинили соседа в подслушивании? Что он мог услышать?

– Так он и вправду слышал? – задрожал от ужаса подполковник.

Лань Си качнул головой:

– По его показаниям, вы ничего не говорили.

– А если и говорил, то что? Мало ли о чем люди бормочут во сне? Мой разум на самом деле этого не думает! Не станут же меня поджаривать в аду за слова, сказанные спросонья!

Лань Си так и не удалось выведать, что именно нападавший боялся сказать. Тогда он спросил, не хочет ли подполковник пройти курс гипнотерапии. Внезапно тот разъярился, налетел на Лань Си и принялся душить. Вбежали военные полицейские и оттащили нападавшего. На выходе из гауптвахты один из полицейских, краем уха слышавший разговор, дал совет:

– Подполковник, не заговаривайте больше о гипнозе, если не хотите, чтобы весь экипаж возненавидел Второй отдел. Вы долго не протянете.

Лань Си вызвал по связи полковника Скотта, психолога «Энтерпрайза». По совместительству Скотт также служил капелланом. В Азиатском флоте эта должность встречалась редко. «Энтерпрайз» и три других корабля оставались на удалении в двести тысяч километров.

– Почему у вас так темно? – спросил Лань Си, вглядываясь в картинку, идущую с «Энтерпрайза». Скотт запрограммировал вогнутые стены своей каюты светиться тусклым желтым цветом, поверх которого горели звезды, проецируемые с внешних камер. Создавалось впечатление, что в космосе стоит туман. Лицо Скотта оставалось в тени, но Лань Си почувствовал, что Скотт не выдержал его взгляда и отвел глаза.

– В саду Эдема садится солнце. Скоро Тьма поглотит все, – устало ответил Скотт.

Лань Си уже доводилось разговаривать со Скоттом. Корабельный капеллан наверняка слышал немало признаний на исповеди и мог что-то посоветовать. Но услышав ответ и обратив внимание на скрывающиеся в тени глаза собеседника, Лань Си понял, что ничего не добьется. Тогда он сдержал уже вертящийся на языке вопрос и задал другой, удививший его самого:

– Как вы считаете, события, которые разыгрались в первом саду Эдема, повторятся ли они во втором?

– Не знаю. Так или иначе, гадюки выползли на свет. Змеи второго сада Эдема уже забираются людям в душу.

– Значит, вы вкусили плод древа познания?

Скотт медленно кивнул. Затем склонил голову и больше ее не поднял, как если бы пытался скрыть предательские глаза.

– Можно сказать и так.

– Кого же выгонят из сада Эдема? – Голос Лань Си дрожал, на ладонях выступил холодный пот.

– Многих. Но, в отличие от первого раза, кое-кому будет дозволено остаться.

– Кому? Кто останется?

Скотт глубоко вздохнул:

– Подполковник Лань, я сказал достаточно. Почему бы вам самому не поискать плод древа познания? Ведь этот шаг предстоит сделать каждому. Разве не так?

– Где же мне его искать?

– Отложите свои дела и подумайте. Почувствуйте – и найдете.

Поговорив со Скоттом, расстроенный Лань Си забросил дела и по совету полковника, хорошенько задумался. Холодные, скользкие гадюки Эдема заползли в его разум даже быстрее, чем он ожидал. Он нашел плод древа познания, вкусил его, и последние в его душе лучи света навсегда погасли, а сама душа рухнула во мрак.

Невидимая струна, туго натянутая на «Звездолетах Земли», могла оборваться в любую минуту.

Через два дня капитан «Высшего закона» совершил самоубийство. Он стоял на кормовой платформе, прикрытой прозрачным колпаком. Казалось, будто платформа висит в открытом космосе. В этом направлении лежала Солнечная система. Солнце съежилось до размера желтой звезды, немногим ярче других. Перед взором капитана расстилалась периферия спирального рукава Млечного Пути, и звезд там было немного. Глубина и простор космоса высокомерно пренебрегали ограниченными способностями разума и глаза человека.

– Темно. Твою мать, до чего же темно! – пробормотал капитан и застрелился.

* * *

Узнав о самоубийстве капитана «Высшего закона», Дунфан Яньсюй почувствовала, что времени больше не остается. Она назначила срочное совещание с двумя вице-капитанами в большом сферическом ангаре истребителей.

В коридоре по пути в ангар ее окликнули. Это был Чжан Бэйхай. Будучи в расстроенных чувствах, она уже пару дней не вспоминала о нем. Чжан Бэйхай окинул капитана взглядом с ног до головы. В его взоре светилась отеческая забота, и у Яньсюй потеплело на душе. В последнее время на «Звездолетах Земли» трудно было отыскать пару глаз, которые не застилала бы мгла.

– Дунфан, мне кажется, что в последнее время вы не в себе. Не знаю, что с вами, но похоже, вы что-то скрываете. Что происходит?

Она не ответила на вопрос. Взамен спросила:

– Сэр, а как у вас идут дела в последнее время?

– Неплохо. Весьма неплохо. Гуляю, исследую… Разбираюсь с вооружением корабля. Правда, пока я узнал еще не так много, но как же все это увлекательно! Представьте себе, что бы ощущал Колумб, попав на авианосец? Я чувствую себя так же.

Дунфан позавидовала спокойствию и безмятежности собеседника. Да, он исполнил свой долг и заслужил право на отдых. Творец истории, великий человек снова стал ничего не знающим проснувшимся. Теперь он нуждался лишь в одном – в защите. Тогда она сказала:

– Сэр, не задавайте этот вопрос больше никому. Вообще не затрагивайте эту тему.

– Почему? Почему мне не следует заговаривать об этом?

– Это опасно. И кроме того, вам незачем знать. Поверьте.

Он кивнул:

– Хорошо. Не буду спрашивать. Спасибо, что относитесь ко мне как к обычному человеку. Именно на это я и надеялся.

Она поспешно распрощалась и двинулась дальше, но основатель «Звездолетов Земли» сказал ей вслед:

– Дунфан, что бы ни произошло, не противьтесь. Все уладится.

Она встретилась с двумя вице-капитанами в центре большого сферического зала. Дунфан выбрала для встречи этот ангар потому, что в нем было просторно. Трое офицеров зависли в центре чистейшего белого мира, будто во всей Вселенной не было никого, кроме них. Никому не удастся подслушать их разговор.

Собравшиеся избегали смотреть друг на друга.

– Нам надо кое-что прояснить, – сказала капитан.

– Согласен. Нам угрожает опасность; нельзя терять ни секунды, – ответил вице-капитан Левин. Он и Акира Иноуэ в упор уставились на Дунфан Яньсюй. В словах Левина читался прозрачный намек: «Вы капитан, вот вы и начинайте».

Но ей не хватало смелости.

События, разворачивающиеся в момент второго рассвета человеческой цивилизации, могли стать сюжетом для новой Библии или эпической поэмы в духе Гомера. Иуда стал тем, кем он стал, потому что первым поцеловал Иисуса – и этим принципиально отличался от второго поцеловавшего. Сейчас происходило то же самое. Тот, кто заговорит первым, оставит след в истории новой цивилизации. Возможно, кто-то из них станет Иудой – а может быть, Иисусом. Но, так или иначе, Дунфан Яньсюй не хватало духу начать разговор.

Но она обязана выполнить свою задачу; поэтому капитан пришла к мудрому решению. Она не потупилась, встретившись с глазами вице-капитанов. Слова были ни к чему. Все можно сказать просто взглядом. Офицеры смотрели друг на друга, и скоростная сетевая магистраль взоров связала воедино их души.

«Топливо».

«Топливо».

«Топливо».

«Мы пока еще не знаем, что встретится нам на пути, но обнаружены по крайней мере два облака межзвездной пыли».

«Потеря скорости».

«Разумеется. Когда мы пройдем сквозь них, из-за пыли наша скорость упадет до 0,03 процента от световой».

«До NH558J2 больше десяти световых лет. Нам потребуется шестьдесят тысяч лет, чтобы добраться туда!»

«Мы никогда не достигнем пункта назначения».

«Корабли, может быть, и долетят, но не люди. Гибернаторы не выдержат».

«Разве что…»

«Разве что мы сохраним скорость при проходе сквозь облака пыли или если разгонимся после выхода из облаков».

«Не хватит топлива».

«Термоядерное топливо – единственный источник энергии на борту. Оно необходимо для работы других систем: жизнеобеспечения, двигателей коррекции…»

«И для торможения, когда мы войдем в звездную систему пункта назначения. NH558J2 намного меньше Солнца. Затормозить гравитационным маневром не удастся. Нам потребуется много топлива, иначе мы пролетим систему насквозь».

«Всех запасов топлива на «Звездолетах Земли» хватит на два космических корабля».

«Но по консервативным оценкам его хватит лишь на один».

«Топливо».

«Топливо».

«Топливо».

– Кроме того, не забывайте о запасных частях, – вслух напомнила Дунфан Яньсюй.

«Запчасти».

«Запчасти».

«Запчасти».

«Особенно запчасти для самых важных систем: термоядерных двигателей, компьютеров и систем управления, систем жизнеобеспечения».

«Запчасти не так важны, как топливо, но от них зависит долговременное выживание. Возле NH558J2 нет подходящей планеты, чтобы основать колонию или заложить промышленность. Нет даже природных ресурсов. Это не более чем заправочная станция на пути в следующую звездную систему. Лишь там мы сможем заняться производством запасных частей».

«На «Естественном отборе» хранятся лишь два комплекта запчастей для самого необходимого оборудования».

«Слишком мало».

«Слишком мало».

«За исключением термоядерных двигателей, большинство деталей «Звездолетов Земли» взаимозаменяемы».

«Детали двигателей можно использовать после доработки».

– Сможем ли мы собрать все экипажи на один или два корабля? – вслух спросила Дунфан Яньсюй, задавая направление безмолвному разговору.

«Невозможно».

«Невозможно».

«Невозможно. Людей слишком много. Системы жизнеобеспечения и гибернации окажутся перегружены. Даже небольшое увеличение личного состава приведет к катастрофе».

– Теперь все ясно? – Голос Дунфан Яньсюй отдавался в белом просторе неясным эхом – как будто кто-то бормотал во сне.

«Так точно».

«Так точно».

«Кому-то придется умереть, иначе погибнут все».

Их глаза смолкли. Всем троим нестерпимо хотелось отвернуться. Им казалось, что в глубинах Вселенной грянул гром, и их души затрепетали в ужасе. Дунфан Яньсюй первой взяла себя в руки.

– Прекратите, – приказала она.

«Прекратите».

«Не теряйте надежды».

«Не терять надежды?»

«Не теряйте надежды! Все остальные продолжают держаться. Если мы сдадимся, нас выгонят из сада Эдема».

«Почему нас?»

«Да никого нельзя выгонять!»

«Но кого-то надо выгнать! В саду Эдема места на всех не хватит».

«Мы не хотим, чтобы нас выгнали».

«Поэтому мы будем бороться!»

Три пары глаз, чуть было не оборвавшие связь, снова подключились друг к другу.

«Инфразвуковая водородная бомба».

«Инфразвуковая водородная бомба».

«Инфразвуковая водородная бомба».

«Состоит на вооружении каждого корабля».

«От неожиданного нападения защититься трудно».

Разум собеседников балансировал на грани коллапса; им пришлось на секунду отвести глаза – нужно было прийти в себя. Когда же взгляды пересеклись снова, в них светились неуверенность и замешательство, подобные мерцающему на ветру пламени свечи.

«Это Зло!»

«Это Зло!»

«Это Зло!»

«Мы станем исчадиями ада!»

«Мы станем демонами!»

«Мы станем дьяволами!»

– Но… что думают они? – тихо спросила Дунфан Яньсюй. Вице-капитанам показалось, что ее негромкие слова так и продолжали звенеть посреди белизны, подобно зуду комара.

«Вот именно. Мы не хотим становиться дьяволами, но откуда нам знать, что думают они».

«В таком случае мы уже стали дьяволами – иначе мы беспричинно не вообразили бы дьяволами их».

«Ладно, тогда мы не станем представлять их дьяволами».

– Это не решение проблемы, – качнула головой Дунфан Яньсюй.

«Верно. Даже если они не дьяволы, это ничего не решает».

«Потому что они не знают, о чем мы думаем».

«А если они знают, что мы не дьяволы?»

«Проблема остается».

«Но они не знают, что мы о них думаем».

«Они не знают, что мы думаем о том, что они думают о нас».

«Это бесконечная цепочка подозрений: они не знают, что мы думаем о том, что они думают о том, что мы думаем о том, что они думают о том…»

«Как можно прервать эту цепочку подозрений?»

«Путем переговоров?»

«На Земле – возможно. Но не в космическом пространстве. Кому-то необходимо умереть, иначе погибнут все. Космос сдал нам мертвую руку[115] карт, и «Звездолетам Земли» не светит выигрыш. Перед нами стоит непреодолимое препятствие. Переговоры не имеют смысла».

«Остается один-единственный выход. Весь вопрос в том, кто именно им воспользуется».

«Темно. Твою мать, до чего же темно!»

– Медлить больше нельзя, – решительно сказала Дунфан Яньсюй.

«Хватит медлить. В этом темном уголке космоса дуэлянты уже затаили дыхание. Нить вот-вот оборвется».

«С каждой секундой опасность растет, как лавина».

«Поскольку не имеет значения, кто сделает первый шаг, то почему не мы?»

Акира Иноуэ внезапно прервал молчание:

– Существует и другой выход!

«Мы принесем себя в жертву».

«Почему?»

«Почему мы?»

«Мы трое можем решить за себя, но есть ли у нас право принять решение за две тысячи человек экипажа «Естественного отбора»?»

Трое стояли на лезвии ножа – безжалостно остром и причиняющем мучительную боль, но шаг в сторону означал падение в бездонную пропасть. Новый человек, человек космоса, рождался в муках.

– Есть предложение, – заговорил Левин. – Наведем оружие, а потом подумаем еще.

Дунфан Яньсюй кивнула. Левин высветил рядом с собой панель управления системами оружия и вызвал окошко стрельбы ракетами с инфразвуковыми водородными боеголовками. В сферической координатной системе «Естественный отбор» занял место в центре, а «Синий космос», «Энтерпрайз», «Глубокий космос» и «Высший закон» вспыхнули четырьмя огоньками на удалении в двести тысяч километров. На таком расстоянии форму цели не разобрать; в космосе любой объект – просто точка.

Но четыре пятнышка света окружали красные ореолы – четыре смертоносные петли, означавшие, что оружие «Естественного отбора» уже направлено на цели.

Все трое потрясенно переглядывались и трясли головами, словно уверяя друг друга, что это не их рук дело.

Кроме них право наводить оружие на цель имелось у офицеров на постах управления огнем и классификации целей; но их действия должны были утвердить капитан или вице-капитан. Оставался лишь один человек с единоличным правом выбирать цель и открывать огонь.

«Какие же мы идиоты! Ведь это тот самый человек, что уже дважды изменил ход истории!»

«Он давно уже все понял!»

«Кто знает, когда он понял? Может быть, когда провозглашали «Звездолеты Земли». А может быть, и раньше – когда узнал про разгром объединенного флота. По нему разве догадаешься? Он всегда скрывает свои тревоги, как все родители в его времена, не желающие пугать детей».

Дунфан Яньсюй на полной скорости полетела к выходу из ангара, вице-капитаны пустились за ней. Они проскочили сквозь дверь и понеслись вдоль длинного коридора, пока не остановились возле каюты Чжан Бэйхая. Перед хозяином каюты висела в воздухе точно такая же панель управления, с какой они только что работали. Офицеры рванулись внутрь, но сцена, разыгравшаяся при бегстве «Естественного отбора», повторилась: они ударились в переборку. Вместо двери был лишь похожий на нее прозрачный овал.

– Что вы творите?! – закричал Левин.

– Дети, – Чжан Бэйхай впервые назвал их этим словом. Он не смотрел на них, но капитану и вице-капитанам представилось, что глаза старого солдата спокойны как вода. – Позвольте это сделать мне.

– Вы хотите сказать: «Если я не пойду в ад, то кто тогда в него пойдет?»[116] – громко произнесла Дунфан Яньсюй.

– Я был готов к этому шагу с той самой минуты, когда впервые надел военную форму, – ответил Чжан Бэйхай, приводя в действие ракетные установки. Офицеры следили за его движениями сквозь прозрачную стену. Чжан Бэйхаю было далеко до обученного оператора, но он не сделал ни одной ошибки.

В глазах Дунфан Яньсюй стояли слезы. Она вскричала:

– Мы сделаем это вместе! Впустите меня! Я отправлюсь в ад вместе с вами!

Чжан Бэйхай не ответил, продолжая нажимать кнопки. Он задал управляемым ракетам режим самоликвидации по команде оператора, так что они могли быть уничтожены с запустившего их корабля еще в полете. Закончив, он произнес:

– Дунфан, подумайте. Могли мы сделать этот выбор раньше? Однозначно нет. А теперь можем – космос перековал нас в новое человечество.

Он запрограммировал боеголовки на детонацию в пятидесяти километрах от цели. Такой взрыв не грозит кораблям разрушением, но умертвит все живое даже на большем расстоянии.

– При рождении новой цивилизации также рождается новая мораль.

Он снял первую блокировку с термоядерных бомб.

– А когда в далеком будущем люди оглянутся и посмотрят на наши деяния, они сочтут их чем-то само собою разумеющимся. Дети, нам не грозит попасть в ад.

Он снял вторую блокировку.

И вдруг по всему кораблю взревели сирены, будто во тьме космического пространства взвыли десять тысяч неупокоенных душ. Повсюду в воздухе, будто снежинки, вспыхивали информационные панели, а по ним бежали многочисленные доклады оборонных систем «Естественного отбора» о приближающихся ракетах. Но на чтение всех этих сообщений уже не оставалось времени.

Между первым сигналом тревоги и взрывом инфразвуковых бомб прошло всего лишь четыре секунды.

Кадры, переданные с «Естественного отбора» на Землю, показали, что Чжан Бэйхай все понял меньше чем за секунду. Он считал, что за двести лет закалил свое сердце до твердости стали. Но он проглядел ничтожную слабину, угнездившуюся где-то в глубине души, и в решающий момент непростительно промедлил, пытаясь справиться с заартачившимся сердцем. Это промедление стоило жизни ему и всем остальным на борту «Естественного отбора». Целый месяц он провел в борьбе с Тьмой, и сейчас ему не хватило лишь нескольких мгновений – другой корабль оказался чуть проворнее.

Засияли три маленьких солнца, образуя равносторонний треугольник, в центре которого, примерно в сорока километрах от огненных шаров, оказался «Естественный отбор». Пламя термоядерного взрыва горело двадцать секунд и невидимо пульсировало на инфразвуковой частоте.

Видеокадры донесли, что в оставшиеся три секунды Чжан Бэйхай повернулся к Дунфан Яньсюй, улыбнулся ей и заверил:

– Неважно. Будет все то же.

О его словах лишь догадывались, поскольку он не успел договорить. С трех сторон прилетели мощнейшие электромагнитные импульсы. Гигантский корпус «Естественного отбора» завибрировал, как крылышки цикады. По кораблю побежали волны инфразвука. Снимки запечатлели затянувший все кровавый туман.

Нападавшим оказался «Высший закон». Он скрытно запустил двенадцать ракет, вооруженных инфразвуковыми боеголовками, по другим четырем кораблям. Ракеты, предназначенные для зависшего в двухстах тысячах километров «Естественного отбора», отправились в полет заранее, чтобы все взрывы произошли одновременно. После самоубийства капитана его обязанности взял на себя вице-капитан, но никто не знал, кто именно принял решение об атаке. Это так и осталось неизвестным.

«Высший закон», однако, не вошел в число счастливчиков, оставшихся в саду Эдема.

Из трех других кораблей преследования «Синий космос» был лучше всех подготовлен к неожиданностям. Еще до нападения экипаж корабля надел скафандры и выпустил атмосферу за борт. Инфразвук не распространяется в вакууме; поэтому люди не пострадали, а электромагнитный импульс причинил корпусу корабля лишь минимальные повреждения.

Как только раздались взрывы, «Синий космос» атаковал противника лазерами – это оружие действовало со скоростью света. Лучи гамма-лазеров попали в «Высший закон» и прожгли пять огромных дыр в обшивке. Внутри разгорелся пожар, прозвучало несколько взрывов. Корабль утратил боеспособность. «Синий космос» ударил еще сильнее, ядерными ракетами и кинетическим оружием. «Высший закон» неистово взорвался. Никто из экипажа не выжил.

Почти в то же время, когда «Звездолеты Земли» воевали с Тьмой, похожая трагедия разыгралась на противоположном конце Солнечной системы. «Бронзовый век» нанес неожиданный удар по «Кванту», тоже воспользовавшись инфразвуковыми бомбами, чтобы уничтожить людей, но сохранить технику. С обоих кораблей почти ничего не передавали на Землю, поэтому оставалось лишь строить догадки, что там произошло. Они ускоренно разгонялись, скрываясь от зонда, но, в отличие от преследователей «Естественного отбора», не тормозили. У них должно было оставаться достаточно топлива для возвращения к Земле.

В темных объятиях безграничного космоса родилось новое, темное человечество.

Осторожно маневрируя внутри облака металлических обломков, недавно бывших «Высшим законом», «Синий космос» приблизился к безжизненным корпусам «Энтерпрайза» и «Глубокого космоса» и перекачал к себе все термоядерное топливо. Сняв с кораблей все полезное оборудование и ремонтный комплект, «Синий космос» пересек двести тысяч километров, отделявших его от «Естественного отбора», и проделал там то же самое.

«Звездолеты Земли» стали космической стройкой. По массивной обшивке трех мертвых кораблей ползли искры лазерной сварки. Если бы Чжан Бэйхай уцелел, то такая картина напомнила бы ему авианосец «Тан», каким он был двести лет назад.

«Синий космос» выстроил останки погибших кораблей в кольцо, похожее на Стоунхендж. У этого космического захоронения провели заупокойную службу по жертвам сражения Тьмы.

Тысяча двести семьдесят три человека экипажа «Синего космоса» – все выжившие граждане «Звездолетов Земли» – выстроились в центре могильника. Вокруг них кольцом гор застыли огромные фрагменты корпусов. Прорезанные лазерами отверстия походили на глубокие пещеры. Внутри погибших кораблей оставались тела четырех с лишним тысяч человек. Тень этого необычного кургана падала на живых, погружая их во мрак, как в полночь тьма заливает глубокое горное ущелье. Лишь редкие холодные лучи звезд Млечного Пути пробивались между останками разбитых кораблей.

Похороны прошли спокойно. Так закончилась пора младенчества нового человека, человека космоса.

На могильнике засветили лампаду – пятидесятиваттную электрическую лампочку. Рядом оставили сотню запасных ламп и механизм для их замены. Получая питание от небольшой ядерной батареи, лампада прослужит десятки тысяч лет. Ее слабый огонек, похожий на пламя свечи в горной долине, создавал слабый ореол вокруг горы останков и освещал кусок титановой перегородки, на которой вырезали имена жертв. Эпитафии не было.

Еще через час могилу осветило пламя двигателя уходящего прочь «Синего космоса». Захоронение двигалось со скоростью в один процент от световой. Через несколько столетий оно войдет в облака межзвездной пыли и замедлится до 0,03 процента от скорости света. Через шестьдесят тысяч лет оно достигнет звезды NH558J2, но к тому времени «Синий космос» уже более пятидесяти тысяч лет будет держать путь к другой звезде.

Выживший корабль направился в глубокий космос. В баках содержалось достаточно топлива, а запасных частей набрали в восьмикратном количестве. Для собранного имущества не хватило ангаров; пришлось приварить к обшивке несколько контейнеров внешней подвески. Корабль превратился в нечто огромное, уродливое и несимметричное. Он стал похож на путешественника, нагруженного в дальнюю дорогу.

На противоположном конце Солнечной системы «Бронзовый век» оставил разбитый «Квант» и начал разгон в направлении созвездия Тельца.

«Синий космос» и «Бронзовый век» родились в мире света, но превратились в корабли Тьмы.

Вселенная когда-то тоже была полна света. Первые три минуты после Большого Взрыва вся материя существовала в виде потока фотонов. А потом Вселенная «выгорела», и из ее темного пепла возникли тяжелые элементы, планеты и жизнь. Матерью живых существ и цивилизации была Тьма.

С Земли в направлении «Синего космоса» и «Бронзового века» полетел поток проклятий, но корабли не отвечали. Они прервали связь с Солнечной системой. Для них Земля уже умерла.

Два темных корабля стали единым целым с Тьмой. Между ними лежала Солнечная система, и они продолжали расходиться. Звездолеты канули в вечную ночь, неся в себе всю память человечества, все его мысли, мечты и славу.

* * *

– Так я и думал!

Это было первое, что сказал Ло Цзи, узнав о разгоревшемся на окраинах Солнечной системы сражении Тьмы. Оставив позади ошарашенного Ши Цяна, он выскочил из комнаты, побежал по улице и остановился у кромки новорожденной Северо-Китайской пустыни.

– Я был прав! Я был прав! – закричал он в небо.

Стояла глухая ночь. Воздух был совершенно прозрачным – возможно, из-за только что прошедшего дождя. В небе светились звезды. Они не были такими четкими, как в XXI веке, и разглядеть можно было лишь самые яркие из них. Но Ло Цзи охватило то же чувство, которое он испытал холодной ночью на замерзшем озере двести лет назад. Обычный гражданин Ло Цзи исчез; вместо него снова появился Отвернувшийся.

– Да Ши, я держу в руках ключ к победе человечества! – заявил он последовавшему за ним Ши Цяну.

– Да ну? – гоготнул тот.

Смех Ши Цяна прозвучал слегка язвительно и остудил пыл Ло Цзи.

– Я знал, что ты не поверишь.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил Ши Цян.

Ло Цзи сел на песок; им внезапно овладело отчаяние.

– И правда – что? Похоже, сделать-то я ничего и не могу.

– Ну, по крайней мере сообщи в правительство.

– Не уверен, что получится, но попробую. Хотя бы для того, чтобы выполнить свой долг.

– Как высоко надо забраться?

– На самый верх. К Генеральному секретарю ООН. Или к председателю ККФ.

– Боюсь, это будет сложновато. Мы ведь теперь простые люди… Но и в самом деле, надо попытаться. Ты можешь для начала пойти… хм… хотя бы к городскому руководству. Найди мэра.

– Ладно. Значит, отправлюсь в город. – Ло Цзи поднялся на ноги.

– Я с тобой.

– Нет, я пойду один.

– Хоть у меня и невесть какой пост, но все же я городской служащий. Мне будет легче добиться встречи с мэром.

Ло Цзи взглянул на небо и спросил:

– Когда Капля достигнет Земли?

– В новостях сказали – через десять или двадцать часов.

– Знаешь, зачем ее послали? Не для того, чтобы разнести в пыль весь объединенный флот. И не для того, чтобы напасть на Землю. Каплю послали, чтобы убить меня. Не хочу, чтобы пострадал и ты.

Ши Цян снова ехидно заржал:

– Тогда у нас есть еще десять часов! Обещаю – потом свалю от тебя куда подальше.

Ло Цзи криво улыбнулся и покачал головой:

– Ты ведь не принимаешь меня всерьез. Почему тогда хочешь помочь?

– Кореш, это дело шишек на самом верху – верить тебе или нет. А я всегда действую наверняка. Раз тебя двести лет назад выбрали из миллиардов человек, на то должна быть причина. Если я тебя здесь придержу, меня наверняка проклянет история. Если босс тебе не поверит, я ничего не теряю. Это же просто поездка в город. Но ты сказал, что эта штуковина летит к Земле, чтобы укокошить именно тебя. Ой, что-то не верится! Я много чего знаю про убийства; такой способ – ужасное расточительство, даже для трисоляриан.

К рассвету они добрались до спуска в подземный город и убедились, что лифты продолжают работать. Множество людей поднималось наверх, сгибаясь под тяжестью огромных баулов. Мало кто спускался в город; в лифте у Ши Цяна и Ло Цзи оказалось лишь двое попутчиков.

– Вы проснувшиеся? – поинтересовался Ло Цзи. – Все наши поднимаются на поверхность. Почему вы едете вниз?

– Город охвачен беспорядками, – ответил один из них, помоложе. На его темной одежде расцветали огненные шары. Если присмотреться, это были кадры уничтожения объединенного флота.

– Зачем же вы тогда спускаетесь? – спросил Ши Цян.

– Я нашел, где жить, и еду за вещами, – ответил незнакомец и кивнул на собеседников: – Вы там, на поверхности, разбогатеете. У нас нет жилья наверху, оно все в ваших руках. Нам придется его покупать.

– Если подземный город развалится и вся толпа рванет на поверхность, на коммерцию не останется времени, – парировал Ши Цян.

Вжавшийся в угол лифта человек средних лет прислушивался к разговору. Внезапно он закрыл лицо руками и застонал: «О нет…» Затем присел и разрыдался. Его одежда изображала классический библейский сюжет: обнаженные Адам и Ева стоят под деревом в саду Эдема, а между ними извивается змея. Вероятно, эту картинку навеяло недавнее сражение Тьмы.

– Таких, как он, много. – Молодой человек пренебрежительно ткнул пальцем в плачущего. – Слаб духом. – Его глаза загорелись. – Вообще-то конец света – отличная эпоха. Сказал бы даже, самая лучшая. Единственное время в истории, когда люди могут забыть дела и тревоги и не принадлежать никому, кроме себя. А этот просто дурак. Сейчас самое разумное – наслаждаться жизнью, пока живы.

Когда лифт остановился и Ло Цзи с Ши Цяном вышли из вестибюля, они тотчас же почувствовали сильный, непривычный запах дыма. Как и раньше, подземный город озарял свет – но теперь это был раздражающе яркий белый свет. Осмотревшись, Ло Цзи увидел, что между деревьями проглядывает не голубое небо, а сплошная белесая плоскость. Проекция неба на свод пещеры не действовала. Пустое небо напомнило ему о сферических каютах космических кораблей – их часто показывали в выпусках новостей. На лужайках валялись кучи мусора, упавшего с деревьев. Невдалеке громоздились разбитые летающие автомобили; один из них еще горел, а собравшаяся толпа подбирала хлам с травы и бросала в огонь. Кто-то даже швырнул туда свою одежду, на которой продолжали мерцать картинки. Из разорванной подземной трубы фонтаном била вода, заливая людей, резвящихся под струями подобно детворе. Время от времени, когда сверху что-нибудь падало, они вскрикивали и разбегались, а потом снова сходились и продолжали веселье. Ло Цзи посмотрел вверх и увидел, что кое-где деревья охвачены пожаром. Ревели сирены летающих пожарных машин, буксирующих за собой выгоревшие листья…

Он заметил, что встреченных ими прохожих, как и попутчиков в лифте, можно поделить на два типа. Люди одного типа шагали с невидящим взором или сидели на лужайках, погрузившись в безысходность. В отчаяние их теперь, однако, приводило не поражение человечества, а возросшие трудности жизни. Людей другого типа выдавало безумное веселье во взгляде; этих пьянила безнаказанность.

Хаос поразил и общественный транспорт. Ло Цзи и Ши Цяну потребовалось полчаса, чтобы поймать такси. Когда автоматически управляемый летающий автомобиль принялся выписывать виражи между деревьев, Ло Цзи вспомнил свой первый ужасающий день в городе. Ему показалось, что он катается на аттракционе «американские горки». К счастью, такси вскоре остановилось возле мэрии.

Ши Цяну уже приходилось бывать там по служебным делам, и он был знаком со зданием. Пройдя через множество кабинетов, они наконец получили разрешение на встречу с мэром, но ее назначили на вторую половину дня. Ло Цзи ожидал отказа; согласие начальства на встречу с обычными людьми в такое трудное время стало для него неожиданностью. За обедом Ши Цян сообщил Ло Цзи, что мэра только вчера назначили на должность. До этого он отвечал за поддержку проснувшихся и в какой-то мере являлся начальником Ши Цяна, так что тот его неплохо знал.

– Он наш земляк, – пояснил Ши Цян.

В эту эпоху слово «земляк» означало не столько географическое родство, сколько временно!е. Так называли не всех проснувшихся, а только тех, кто лег в анабиоз приблизительно в один и тот же исторический период. Встретившись после долгого сна, соседи во времени ощущали большую близость друг к другу, чем соотечественники по месту рождения.

Ло Цзи и Ши Цян просидели в приемной до половины пятого вечера. Современные высокопоставленные чиновники мало чем отличались от кинозвезд – на выборах побеждали самые привлекательные. Но хозяин этого кабинета красотой не блистал. Он был того же возраста, что и Ши Цян, правда, заметно стройнее. Он также носил очки. По этому атрибуту сразу становилось ясно, что он из проснувшихся – очки вышли из употребления двести лет назад; исчезли даже контактные линзы. Но тот, кто всю жизнь ходил в очках, без них чувствовал себя неуютно. Многие проснувшиеся, получившие при пробуждении идеальное зрение, продолжали носить очки.

Мэр выглядел безумно усталым, у него даже не нашлось сил встать с кресла. Ши Цян извинился за вторжение и поздравил с повышением, но мэр лишь покачал головой:

– Настали трудные времена, и снова пригодились грубые дикари из прошлого.

– Вы, должно быть, самый высокопоставленный проснувшийся на Земле?

– Как знать? Не исключено, что в дальнейшем наших соотечественников будут назначать и на более высокие посты.

– А что случилось с прежним мэром? Сломался и сбежал?

– Нет-нет. Среди современных тоже бывают крепкие духом. Он отлично знал дело, но два дня назад погиб в автомобильной аварии в районе беспорядков.

Мэр заметил стоявшего позади Ши Цяна Ло Цзи и немедленно протянул ему руку.

– Здравствуйте, доктор Ло! Конечно, я узнал вас. Два столетия назад я вас боготворил. Из той четверки вы больше всех походили на Отвернувшегося. Я так и не понял, чего вы добивались!

А в следующее мгновение огорошил:

– Вы уже четвертый «спаситель» за последние два дня. За дверьми стоит очередь из десятков других, на которых у меня нет ни времени, ни сил.

– Мэр, Ло Цзи не такой, как они. Двести лет назад…

– Разумеется. Двести лет назад его выбрали из миллиардов человек – поэтому я и согласился вас принять. – Мэр указал на Ши Цяна. – Кроме того, у меня к вам есть дело, но мы обсудим его позже. Давайте сначала услышим, с чем вы пришли. Маленькая просьба: не рассказывайте мне о вашем плане спасения мира. Эти идеи всегда такие многословные… Просто скажите, что требуется от меня.

Когда Ло Цзи и Ши Цян объяснили, мэр сразу же покачал головой.

– Даже если бы я хотел помочь, то не смог бы. У меня самого скопилась куча докладов для высшего руководства. Но даже мое начальство сидит слишком низко. Это руководители провинциального и национального уровня. Сейчас всем трудно. Вы же понимаете, что на их уровне приходится разгребать еще большую кучу проблем.

Ло Цзи и Ши Цян следили за новостями, поэтому знали, на что намекает мэр.

Разгром объединенного флота мгновенно возродил забытые на две сотни лет идеи эскапизма. Европейское Содружество даже подготовило проект отбора ста тысяч кандидатов для Исхода через общенациональную лотерею, и избиратели его одобрили. Но после голосования большинство из тех, кому не досталось билета в космос, устроили крупные беспорядки. Общественное мнение объявило эскапизм преступлением против человечества.

Когда выжившие космические корабли развязали битву Тьмы, обвинение в эскапизме получило новый оттенок. Недавние события доказали, что, если оборвать духовную связь человека с Землей, затерянные в космосе экипажи перестают быть людьми. Даже если Исход удастся осуществить, человеческой цивилизации не выжить. Она превратится в силу зла и мрака. Подобно Трисолярису, такая сила будет противоположна цивилизации Земли и станет ее врагом. Даже придумали термин: «негакультура».

Когда Капля приблизилась к Земле, ажиотаж вокруг эскапизма достиг апогея. В средствах массовой информации предупреждали, что, скорее всего, кто-нибудь постарается удрать прежде, чем Капля нанесет удар. К орбитальным лифтам и космопортам понеслись толпы людей, жаждущих перекрыть все выходы в космос. Это было им безусловно по силам. В эту эпоху оружием мог владеть кто угодно, и почти в каждом доме лежал лазерный пистолет. Конечно, такой пистолет не представлял угрозы для кабины орбитального лифта или взлетающего челнока, но, в отличие от традиционного оружия, много лазеров можно нацелить в одну точку. Если лучи десяти тысяч лазерных пистолетов попадут в одно и то же место, они прорежут что угодно. Вокруг космодромов собирались десятки, сотни тысяч, а порой и миллион человек, и добрая треть из них носила оружие. При виде поднимающейся кабины лифта или разгоняющегося космического аппарата они стреляли одновременно. Луч лазера летит по прямой, облегчая прицеливание. Множество одновременных выстрелов попадало в цель и разносило ее на куски. Сообщение Земли с космосом почти полностью прекратилось.

Дела шли все хуже и хуже. Два дня назад многие стали наводить лазеры на космические поселения, расположенные на геостационарной орбите. В Интернете появились слухи, что некоторые из них перестраивают в корабли Исхода. Проходя огромное расстояние, лазерные лучи рассеивались и ослабевали; кроме того, поселения вращались, поэтому лазерные атаки не причиняли им вреда. В последние дни они стали неким видом публичного развлечения. Сегодня в полдень Новый Париж, третий космический город Европейского содружества, подвергся одновременной атаке из северного полушария десятью миллионами лазеров. Внутри города резко повысилась температура, и население пришлось эвакуировать. Из орбитального поселения Земля казалась сияющей ярче Солнца.

Вот почему Ло Цзи и Ши Цяну было нечего сказать.

– Я восхищен вашей работой в Бюро иммиграции проснувшихся, – обратился мэр к Ши Цяну. – И Го Чжэнмин тоже. Вы ведь с ним знакомы? Он недавно пошел на повышение – его назначили на пост директора Бюро общественной безопасности. Он вас очень рекомендовал. Я надеюсь, что вы решите работать с нами. Такие люди, как вы, сейчас очень нужны.

Ши Цян на мгновение задумался, а потом кивнул:

– Сначала наведу порядок в своем районе. Как идут дела в городе?

– Все хуже, но пока что мы контролируем ситуацию. Сейчас концентрируемся на бесперебойной работе генераторов индукционного поля. Если только они остановятся, весь город рухнет.

– Это не те беспорядки, с которыми мы встречались в былые времена.

– Не те. Прежде всего у них иная причина. Люди утратили веру в будущее; их очень трудно остановить. В то же время в нашем распоряжении лишь ограниченные средства. – Мэр включил настенный видеоэкран. – Вот центральная площадь с высоты в сто метров.

На этой площади Ло Цзи и Ши Цян укрывались от нападения летающего автомобиля. С высоты, на которой располагалась камера, было невозможно увидеть ни мемориал Великой пади, ни окружающий его участок пустыни. Вся площадь предстала морем белого цвета, в котором, подобно зернам риса в котле, бурлили светлые точки.

– Это люди? – удивленно спросил Ло Цзи.

– Обнаженные люди. На площади идет оргия. Уже собралось больше ста тысяч, и постоянно подходят новые.

В эту эпоху полагалось воспринимать как должное и гетеросексуальные, и гомосексуальные отношения, а также многое другое, чего Ло Цзи не мог даже себе представить. Теперь это считалось нормой. Но тем не менее происходящее на площади напомнило ему библейское повествование о разврате, случившемся прежде, чем человечество обрело Десять заповедей. Воистину наступил Судный день…

– Почему правительство не пресечет эти безобразия? – сурово спросил Ши Цян.

– А что мы можем поделать? Они не нарушают никаких законов. Сделай мы хоть что-нибудь – и преступником окажется правительство.

Ши Цян глубоко вздохнул:

– Понимаю. В это время у полиции и армии мало полномочий.

– Мы перелистали все своды законов, но не нашли ничего подходящего, – пояснил мэр.

– М-да, ну и город… Не жалко будет, если Капля разнесет его в клочки.

Ло Цзи вздрогнул, услышав слова Ши Цяна, и спросил:

– Сколько осталось времени до падения Капли?

Мэр переключил видеоканал на выпуск новостей. Сцену разврата сменила модель Солнечной системы. Траектория Капли, похожая на орбиту кометы, ярко светилась красным и обрывалась недалеко от Земли. В нижней части экрана мерцали цифры обратного отсчета. Если Капля не сбросит скорость, она достигнет Земли через четыре часа и пятьдесят четыре минуты.

Бегущей строкой передавали экспертный анализ. Несмотря на охвативший планету страх, ученые быстро справились с потрясением от разгрома флота, поэтому мнение специалистов было спокойным и рациональным. Человечество по-прежнему не понимало, ни какая энергия приводит зонд в движение, ни какой тип двигателя. Но ученые полагали, что Капля испытывает трудности с источником энергии – покинув зону уничтожения флота, она долго и медленно разгонялась к Земле. Зонд прошел рядом с Юпитером, но, не обращая внимания на три корабля, оставшихся на базе флота, осуществил разгон гравитационным маневром. Специалисты сочли, что запасы топлива на Капле подходят к концу. Ученые продолжали утверждать, что атака Земли зондом – полная чушь, но в то же время не предлагали никакого другого объяснения.

– Мне пора идти, а то город и в самом деле уничтожат, – сказал Ло Цзи.

– О чем вы? – спросил мэр.

– Он думает, что Капля охотится именно на него, – пояснил Ши Цян.

Мэр рассмеялся, но улыбка получилась натянутой. По-видимому, он уже давно не смеялся.

– Доктор Ло, вы неисправимый эгоцентрист!

* * *

Ло Цзи и Ши Цян поднялись на поверхность и сели в машину. Жители города образовали нескончаемый поток; из-за заторов потребовалось полчаса, чтобы выбраться из центра и разогнаться по трассе, ведущей на запад.

Экран автомобильного телевизора сообщал, что Капля движется к Земле со скоростью семьдесят пять километров в секунду и эта скорость не снижается. Зонд достигнет планеты через три часа.

Электромагнитное поле, снабжающее автомобиль энергией, стало ослабевать, и машина снизила скорость. Ши Цян подключил резервный аккумулятор. Они приблизились к городкам проснувшихся, но проехали мимо Новой Жизни-5 и продолжили движение на запад. Водитель и пассажир большей частью молчали и следили за новостями на экране.

Капля без каких-либо признаков торможения пересекла орбиту Луны. До Земли ей оставалось полчаса. Никто не мог предсказать, как поступит зонд, поэтому для предупреждения паники расчетную точку столкновения в новостях не сообщали.

Ло Цзи собрался с духом и сделал то, что старался изо всех сил отсрочить. Он произнес:

– Да Ши, остановись.

Ши Цян остановил машину, и они вышли. Солнце уже коснулось горизонта, и фигуры друзей отбрасывали длинные тени на песок. Ло Цзи показалось, что почва под ногами стала такой же мягкой, как его сердце. Он с трудом держался на ногах.

– Я постараюсь отъехать подальше от населенных мест, – произнес Ло Цзи. – Там, впереди, город, поэтому я поверну сюда. Тебе со мной нельзя. Возвращайся.

– Кореш, я подожду тебя здесь. А когда все кончится, вместе поедем обратно.

Ши Цян достал из кармана сигарету и какое-то время искал зажигалку, пока не вспомнил, что эти сигареты в огне не нуждаются. Его привычки, как и многое другое, пришедшее с ним из прошлого, нисколько не изменились.

Ло Цзи грустно улыбнулся. Он надеялся, что Ши Цян верит своим словам – так легче распрощаться.

– Если хочешь, подожди. Но когда придет время, укройся за барханом. Я не знаю, насколько сильной окажется взрывная волна.

Ши Цян улыбнулся и покачал головой:

– Ты напоминаешь мне одного умника, с которым мне довелось встретиться двести лет назад. У него было такое же виноватое выражение лица. Помню, он как-то на рассвете сидел возле церкви на улице Ванфуцзин и рыдал… Потом все устроилось. Я даже проверил, когда меня разбудили: он прожил без малого сто лет.

– А тот, кто первым коснулся Капли, Дин И? Я припоминаю, что вы тоже были знакомы.

– Он искал смерти. С этим ничего не поделаешь. – Ши Цян поднял глаза к закатному небу, будто вспоминая физика. – Но он славился широким кругозором. Мог справиться с любой ситуацией. Я не встречал другого такого за всю мою жизнь. Я не шучу, он был гением. Вот у кого бы тебе поучиться!

– А я тебе повторяю: мы обычные люди, ты и я. – Ло Цзи взглянул на часы, чувствуя, что времени уже не остается. Он решительно протянул Ши Цяну руку: – Да Ши, спасибо за все, что ты для меня сделал за последние два века! Прощай. Может быть, мы и свидимся где-то в другом месте.

Ши Цян не принял его руки, а просто махнул:

– Брось нести чепуху! Поверь, парень, ничего не случится. Иди, а когда все кончится, поспеши обратно и забери меня. И не обижайся, если я вечером за рюмкой буду тебя подкалывать!

Ло Цзи поспешно сел в машину; он не хотел, чтобы Ши Цян увидел стоявшие в его глазах слезы. Отвернувшийся постарался запечатлеть в памяти отражение друга в зеркале заднего вида, а потом нажал на газ и отправился в свою последнюю поездку.

Возможно, они снова встретятся где-нибудь. Такое уже случалось; их разлучило на два столетия. Сколько же выпадет на этот раз? Подобно Чжан Бэйхаю двести лет назад, Ло Цзи внезапно возненавидел свой атеизм.

Солнце уже зашло, и в сумерках пустыня вдоль дороги стала белой как снег. Ло Цзи неожиданно понял, что именно по этой дороге два столетия назад он катался на «Аккорде» со своей воображаемой возлюбленной. Тогда равнины Северного Китая скрывались под слоем настоящего снега. Он ощутил, как ее волосы развеваются на ветру и щекочут ему лицо.

«Нет, нет! Не говори, где мы! Как только мы узнаем, где находимся, огромный мир сужается до карты. А когда это неизвестно, он кажется бесконечным».

«Ладно. Тогда постараемся потеряться».

У Ло Цзи всегда было ощущение, что Чжуан Янь и Сяся – плод его воображения. Как только он вспомнил о них, кольнуло в сердце – в эту минуту любовь и тоска по семье отозвались в нем мучительной болью. Из глаз покатились слезы. Ло Цзи старался ни о чем не думать, но прекрасные глаза Яньянь упрямо возникали перед его мысленным взором, а в ушах стоял заразительный смех Сяся. Ему ничего не оставалось, как сосредоточиться на экране телевизора.

Капля проскочила точку Лагранжа[117] и, не снижая скорости, продолжала лететь к Земле.

Ло Цзи остановил машину в подходящем, по его мнению, месте – на границе между равниной и горами. Нигде не было видно ни зданий, ни людей. Автомобиль стоял в долине, окруженной полукольцом гор. Они поглотят часть ударной волны. Ло Цзи вытащил телевизор из машины, поставил на песок, и сам присел рядом.

Капля пересекла геосинхронную орбиту – 34 тысячи километров – недалеко от космического поселения Новый Шанхай. Все обитатели следили за яркой точкой, мгновенно пересекшей их небо. В новостях сообщили, что через восемь минут зонд врежется в Землю.

Наконец, предсказали точку падения Капли – к северо-западу от столицы Китая.

Ло Цзи и так это знал.

Сгустились сумерки; светился лишь небольшой участок неба на западе, будто глаз без зрачка, бесстрастно взирающий на мир.

Чтобы скоротать оставшееся время, Ло Цзи стал вспоминать свою жизнь.

Она делилась на две совершенно непохожие части. Период в роли Отвернувшегося растянулся на два века, но ощущался плотно сжатым массивом времени. Он перебирал воспоминания, как будто все случилось вчера. И все же у него было ощущение, что эту часть жизни прожил не он, а кто-то другой, и любовь, казалось бы, неотделимая от его существа, тоже случилась не с ним. Мимолетная греза. Он боялся вспоминать о жене и дочке.

Неожиданно Ло Цзи понял, что от воспоминаний раннего периода жизни – прежде чем он стал Отвернувшимся – почти ничего не осталось. В голове всплывали лишь отдельные фрагменты, и чем дальше он забирался, тем меньше мог выудить из памяти. Он и в самом деле учился в школе? У него и вправду была первая любовь? На некоторых воспоминаниях остались заметные царапины – доказательство того, что события произошли в действительности. Образы были яркие и четкие, но ощущения бесследно пропали. Прошлое, подобно пригоршне песка, вытекло между пальцев. Река памяти давным-давно пересохла, и в ее безжизненном русле не осталось ничего, кроме мелкого мусора. Он жил, от одного добра постоянно выискивая другого, а когда чего-то добивался, то что-то терял. И теперь у него почти ничего не осталось.

Он обвел взглядом погруженные в сумрак горы и вспомнил, как однажды, более двухсот лет назад, провел ночь в этих местах. «За последние сотни миллионов лет горы устали стоять и прилегли отдохнуть, придавленные временем и солнцем», как однажды выразилась его воображаемая подружка. Города и поля Северного Китая уже давно превратились в пустыню, но горы ничуть не изменились. Они так и стояли, невзрачные на вид, и из расщелин в сером камне, как двести лет назад, так же скупо, но упорно, пробивались чахлая трава и плющ. Для гор два века – одно мгновение.

Если бы у гор были глаза и они взглянули на мир человека, что бы они увидели? Наверное, что-то мимолетное, мелькнувшее посреди неспешного дня. Сначала на равнине появились несколько маленьких существ. Потом их стало больше; они принялись строить сооружения наподобие муравейников и заполнили ими всю округу. Из построек выбивался свет, а из некоторых – дым. Потом и свет, и дым, и мелкие существа исчезли, а сооружения развалились и погрузились в песок. Вот и все. Горы многое повидали; эпоха человека не представилась бы им чем-то особенно интересным.

Наконец, Ло Цзи добрался до самых ранних воспоминаний. Он с удивлением обнаружил, что его жизнь, насколько он ее помнил, началась тоже на песке. Это происходило в доисторическую эпоху его жизни, в давно забытом месте, и его окружали люди, которых он не мог вспомнить. Но он четко помнил песчаный берег реки. В небе висела полная луна, река мерцала в лунном свете. Он ковырялся в песке. Когда он выкопал ямку, в нее просочилась вода, и в озерце засияла маленькая луна. Он копал ямки одну за другой, и в каждой вспыхивала крохотная луна.

Это было его самое первое воспоминание. Память не сохранила более ранних событий.

В ночной темноте лишь экран телевизора освещал небольшой участок песка.

Ло Цзи усердно старался выдавить все мысли из своего разума. Кожу на голове свело; Отвернувшемуся почудилось, что его придавила громадная ладонь размером с небо.

А потом ладонь медленно ослабила давление и убралась восвояси.

На высоте двадцати тысяч километров Капля поменяла курс и полетела прямо в Солнце.

На экране телевизора репортер закричал:

– Всему северному полушарию – внимание! Всему северному полушарию – внимание! Капля ярко сияет, и ее можно увидеть невооруженным глазом!

Ло Цзи посмотрел в небо. И в самом деле, он увидел зонд. Капля светилась не очень ярко, но ее легко было узнать по скорости движения. Она пересекла небосвод подобно метеору и исчезла на западе.

Затем Капля снизила скорость по отношению к Земле до нуля и остановилась в точке на удалении в полтора миллиона километров. В точке Лагранжа. Это означало, что зонд застыл в неподвижности между Солнцем и Землей и может там оставаться сколь угодно долго.

Ло Цзи догадывался, что должно произойти что-то еще. Он остался сидеть на песке. Горы, эти окружившие его почтенные старики, молча дожидались вместе с ним. Казалось, будто они защищают Отвернувшегося. Какое-то время в новостях не сообщали никакой существенной информации. Мир нервно ожидал, пока не понимая, избежал он катастрофы или нет.

Прошло десять минут, но ничего не происходило. Телескопы землян подтвердили, что Капля не движется, что ореол двигателя вокруг хвоста погас и что округлый передний конец зонда ориентирован на Солнце, яркие лучи которого отражались от зеркальной поверхности Капли. Казалось, треть корпуса зонда охвачена огнем. Ло Цзи подумал, что между Каплей и Солнцем установилась какая-то неведомая связь.

Картинка на экране телевизора внезапно пошла волнами, в динамиках раздался треск. Ло Цзи заметил, что природа тоже что-то почувствовала: с горного склона рванулась в небо стая птиц, а поодаль залаяла собака. Ло Цзи ощутил покалывание на коже – а может быть, это ему просто почудилось.

Через несколько секунд телепередача полностью восстановилась. Впоследствии узнали, что помехи так и не прекратились; электроника систем связи всего лишь автоматически настроилась их отсеивать. С датчиков наблюдения шел нескончаемый поток измерений. Ученым потребовалось не менее десяти минут на обработку данных.

Капля непрерывно генерировала радиолуч высокой интенсивности, направленный прямо в Солнце. Мощность излучения превышала пороговое значение, а спектр сигнала перекрывал все диапазоны, на которых Солнце могло усиливать радиоволны.

Ло Цзи сначала захихикал, а потом стал хохотать до тех пор, пока не закашлялся. И в самом деле, он придавал слишком много значения своей персоне! Стоило бы давно догадаться. Ло Цзи не был важен; важно было Солнце. С этой минуты человечество больше не могло пользоваться звездой как сверхмощным усилителем, чтобы посылать сигналы во Вселенную.

Капля заблокировала этот канал связи.

– Ха! Вот видишь, парень, ничего не случилось! Надо было заключить пари! – раздался вдруг голос Ши Цяна. Да Ши поймал попутку, вернулся и отыскал друга.

Ло Цзи почувствовал слабость, как будто из него вынули стержень. Он опустился на не остывший еще песок. Лежать было приятно.

– Верно, Да Ши. Теперь мы можем жить, как пожелаем. Все кончено.

* * *

– Кореш, я больше не буду помогать тебе со штучками Отвернувшихся, – заявил Ши Цян на обратном пути. – От этой работы умом тронешься. С тобой только что случился очередной припадок.

– Надеюсь, что так, – ответил Ло Цзи. Еще вчера в небе горели звезды; а сейчас сквозь окна автомобиля не разглядеть ни одной. Лишь черная пустыня и ночное небо сходились воедино на горизонте. Перед автомобилем расстилался освещенный фарами участок дороги. Весь мир был как мысли Ло Цзи: повсюду черным-черно, и лишь одна деталь видна потрясающе четко и ясно.

– А знаешь, можно запросто вернуть твою съехавшую крышу на место. Чжуан Янь и Сяся уже скоро разбудят. Впрочем, не знаю – не исключено, что из-за волнений пробуждение отложили. Но даже если и так, то ненадолго. Общественный порядок наверняка вскоре восстановят. Оставшегося времени хватит на несколько поколений. Ты вроде бы сказал, что теперь можешь жить как обычный человек?

– Завтра же пойду в Бюро иммиграции проснувшихся.

Слова Ши Цяна расцвели ярким цветком в серой пустыне разума Ло Цзи. Возможно, встреча с женой и дочкой – его единственный шанс на спасение.

Но человечеству надеяться было не на что.

Когда они уже приблизились к Новой Жизни-5, Ши Цян резко затормозил.

– Что-то не так. – Он вглядывался сквозь лобовое стекло. Ло Цзи проследил его взгляд и заметил отблески в небе. Внизу что-то ярко светилось, но из-за высоких барханов вдоль дороги они не видели, что это такое. Источник света перемещался и не был похож на свет жилых кварталов.

Когда машина повернула с трассы, перед ними предстала странная, незабываемая картина. Весь участок пустыни между дорогой и Новой Жизнью-5 сиял огнями, словно море светлячков. Через мгновение Ло Цзи сообразил, что это огромная толпа. Все они прибыли из подземного города, и светилась их одежда.

Когда машина подъехала к толпе поближе, люди стали прикрывать глаза ладонями, защищаясь от света фар. Ши Цян выключил фары. Перед автомобилем выросла странная, многоцветная людская стена.

– Сдается мне, они кого-то поджидают. – Ши Цян бросил взгляд на Ло Цзи. Тот внутренне напрягся. Ши Цян остановил машину и приказал: – Оставайся внутри и не шевелись. Пойду узнаю.

Он вышел из автомобиля и направился к толпе. Коренастая фигура Ши Цяна темным силуэтом выделялась на фоне светящейся стены людей. Ло Цзи следил, как тот шагает к собравшимся, обменивается с ними парой слов, оборачивается и идет обратно.

– Оказывается, они ждут тебя. Иди. – Ши Цян облокотился на дверцу машины. Заметив выражение на лице Ло Цзи, он заверил: – Успокойся. Все нормально.

Ло Цзи вылез из машины и направился к толпе. Он уже привык к электронной одежде современных людей, однако здесь, в пустыне, ему показалось, что он идет навстречу Иным. Но когда он подошел ближе и разглядел их лица, его сердце забилось чаще.

Когда Ло Цзи вывели из анабиоза, первым делом он узнал, что у толпы любой эпохи есть свое особенное лицо. Разница настолько очевидна, что не составляет труда отличить современного человека от недавно разбуженного проснувшегося. Но Ло Цзи не мог сообразить, к какой эпохе относятся стоящие перед ним люди. Их лица не подходили ни к современной эпохе, ни к XXI веку. Он чуть было не замер на месте от страха; лишь из доверия к Ши Цяну Ло Цзи продолжал неуверенно шагать вперед.

Подойдя ближе, он остановился, потому что разглядел, какие именно картинки украшают одежду собравшихся.

Это были изображения Ло Цзи – фотографии и видеоклипы.

Став Отвернувшимся, Ло Цзи редко появлялся перед камерами, и история сохранила не так уж много его изображений. На одежде поджидающих его людей светилась практически полная коллекция. Кое-кто даже отыскал еще более ранние фотографии – с того времени, когда он еще не был Отвернувшимся. Картинки в одежду загружали через Интернет, а это значило, что все эти снимки лежат в Сети. Ло Цзи отметил, что это оригиналы, а не модный в эти дни художественный гротеск, – следовательно, их выложили только что и обработать на компьютере просто не успели.

Когда Ло Цзи остановился, толпа двинулась навстречу. Первые ряды подошли на два-три метра и остановились, сдерживая остальных, а потом пали на колени. Стоящие позади них также начали становиться на колени, одна волна светящихся фигур за другой, разбегающиеся в ночи.

– Владыка, спаси нас! – вскричал кто-то. Эти слова отдались звоном в ушах Ло Цзи.

– О Господи, спаси наш мир!

– Великий посланник, стань рукой закона во Вселенной!

– Ангел правосудия, спаси человечество!

К Ло Цзи подошли двое. Одного он узнал сразу – это был Хайнс; его одежда не светилась. Другой оказался военным; на его форме тлели нашивки и ордена.

Хайнс торжественно обратился к Ло Цзи:

– Доктор Ло, я назначен вашим помощником по связи с Комитетом ООН по делам Отвернувшихся. Информирую вас, что проект «Отвернувшиеся» возобновлен и вы назначены единственным Отвернувшимся.

Следующим заговорил военный:

– Я Бен Джонатан, специальный уполномоченный Конгресса космических флотов. Мы встречались раньше, сразу после вашего пробуждения. Мне предписано сообщить, что Азиатский флот, Европейский флот и Североамериканский флот согласны с восстановлением действия закона об Отвернувшихся и признают ваш статус.

Хайнс указал на коленопреклоненную толпу:

– В глазах народа вы едины в двух лицах. Для верующих вы ангел правосудия. Для неверующих вы представитель справедливой, более развитой цивилизации Млечного Пути.

Все затаили дыхание и неотрывно смотрели на Ло Цзи. Он немного подумал и остановился на единственной возможности:

– Заклинание сработало? – предположил он.

Хайнс и Джонатан кивнули. Хайнс пояснил:

– 187J3X1 уничтожена.

– Когда это произошло?

– Пятьдесят один год назад. Свет взрыва дошел до нас год назад, но эта звезда никого не интересовала. Событие обнаружили только сегодня, во второй половине дня. Несколько отчаявшихся сотрудников ККФ решили поискать вдохновения в истории. Они вспомнили о проекте «Отвернувшиеся» и вашем заклинании. Взглянули на 187J3X1 и нашли вместо нее лишь облако пыли. Тогда они перебрали все предшествующие наблюдения вплоть до ее уничтожения год назад и сделали подборку снимков 187J3X1 в момент взрыва.

– А как они определили, что звездная система разрушена преднамеренно?

– Вы знаете, что 187J3X1 была стабильной звездой, наподобие Солнца. Она не могла стать новой. Кроме того, снимки запечатлели ее уничтожение. В звезду попал крохотный объект, движущийся почти со скоростью света. Его назвали «фотоидом» и проследили его траекторию по следам, оставленным в фотосфере звезды. Незначительный объем фотоида компенсировался невероятно высокой релятивистской массой, учитывая околосветовую скорость. К моменту столкновения масса фотоида достигла одной восьмой от массы цели. Звезда мгновенно разрушилась. Все четыре планеты испарились в пламени взрыва.

Ло Цзи поднял глаза в темное ночное небо. На нем практически не было звезд. Он зашагал вперед. Толпа молча расступалась перед ним и сходилась позади. Люди старались приблизиться, как продрогший человек тянется к теплу, но уважительно оставляли вокруг Отвернувшегося свободное пространство – кружок тени посреди океана света, подобно глазу урагана. Один человек пробился вперед и рухнул на землю прямо перед Ло Цзи. Тот остановился, а человек принялся целовать его ноги. В круг протолкались еще несколько, намереваясь последовать примеру. Когда ситуация чуть было не вышла из-под контроля, из толпы раздались окрики, и нарушители спокойствия ретировались.

Ло Цзи побрел вперед, но понял, что не знает, куда идет. Он остановился, углядел в толпе Хайнса и Джонатана и подошел к ним.

– И что мне теперь делать? – спросил Ло Цзи.

– Вы Отвернувшийся, поэтому можете делать все, что угодно – в рамках закона об Отвернувшихся, – с поклоном ответил Хайнс. – Закон по-прежнему налагает на вас ограничения, но на практике вам доступны все ресурсы Земного конгресса.

– И ресурсы Конгресса космических флотов, – добавил Джонатан.

Ло Цзи немного подумал и сообщил:

– Прямо сейчас мне ресурсы не нужны. Но раз мои привилегии восстановлены…

– Даже не сомневайтесь, – заверил Хайнс. Джонатан кивнул.

– Тогда я потребую следующее. Во-первых, следует установить порядок во всех городах и вернуться к нормальному образу жизни. В этом требовании нет ничего особенного, как вы понимаете.

Все кивнули. Кто-то прошептал:

– Тебя слушает весь мир, Господи!

– Верно, нас слышит весь мир, – подтвердил Хайнс. – Понадобится какое-то время, чтобы восстановить спокойствие, но с вами наша вера в успех крепка. – Эти слова эхом отозвались в толпе.

– Второе. Всем разойтись по домам. Оставьте это место в покое. Благодарю!

Услышав это, толпа притихла, но вскоре зашумела, передавая слова Отвернувшегося стоящим дальше. Народ стал расходиться – поначалу медленно и неохотно, а потом быстрее и быстрее. Автомобили один за другим поехали в сторону города. Многие шли пешком; их ночная процессия походила на длинную цепочку фосфоресцирующих муравьев.

А потом равнина опустела. На истоптанном песке остались четверо: Ло Цзи, Ши Цян, Хайнс и Джонатан.

– Мне стыдно за себя прежнего, – признался Хайнс. – Человеческой цивилизации всего пять тысяч лет, но мы научились высоко ценить жизнь и свободу. Во Вселенной наверняка есть цивилизации, которым миллиарды лет. Какой моралью они руководствуются? Есть ли вообще смысл в таком вопросе?

– И мне стыдно за себя. В последние дни я даже усомнился в Боге, – подхватил Джонатан. Он увидел, что Хайнс хочет вставить слово, и жестом остановил его. – Нет, друг мой, возможно, мы говорим об одном и том же.

Прослезившись, они обнялись.

– Ну вот, джентльмены, – похлопал их по спинам Ло Цзи. – Теперь вы можете возвращаться. Если вы мне понадобитесь, я вас найду. Спасибо!

Хайнс и Джонатан пошли к дороге, поддерживая друг друга будто счастливая семейная пара, а Ло Цзи смотрел им вслед. Теперь остались лишь он и Ши Цян.

– Да Ши, хочешь что-нибудь сказать? – Ло Цзи с улыбкой повернулся к Ши Цяну.

Потрясенный Ши Цян стоял столбом, будто ему показали невероятный фокус.

– Кореш, я вообще ничего не понимаю!

– Что? Ты не веришь, что я ангел правосудия?

– Черта с два, хоть выпусти из меня все кишки!

– А как насчет посланника высокоразвитой цивилизации?

– Получше, чем ангел, но если честно, то и в это не верю. Никогда не считал тебя чьим-то посланником.

– А ты веришь во вселенскую справедливость и правосудие?

– Не знаю…

– Но ты же полицейский!

– Сказал же, не знаю! Я ни черта теперь не понимаю!

– Ну тогда ты единственный трезвомыслящий среди нас.

– А ну-ка расскажи мне об этом вселенском правосудии!

– Хорошо. Пошли! – И Ло Цзи зашагал прямо в пустыню; Ши Цян следовал за ним. Они долго шли, а потом пересекли шоссе.

– Куда мы идем? – спросил Ши Цян.

– Туда, где темнее всего.

* * *

Перейдя дорогу и отгородившись барханами от огней поселка, они на ощупь выбрали место и присели на занесенную песком землю.

– Ну что ж, начнем, – прозвучал в темноте голос Ло Цзи.

– Дай мне версию попроще. Мои мозги ничего сложного не воспримут.

– Да Ши, тут нет ничего сложного. Правда весьма проста. Это одна из тех загадок, когда слышишь ответ и удивляешься, почему не догадался сам. Ты знаешь, что такое аксиома в математике?

– В школе нам преподавали геометрию. «Через две точки можно провести только одну прямую», и все такое.

– Ну да. Теперь мы определим две аксиомы космической цивилизации. Первая: выживание является основной потребностью цивилизации. Вторая: цивилизация непрерывно растет и расширяется, но общий объем вещества во Вселенной остается неизменным.

– А дальше?

– Это все.

– Все? Ну, это, в общем, просто. Но что отсюда вытекает?

– Ты можешь догадаться, кто убийца, по пуле или по капле крови. Космическая социология способна вывести из этих двух аксиом полную картину галактической, космической цивилизации. Вот так работает наука, Да Ши. Основы практически любой отрасли знаний весьма просты.

– Выведи тогда что-нибудь.

– Для начала давай поговорим о битве Тьмы. Ты поверишь, если я заявлю, что «Звездолеты Земли» были космической цивилизацией в миниатюре?

– Нет. На «Звездолетах Земли» не хватало ресурсов – запчастей и топлива. А во Вселенной их навалом. Вселенная большая.

– Ошибаешься. Вселенная велика, но жизнь еще больше! В этом заключается смысл второй аксиомы. Объем вещества во Вселенной неизменен, но жизнь разрастается по экспоненте. Экспонента – это математический чертик из табакерки. Скажем, есть в океане одна бактерия, и она делится надвое каждые полчаса. Через несколько дней ее потомки заполнят весь океан, если хватит пищи. Не меряй цивилизации меркой Земли или Трисоляриса. Эти две цивилизации пока еще совсем младенцы, в самом начале пути. Как только цивилизация перешагивает некий технологический порог, она с пугающей скоростью начинает распространяться по Вселенной. Возьми, например, сегодняшнюю скорость земного космического корабля. На такой скорости земляне за миллион лет заполнят собой всю Галактику. А миллион лет – ничто в масштабе Вселенной.

– Так ты утверждаешь, что в далеком будущем всей Вселенной сдадут… как это называется в картах… – «мертвую руку»?

– Незачем заглядывать в далекое будущее. Вселенная держит «мертвую руку» прямо сейчас. Как сегодня предположил Хайнс, цивилизация могла зародиться миллиарды лет назад. По всем признакам Вселенная наверняка уже заполнена до отказа. Кто знает, сколько свободных планет осталось в Млечном Пути, сколько природных ресурсов?

– Но этого ведь не может быть! Вселенная кажется пустой. Мы не встречались с инопланетной жизнью, за исключением Трисоляриса.

– Вот об этом теперь и побеседуем. Дай-ка закурить. – Ло Цзи пошарил рукой в темноте и вскоре наткнулся на руку товарища с зажатой в ней сигаретой. Когда Ло Цзи заговорил снова, Ши Цян понял, что тот передвинулся на три или четыре метра в сторону. – Хочу, чтобы ты все видел в космическом масштабе.

Ло Цзи зажег сигарету, покрутив фильтр, Ши Цян сделал то же самое. Во мраке ночи друг перед другом зависли две крохотные красные планеты.

– Вот. Теперь построим простейшую модель космической цивилизации. Наши два огонька означают населенные планеты. Представь себе, что кроме них в нашей модели Вселенной больше ничего нет. Представил?

– Ну да. В такой тьме – запросто.

– Назовем эти два мира «твоя цивилизация» и «моя цивилизация». Их разделяет значительное расстояние – скажем, сто световых лет. Ты можешь определить, что моя цивилизация существует, а я даже не догадываюсь о тебе.

– Ладно.

– А теперь мы определим два типа отношений между цивилизациями: «дружественные» и «враждебные». Эти слова можно понимать по-разному, поэтому как ученые уточним: дружественная цивилизация не пытается напасть первой и уничтожить другие цивилизации. А враждебная – наоборот.

– Хорошенькое же у тебя определение дружбы!

– Теперь подумай, какие у тебя есть варианты отношений со мной. Не забудь про аксиомы космической цивилизации, про расстояние и про тот факт, что цивилизации разделены космическим пространством.

– Допустим, я решил установить с тобой связь.

– Если ты так поступишь, то заплатишь разглашением факта своего существования.

– Верно. Во Вселенной это не мелочь.

– Разгласить существование тоже можно по-разному. Самые важные сведения – это точные межзвездные координаты. За ними следует общее направление на планету; а в самом конце находится лишь факт твоего существования. Но если я получу даже минимум информации, я могу начать тебя искать. Если ты смог обнаружить меня, то и я смогу обнаружить тебя. Это лишь вопрос времени, требующегося для развития технологии до нужного уровня.

– Но, парень, я могу рискнуть и все же связаться с тобой. Если твоя цивилизация окажется враждебной – что ж, мне не повезло. А если дружественной, то мы продолжим разговор и в будущем объединимся в одну цивилизацию, тоже дружественную.

– Отлично, Да Ши! Мы подходим к сути. Давай вернемся к аксиомам. Даже если я дружественная цивилизация, могу ли я, получив от тебя первый сигнал, узнать, друг ты мне или враг?

– Конечно же, нет. Иначе окажется нарушена первая аксиома.

– Так что же мне следует сделать, когда я получу твое сообщение?

– Естественно, тебе надо определить, друг я или враг. Если враг, то тебе следует напасть на меня и уничтожить. Если друг, то продолжить общение.

Огонек Ло Цзи поднялся и стал двигаться туда-сюда. По-видимому, Отвернувшийся встал и принялся ходить.

– На Земле это сработает – но не во Вселенной. Теперь введем новый термин: цепочка подозрений.

– Что за странное выражение!

– Поначалу это все, что у меня было. Мне не объяснили, что означает этот термин. Впоследствии я догадался сам.

– Кто не объяснил?

– Потом скажу. Продолжим. Если ты считаешь, что я друг, не думай, однако, что ты в безопасности. Из первой аксиомы следует, что дружественная цивилизация не может предсказать, является ли любая другая цивилизация дружественной. Ты не знаешь, кем я тебя считаю – другом или врагом. Далее, если даже ты знаешь, что я записал тебя в друзья, и если я также знаю, что ты думаешь, что я друг, я не могу знать, что ты думаешь о том, что я думаю о том, что ты думаешь обо мне. Запутанно, не так ли? Мы дошли лишь до третьего уровня, но рассуждения продолжаются бесконечно.

– Понял.

– Вот это и называется цепочкой подозрений. На Земле мы с ними не сталкиваемся. Мы все люди, наши культуры схожи, мы живем на одной планете, настолько близко друг к другу, что цепочка подозрений растет до первого или второго уровня, а потом обрывается из-за обмена информацией. Но в космосе возможны очень длинные цепочки подозрений. Нечто наподобие битвы Тьмы разразится прежде, чем стороны убедят друг друга в самых лучших намерениях.

Ши Цян затянулся; тлеющий кончик сигареты на мгновение осветил его задумчивое лицо.

– Похоже, битва Тьмы может нас многому научить.

– Правильно. Пять кораблей «Звездолетов Земли» образовали квазикосмическую цивилизацию; не истинно космическую, потому что состояли из одной расы – людей, близких друг к другу. Но даже в этом случае, как только им сдали «мертвую руку», зародилась цепочка подозрений. Если же взять настоящие космические цивилизации, они могут разниться биологически на уровне царства[118], а различия в культуре даже представить себе невозможно. Прибавь к тому громадные расстояния, которые их разделяют, и получишь несокрушимые цепочки подозрений.

– Значит, не имеет значения, дружественные мы цивилизации или враждебные? Результат будет один и тот же?

– Да. Это основной вывод из цепочки подозрений. Он никак не связан с самой цивилизацией, ее моралью и общественным устройством. Достаточно считать цивилизации точками на концах цепочки. Неважно, дружественны или враждебны цивилизации сами по себе – как только они запутаются в паутине цепочек подозрений, они становятся одинаковыми.

– Но если ты слабее, ты для меня неопасен. Тогда я могу послать тебе сообщение. Верно?

– Не сработает и это. Ввожу второй ключевой термин: технологический взрыв. Его мне тоже не объяснили, но разобраться с ним оказалось легче. Человеческой цивилизации пять тысяч лет, а жизни на Земле – несколько миллиардов. Но современную технологию создали за триста лет. В масштабе Вселенной это не развитие – это взрыв! Это бомба, заложенная в каждой цивилизации. Как только зажгут фитиль – по собственной инициативе или под давлением внешних факторов, – бомба взорвется. Земле потребовалось триста лет, но почему мы должны быть быстрее других космических цивилизаций? Возможно, найдутся цивилизации, которые соображают быстрее нас. Я слабее тебя, но как только получу сообщение, между нами протянется цепочка подозрений. Если в какой-то момент у меня произойдет технологический взрыв, я стану сильнее тебя. По меркам Вселенной, несколько сотен лет – всего лишь мгновение. Может даже статься, что бомбу моего технологического взрыва подожжет полученное от тебя сообщение. Следовательно, даже если я новорожденная или развивающаяся цивилизация, я для тебя опасен.

Ши Цян несколько секунд рассматривал тлеющую сигарету Ло Цзи, а потом взглянул на свою:

– Значит, мне лучше заткнуться и помалкивать.

– Думаешь, поможет?

Оба затянулись. Сигареты вспыхнули и осветили проявившиеся из темноты задумчивые лица богов этой простой воображаемой вселенной.

– Нет, не поможет, – ответил Ши Цян. – Допустим, ты сильнее меня. Тогда, если мне удалось обнаружить тебя, то рано или поздно ты обнаружишь меня – и образуется цепочка подозрений. А если ты слабее меня, то у тебя в любой момент может случиться технологический взрыв, и тогда ты станешь сильнее. В итоге для меня опасно и сообщать о себе, и позволять тебе продолжать существование. Любой из этих вариантов нарушит первую аксиому.

– Да Ши, ты отлично соображаешь!

– Пока да, но мы ведь только начали.

Ло Цзи долго хранил молчание. Пару раз он затягивался сигаретой, и тогда его лицо проступало из темноты. Затем он ответил:

– Нет, старина. Наши рассуждения закончены, и мы пришли к ответу.

– К ответу? Черта с два мы к чему-то пришли! Где обещанная картина космической цивилизации?

– Как только ты узнаешь о моем существовании, тебе не помогут ни связь, ни молчание. Остается лишь один выход.

Надолго воцарилось молчание. Огоньки сигарет потухли. Не ощущалось ни дуновения ветерка; тяжелая тьма сгустилась в асфальтовую черноту, соединяя небо и землю воедино. Наконец, Ши Цян выплюнул во мрак единственное слово:

– Проклятье!

– А теперь распространи этот единственный вариант на миллиарды звезд и сотни миллионов цивилизаций – и получишь свою картину.

– Это… это очень мрачная картина.

– Вселенная и в самом деле мрачное место. – Ло Цзи повел рукой, осязая темноту, словно бархат. – Вселенная – это темный лес. Каждая цивилизация – вооруженный до зубов охотник, призраком скользящий между деревьев, незаметно отводящий в сторону ветви и старающийся ступать бесшумно. Он даже дышит через раз. Охотнику есть чего опасаться: лес полон других невидимых охотников, таких же, как он сам. Если он встретит жизнь – другого охотника, ангела или черта, новорожденного младенца или старую развалину, фею или полубога, – у него лишь один выход: открыть огонь и уничтожить. В этом лесу другие люди – ад. Любая жизнь представляет собой смертельную угрозу для всех остальных и будет уничтожена при первой возможности. Вот так выглядит космическая цивилизация. И этим объясняется парадокс Ферми[119].

Ши Цян зажег еще одну сигарету, чтобы хоть чуть-чуть раздвинуть занавес тьмы.

– Но в этом темном лесу есть глупый мальчишка по имени человечество. Он разжег огромный костер, стоит возле него и кричит: «Я здесь! Я здесь!» – продолжил Ло Цзи.

– Кто-нибудь его услышал?

– Вне всякого сомнения. Но по крикам трудно установить точное местонахождение. Человечество никогда не передавало в космос звездных координат Земли и Солнечной системы. По нашим сигналам можно узнать лишь расстояние между Землей и Трисолярисом и общее направление на нас внутри Млечного Пути. Точные координаты наших миров никому не известны. Мы находимся на периферии Галактики, практически в звездной пустыне, так что угроза не слишком велика.

– Так что же с той историей про звезду, на которую ты наложил заклятье?

– Воспользовавшись Солнцем как усилителем, я отправил в космос три схемы. На каждой из них я отметил тридцать точек, соответствующих проекции тридцати звезд на одну из плоскостей прямоугольной системы координат. Все три проекции образуют трехмерный чертеж, на котором изображены звезда 187J3X1 и двадцать девять ее соседей. Сама 187J3X1 выделена особо.

Теперь хорошенько подумай – и все поймешь. По темному лесу чуть дыша крадется охотник. И внезапно он видит, что с одного из деревьев содрали полоску коры. На обнажившейся светлой древесине легко понятными символами выцарапаны координаты. Что он подумает? Да уж, конечно, не то, что в этом месте для него разложены припасы. Скорее всего, это пылающий костер, возле которого приплясывает от нетерпения будущая жертва. Неважно, по какой причине оставили сообщение. Важно лишь то, что «мертвая рука» ударила по чувствительным нервам обитателей темного леса и кто-то из них, испуганный больше других, сделает свой ход. Скажем, в лесу затаился миллион охотников (а цивилизаций среди миллиардов звезд Млечного Пути может найтись в тысячи раз больше). Пускай девятьсот тысяч охотников не обратят внимание на послание. Из остающихся ста тысяч девяносто тысяч проверят координаты, убедятся, что жизни там нет, и забудут. Но одна из десяти тысяч наверняка решит открыть огонь по цели. Когда цивилизация достигает определенного технологического уровня, нападение проще и дешевле, чем разведка. Если там ничего не было, то они ничего не теряют. И вот тогда, – подвел итог Ло Цзи, – появился охотник.

– А отправить это твое заклинание еще разок уже не получится, я правильно понимаю?

– Верно, Да Ши. Заклинание необходимо передать всей Галактике, но Солнце на замке, им уже не воспользоваться.

– Человечество опоздало лишь на один шаг? – Ши Цян щелчком отправил окурок в полет. Огонек прочертил дугу в темноте и упал, на секунду осветив клочок занесенной песком почвы.

– Нет, нет. Подумай сам: если бы Солнце не запечатали и если бы я пригрозил Трисолярису своим заклинанием, что бы произошло?

– Тебя бы забили камнями, как Рей Диаса. А потом приняли бы закон, запрещающий кому-либо даже думать о чем-либо подобном.

– Совершенно верно, Да Ши. Поскольку мы уже разгласили расстояние от Земли до Трисоляриса, а также направление на нас, то если мы пошлем координаты Трисоляриса, кто угодно мгновенно вычислит местонахождение Солнечной системы. Это окажется самоубийством. Может быть, мы и в самом деле отстаем на шаг, но мы никогда бы не сделали этого шага.

– Тебе следовало пригрозить Трисолярису еще двести лет назад.

– Двести лет назад все было так запутанно… Я еще не уверился тогда в своей догадке, хотел доказательств. Почему бы и нет – времени было достаточно. Но подлинная причина в том, что у меня не хватило бы на это силы воли. Ни у кого бы не хватило.

– Я теперь думаю, что не стоило нам ходить к мэру сегодня. Эта картина… А если о ней узнает мир, то вообще кранты. Припомни, как кончили первые два Отвернувшихся.

– Ты прав. Со мной могло случиться то же самое. Надеюсь, мы не проговоримся. Хотя если ты надумаешь рассказать, то что может тебя остановить? Как мне однажды сказали: «Я сделала то, что должна была сделать».

– Не парься, кореш, я никому ничего не скажу.

– Впрочем, надеяться и так уже не на что.

Они пошли вдоль барханов по направлению к дороге. Там было немного светлее. Редких фонарей стоящего вдали поселка было достаточно, чтобы ослепить путников.

– Еще один вопрос. О ком ты говорил?

Ло Цзи замялся:

– Знаешь, забудь. Скажу лишь, что это не я придумал аксиомы космической цивилизации и теорию темного леса.

– Завтра я отправляюсь в город работать на правительство. Если потребуется помощь, только скажи.

– Да Ши, ты и так уже мне немало помог. Я тоже отправлюсь в город, в Бюро иммиграции проснувшихся – узнаю, как идут дела с пробуждением моей семьи.

* * *

Против ожиданий Ло Цзи в Бюро иммиграции проснувшихся ему сказали, что пробуждение Чжуан Янь и Сяся остается под запретом. Директор Бюро прямо сказал, что полномочия Отвернувшегося здесь бессильны. Ло Цзи связался с Хайнсом и Джонатаном. Эти двое хотя были незнакомы с подробностями дела, но сообщили, что в закон об Отвернувшихся добавили статью, по которой ООН и Комиссия по делам Отвернувшихся могли принимать любые необходимые меры, чтобы Отвернувшегося ничто не отвлекало от дела. Даже через два столетия ООН продолжала использовать близких Ло Цзи в качестве заложников.

Ло Цзи потребовал, чтобы в поселке проснувшихся ничего не меняли, но обеспечили защиту от настырных посетителей. Приказ тщательно исполнили; журналистов и пилигримов держали на расстоянии. Вскоре в Новой Жизни-5 восстановился покой, будто ничего и не произошло.

Через два дня Ло Цзи участвовал в первых слушаниях обновленного проекта «Отвернувшиеся». Вместо путешествия в подземную штаб-квартиру ООН в Северной Америке он присутствовал по видеосвязи из своей незатейливой комнаты в Новой Жизни-5. Изображение зала заседаний подавали на простой телевизор, стоящий в комнате.

– Отвернувшийся Ло Цзи, мы понимаем, что вы разгневаны, – начал слушания председатель.

– Моя душа выгорела дотла. Она уже не способна гневаться, – ответил Ло Цзи, лениво развалившийся на диване.

Председатель кивнул:

– Вот и отлично. Но Комиссия полагает, что вам следует покинуть поселок. Он не годится для роли центра управления обороной Солнечной системы.

– Вы слышали о Сибайпо? Это поселок даже меньше моего, недалеко отсюда. Двести лет назад наши лидеры развернули оттуда одно из крупнейших наступлений в истории[120].

Председатель покачал головой:

– Вижу, вы ничуть не изменились. Хорошо. Комиссия уважает ваш выбор. Вам следует приступить к работе. Надеюсь, вы не станете утверждать, как раньше, что работаете всегда?

– Я не могу приступить к работе. Для нее больше нет подходящих условий. Вы способны взять под контроль звезду, чтобы передать мое заклинание во Вселенную?

Встал представитель Азиатского флота:

– Вы же знаете, что это невозможно. Капля непрерывно забивает Солнце радиошумом. Мы не ожидаем, что передача прекратится в ближайшие два-три года; а потом прибудут еще девять «капель».

– Тогда я не могу ничего сделать.

– Нет, Отвернувшийся Ло Цзи, – ответил председатель. – Есть еще одно важное дело, которое вы не выполнили. Вы не сообщили секрета своего заклинания Объединенным Нациям и ККФ. Каким образом вам удалось уничтожить звезду?

– Я не могу ответить на этот вопрос.

– А если раскрытый секрет – условие пробуждения вашей жены и дочери?

– И вы при всех говорите такие низости!

– Это секретные слушания. Кроме того, проект «Отвернувшиеся» не вписывается в современное общество. Возрождение проекта означает, что все решения Комиссии по проекту «Отвернувшиеся» при ООН остаются в силе. В соответствии с этими решениями Чжуан Янь и вашу дочь пробудят к битве Судного дня.

– Разве битва Судного дня уже не состоялась?

– Оба Конгресса так не считают, поскольку основной флот Трисоляриса еще не прибыл.

– Сохранение секрета заклинания – это мой долг как Отвернувшегося. В противном случае человечество потеряет последнюю надежду. Впрочем, не исключено, что надеяться уже не на что.

В последовавшие за слушаниями дни Ло Цзи оставался дома и много и беспробудно пил. Иногда он выходил наружу, небритый и в помятой одежде, похожий на бродягу.

Следующие слушания проекта «Отвернувшиеся» Ло Цзи снова посетил по видеосвязи.

– Отвернувшийся Ло Цзи, нас беспокоит ваше состояние, – заявил председатель, увидев на экране неряшливую фигуру. Он повернул камеру в квартире туда-сюда, и собравшиеся увидели, что комната завалена пустыми бутылками.

– Вам следует приступить к работе – хотя бы ради вашего здоровья, – проговорил представитель Европейского содружества.

– Вы знаете, что для этого требуется.

– Пробуждение вашей жены и дочери, в общем, не проблема, – сказал председатель. – Мы не желаем использовать их для давления на вас. Мы знаем, что не можем влиять на вас. Но это решение предыдущей Комиссии, поэтому у нас возникли некоторые сложности с его обсуждением. Короче говоря, без некоторого условия не обойтись.

– Я не приму вашего условия.

– Нет, нет, доктор Ло. Условие уже не то.

Как только Ло Цзи услышал эти слова, его глаза загорелись и он выпрямился на диване.

– И как теперь звучит это условие?

– Очень просто. Проще даже быть не может. Сделайте хоть что-нибудь.

– Если я не могу отправить заклинание во Вселенную, я не могу ничего сделать.

– Вам придется что-нибудь придумать.

– Вы хотите сказать, пусть даже что-то несущественное?

– Лишь бы оно показалось важным населению. В глазах народа вы либо представитель сил космической справедливости, либо снизошедший с небес ангел правосудия. Можно воспользоваться любой из этих интерпретаций для стабилизации положения. Но если вы не станете ничего делать, то вскоре народ в вас разочаруется.

– Очень опасно стабилизировать ситуацию таким образом. Неизбежны многочисленные осложнения.

– Сейчас важнее всего успокоить людей. Через три года в Солнечную систему прилетят девять новых «капель». Нам надо подготовиться к их прибытию.

– Я не хочу попусту тратить ресурсы.

– В таком случае Комиссия даст вам задание. Такое, на которое не понадобятся ресурсы. Председатель ККФ объяснит. – Глава Комиссии указал рукой на председателя ККФ, участвующего в слушаниях по видео. Тот, очевидно, находился в космосе; по широкому окну позади председателя медленно ползли звезды.

– Наш прогноз даты прибытия девяти «капель» в Солнечную систему основывается на оценках скорости и ускорения, полученных при пересечении «каплями» последнего облака межзвездной пыли четыре года назад, – начал председатель ККФ. – Эти девять «капель» отличаются от той, что уже здесь. Их двигатели не излучают света. Они не излучают никаких электромагнитных волн, по которым их можно было бы запеленговать. Вероятно, они усовершенствовали сами себя, отметив, что земляне следили за первой Каплей. Обнаружить такие маленькие темные объекты в космосе невероятно сложно. Мы не знаем, где они и когда появятся в Солнечной системе. Мы даже не сможем засечь их прибытие.

– Чем же я-то могу вам помочь? – спросил Ло Цзи.

– Я надеюсь, что вы возглавите проект «Снег».

– Что это такое?

– С помощью звездно-водородных бомб и масляной пленки с Нептуна мы создадим на пути зондов множество облаков «пыли» и зарегистрируем прохождение «капель» сквозь них.

– Вы, очевидно, шутите. Вам же известно, что я не полный профан по части космоса.

– Вы когда-то были астрономом, значит, вы человек компетентный, и поэтому именно вы больше других подходите для руководства этим проектом.

– В прошлый раз облако «пыли» сработало потому, что приблизительную траекторию цели знали заранее. Но сейчас мы ничего не знаем! Если девять «капель» ускорятся или поменяют курс, они могут войти в Солнечную систему даже с другой стороны! Где вы собираетесь распылять облака?

– Везде.

– Вы хотите сказать, что намереваетесь окружить Солнечную систему шаром из «пыли»? В таком случае, это вы посланник богов.

– Шар не получится, но можно создать пылевое кольцо в плоскости эклиптики, между поясом астероидов и Юпитером.

– А если «капли» войдут не в плоскости эклиптики?

– С этим ничего не поделать. Но, с точки зрения орбитальной механики, если Капле требуется пройти мимо каждой планеты, то тогда вход в плоскости эклиптики наиболее вероятен. По такой траектории шла первая Капля. В этом случае следы зондов отпечатаются в пыли, и наши телескопы их увидят.

– И что вам это даст?

– Как минимум мы узнаем, что группа «капель» проникла в Солнечную систему. Они могут напасть на гражданские цели в космосе. Нам придется отозвать все корабли – по крайней мере те, которые могут пересечься с «каплями». Жителей космических поселений придется эвакуировать на Землю – они беззащитны.

– Есть и еще одна причина, более важная, – вступил в обсуждение председатель Комиссии. – Я говорю о расчете трасс для ухода космических кораблей в глубокий космос.

– Ухода в глубокий космос? Мы случайно не об эскапизме ли говорим?

– Если вы настаиваете на этом слове.

– Почему же не начать Исход прямо сейчас?

– Политическая обстановка не позволяет. Но как только группа «капель» войдет в Солнечную систему, международное сообщество может согласиться на Исход в ограниченном масштабе. Конечно, это всего лишь предположение, и все же ООН и флоты обязаны быть наготове.

– Понимаю. Но проект «Снег» во мне не нуждается.

– Нуждается! Создание кольца «пыли» даже внутри орбиты Юпитера будет невероятно сложной работой. Потребуется разместить и взорвать почти десять тысяч звездно-водородных бомб, доставить более десяти миллионов тонн масляной пленки и создать огромную космическую флотилию. Ваше влияние и престиж потребуются, чтобы все это выполнить за три года. Предстоит организовать работы и координировать действия обоих Конгрессов.

– Если я соглашусь, когда вы их разбудите?

– Как только дадим старт проекту. Я же сказал, что это не вопрос.

* * *

Но проект «Снег» заглох, толком не начавшись.

Ни один из Конгрессов не был заинтересован в проекте. Население жаждало спасения, а не какого-то способа узнать о прибытии врага, чтобы вовремя удрать. Кроме того, стало известно, что это не план Отвернувшегося, а разработка ООН и ККФ, использующих престиж Ло Цзи для своих целей. Если проект «Снег» развернется в полном масштабе, он обрушит космическую экономику и вызовет спад производства на Земле и во флотах. Вдобавок вопреки прогнозам ООН по мере подлета «капель» население стало чаще и яростнее отвергать идеи эскапизма. Конгрессы не собирались платить столь высокую цену за непопулярный проект. В результате работы по строительству флота для добычи масляной пленки на Нептуне и сборке дополнительных звездно-водородных бомб (после Великой пади их осталось не больше тысячи) шли ни шатко ни валко.

Однако сам Ло Цзи всецело посвятил себя проекту «Снег». Поначалу ООН и ККФ всего лишь хотели воспользоваться его популярностью, чтобы мобилизовать необходимые ресурсы. Но Ло Цзи интересовался каждой деталью, проводил бессонные ночи бок о бок с учеными и инженерами Технического комитета и предлагал свои собственные идеи. Например, он предложил оснастить каждую бомбу небольшим межзвездным ионным двигателем, чтобы бомбы могли немного перемещаться по орбите для точной настройки плотности «пыли» в том или ином объеме. Важнее было то, что теперь водородные бомбы становились оружием нападения. Он назвал их «космическими минами» и утверждал, что, хоть звездно-водородные бомбы и неспособны повредить Каплю, их можно будет нацелить против кораблей Трисоляриса. Никто ведь не знал, изготовлены ли и корпуса кораблей из материала, укрепленного сильным ядерным взаимодействием. Ло Цзи лично вычислил орбиту каждой бомбы. С современной точки зрения, его предложения отдавали наивностью и устаревшими знаниями XXI века, но благодаря престижу и статусу Отвернувшегося большинство его предложений было принято.

Ло Цзи воспользовался проектом «Снег» как отдушиной. Он понимал, что хочет убежать от действительности. Проще всего оказалось погрузиться в работу с головой. Но чем больше он работал, тем больше мир в нем разочаровывался. Любой понимал, что Отвернувшийся взялся за этот маловажный проект лишь для того, чтобы поскорее встретиться с женой и дочкой. Мир ждал от него плана спасения – а он так и не появился. Ло Цзи неоднократно заявлял журналистам, что без использования звезды он ничего не может сделать.

Через полтора года проект «Снег» тихо скончался. К этому времени возле Нептуна собрали только полтора миллиона тонн масляной пленки. Даже с учетом шестисот тысяч тонн, ранее добытых для «Туманного зонтика», пленки не хватало. На орбите, в двух а. е. от Солнца, разместили 3614 звездно-водородных бомб, окруженных масляной пленкой. Это количество не достигало даже одной пятой от запланированного. Когда их взорвут, образуется только множество отдельных облаков «пыли», а не непрерывное кольцо, тем самым снижая их эффективность как средства предупреждения.

В эту эпоху надежда и разочарование быстро сменяли друг друга. Прождав в нетерпении полтора года, люди утратили веру в Отвернувшегося Ло Цзи и потеряли терпение.

На конференции Международного астрономического союза – того самого, который снискал мировую известность в 2006 году, лишив Плутон звания планеты, – значительное количество астрономов и астрофизиков сошлось во мнении, что взрыв 187J3X1 был случайностью. Поскольку Ло Цзи получил образование астронома, он, вероятно, обнаружил признаки неизбежной катастрофы. В этой теории зияли громадные дыры, но все больше и больше людей верили в нее, ускоряя падение влияния Ло Цзи. В глазах населения его фигура превратилась из спасителя сначала в простого человека, а потом в лжеца. Закон ООН об Отвернувшихся продолжал действовать, и Ло Цзи сохранил статус Отвернувшегося, но власти у него уже не оставалось.

208-й год эры КризисаРасстояние между флотом Трисоляриса и Солнечной системой: 2,07 светового года

В один промозглый осенний день заседание совета жильцов Новой Жиз-ни-5 приняло решение изгнать Ло Цзи из поселка, поскольку он мешает размеренной жизни соседей. Работая над проектом «Снег», Ло Цзи часто уезжал на совещания, но большую часть времени проводил здесь и отсюда, из дома, поддерживал связь со многими отделами и сотрудниками проекта. Когда его влияние ослабло, ситуация ухудшилась. Время от времени возле его дома собирались толпы, выкрикивавшие ругательства и швырявшие камни в его окна. Это привлекало интерес репортеров, которых зачастую собиралось не меньше, чем демонстрантов. Но на самом деле Ло Цзи изгоняли потому, что его сограждане, проснувшиеся, как и остальные люди, разочаровались в нем.

Когда к вечеру заседание окончилось, председательница поселкового комитета отправилась к Ло Цзи, чтобы сообщить ему о решении совета. Она несколько раз безрезультатно нажимала кнопку звонка, а потом толкнула незапертую дверь и чуть было не задохнулась от ужасной вони алкоголя, табачного дыма и пота. Она заметила, что стены оснастили городскими информационными панелями, на которых можно было вызвать окошко простым нажатием пальца. На панелях светилось множество изображений, большинство из них сложные наборы данных и графики. Самый большой экран показывал замершую в космосе сферу: звездно-водородную бомбу в оболочке из масляной пленки. Прозрачная обшивка, внутри которой находилась хорошо видимая бомба, напомнила директору о шариках, которыми в ее время любили играть дети. Бомба медленно вращалась. На одном из полюсов слегка выдавался ионный двигатель. На обшивке сферы отражалось крохотное солнце. Многочисленные светящиеся экраны превращали комнату в огромный аляповатый ящик. Хозяин погасил лампы, и единственным источником света служили экраны. Все мельтешило и сливалось перед глазами, так что трудно было понять, где картинка, а где реальная вещь.

Когда глаза посетительницы приспособились к освещению, она увидела, что комната выглядит как берлога наркомана. По засыпанному окурками полу катались бутылки. Повсюду, как на свалке, валялись присыпанные пеплом охапки одежды. В конце концов она обнаружила Ло Цзи. Тот свернулся клубочком в углу – темный ком на фоне светящихся панелей, никому не нужный, как отброшенная в сторону засохшая ветвь. Она сначала подумала, что Отвернувшийся спит, но заметила, что тот не отрывает невидящего взгляда от груд мусора на полу. Глаза его покраснели и вспухли, лицо осунулось, тело исхудало – похоже, он не мог даже самостоятельно встать. Заслышав шаги директора, он поприветствовал ее, медленно повернулся и кивнул, дав понять, что еще жив. Но он тонул в океане боли, два столетия копившейся в его душе.

Председательница не проявила ни малейшего снисхождения к человеку, выжатому до последней капли. Как и многие проснувшиеся, она верила, что, каким бы темным ни казался мир, где-то на небесах есть высшее правосудие. Ло Цзи сначала подтвердил эту веру, а потом жестоко растоптал. Разочарование в Отвернувшемся перешло в стыд, а затем в ярость. Она холодно объявила решение собрания.

Ло Цзи снова кивнул, а затем воспаленным горлом прохрипел:

– Я уеду завтра. Мне пора. Если я сделал что-то не так, прошу прощения.

Председательница лишь через два дня узнала, что означали его последние слова.

Ло Цзи фактически собирался уйти из поселка этим же вечером. Проводив председательницу взглядом, он неуверенно поднялся на ноги и поплелся в спальню за дорожной сумкой, в которую уже начал складывать вещи. Среди них была небольшая лопата с короткой ручкой – он нашел ее в подсобном помещении. Треугольная ручка лопаты торчала из сумки. Затем он поднял с пола замусоленный пиджак, надел его и вышел из квартиры. За его спиной продолжали мерцать информационные панели.

Коридор был пуст, но на лестничной площадке он встретил подростка, по-видимому, возвращавшегося из школы. Тот хмуро уставился на выходящего из здания Отвернувшегося. Оказавшись снаружи, Ло Цзи понял, что идет дождь, но возвращаться за зонтиком не хотелось.

Он не пошел к своей машине, чтобы не привлекать особого внимания охранников. Вместо этого он зашагал по улице и вскоре, никого не встретив, оставил поселок позади. Ло Цзи прошел сквозь окружавшую Новую Жизнь-5 лесополосу и выбрался в пустыню. Моросящий дождь казался парой прохладных рук, нежно ласкающих его лицо. Сумеречный туман, застлавший небо и землю, напоминал ему о белизне традиционной китайской живописи. Ло Цзи вообразил себя среди этого пустого пространства, как на той картине, которую оставила ему Чжуан Янь.

Он дошел до автотрассы и через несколько минут остановил попутную машину. Его тепло поприветствовала семья из трех человек – проснувшиеся, едущие в старый город. Молодая мать и маленький мальчик вдвоем втиснулись в кресло рядом с отцом-водителем; между ними шел негромкий разговор. Порой мальчик утыкался головой в грудь матери, и тогда все трое весело смеялись. Ло Цзи любовался очаровательной картиной, но их беседу заглушала музыка XX века, льющаяся из динамиков. Он слушал песни одну за другой. После «Катюши» и «Калинки» ему страстно захотелось услышать «Тонкую рябину». Двести лет назад он пел ее девушке своей мечты, забравшись на поселковую сцену – а позже вместе с Чжуан Янь в саду Эдема, на берегу озера, в котором отражались заснеженные горы.

А потом фары встречного автомобиля осветили заднее сиденье в тот самый момент, когда мальчик невзначай оглянулся. Тогда он обернулся полностью, уставился на Ло Цзи и воскликнул:

– Эй, посмотрите, он похож на Отвернувшегося!

Родители мальца начали присматриваться к попутчику, и Ло Цзи признался, что он и есть Отвернувшийся.

И в ту же секунду зазвучала мелодия «Тонкой рябины».

Машина остановилась.

– Вылезайте! – бесстрастно произнес глава семейства. Мать с сыном наблюдали за ним взглядами такими же холодными, как моросящий за окном осенний дождь.

Ло Цзи не шевельнулся. Он хотел дослушать песню до конца.

– Пожалуйста, выйдите из машины, – повторил водитель. В его глазах читалось: «Вы не способны спасти мир, и это не ваша вина; но дать планете надежду, а потом ее разрушить – непростительный грех».

Ло Цзи был вынужден покинуть автомобиль. Вслед ему выкинули его дорожную сумку. Отвернувшийся дернулся было побежать за машиной, чтобы услышать хоть еще несколько тактов «Тонкой рябины», но успел лишь сделать несколько шагов, прежде чем песня угасла в сыром ночном сумраке.

Он теперь стоял недалеко от старого города. Вдали темнели дряхлые высотки. Редкие огоньки их жилых квартир казались глазами, уставшими от одиночества. Ло Цзи набрел на автобусную остановку и почти час сидел на скамейке, прячась от дождя, пока наконец не подъехал автоматический автобус, идущий в нужном направлении. В автобусе почти не было пассажиров – лишь шесть или семь человек, по виду местные проснувшиеся. Они сидели, молча уставившись в темноту за окнами. Где-то через час кто-то узнал Отвернувшегося, и пассажиры в один голос потребовали, чтобы он вышел. Ло Цзи пытался объяснить, что он уплатил за проезд и имеет право остаться, но один седой старик достал из кармана пару монет – редкость в эти дни – и швырнул в Отвернувшегося. Пришлось сойти.

Когда автобус уже тронулся, кто-то высунулся из окна и спросил:

– Отвернувшийся, зачем тебе лопата?

– Чтобы выкопать себе могилу, – ответил Ло Цзи. Пассажиры автобуса рассмеялись.

Никто не догадывался, что он сказал правду.

Дождь и не думал прекращаться. На попутные автомобили надеяться не приходилось, но, к счастью, Ло Цзи уже приближался к конечной точке своего маршрута. Он закинул сумку за спину и зашагал вперед, а через полчаса свернул с асфальтированной дороги на тропинку. Здесь, вдали от уличных фонарей, было очень темно. Отвернувшийся выудил из сумки фонарик и стал освещать себе путь. Вскоре идти стало труднее; в промокших ботинках хлюпала вода. То и дело он поскальзывался и падал в грязь; наконец, достал лопату, чтобы опираться на нее, как на посох. Впереди не было ничего, кроме тумана и дождя, но Ло Цзи знал, что движется в нужную сторону.

Через час ходьбы под дождем он пришел к кладбищу. Половина захоронений скрылась под песком, но другая, на возвышенности, уцелела. Подсвечивая фонариком, он ходил между рядами могил и читал надписи на небольших памятниках. На крупные он не обращал внимания. Мокрые от дождя камни мерцали в лучах фонаря, будто подмигивающие глаза. Ло Цзи отметил, что все захоронения относятся к концу XX века и началу XXI. Лежащим здесь людям повезло – они полагали, что их мир будет существовать всегда.

Он не слишком надеялся найти нужное место, но так получилось, что он наткнулся на него довольно быстро. К удивлению Отвернувшегося, он узнал его по прошествии двух веков, даже не глядя на надпись. Время не оставило следа на надгробии – а может быть, такое впечатление возникало под дождем. Казалось, что слова «ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ЯН ДУН» выгравировали не далее как вчера. Могила Е Вэньцзе находилась рядом с могилой ее дочери, и над ней возвышался такой же камень – лишь с другим именем. На памятнике Е Вэньцзе были указаны только имя и даты рождения и смерти, что напомнило Ло Цзи о маленькой табличке на развалинах базы «Красный Берег», мемориале давних событий. Оба надгробия молча стояли под дождем перед Ло Цзи, будто ожидали его прихода.

Усталый, он присел рядом с могилой Е Вэньцзе, но скоро холод и сырость пробрали его до костей. Ухватившись за лопату, он поднялся на ноги и принялся копать себе могилу рядом с захоронениями матери и дочери.

Промокшая почва легко поддавалась; но чуть глубже грунт оказался твердым, перемешанным с гравием. Ло Цзи подумалось, что он вгрызается в гору. Он ощутил силу и бессилие времени: возможно, за два столетия землю покрыл лишь тонкий слой песка, но понадобилась целая геологическая эра, задолго до появления человека, чтобы создать холм, на котором теперь располагалось кладбище. Ло Цзи продолжал копать изо всех сил, часто останавливаясь, чтобы передохнуть, и время летело незаметно.

Дождь кончился вскоре после полуночи, облака рассеялись, и проглянуло звездное небо. Таких ярких звезд Ло Цзи ни разу не видел с тех пор, как проснулся в этой эпохе. Тем вечером 210 лет назад он и Е Вэньцзе стояли и смотрели на эти же звезды.

А теперь он только это и видел: звезды да надгробные камни – два величайших символа вечности.

Наконец Ло Цзи выбился из сил и больше не мог копать. Он осмотрел вырытое углубление: оно было мелковато для могилы, но сойдет и такое. Он всего лишь намеревался подать знак остающимся, что хотел быть похороненным в этом месте. На самом деле его тело, скорее всего, отвезут в крематорий, сожгут, а пепел попросту выбросят. Но это не имело значения. Весьма вероятно, что вскоре после смерти его останки заполыхают вместе со всем миром в пламени куда более грандиозного пожара и распадутся на атомы.

Прислонившись к надгробию Е Вэньцзе, он забылся сном. Наверное, сказалось переохлаждение, но Ло Цзи опять приснилось заснеженное поле. На нем стояла Чжуан Янь и держала на руках Сяся. Шарф жены алел, будто язык пламени. И она, и дочь беззвучно взывали к нему. Он в отчаянии кричал им, чтобы они бежали прочь – Капля ударит прямо здесь, – но ни единый звук не мог вырваться из его горла. Он ощущал, что весь мир онемел и погрузился в тишину. И все же, по-видимому, Чжуан Янь поняла его и направилась вместе с дочерью прочь, оставляя за собой цепочку следов в снегу, подобных прозрачным мазкам туши на традиционной китайской картине. Снег в этой картине был пустым, чистым листом; лишь малейшие прикосновения кисти выдавали существование земли и мира. Грядущая катастрофа поглотит все; но к Капле эта катастрофа отношения не имеет…

И снова сердце Ло Цзи рвалось от боли, и снова он пытался уцепиться за воздух, но на белом листе заснеженного поля оставалась лишь далекая, крохотная точка Чжуан Янь. Ло Цзи огляделся, пытаясь найти еще что-то реальное в этом пустом мире – и нашел: два надгробия, застывшие бок о бок посреди снега. Сначала они резко выделялись на белом фоне, а потом стали меняться. Они превратились в такие же зеркала, как Капля, и надписи на них исчезли. Он нагнулся к одному из них, чтобы посмотреть на свое отражение, но понял, что это не зеркало – в отражении снежной равнины не было фигуры Чжуан Янь, лишь едва заметные следы. Он оглянулся и увидел, что поле превратилось в бесконечное море белого – следы исчезли. Ло Цзи снова повернулся к зеркалу; теперь оно отражало белизну и стало практически невидимым. Но его руки по-прежнему касались холодной, гладкой поверхности…

Он проснулся на рассвете. В первых лучах зари надгробные памятники показались лежащему на земле Ло Цзи доисторическим Стоунхенджем. Он пылал в лихорадочном жару и одновременно стучал зубами от озноба. Его тело стало фитилем в выгоревшей досуха лампе – и теперь этот фитиль сжигал сам себя. Он знал, что время пришло.

Ло Цзи попробовал встать, опираясь на надгробие Е Вэньцзе, но заметил крохотную движущуюся черную точку. В это время года редко встретишь муравья, но это был он, взбирающийся на камень. Как и его предшественника два века назад, муравья привлекла надпись, и он углубился в изучение таинственных пересекающихся канавок. Пока Отвернувшийся следил за насекомым, душу его терзал последний приступ боли – на этот раз боли за всю жизнь на Земле.

– Если я что-то сделал не так, прошу прощения, – сказал он муравью.

Ло Цзи с усилием поднялся на ноги, трясясь от слабости. Пришлось облокотиться на памятник. Другой рукой он оправил промокшую, заляпанную грязью одежду, пригладил волосы и достал из кармана заряженный пистолет.

А затем повернулся на восток, к полоске зари, и начал последнюю битву между цивилизациями Земли и Трисоляриса.

* * *

– Я обращаюсь к Трисолярису, – негромко проговорил Ло Цзи. Он подумал, не повторить ли свои слова, но знал, что его и так услышали.

Ничего не изменилось. Памятники стояли недвижимо в тишине утра. В лужах, как в бесчисленных зеркальцах, отражалось светлеющее небо. Казалось, что планета Земля – это зеркальная сфера, а почва и весь мир на ней – лишь тонкий слой сверху. Потоки дождя кое-где смыли почву и обнажили зеркальную основу.

Этот мир еще не проснулся; он еще не знал, что был теперь фишкой, выложенной на космический игральный стол.

Ло Цзи поднял левую руку. Его запястье охватывал предмет размером с наручные часы.

– Этот датчик следит за состоянием моего здоровья и передает информацию в систему «колыбель». Вы помните Отвернувшегося Рей Диаса; двести лет назад он использовал подобную систему. Сигнал с моего наручного датчика проходит по каналам связи проекта «Снег» и достигает 3614 бомб, размещенных на орбите вокруг Солнца. Чтобы предотвратить детонацию бомб, датчик посылает один пакет данных в секунду. Если я умру, поток сигналов прекратится и все бомбы взорвутся. На орбите возникнут 3614 облаков «пыли». Они окружат Солнце кольцом. Если смотреть с большого расстояния, видимый свет Солнца и другие участки его спектра излучения начнут мерцать. Положение каждой бомбы на орбите подобрано таким образом, чтобы создать сигнал, в котором закодированы три простые звездные карты – я посылал подобные в космос два столетия назад. На каждой карте показаны тридцать звезд, одна из них отмечена особо. Все три карты указывают на звезду в трехмерной системе координат. Но, в отличие от предыдущего послания, этой звездой является Трисолярис, окруженный 29 соседями. Наше Солнце станет галактическим маяком, передающим мое заклинание. Разумеется, позиция Солнца и Земли также будет раскрыта. Потребуется больше года, чтобы принять полное сообщение в любой точке Галактики, но наверняка найдется парочка развитых цивилизаций, которые видят Солнце с разных направлений одновременно. Тогда им понадобится всего лишь несколько дней, а может быть, несколько часов, чтобы собрать все части послания.

Небо светлело, а звезды гасли, будто многочисленные глаза, закрывающиеся один за другим. На востоке разгорался другой глаз, единственный, но огромный. Муравей продолжал карабкаться по памятнику и сейчас исследовал лабиринт, которым для него стало вырезанное в камне имя Е Вэньцзе. Муравьи прожили на Земле сто миллионов лет, прежде чем родился игрок, опирающийся сейчас на памятник. Насекомое не интересовалось происходящим, но сделанная ставка затрагивала и его.

Ло Цзи убрал руку с надгробия и подошел к выкопанной для себя яме. Он приставил дуло пистолета к сердцу и произнес:

– А теперь я остановлю свое сердце – и таким образом совершу самое ужасное преступление в истории наших двух миров. Приношу за него свои глубокие извинения обеим цивилизациям, но не сожалею – другого выхода нет. Я знаю, что здесь присутствуют софоны, но вы всегда игнорировали мольбы человечества. Молчание – наивысшая форма презрения, и мы мирились с ним два века. Продолжайте молчать, если хотите. Я даю вам тридцать секунд.

Он отсчитывал время по своему пульсу – два удара в секунду, настолько быстро колотилось его сердце. Волнуясь, он ошибся в подсчете и начал снова.

Он не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем появились софоны. Скорее всего, на это потребовалось не больше десятка секунд – но в его сознании прошла вечность.

Мир перед Отвернувшимся раскололся на четыре части. Одна из них – окружавшая его реальность, а другие – искаженные отражения в появившихся над головой трех сферах. Он видел их зеркальную поверхность этой ночью во сне, когда они предстали ему в виде памятников. Ло Цзи не знал, в каком измерении развернулись эти софоны, но сферы закрыли половину неба, затмив собой всходящее на востоке солнце. В отражении западной части неба мерцали несколько оставшихся звезд, а в нижней части софонов карикатурно отражались кладбище и сам Отвернувшийся.

Больше всего Ло Цзи хотел понять, почему софонов три. Сначала он подумал, что они символизируют Трисолярис, словно та скульптура, которую Е Вэньцзе увидела на последнем собрании членов ОЗТ. Но, вглядевшись в отражение – необычно четкую, пусть и искаженную, картину реальности, – он предположил, что это порталы, ведущие в три параллельных мира, а это означало выбор одного из трех вариантов.

Но сами софоны положили конец его рассуждениям: на всех трех сферах высветилось одно и то же слово:

Остановись!

– Вы готовы выслушать условия? – спросил Ло Цзи у трех сфер.

Сначала опусти оружие, а потом мы поговорим.

Ответ, написанный ярко-красным, пылающим шрифтом, возник на всех сферах одновременно. Ло Цзи не заметил никаких искажений в строчках текста – они были ровными, и казалось, что надпись существует одновременно и на поверхности сферы, и в ее глубине. Он напомнил себе, что смотрит на трехмерную проекцию пространства высшей размерности.

– Здесь вам не торги. Это ультиматум. Есть условия, на которых я останусь жить. Все, что я хочу знать, – принимаете вы их или нет.

Изложи свои условия.

– Капля, то есть зонд, прекращает передачу радиосигналов на Солнце.

Требование выполнено.

Ответ сфер пришел неожиданно быстро. Ло Цзи не мог удостовериться в его правдивости, но он ощутил слабую перемену, будто исчез какой-то фоновый шум, к которому он уже привык. Конечно, скорее всего, ему это просто показалось, ведь люди не ощущают электромагнитного излучения.

– Девять «капель», направляющихся к Солнечной системе, немедленно меняют курс и летят в сторону от нас.

На этот раз ответ сфер на мгновение задержался.

Требование выполнено.

– Дайте человечеству возможность убедиться в этом.

Девять зондов станут испускать свет. Ваш телескоп Ринье-Фицроя способен его обнаружить.

Ло Цзи не мог убедиться в выполнении и этого требования, но поверил Трисолярису.

– Последнее условие: флот Трисоляриса не войдет в облако Оорта.

Флот снижает скорость, двигатели работают на полную мощность. Ему не удастся достичь нулевой по отношению к Солнцу скорости, прежде чем он войдет в облако Оорта.

– В таком случае сделайте то же, что с группой «капель» – измените их курс в сторону от Солнечной системы.

Смена курса означает смерть. Флот пролетит мимо Солнечной системы и направится в глубокий космос. Ресурса систем жизнеобеспечения не хватит ни на возвращение к Трисолярису, ни на поиск другой подходящей звездной системы.

– Не факт, что они погибнут. Может быть, корабли Земли или Трисоляриса смогут их догнать и спасти.

Потребуется приказ Правителя Трисоляриса.

– Если смена курса займет время, приступайте немедленно. И я, и другие живущие получат шанс на спасение.

Молчание длилось три минуты, а затем пришел ответ:

Через десять земных минут флот приступит к смене курса. Через два года ваши системы слежения за космическим пространством смогут в этом убедиться.

– Хорошо, – сказал Ло Цзи и отвел пистолет от груди. Другой рукой он опирался на надгробие, опасаясь упасть. – Вы знали, что Вселенная – это темный лес?

Да. Мы давно это знали. Нас удивляет, что ты догадался так поздно… Нас беспокоит состояние твоего здоровья. Не сработает ли датчик «колыбели»?

– Нет. Это очень сложное устройство по сравнению с часами Рей Диаса. Сигнал не прекратится, пока я жив.

Тебе следует присесть. Это улучшит твое состояние.

– Спасибо, – ответил Ло Цзи, сев и прислонившись к надгробному камню. – Не волнуйтесь, я не умру.

Мы установили контакт с руководством обоих Конгрессов. Следует ли нам вызвать тебе «скорую помощь»?

Ло Цзи улыбнулся и покачал головой:

– Нет. Я не Спаситель. Я хочу уйти отсюда как самый обычный человек и отправиться домой. Немного отдохну и пойду.

Две сферы из трех исчезли. Текст на оставшейся уже не пылал, а выглядел бледно и уныло.

Все-таки нас подвела стратегия.

Ло Цзи кивнул:

– Это ведь не мне пришло в голову применить облака пыли для модуляции излучения, чтобы отправить межзвездное послание. Это придумали астрономы XX века. Собственно, у вас было множество шансов догадаться, чем я занимаюсь. Например, работая над проектом «Снег», я всегда беспокоился о точном расположении бомб на орбите.

Ты провел два месяца в зале управления, лично управляя ионными двигателями и выводя бомбы к нужным тебе координатам. Тогда нас это не интересовало – мы полагали, что ты нашел себе бесполезную работу, лишь бы было чем заняться. Нам даже в голову не приходило, что в реальности означают расстояния между бомбами.

– У вас был и другой шанс, когда я советовался с физиками насчет разворачивания софонов в космическом пространстве. Если бы ОЗТ существовала, они бы сразу догадались.

Верно. Мы совершили ошибку, прервав с ними связь.

– Был и еще один шанс – когда я потребовал, чтобы для проекта «Снег» создали такую необычную систему, как «колыбель».

Это напомнило нам о Рей Диасе, но мы не стали над этим задумываться. Двести лет назад Рей Диас не представлял для нас опасности, точно так же, как и двое других Отвернувшихся. Мы перенесли выработанное к ним презрение и на тебя.

– Презирать их несправедливо. Они были отличными стратегами. Они не сомневались, что человечество проиграет битву Судного дня.

Возможно, нам следует приступить к переговорам.

– А это уже не мое дело, – ответил Ло Цзи и глубоко вздохнул. Он ощущал себя отдохнувшим и воспрянувшим духом, будто заново родился.

Это так, ты выполнил свою задачу Отвернувшегося. Но наверняка у тебя есть кое-какие предположения относительно условий.

– Несомненно, переговорщики человечества первым делом предложат, чтобы вы помогли нам построить более надежную систему связи, потому что мы должны иметь возможность в любое время послать заклинание в космос. Капля прекратила «глушить» Солнце, но радиосвязь слишком примитивна.

Мы можем помочь в строительстве нейтринного передатчика.

– Насколько я понимаю, их больше заинтересует связь на основе гравитационных волн. К моменту прибытия софонов земная физика достигла значительных успехов в этом направлении. Разумеется, людям нужна технология, которую они могут понять.

Гравитационные антенны очень большие.

– Вот об этом и поговорите. Странно, я не ощущаю себя представителем человеческой расы. Мне больше всего хочется поскорее покончить со всем этим делом.

Они потребуют прекратить блокировать земную физику софонами и захотят всевозможной научной и технической информации.

– Это важно и для вас самих. Технология на Трисолярисе развивается медленно, с постоянной скоростью. Прошло два столетия, а вы так и не выслали вслед своему флоту новый, движущийся быстрее. Если вы хотите спасти свой флот, теперь летящий в никуда, вам придется обеспечить будущему человечеству беспрепятственное развитие.

Мне пора. Ты уверен, что доберешься самостоятельно? От твоего выживания зависит будущее двух цивилизаций.

– Я в порядке. Уже чувствую себя лучше. Как только вернусь, передам «колыбель» другим и буду свободен от всего этого. Наконец, я хочу вам сказать «спасибо».

За что?

– За то, что позволили мне жить. Или, если посмотреть на это иначе, вы позволили жить нам обоим.

Сфера исчезла, вернувшись в свое микроскопическое одиннадцатимерное состояние. На востоке показался краешек солнца, заливший золотым светом мир, избежавший уничтожения.

Ло Цзи медленно поднялся на ноги. Окинув напоследок взглядом памятники Е Вэньцзе и Ян Дун, он заковылял по тропинке обратно.

Муравей добрался до вершины надгробия и гордо зашевелил усиками, приветствуя восходящее солнце. Из всех живых существ на Земле он был единственным свидетелем происшедшего.

Пять лет спустя

Ло Цзи и его семья уже увидели антенну гравитационно-волновой связи, но ехать до нее оставалось еще не меньше получаса. Только оказавшись на месте, они осознали, насколько она велика. Горизонтальный цилиндр диаметром пятьдесят метров и длиной полтора километра завис в двух метрах над землей. Гладкая, словно зеркало, поверхность антенны отражала небо сверху и равнину Северного Китая снизу. Антенна кое о чем напоминала людям: о гигантских маятниках мира «Трех тел», о развернутых в нижних измерениях софонах и о Капле. Зеркальный объект воплощал в себе трисолярианскую концепцию, над постижением которой человечество старательно трудилось. Как сказал один мудрец с Трисоляриса, «единственной дорогой в будущее является сокрытие нашего существования путем отражения Вселенной».

Вокруг антенны расстилались широкие зеленые луга – небольшой оазис в пустыне Северного Китая. Луга не засеивали специально. Как только строительство антенны завершилось, антенна стала излучать непрерывные, немодулированные волны, неотличимые от тех, что возникают в сверхновых и нейтронных звездах или черных дырах. Высокая мощность излучения привела к неожиданному эффекту: над антенной стал скапливаться водяной пар, поэтому здесь часто шли дожди. Иногда дождь выпадал только в радиусе трех-четырех километров, и над антенной висело небольшое круглое облако, похожее на летающую тарелку – а вокруг, за пеленой дождя, расстилалось чистое небо. Поэтому здесь так хорошо росла трава. Но сегодня семье Ло Цзи не довелось полюбоваться этим зрелищем. Над антенной парили лишь легкие белые облачка, которые то и дело сдувало ветром из лепестка излучения. На их месте постоянно возникали новые, будто круглый кусочек неба стал червоточиной в какую-то другую вселенную, где живут облака. Сяся сравнила их с клочковатыми седыми космами старого великана.

Дочь бежала по траве, а Ло Цзи и Чжуан Янь следовали за ней до самой антенны. Первые два гравитационных передатчика построили в Европе и Северной Америке; их антенны при помощи магнитной левитации парили в нескольких сантиметрах от фундамента. Но эту антенну держала в воздухе антигравитация; при желании ее можно было поднять в космос. Все трое стояли на траве под антенной и глядели вверх на гигантский цилиндр, изгибающийся над головой. Большой радиус зеркала на практике означал, что отражение почти ничего не искажало. Заходящее солнце осветило пространство под антенной, и Ло Цзи увидел в зеркале, как длинные волосы Чжуан Янь и ее белое платье трепещут в золотых лучах. Она была словно ангел, взирающий с неба на землю.

Он поднял дочку поближе к антенне; девочка изо всех сил прижала ладонь к гладкой поверхности.

– Я смогу ее повернуть?

– Если будешь долго стараться, – ответила Чжуан Янь. Затем, улыбнувшись, посмотрела на Ло Цзи: – Верно?

Он кивнул:

– Если очень долго стараться, можно повернуть Землю.

Как бывало много раз раньше, их взгляды пересеклись и сплелись – точно так же, как два столетия назад они смотрели друг на друга перед улыбкой Моны Лизы. Выдуманный Чжуан Янь язык взглядов стал реальностью. А быть может, влюбленным этот язык был ведом во все времена. Ло Цзи и Чжуан Янь смотрели друг на друга, и из их глаз изливалась река чувств и мыслей, такая же непрерывная, бесконечная, как поток облаков, выплывающих из гравитационного колодца над антенной. Но этот язык не принадлежал сему миру. Он создавал свой собственный; и лишь в этом розовом мире слова языка взглядов обретали свой особый, глубинный смысл и ясную определенность. Любое существо в этом мире становилось божеством; каждый мог сосчитать все песчинки в пустыне и сплести хрустальное ожерелье из звезд, чтобы украсить им шею возлюбленного…

Так выглядит любовь?

Эта строка возникла на неожиданно появившейся рядом с ними зеркальной сфере развернувшегося софона. Казалось, будто где-то наверху цилиндр антенны расплавился и одна из блестящих капель упала вниз. Среди трисоляриан у Ло Цзи было мало знакомых. Он не представлял, кто решил с ним поговорить и где тот находится – на Трисолярисе или на корабле флота, летящего прочь от Солнечной системы.

– Вполне возможно, – улыбнувшись, кивнул Ло Цзи.

Доктор Ло, я хочу выразить протест.

– Что?

Вчера вечером ты выступал с речью. Ты сказал следующее: человечество поздно догадалось о темном лесе Вселенной не потому, что оно находится на начальной стадии культурной эволюции и не в состоянии постичь природу Вселенной, а потому, что у человечества есть любовь.

– А разве это не так?

Это так, пусть даже слово «любовь» не имеет точного научного определения. Ошибка заключалась в твоей следующей фразе. Ты сказал, что люди – единственная раса во Вселенной, способная любить, и что это убеждение поддерживало тебя в самые тяжелые времена.

– Мало ли что я говорил… Это всего лишь официальная речь, пустые слова…

Я знаю, что любовь известна на Трисолярисе. Но как только она зародилась, ее подавили – она не способствовала выживанию нашей цивилизации. Но ростки любви очень живучи, и некоторые из нас хорошо с ней знакомы.

– Позвольте спросить, кто вы?

Мы никогда не встречались. Я Слушатель, передавший предупреждение на Землю два с половиной века назад.

– Боже мой, и вы еще живы? – воскликнула Чжуан Янь.

Мне уже недолго осталось. Меня много лет хранили в дегидрированном состоянии, но даже обезвоженное тело стареет. Тем не менее я счастлив, что собственными глазами увидел то будущее, к которому стремился.

– Примите наше глубочайшее уважение, – ответил Ло Цзи.

Я хотел бы обсудить с тобой одну теорию: не исключено, что семена любви встречаются и в других уголках Вселенной. Нам следовало бы помочь им взойти и вырасти.

– Ради такого стоит рискнуть!

Да, стоит.

– Мне порой снится, что однажды яркий солнечный свет озарит сумрак леса.

Солнце уже почти зашло. Из-за гор на горизонте выглядывал лишь край его диска. Создавалось впечатление, что гору украсили блестящим драгоценным камнем. Резвящаяся на траве девочка купалась в золотистых лучах заката.

Солнце скоро зайдет. Твое дитя не боится?

– Разумеется, она не боится. Она ведь знает, что завтра солнце взойдет снова.

Вечная жизнь смерти