Эра Космических Убежищ, год 11-йМир космоградов
Номер 37813, ваша гибернация подошла к концу. Вы провели в анабиозе 62 года, 8 месяцев, 21 день и 13 часов. Остаток вашей квоты 238 лет, 3 месяца, 9 дней. Азиатский гибернационный центр № 1, Эра Космических Убежищ, год 11, 9 мая, 14:17
Маленькое информационное окно повисело перед только что проснувшейся Чэн Синь не больше минуты, прежде чем исчезнуть. Чэн Синь перевела взгляд на ровный металлический потолок и по старой привычке пару мгновений смотрела не мигая в одну точку. В эпоху, когда она в последний раз легла в гибернацию, потолок распознал бы ее взгляд и вывел бы перед ней информационное окно. Но сейчас ничего такого не произошло. Хотя у проснувшейся пока еще не хватало сил, чтобы повернуть голову, ей все же удалось рассмотреть часть комнаты: все стены металлические, инфоокна отсутствуют. В воздухе тоже было пусто, никаких голографических дисплеев. Металл, из которого сделаны стены, выглядел знакомо: нержавеющая сталь либо алюминиевый сплав. Все голое, без украшений.
В поле зрения Чэн Синь появилась молоденькая медсестра. Не взглянув на пациентку, она принялась возиться с чем-то у койки – наверное, отключала аппаратуру, подсоединенную к телу Чэн Синь. Чувства и ощущения еще не полностью вернулись к проснувшейся, понять, что делает медсестра, она пока не могла, однако кое-что в облике девушки показалось ей знакомым. Униформа. В период до погружения в гибернацию, помнила Чэн Синь, люди ходили в самоочищающейся одежде, которая всегда выглядела новенькой, словно с иголочки. А белая униформа медсестры выказывала явственные признаки износа. Нет, она была чистой и аккуратной, но старенькой.
Потолок тронулся с места – Чэн Синь увозили из палаты проснувшихся. Самым ошеломительным было то, что медсестра толкала койку. Кровать не могла двигаться сама, ее требовалось катить вручную!
Стены коридора были из того же металла и так же пусты. Нигде никаких украшений, если не считать потолочных светильников, да и в них не было ничего примечательного, кроме того, что обрамление у одного отвалилось и свисало с потолка. Между лампой и потолком Чэн Синь заметила… провода.
Она попыталась припомнить инфоокно, которое видела при пробуждении, но усомнилась: а оно вообще появлялось? Может, то была галлюцинация?
По коридору сновали многочисленные пешеходы, никто не обращал внимания на Чэн Синь. Она пристально всматривалась в их одежду. Только несколько человек принадлежали к медицинскому персоналу и носили белую униформу, на остальных было что-то простое, незамысловатое, похожее на рабочие комбинезоны. У Чэн Синь создалось впечатление, что эти люди попали сюда прямиком из Общей Эры, но вскоре она поняла, что ошибается. Та эпоха давно канула в прошлое; с тех пор сменилось уже четыре эры. Просто быть не могло, чтобы тут вдруг оказалось так много народу из Общей Эры.
Это впечатление объяснялось внешним видом прохожих. Мужчины выглядели именно так, какими Чэн Синь привыкла их видеть.
Сильный пол, исчезнувший в Эру Устрашения, вернулся обратно. Вновь настала эпоха, способная рождать мужчин.
Все неизменно куда-то спешили. Маятник, похоже, качнулся в другую сторону: леность и комфорт последней эпохи исчезли, им на смену опять пришло общество занятых людей. В эти времена большинство народу, по-видимому, не принадлежало к классу праздных, а вынуждено было трудиться, чтобы жить.
Койку Чэн Синь вкатили в маленькую палату.
– Номер тридцать семь восемьсот тринадцать проснулась без осложнений, – оттараторила медсестра. – Переведена в восстановительную палату номер двадцать восемь.
Сестра вышла, затворив за собой дверь. Чэн Синь заметила: девушке пришлось потянуть за ручку, чтобы дверь закрылась.
Чэн Синь осталась одна. Долгое время никто не приходил, чтобы проверить состояние проснувшейся. Это совершенно не походило на два ее предыдущих выхода из гибернации, когда ей оказывали максимум внимания и заботы. Из всего этого она сделала два вывода: во-первых, в эти дни гибернация и выход из нее стали событиями заурядными; во-вторых, мало кто знал, что она проснулась.
Восстановив частичный контроль над телом, Чэн Синь покрутила головой и увидела окно. Она помнила мир таким, каким он был до ее анабиоза: гибернационный центр – целое дерево-гигант – располагался на окраине города, а палата Чэн Синь находилась в листе на вершине; из окна открывался вид на весь грандиозный город-лес. Но сейчас в окне виднелось только несколько зданий весьма заурядного вида, однообразных по архитектуре и построенных прямо на земле. Судя по отблеску солнечного света, материалом для зданий также послужил металл. У Чэн Синь возникло чувство, будто она вернулась в Общую Эру.
Внезапно к ней пришла мысль, что она сейчас просто очнулась от долгого сна. Не от гибернации, а от обычного сна. Эра Устрашения, Эра Космической передачи – все это ей приснилось. Хотя воспоминания и поражали своей четкостью, но уж очень они сюрреалистичны. Просто фантастика какая-то. Может, она вовсе и не перешагивала три раза через столетия, а все время оставалась в Общей Эре?
Сомнения Чэн Синь улетучились, когда рядом с кроватью засветилось голографическое окно. Оно содержало только несколько простых кнопок для вызова обслуживающего персонала. Похоже, в этом центре уже хорошо отработали вывод пациента из гибернации: терминал появился как раз в тот момент, когда Чэн Синь вновь обрела способность двигать рукой. Но это было всего лишь маленькое окошко; перенасыщенного информацией общества, в котором дисплеем служила любая доступная поверхность, больше не существовало.
В отличие от двух предыдущих выходов из анабиоза на этот раз Чэн Синь пришла в себя очень быстро. К тому времени, когда снаружи стемнело, она уже смогла встать и немного пройтись. Обнаружилось, что центр оказывал только самые элементарные услуги. Врач пришел к ней лишь один раз, провел беглый осмотр и удалился; во всем остальном пациентку предоставили самой себе. Чэн Синь пришлось помыться без посторонней помощи, хотя чувствовала она себя еще совсем слабой. Покормить ее тоже никто не подумал, и если бы она не нажала на кнопку заказа на экране, то, возможно, ей пришлось бы остаться голодной. Чэн Синь этот недостаток внимания не раздражал: она так и не сумела свыкнуться с чрезмерной опекой былых эпох, когда любая потребность удовлетворялась с готовностью. В душе она по-прежнему оставалась человеком Общей Эры, и поэтому чувствовала себя здесь как дома.
На следующее утро пришел посетитель. Чэн Синь сразу узнала Цао Биня. В свое время физик был самым молодым претендентом на должность Держателя Меча, но сейчас он выглядел гораздо старше, в волосах появились белые пряди. Однако он явно состарился отнюдь не на все шестьдесят два года.
– Мистер Томас Уэйд попросил меня забрать тебя отсюда.
– Что стряслось? – Сердце Чэн Синь упало – она вспомнила условия своего пробуждения.
– Поговорим, когда доберемся до места. – Цао Бинь помолчал, затем добавил: – Сначала устрою для тебя экскурсию – покажу этот новый мир, чтобы ты смогла принять верное решение, основанное на фактах.
Чэн Синь взглянула на невзрачные строения за окном. «Этот новый мир» совсем не казался ей новым.
– А что случилось с тобой? – спросила она. – Ты явно не бодрствовал все последние шестьдесят лет.
– Я лег в гибернацию примерно в одно время с тобой. Через семнадцать лет в строй ввели гелиоцентрический ускоритель частиц, и меня разбудили, чтобы я провел фундаментальные исследования. Работа заняла пятнадцать лет. Позже, когда научный этап сменился практическим, мое присутствие больше не требовалось, и я снова лег в анабиоз. Проснулся два года назад.
– А как дела с двигателем, искривляющим пространство?
– Кое-какой прогресс есть… Поговорим об этом позже. – Цао Биню тема явно не нравилась.
Чэн Синь снова бросила взгляд в окно. Деревце, росшее на улице, зашелестело под порывом ветра. Наверно, по небу пробежало облако, и металлический отблеск на строениях потускнел. Что общего у этого заурядного мира с кораблями, способными летать со скоростью света?
Цао Бинь проследил взгляд собеседницы и засмеялся:
– Должно быть, ты чувствуешь то же самое, что и я при пробуждении. Ну и эра, думаешь ты. Разочарована? Если готова, пошли, посмотрим…
Через полчаса Цао Бинь и Чэн Синь, одетая в обычный для этой эпохи белый комбинезон, вышли на балкон гибернационного центра. Перед ними расстилался город, и у Чэн Синь снова возникло чувство, будто время потекло вспять. Когда она вышла из своей первой гибернации во время Эры Устрашения, вид грандиозного города-леса потряс ее до глубины души. Чэн Синь в голову не приходило, что когда-нибудь ей опять доведется увидеть привычный городской пейзаж: ровные, одинаковые кварталы, как будто все здания были возведены одновременно; сами здания, скучные и однообразные, словно построенные исключительно из соображений практичности, без внимания к архитектурным красотам. Все они были прямоугольными, никаких украшений, а строительным материалом служил все тот же серый металл. Они напомнили Чэн Синь алюминиевые коробочки для завтраков времен ее детства. Коробки стояли аккуратными тесными рядами, насколько хватало глаз. На горизонте земля вздымалась, словно горный склон, и кварталы продолжали карабкаться по нему.
– Где это мы? – спросила Чэн Синь.
– Хм, и чего это опять заволокло… Другую сторону не увидишь…
Цао Бинь не ответил на ее вопрос. Вместо этого он посмотрел в небо и покачал головой, словно досадуя, что погода помешает его спутнице понять этот новый мир. Но вскоре Чэн Синь и сама заметила, какое здесь странное небо.
Солнце висело под облаками.
Облака начали редеть, между ними появился большой просвет. Но вместо голубого неба Чэн Синь снова увидела… землю.
Эту землю в небе тоже усеивали строения, очень похожие на город вокруг гибернационного центра. Вот только смотрела Чэн Синь на них сверху вниз… Или снизу вверх? Наверное, это та самая «другая сторона», о которой упомянул Цао Бинь. До Чэн Синь вдруг дошло, что «горный склон» в отдалении никакой не склон. Земля поднималась, закруглялась и соединялась с «небом». Этот мир представлял собой огромный цилиндр, и Чэн Синь стояла на его внутренней стороне.
– Это космический город Азия I в тени Юпитера, – проговорил Цао Бинь.
Новый мир, еще минуту назад казавшийся таким непримечательным, ошеломил Чэн Синь. Только теперь она почувствовала, что окончательно, по-настоящему проснулась.
Во второй половине дня Цао Бинь и Чэн Синь отправились к космическому стыковочному терминалу на северной оконечности города.
По традиции центральную ось космограда считали ориентированной с севера на юг. У гибернационного центра Цао Бинь и Чэн Синь сели в автобус – настоящий автобус, едущий по земле. Возможно, он ходил на электричестве, хотя на вид ничем не отличался от старинного городского автобуса. Народу в него набилось множество. Чэн Синь со спутником заняли два оставшихся свободных места, так что новым пассажирам приходилось стоять. Когда же она последний раз ездила на автобусе? Чэн Синь перестала пользоваться вечно переполненным общественным транспортом уже в Общую Эру…
Автобус ехал медленно, так что она могла рассматривать город не торопясь. Все теперь казалось ей исполненным нового смысла. За окном строения сменялись зелеными парками и водоемами; промелькнули две школы с выкрашенными в синий цвет спортивными площадками; на обочинах дороги Чэн Синь видела обычную коричневую почву, ничем не отличающуюся от почвы на Земле. Дорогу обрамляли широколистные деревья, напоминающие китайские зонтичные; время от времени попадались рекламные щиты. Большинство фирм и товаров Чэн Синь не узнавала, но стиль объявлений показался ей удивительно знакомым.
Главным отличием от города Общей Эры являлся строительный материал – все здесь, похоже, было изготовлено из металла. Интерьер автобуса тоже был по большей части металлическим – ни пластика, ни композитов.
И все же основное внимание Чэн Синь привлекал не город, а другие пассажиры. Через проход от нее сидели двое мужчин: один дремал, сжав в руках черный портфель; по желтому рабочему комбинезону другого расплывались черные масляные пятна. У ног лежала рабочая сумка, из которой торчал незнакомый Чэн Синь инструмент, похожий на старинную электродрель, но полупрозрачный. Лицо пассажира, усталое и застывшее, было лицом человека, занимающегося тяжелым физическим трудом. В последний раз Чэн Синь видела такое выражение на лицах гастарбайтеров в городах Общей Эры.
Напротив сидела молодая пара. Юноша что-то шептал девушке на ухо, та иногда хихикала, не переставая черпать ложечкой что-то розовое из бумажного стаканчика – скорее всего, мороженое, если судить по доносящемуся до Чэн Синь сладкому запаху сливок, ничем не отличающемуся от запаха, памятного ей со времен юности триста лет назад.
В проходе стояли две женщины среднего возраста – тоже знакомый типаж: будничные труды стерли с их лиц красоту; их больше не заботило ни как они выглядят, ни модная ли на них одежда. Подобный тип женщин исчез то ли в Эру Устрашения, то ли в Эру Космической Передачи. В те времена кожа у женщин была гладкой и нежной, и выглядели они утонченно-прекрасными независимо от возраста.
Чэн Синь прислушалась к их беседе:
– Ты ничего не поняла. И на утреннем рынке, и на вечернем цены одни и те же. Не ленись, съезди на оптовый на западной стороне!
– Да у них там плохой выбор, и к тому же они все равно не продают по оптовым ценам.
– А ты езжай попозже, после семи. Торговцы овощами тогда уходят, так что будут продавать по оптовым…
До Чэн Синь долетали обрывки и других разговоров:
– …муниципалитет – это тебе не за атмосферой следить, там все гораздо сложнее. Постарайся вникнуть в офисную политику. Поначалу не примыкай ни к кому, но и в угол не забивайся…
– …это несправедливо – требовать отдельную плату за отопление, ее нужно включать в счет за электричество…
– …если бы они посадили этого дурака на скамейку запасных раньше, глядишь, и не проиграли бы с таким треском…
– …не падай духом. Я в этом городе с самого момента его постройки, и сколько, ты думаешь, получаю в год?..
– …эта рыба не первой свежести. Даже не думай готовить ее на пару!…
– …позавчера, когда корректировали позицию на орбите, вода из четвертого резервуара снова вылилась и затопила огромную территорию…
– …если он ей не нравится, лучше бы ему бросить это дело. А то столько усилий, и все без толку…
– …да какой это подлинник! Я бы даже высококачественной репродукцией это не назвал. Смеетесь, что ли? За такую цену?..
На душе у Чэн Синь стало тепло и уютно. Она пыталась обрести подобное чувство с самого первого своего пробуждения в Эру Устрашения и уже не чаяла найти его. Девушка жадно впитывала людские разговоры, словно утоляя жажду, и слушала рассказ Цао Биня о городе вполуха.
Космоград «Азия I» построили одним из первых в рамках проекта космических убежищ. Он представлял собой правильный цилиндр; тяготение создавалось за счет центробежной силы, образующейся при вращении. При длине в тридцать километров и диаметре в семь полезная внутренняя поверхность составляла 659 квадратных километров – это примерно половина территории старого Пекина. Сначала здесь жило двадцать миллионов человек, но когда завершилось строительство новых космоградов, население сократилось до девяти миллионов, поэтому теперь тут не такое столпотворение, как раньше…
В небе перед глазами Чэн Синь появилось еще одно солнце. Цао Бинь объяснил, что всего в городе три искусственных светила, и все они парят на центральной оси в десяти километрах друг от друга. Источником энергии служит термояд. Солнца разгораются и затухают в суточном ритме.
Чэн Синь почувствовала серию толчков. Автобус в это время стоял на остановке. Толчки, похоже, исходили откуда-то из глубины почвы. Что-то словно подпихнуло Чэн Синь в спину – а ведь автобус-то не двигался! В окно она увидела, как тени домов и деревьев внезапно изменили угол наклона – это искусственные солнца сдвинулись со своих мест. Но вскоре они вернулись в прежнее положение. Пассажиры, казалось, ничего не заметили.
– Космоград корректирует свою позицию, – пояснил Цао Бинь.
Они прибыли на конечную примерно через тридцать минут и вышли из автобуса. Будничные сценки, которые так пьянили Чэн Синь, закончились. Перед ней возвышалась гигантская стена, от невероятных размеров которой перехватывало дыхание. Чэн Синь будто стояла на краю мира… впрочем, она и стояла на краю мира. Именно здесь располагался «северный полюс» космограда – огромный круг диаметром восемь километров. С того места, где находилась Чэн Синь, диск целиком виден не был, зато она заметила, как «земля» поднимается по обе стороны от нее. До верха круга – то есть до другой стороны города – было как до вершины Эвереста. Множество радиальных спиц устремлялись от обода диска к его центру в четырех километрах над головой. Каждая «спица» выполняла функцию шахты лифта, а центр служил городским космическим терминалом.
Прежде чем войти в кабину лифта, Чэн Синь окинула долгим взглядом город, который казался ей таким привычным. Все три солнца висели в ряд, будто на ниточке, протянувшейся из одного конца города в другой. Смеркалось, солнечное сияние угасало, переходя от ослепительного оранжево-белого к приятному красноватому, и окрашивало город в теплые, золотистые тона. На лужайке неподалеку смеялись и болтали девочки в белой школьной форме; их волосы, пронизанные золотыми лучами вечернего солнца, трепал ветерок.
Кабина лифта оказалась просторной, размером с большой зал. Стена, обращенная к городу, была прозрачной; таким образом кабина превращалась в обзорную площадку. Каждое кресло было снабжено привязным ремнем, потому что по мере приближения к центру диска тяготение уменьшалось. Наблюдая за происходящим снаружи, наши путешественники видели, как «земля» уходит вниз, а «небо», то есть другая сторона, приближаясь, вырисовывается все четче. К тому моменту, когда лифт достиг центра, тяготение полностью исчезло. Пропало и визуальное ощущение верха и низа при взгляде наружу. Поскольку здесь находился «полюс», через который проходила ось вращения города, «земля» окружала лифт со всех сторон. Отсюда открывался совершенно потрясающий вид на космоград.
Солнца пригасили свечение до яркости луны, и цвет их изменился, стал серебристым. Отсюда все три светила казались сидящими на макушке друг у друга. Облака сосредотачивались в зоне невесомости и образовывали белую туманную ось, протянувшуюся от одного «полюса» до другого. Чэн Синь ясно видела «южный полюс», располагающийся на удалении в сорок пять километров[170]. Цао Бинь объяснил ей, что именно там находятся маневровые двигатели.
В городе зажглись вечерние огни. Море света окружило Чэн Синь и протянулось вдаль. Ей казалось, будто она смотрит в огромный колодец, стенки которого выстелены сверкающим ковром.
Скользя взглядом по городским кварталам, девушка вдруг обнаружила, что они очень похожи на ее спальный район в Общую Эру. Она представила себе многоквартирный дом и окно на втором этаже: между голубыми занавесками пробивается приглушенный свет, а в комнате ее ждут мама и папа…
Она не смогла сдержать слез.
С самого первого выхода из анабиоза в Эру Устрашения у Чэн Синь никак не получалось вжиться в эти новые времена; она всегда чувствовала себя в них чужой, пришедшей из другой эпохи. Но она и подумать не могла, что спустя более чем полвека снова почувствует себя как дома здесь, в тени Юпитера, в восьмистах с лишним миллионах километров от Земли. У нее создавалось впечатление, будто пара невидимых рук зачерпнула все, что было ей дорого там, больше трехсот лет назад, затем развернула в гигантское живописное полотно и поместила сюда, создав этот новый мир, медленно вращающийся вокруг нее.
Чэн Синь с Цао Бинем вошли в коридор-трубу. Здесь царила невесомость, и люди передвигались, держась за поручни, скользящие по тросу. Сюда из всех лифтов стекались пассажиры, покидающие космоград, и по трубе струились нескончаемые людские потоки. На округлых стенах светились инфоокна, передававшие в основном новости и рекламу. Но окон было немного, и располагались они в строгом порядке; тут не было хаотического переизбытка виртуальных дисплеев, характерного для предыдущей эры.
Чэн Синь давно уже пришла к выводу, что ошеломительный гиперинформационный век, по-видимому, пришел к концу. Здесь информацию выдавали дозированно и целенаправленно. Неужели это результат изменений, произошедших в политической и экономической системе Мира Убежищ?
Когда Чэн Синь вышла из коридора, ее ожидало поразительное зрелище: хоровод звезд в вышине, летящих так быстро, что у нее закружилась голова. Зрелище просто невероятное! Они с Цао Бинем стояли посреди круглой площади диаметром восемь километров – «вершины» космограда. Здесь располагался городской космопорт, и на летном поле возвышалось множество кораблей. Большинство из них имели ту же форму, что и шестьдесят лет назад, хотя в общем отличались меньшими размерами. Многие были не больше старинного автомобиля. Она обратила внимание, что пламя их двигателей при взлете пылало не так ярко, как полвека назад, насколько ей помнилось. Темно-синее свечение больше не слепило глаза. Должно быть, эти миниатюрные термоядерные двигатели обладали большей эффективностью.
В глаза Чэн Синь бросилась красная светящаяся окружность радиусом около ста метров, очерченная вокруг выхода. Она тут же сообразила, что это означает: космоград вращался, и за пределами окружности центробежная сила становилась значительной. Корабли, припаркованные за линией, нужно было ставить на якорь, а пешеходам приходилось носить обувь на магнитной подошве, иначе их выбросило бы с космодрома.
Здесь было очень холодно. Только когда поблизости взлетал корабль, жар от его двигателя приносил краткое ощущение тепла. Чэн Синь поежилась – не столько от холода, сколько от сознания того, что она в открытом космосе. Но ее окружала настоящая атмосфера, с нормальным давлением; она ощущала порывы морозного ветра. Похоже, технология удержания воздуха в частично открытом помещении продвинулась дальше: теперь стало возможным сохранять атмосферу в полностью открытом пространстве.
Цао Бинь заметил ее потрясение и пояснил:
– На сегодняшний день мы можем поддерживать атмосферу только до высоты в десять метров. – Он пробыл в этом мире немногим дольше, чем Чэн Синь, но его уже не удивляли новые достижения науки и техники, которые ей казались волшебством. Ему хотелось показать своей спутнице нечто гораздо более впечатляющее.
На фоне кружащихся звезд глазам Чэн Синь предстал Мир Космических Убежищ.
Отсюда открывался вид на большинство космоградов, расположенных за Юпитером. Чэн Синь увидела двадцать два города, включая и тот, на котором стояла сама; там было еще четыре, не видимых за Азией I. Все двадцать шесть городов (на шесть больше, чем собирались построить), прячущихся в тени планеты-гиганта, расположились четырьмя нестройными рядами. Это зрелище напомнило Чэн Синь о космическом эксперименте шестидесятилетней давности. С одного боку Азии I находились Северная Америка I и Океания I, с другого – Азия III. Всего пятьдесят километров отделяли Азию I от соседей с каждой стороны. Какие же они огромные! Чэн Синь почти физически ощущала их исполинские масштабы. Следующий ряд космоградов располагался на удалении в 150 км, и визуально оценить их размеры было трудно. Самые дальние убежища находились в тысяче километров отсюда и выглядели совсем игрушечными.
Это зрелище напомнило Чэн Синь стайку крошечных рыбок, хоронящихся за большим камнем, чтобы не унесло течением.
Северная Америка I, ближайшая соседка Азии I, представляла собой идеальную сферу. Она и цилиндрическая Азия I олицетворяли две крайности в дизайне космоградов. Большинство убежищ имели форму мяча для регби, хотя соотношение большой и малой осей у каждого было свое. Еще несколько космоградов отличались необычностью формы, например, колесо со спицами, веретено и прочее.
За тремя другими газовыми гигантами располагались еще три кластера убежищ общим счетом тридцать восемь: двадцать шесть за Сатурном, четыре за Ураном и восемь за Нептуном. Эти города находились в более безопасном месте, зато и окружающее их пространство было намного безотраднее, чем в окрестностях Юпитера.
Внезапно около одного из городов возникло голубое свечение – как будто в космосе вспыхнуло маленькое голубое солнце. По космодрому побежали длинные тени. Цао Бинь объяснил: маневровые двигатели города включились, чтобы произвести коррекцию его положения. Космограды обращались вокруг Солнца параллельно Юпитеру, непосредственно за его орбитой. Под действием тяготения убежища постепенно приближались к гигантской планете, поэтому приходилось все время подправлять их позицию с помощью двигателей. На такую операцию уходила уйма энергии. Ранее предлагалось превратить космограды в спутники Юпитера и сменить орбиту только после сигнала тревоги. Но поскольку система оповещения об атаке «темного леса» находилась в стадии совершенствования и в ее надежности еще предстояло убедиться, рисковать никто не хотел.
– Надо же, тебе повезло! Сейчас увидишь то, что случается только раз в три дня. – Цао Бинь указал куда-то в пространство. Чэн Синь увидела в отдалении маленькую, но понемногу увеличивающуюся белую точку. Вскоре точка выросла до шара размером с мячик для пинг-понга.
– Европа?
– Точно. Мы сейчас очень близки к ее орбите. Упрись ногами покрепче и постарайся не испугаться.
Интересно, что имеет в виду Цао Бинь? Чэн Синь всегда думала, что небесные тела движутся очень медленно, почти незаметно для глаза – во всяком случае, так это выглядит при наблюдении с Земли. Но тут она вспомнила, что космоград – не спутник Юпитера, он остается неподвижным относительно планеты. А Европа – спутник, причем движущийся очень быстро. Чэн Синь припомнила: скорость Европы – около четырнадцати километров в секунду. Если космический город находится близко к ее орбите, то…
Белый шар вырастал на глазах – так стремительно, что это выглядело неправдоподобно. Вскоре Европа превратилась из мячика для пинг-понга в огромную планету, заняв собой бо!льшую часть неба. Ощущения верха и низа мгновенно поменялись местами, так что Чэн Синь казалось, будто Азия I падает на этот белый мир. А затем луна диаметром три тысячи километров закрыла все небо. Космоград летел над ледяными океанами Европы, и Чэн Синь ясно видела множество полос-трещин, перекрещивающихся на замерзшей поверхности, словно линии на ладони. Воздух, потревоженный прохождением Европы, завихрился маленьким смерчем. Чэн Синь почувствовала, как ее тянет невидимая сила; если бы не магнитная обувь, девушку наверняка оторвало бы от «земли». Все, что не было закреплено, взвилось в воздух; тросы, удерживающие корабли, выгнулись дугой. «Земля» под ногами содрогнулась с глухим угрожающим скрежетом – так гигантский корпус космограда отреагировал на быстро меняющееся гравитационное поле Европы. Прохождение луны заняло три минуты, в течение которых она переместилась на другую сторону города и начала быстро уменьшаться. Небо осветили восемь огненных шаров – это восемь убежищ в первых двух рядах включили двигатели, чтобы скорректировать свою позицию.
– Какое… какое до нее расстояние? – пролепетала Чэн Синь.
– Минимальное – как было только что – сто пятьдесят километров, то есть практически она едва не задела нас локтем. Вообще-то нам некуда деваться. У Юпитера тринадцать лун, избежать всех просто невозможно. Орбита Европы очень незначительно отклоняется от экватора, поэтому она самая близкая к юпитерианским убежищам. Европа для нас основной источник воды, и мы построили на ней немало промышленных предприятий. Конечно, когда нас настигнет удар «темного леса», всеми ими придется пожертвовать. После взрыва Солнца орбиты лун Юпитера резко изменятся. Сманеврировать так, чтобы уберечь космограды от столкновения с ними, будет делом чрезвычайно сложным.
Цао Бинь нашел шлюпку, в которой прилетел на Азию I. Суденышко по размерам и по форме напоминало старинный автомобиль, рассчитанный только на двоих. Инстинкты Чэн Синь бунтовали против выхода в космос на такой скорлупке, хотя она понимала, что рациональных причин для страха нет. Цао Бинь отдал искусственному интеллекту шлюпки команду идти к Северной Америке I, и кораблик взлетел.
Космодром быстро удалялся. Вскоре восьмикилометровый круг космопорта стал виден целиком, а за ним и вся Азия I. Шлюпка облетала вращающийся космический город. Позади цилиндра простиралась необозримая темно-желтая гладь. И только когда в иллюминаторе показался край этой глади, Чэн Синь сообразила, что смотрит на Юпитер. Здесь, в тени газового гиганта, все было окутано холодом и мраком, а Солнца, казалось, не существовало вовсе. Под толстым слоем плотной атмосферы призрачно фосфоресцировали жидкие газы – гелий и водород; пятна рассеянного света медленно плавали туда-сюда – так движутся глазные яблоки под закрытыми веками спящего.
Невероятные размеры Юпитера потрясли Чэн Синь. Из шлюпки она видела только малую часть планеты, а кривизна ее горизонта была вообще незаметна. Юпитер, этот могучий темный барьер, закрывал собой остальную Вселенную, и у Чэн Синь снова возникло чувство, будто она стоит у исполинской стены на краю мироздания.
В последующие три дня Цао Бинь с Чэн Синь посетили еще четыре космограда.
Первой была Северная Америка I – ближайшая соседка Азии I. Основным преимуществом ее сферической конструкции было то, что для освещения всего города хватало одного искусственного солнца. Однако у такой формы существовал и значительный изъян: сила тяжести зависела от широты. Самое сильное тяготение было на экваторе, по мере приближения к полюсам оно медленно уменьшалось, а на полюсах сходило на нет. Обитателям различных широт приходилось приспосабливаться к существованию в условиях различной гравитации.
В отличие от Азии I, маленькие космолеты могли войти непосредственно в город через ворота на северном полюсе. Когда шлюпка Цао Биня и Чэн Синь оказалась внутри сферы, им пришлось перед посадкой синхронизировать свою скорость со скоростью вращения этого мира. Чтобы попасть в низкие широты, наши путешественники воспользовались скоростной железной дорогой, и поезд двигался куда быстрее, чем автобус в Азии I. Чэн Синь отметила, что здания здесь выше и застройка гуще, отчего город напоминал земные мегаполисы. В высоких широтах с незначительным тяготением высота зданий ограничивалась только величиной сферы. В полярных регионах некоторые постройки достигали десяти километров в высоту; их длинные тонкие башни, словно сталагмиты, тянулись из земли навстречу солнцу.
Северная Америка I была одним из первых космоградов. При радиусе двадцать километров и двадцати миллионах обитателей это процветающее убежище было самым большим по количеству населения и служило деловым центром для всех юпитерианских городов.
Здесь Чэн Синь довелось увидеть нечто изумительное, чего не было в Азии I: экваториальный кольцевой океан. Собственно говоря, кольцевой океан в той или иной модификации присутствовал на большинстве космоградов, так что Азия I скорее являлась исключением из правила. В сферических или овальных городах экватор был «низиной» в поле искусственной гравитации, поэтому, естественно, там собиралась вся городская вода, образуя сверкающий и волнующийся пояс. Стоя на берегу, можно было видеть, как океан поднимается по обеим сторонам и делит пополам «небо» за солнцем. Цао и Чэн Синь сели на скоростной катер и совершили морскую прогулку длиной в шестьдесят с небольшим километров. Вода была с Европы. Чистая, холодная, она отбрасывала играющие рябью блики на небоскребы по обоим берегам. Ближний к Юпитеру берег был более высоким – чтобы вода не выплескивалась при ускорении в процессе корректировки позиции. Несмотря на это при неожиданных маневрах все равно иногда случались незначительные наводнения.
Следующей остановкой был космоград Европа IV, сконструированный в обычной овальной форме. Его отличительной чертой являлось отсутствие общего искусственного солнца. Каждый округ имел свое миниатюрное светило, и все эти солнышки висели на высоте от двух до трех сотен метров. Преимущество такого способа освещения состояло в том, что зона невесомости использовалась более эффективно. Вдоль оси Европы IV располагалось одно здание, самое длинное – или, если хотите, самое высокое – в Мире Убежищ. Насчитывая в длину сорок километров, оно соединяло северный и южный полюсы города. Поскольку в здании царила невесомость, его по большей части использовали в качестве космопорта и коммерческого развлекательного центра.
Среди всех космоградов Европа IV имела наименьшее население – всего лишь 4,5 миллиона человек. Это был самый зажиточный из городов Мира Убежищ. Изысканные дома, освещенные крохотными солнышками, очаровали Чэн Синь. При каждом доме имелся собственный бассейн, некоторые здания были окружены обширными лужайками. В безмятежной морской дали белели изящные паруса, а на берегу сидели люди и удили рыбу – просто так, ради удовольствия. Мимо медленно проплыла яхта – такая же роскошная, как яхты на старой Земле. На борту шла вечеринка с живой музыкой. Чэн Синь поразилась: и такую жизнь, оказывается, можно перенести за восемьсот миллионов километров от Земли, в тень Юпитера!
Океания I оказалась полной противоположностью Европе IV. Этот город был построен первым из всех запланированных и, как и Северная Америка I, представлял собой сферу. В отличие от остальных юпитерианских городов, Океания I являлась спутником Юпитера.
На начальной стадии проекта в Океании I жили миллионы рабочих-строителей. Потом это убежище обратили в склад стройматериалов. Позже, когда выявились многочисленные недостатки этого самого раннего, экспериментального города, обитатели покинули его. Но когда переселение в Мир Убежищ завершилось, люди вновь пришли сюда и основали новый город, с правительством и полицией. Однако власти поддерживали только самую необходимую общественную инфраструктуру, а народ по большей части жил как вздумается. Океания I был единственным космоградом, в котором иммигранты могли поселиться, не спрашивая разрешения. Большинство жителей составляли безработные, бродяги, нищие, по разным причинам выпавшие из системы социальной защиты, да всякого рода богема. Впоследствии город стал рассадником экстремистских политических организаций.
У Океании I не было ни маневровых двигателей, ни искусственного солнца. Она также не вращалась вокруг собственной оси, поэтому здесь все реяло в невесомости.
Войдя в город, Чэн Синь словно окунулась в волшебный мир. Создавалось впечатление, будто некогда процветающий, а затем разрушенный город разом утратил силу тяжести и вознесся в воздух. Океания I была городом вечной ночи, энергию для освещения поставляли домовые ядерные батареи. Сказочная картина: город, полный блуждающих огней…
Основная часть городских построек представляла собой просто хибары, кое-как слепленные из бросовых стройматериалов. Поскольку здесь не существовало ни верха, ни низа, хижины, как правило, были кубической формы с окнами (которые также служили дверями) на всех шести гранях. Некоторые имели форму шара, что давало свои преимущества: они были более прочными, а это немаловажно, когда парящие в воздухе строения то и дело сталкиваются друг с другом.
В Океании I не существовало такого понятия, как «землевладение», потому что все постройки летали как придется, без привязки к определенной местности. В принципе, любой житель имел право на любое место в городе. Здесь обитало множество бездомных, у которых не было даже хибар. Все их пожитки умещались в одной большой сетчатой сумке (чтобы не разлетелись в разные стороны), и бездомные кочевали с места на место со всем своим имуществом.
Транспортная система тоже была проста: ни автомобилей, ни подвешенных в невесомости канатных дорог, ни персональных маневровых движков. Обитатели Океании I передвигались, отталкиваясь руками или ногами от строений. Поскольку хибары были напиханы довольно густо, этаким способом вполне можно было добраться куда угодно, вот только требовал он изрядной ловкости. Местные жители, летающие среди парящих в воздухе халуп, напоминали Чэн Синь гиббонов в джунглях, легко перепрыгивающих с ветки на ветку.
Они с Цао Бинем подплыли к группе бродяг, собравшихся вокруг костра. В любом другом космограде открытый огонь находился под запретом. Топливом, судя по виду, служил какой-то горючий стройматериал. В невесомости пламя не поднималось вверх, а образовывало огненный шар, парящий на одном месте.
Бродяги пили – да как! Пойло вытряхивалось из бутылок, отчего шарики жидкости начинали парить в воздухе, а мужики в лохмотьях и с небритыми физиономиями хватали их прямо ртом и заглатывали. Одного из гуляк стошнило, и блевотина, вылетев изо рта, отбросила его назад; пьянчужка полетел, кувыркаясь и сквернословя.
Путешественники добрались до рынка. Товары носились как попало по воздуху, покупатели и продавцы летали среди товаров, и всю эту неразбериху освещало несколько плавающих фонарей. В таком хаосе трудно было разобраться, что кому принадлежит, но если покупатель начинал к чему-то приглядываться, продавец тотчас спешил к нему, и начинался торг. Здесь торговали всякой всячиной: одеждой, электроникой, едой, выпивкой, ядерными батареями различной мощности, ручным оружием и многим другим. А еще тут был экзотический антиквариат. В одном месте за несколько металлических обломков запрашивали несусветную цену. Продавец утверждал, что это останки кораблей, собранные на краю Солнечной системы после Битвы Судного дня. Говорил ли он правду? Да кто его знает…
Чэн Синь поджидал сюрприз: один из торговцев продавал антикварные книги. Она полистала некоторые – для нее они не были пришельцами из седой старины. Книги, многие раскрытые, плавали кучкой, напоминая стаю белокрылых птиц… Прямо перед Чэн Синь воспарил маленький деревянный ящичек с надписью «Сигары». Она поймала его, и тут же к ней подлетел мальчишка и забожился на чем свет стоит, что это настоящие старинные гаванские сигары, свято хранящиеся уже двести лет. Ну, они немножко подсохли, так что он отдаст их по сходной цене – такой вам не предложат нигде в Солнечной системе! Мальчишка даже открыл ящик и показал товар лицом. Чэн Синь согласилась и купила.
Цао Бинь увлек свою спутницу к внешнему краю города, к сферической оболочке. Никакие здания не крепились к ней, и почва здесь тоже отсутствовала – все оставалось в том же первозданном виде, как во времена строительства космограда. Кривизна поверхности на ограниченном участке была незаметна, так что путешественникам казалось, будто они стоят на широкой плоской площади, а над ними плавает густое облако городских строений, между которыми скользят огни, отбрасывая на «площадь» мерцающие блики. Вся внутренняя поверхность оболочки космограда была разрисована граффити – им не было ни конца ни края. Яркие, насыщенные, дикие, необузданные, скабрезные и полные энергии картины в неверном, дрожащем свете казались живыми, как будто в них воплотились мечты и грезы парящего вверху города.
Цао Бинь не повел свою спутницу в центр, объяснив, что туда лучше не соваться, там разгул преступности. Банды воюют между собой так яростно, что однажды несколько лет назад в пылу боя умудрились пробить дыру в корпусе. Произошла разгерметизация. Позже бандиты заключили что-то вроде негласного договора и перенесли свои разборки в центр, подальше от внешней обшивки.
Еще Цао Бинь рассказал, что федеральное правительство выделяет Океании I колоссальные суммы на социальную защиту. Шесть с чем-то миллионов здешних обитателей – почти сплошь безработные, но, во всяком случае, они получают все самое необходимое для жизни.
– А что произойдет с городом в случае атаки «темного леса»?
– Погибнет. У города нет маневровых двигателей; но даже если бы и были, его невозможно передвинуть в тень Юпитера и держать там. Смотри… – Цао указал на летающие постройки. – Если городу придать ускорение, все это грохнется о корпус, пробьет дыру и вывалится наружу. Если мы получим предупреждение об атаке, выход только один: эвакуировать жителей в другие убежища.
Покидая город вечной ночи, Чэн Синь смотрела в иллюминатор шлюпки и видела не только нищету и обездоленность. Этот город жил своей особой, уникальной, богатой жизнью, словно невесомая версия знаменитого полотна династии Сун «По реке в День поминовения усопших»[171].
Чэн Синь пришла к выводу, что по сравнению с предыдущей эрой Мир Убежищ никак нельзя назвать идеальным обществом. Миграция к внешнему краю Солнечной системы способствовала возрождению некоторых опасных социальных тенденций, давно канувших в Лету под влиянием прогресса. Но это не регресс, это скорее движение вверх по спирали – необходимое условие для исследований, открытий и освоения новых территорий.
После Океании I Цао показал Чэн Синь еще несколько космоградов неординарной конструкции. Один из них, в непосредственной близости от Океании I, имел форму колеса со спицами, чем напоминал станцию при терминале космического лифта, которую Чэн Синь посетила более шестидесяти лет назад, только побольше размером.
Чэн Синь ввергало в недоумение разнообразие конструкций убежищ. С инженерной точки зрения, колесо представлялось идеальной формой. Его гораздо легче соорудить, чем шаро- или яйцеобразный корпус, как у других городов; к тому же колесо прочнее, лучше противостоит катастрофам, и его легко расширять и достраивать.
На вопрос Чэн Синь ее спутник ограничился лаконичным:
– Чувство мира.
– Что?
– Ощущение, что вокруг тебя мир. Космоград должен обладать большим внутренним объемом и обширными открытыми пространствами, чтобы его обитатели ощущали, что живут внутри мира. Хотя в колесе полезная площадь примерно такая же, как в сфере или в мяче для регби, люди все равно осознают, что живут в узкой трубе.
Существовали убежища и еще более странных форм. По большей части это были промышленные или сельскохозяйственные объекты без постоянных жителей. Например, город под названием Ресурс I насчитывал в длину 120 км, зато диаметром был всего три, то есть напоминал тонкую палку; и вращался он не вдоль продольной оси, а кувыркался вокруг центра. Внутренность его была поделена на уровни, тяготение в которых резко варьировалось. Для жизни были пригодны только несколько уровней, на остальных же размещались промышленные производства, приспособленные для различной силы тяжести. По словам Цао Биня, вблизи Сатурна и Урана существовали другие города, составленные из нескольких таких «палок» в виде креста или звездочки.
Осуществлять проект космических убежищ начали со строительства кластеров около Юпитера и Сатурна. Позже, когда приступили к работам в окрестностях Урана и Нептуна, в дизайне космоградов появились новые концепции. Самой важной оказалась идея сцепления городов. В двух кластерах, что располагались на самом краю Солнечной системы, каждое убежище было снабжено одним или несколькими стандартными стыковочными узлами, благодаря которым города можно сцепить друг с другом. Такая стыковка расширяла обитаемое пространство и создавала у жителей еще более прочное «чувство мира». Все это способствовало подъему экономики. К тому же после сцепления атмосферы и экологические системы различных городов сливались воедино, что облегчало их эксплуатацию.
В настоящее время большинство городов стыковались по оси своего вращения. Таким образом, они после стыковки продолжали вращаться, как раньше, не меняя вектора гравитации. Выдвигались предложения также о параллельной или перпендикулярной стыковке, что позволило бы городам разрастаться в самых разных направлениях, а не только вдоль оси вращения. Но тогда внутреннее распределение силы тяжести радикально изменится, поэтому такие предложения пока не внедряли в практику.
Самый большой комбинированный город располагался около Нептуна. Четыре из восьми убежищ, соединившись по оси вращения, образовали единую конструкцию длиной двести километров. При необходимости – например, когда придет предупреждение об ударе «темного леса» – города можно быстро разъединить, тем самым увеличив их мобильность. Люди надеялись, что однажды все города в каждом кластере объединятся в единое целое и человечество будет жить в четырех автономных мирах.
Всего в тени Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна прятались шестьдесят четыре больших и около сотни средних и малых космоградов плюс множество космических станций. В Мире Убежищ жили девятьсот миллионов человек, то есть почти все человечество. Задолго до атаки «темного леса» цивилизация землян задраила все люки и приготовилась к худшему.
В политическом отношении каждый космоград соответствовал одному государству. Все четыре кластера образовывали Федерацию Солнечной системы, управляемую федеральным правительством, унаследовавшим функции ООН. Большинство древних земных цивилизаций прошло через стадию городов-государств, и теперь то же самое повторилось на окраинах Солнечной системы.
Земля стала практически необитаемой – на всей планете жило лишь пять миллионов человек. Это были люди, не пожелавшие покинуть родной дом и не испытывающие страха перед внезапной и неотвратимой гибелью. Многие храбрецы, живущие в Мире Убежищ, совершали турпоездки на Землю, хотя каждое такое путешествие было рискованной игрой, ставка в которой жизнь.
Время шло, и грозный призрак атаки «темного леса» становился все явственнее. Люди понемногу привыкали к жизни в космических убежищах. Они занимались обустройством своего нового дома, тоска по родной планете уже не так терзала их, и все меньше и меньше туристов путешествовало на Землю. Народ больше не интересовался новостями из старого мира, поэтому мало кого занимало, что природа Земли переживала бурное возрождение. Континенты покрылись лугами и лесами, а люди, оставшиеся на родной планете, никогда не выходили из дому без оружия, ведь надо было защищаться от расплодившегося зверья. Правда, молва гласила, будто они жили как короли: каждый владел огромными земельными угодьями с лесами и озерами. Планета теперь была всего лишь одним из городов Федерации Солнечной системы.
Маленькая шлюпка Чэн Синь и Цао Биня находилась сейчас на периферии юпитерианского кластера космоградов. Перед лицом исполинского темного Юпитера убежища казались такими маленькими, такими одинокими – словно горстка хижин у подножия могучего утеса. Отсюда, издалека, они выглядели крохотными свечками. Да, маленькие, слабые, но они были единственными средоточиями тепла и домашнего уюта посреди бесконечного запредельного холода и запустения космоса. Именно сюда стремились сердца усталых путешественников. В голове Чэн Синь всплыло короткое стихотворение, которое она учила в школе, – произведение давно забытого китайского поэта эпохи Республики:
Солнце село.
Горы, деревья, скала, река,
Все величественные здания погружены в тень.
Люди с большим интересом зажигают лампы,
В предвкушении того, что увидят,
В надежде найти то, что хотят[172].
Эра Космических Убежищ, год 11-йСкорость света II
Конечной целью путешествия Чэн Синь и Цао Биня был Гало-Сити, космоград среднего размера. Средними считались убежища, внутренняя площадь которых составляла от пятидесяти до двухсот квадратных километров. Обычно такие города входили в конгломераты крупных космоградов, но два средних города, Гало-Сити и Скорость Света II, располагались поодаль от основного юпитерианского кластера, почти вне защитной тени планеты.
На пути к Гало-Сити шлюпка пронеслась мимо Скорости Света II. Цао Бинь рассказал спутнице, что Скорость Света II некогда была городом науки – в нем располагался один из двух исследовательских центров, работающих над проблемой замедления скорости света; но люди ушли оттуда. Чэн Синь очень заинтересовалась и захотела сделать остановку. Цао Бинь неохотно повернул шлюпку в требуемую сторону.
– Может, просто поглядим снаружи, и хватит? – буркнул он. – Внутрь лучше бы не соваться.
– Это опасно?
– Да.
– Но мы же были внутри Океании I, а там тоже опасно!
– Там все совсем по-другому. Внутри Скорости Света II никого нет. Это… это город-призрак. Во всяком случае, все так говорят.
Шлюпка приблизилась к космограду, и Чэн Синь поняла, что тот действительно обратился в руины. Он не вращался, внешнюю обшивку рассекали трещины и разломы. В некоторых местах оболочка отсутствовала совсем, открывая взору внутреннюю структуру. Разглядывая эти впечатляющие останки в свете прожекторов шлюпки, Чэн Синь ощутила одновременно и ужас, и благоговение. Безжизненный космоград напоминал выбросившегося на берег кита, который лежит недвижно уже многие-многие тысячелетия. Жизнь давно вытекла из него, остались лишь ссохшаяся, потрескавшаяся шкура да скелет. Ей казалось, будто она смотрит на сооружение, которое старше афинского Акрополя и скрывает в себе еще больше тайн.
Они медленно двинулись к большой – в несколько раз шире, чем их шлюпка, – бреши. Между балками внутренней конструкции, искореженными и погнутыми, открывался путь внутрь убежища. Луч прожектора проник туда и осветил далекую «землю», совершенно голую.
Шлюпка вошла в город и, пройдя немного, остановилась и начала обшаривать прожекторами окружающее пространство. Чэн Синь рассмотрела, что, куда ни кинь взгляд, «земля» оставалась такой же голой. Отсутствовали не только строения – не было вообще никаких признаков того, что когда-то здесь обитали люди. В «земле» виднелись лишь пересекающиеся балки несущей конструкции.
– Это просто пустая оболочка? – спросила Чэн Синь.
– Нет.
Цао Бинь смотрел на свою спутницу несколько мгновений, словно оценивая, достаточно ли у той мужества. Затем протянул руку и выключил прожектора.
Поначалу Чэн Синь видела только темень. Прямо перед ними сквозь пробоины в обшивке струился звездный свет, так что казалось, будто она смотрит в ночное небо через развороченную крышу. Наконец глаза приспособились, и Чэн Синь обнаружила, что внутренность мертвого города не совсем темна – она мерцает призрачным голубым светом. Чэн Синь прохватил озноб. Она постаралась взять себя в руки и вгляделась в источник света. Голубое сияние исходило из самого центра космограда.
Оно беспорядочно дрожало, словно помаргивающий в тике глаз. На голой «земле» шевелились странные тени. Пейзаж походил на безжизненные пустоши, озаряемые в ночи сполохами на горизонте…
– Это светится космическая пыль, падающая в черную дыру, – проговорил Цао Бинь, указывая на источник свечения. Видимо, своим объяснением он пытался хоть немного унять охвативший его спутницу страх.
– Там черная дыра?!
– Да. Она примерно… ну, не дальше пяти километров отсюда. Микроскопическая черная дыра с радиусом Шварцильда в ничтожную долю микрона и массой, равной Леде, луне Юпитера.
И в этом фосфоресцирующем голубом мерцании Цао Бинь рассказал Чэн Синь историю космограда Скорость Света II и ученого 高Уэя[173].
Исследования, посвященные снижению скорости света в вакууме, начались примерно в тот же период, что и проект космических убежищ. Поскольку план черного домена предоставлял человечеству еще один способ выживания, международное сообщество выделило ему колоссальные средства, а в рамках проекта космических убежищ специально для него в кластере Сатурна построили большой научный космоград – Скорость Света I. Но шестьдесят лет напряженных изысканий не дали ощутимых результатов, и даже в фундаментальной теории продвижение было незначительным.
Понизить скорость света в среде – задача не из самых трудных. Еще в 2008 году в лабораторных условиях ученым удалось уменьшить скорость света до невероятных семнадцати метров в секунду. Но скорость света в вакууме – совсем другое дело. В первом случае требовалось всего лишь заставить атомы промежуточной среды поглощать и вновь испускать фотоны, а сам свет при этом шел со своей обычной скоростью. Для плана черного домена такое решение не годилось.
Скорость света в вакууме – одна из фундаментальных констант Вселенной. Изменить ее – все равно что изменить законы физики. Для этого нужно сделать прорывные открытия в науке о самих основах мироздания, а кроме того, требуется еще и немалая порция удачи. После шестидесяти лет фундаментальных исследований единственным полезным достижением оказалось строительство гелиоцентрического ускорителя частиц. Это, в свою очередь, привело к успеху в самой значительной составной части плана черного домена – проекте «Черная дыра».
В своих усилиях изменить скорость света ученые перепробовали все доступные, порой самые экстремальные методы. Однажды применили сверхмощное искусственное магнитное поле. Однако наилучший способ повлиять на прохождение света в вакууме – это подвергнуть его действию поля тяготения. Поскольку генерировать локальное гравитационное поле в лабораторных условиях чрезвычайно трудно, единственным путем, ведущим к цели, оставалась черная дыра. Гелиоцентрический ускоритель мог создавать микроскопические черные дыры.
Во главе проекта «Черная дыра» стоял 高Уэй. Цао Бинь работал с ним несколько лет. Рассказывая об этом человеке, Цао не мог скрыть своего сложного отношения к коллеге.
– Он страдал тяжелой формой аутизма. Нет, я говорю не о чудачестве гения-затворника, по собственной воле изолировавшего себя от людей, а о реальном психическом заболевании. 高Уэй был крайне замкнутым человеком, общаться с кем-либо было для него сущей пыткой, а уж к женщине он не прикасался ни разу в жизни. Только в эту эпоху такой человек смог бы сделать столь выдающуюся карьеру. Однако, несмотря на все его достижения, большинство начальников и коллег Гао считали его всего лишь супербатарей-кой, заряженной интеллектом. Болезнь мучила его страшно, и он пытался изменить себя – что и отличало его от других гениев.
Начиная с… э… кажется, восьмого года Эры Космической Передачи 高Уэй посвятил себя теоретическим исследованиям в области замедления скорости света. Через некоторое время он, думается мне, каким-то странным образом стал отождествлять собственную личность с предметом исследований. Ему казалось, что если он сможет изменить великую константу, то сможет изменить самого себя.
Но скорость света в вакууме поистине самая стойкая вещь во Вселенной. В попытках замедлить ее люди подвергали свет самым изощренным пыткам: бомбардировали, перекручивали, ломали, рассекали, растягивали, сжимали, даже разрушали – а результатом в большинстве случаев было только изменение его частоты в вакууме. Скорость света не менялась, стояла несокрушимой, непреодолимой стеной. После десятилетий неудач все, как теоретики, так и экспериментаторы, впали в отчаяние. Даже крылатое выражение возникло: «Если Создатель и вправду существует, единственное, что Он в процессе Творения запечатал семью печатями, – это скорость света».
Отчаяние 高Уэя было особенно глубоким. К тому моменту, когда я лег в гибернацию, ему почти исполнилось пятьдесят. Он все так же не знал женщины, а о своей судьбе думал как о скорости света: ее не перебороть. Он еще больше замкнулся, полностью уйдя в себя.
Проект «Черная дыра» начал работу на первом году Эры Космических Убежищ и продолжался одиннадцать лет. Особых надежд на него никто не возлагал. И теоретические расчеты, и астрономические наблюдения показывали, что даже черные дыры не в силах ничего поделать с упрямой константой. Эти демоны Вселенной только и могут, что при помощи своего тяготения искривить траекторию света и изменить его частоту, но на скорость не влияют никак. Однако чтобы продолжать исследования по плану черного домена, необходимо было экспериментировать со сверхмощными полями тяготения, а для этого требовалась черная дыра. Вдобавок поскольку черный домен – это, по сути, та же самая черная дыра, только со сниженной скоростью света, кто знает – возможно, наблюдения за микроскопической черной дырой с обычной скоростью света дадут неожиданные подсказки?
Гелиоцентрический ускоритель был способен создавать микроскопические черные дыры, но они тут же испарялись. Чтобы получить стабильную черную дыру, одну из них после генерации немедленно вывели из ускорителя и поместили внутрь Леды.
Леда, самая маленькая из лун Юпитера, со средним радиусом всего восемь километров, представляла собой просто-напросто огромный булыжник. Перед тем как создать черную дыру, Леду сняли с ее орбиты и превратили в спутник Солнца, обращающийся рядом с Юпитером, как космограды. Но в отличие от космоградов Леду передвинули в точку Лагранжа Солнце – Юпитер L2, где мы сейчас и находимся. Это позволяло Леде сохранять относительно стабильную позицию без постоянной корректировки. На тот момент это было самое массивное небесное тело, которое люди переместили в космосе.
Микродыра внутри Леды стала быстро поглощать вещество и расти. Порождаемое при этом излучение плавило окружающие скальные породы. Вскоре вся луна полностью расплавилась, и из эдакой каменной картофелины превратилась в багрово пылающий шар раскаленной лавы. Этот шар медленно уменьшался в размерах, светясь все ярче и ярче, пока с ослепительной вспышкой не исчез совсем. Наблюдения показали, что помимо незначительного количества материи, рассеявшегося с излучением, все вещество Леды было поглощено черной дырой. Дыра оставалась стабильной, диаметр ее горизонта событий увеличился с размера элементарной частицы до двадцати одного нанометра.
Вокруг черной дыры построили космоград, который назвали Скорость Света II. Дыра висела в центре города – пустого, не вращающегося, не герметичного; то есть внутри него царил вакуум. По сути, это был гигантский контейнер для черной дыры. Чтобы изучать ее, туда доставляли персонал и оборудование.
Исследования продолжались много лет. Впервые в истории люди получили возможность наблюдать за черной дырой в лабораторных условиях. Было сделано множество открытий, способствовавших развитию теоретической физики и фундаментальной космологии, но ни одно из них не помогло решить проблему снижения скорости света в вакууме.
Через шесть лет после начала исследований 高Уэй умер. Согласно официальному докладу Всемирной академии наук, его «случайно затянуло в черную дыру» во время эксперимента.
Любой, у кого есть хотя бы самые элементарные познания в физике, понимает: вероятность того, что Гао «затянуло» в черную дыру, практически равна нулю. Причина, по которой черные дыры превращаются в ловушку, из которой не может вырваться даже свет, не в их ошеломительном тяготении (хотя у больших черных дыр, образующихся при коллапсе звезд, тяготение и впрямь неимоверное), но в чрезвычайной плотности их гравитационных полей. Для стороннего наблюдателя общее тяготение черной дыры ничем не отличается от тяготения эквивалентной массы вещества. Если бы Солнце превратилось в черную дыру, Земля и другие планеты продолжали бы свое движение вокруг нее как ни в чем не бывало. И лишь если подобраться к черной дыре достаточно близко, ее тяготение начнет вытворять странные фокусы.
В Скорости Света II черную дыру окружала защитная сетка радиусом пять тысяч метров. Исследовательскому персоналу внутрь ограждения заходить запрещалось. Поскольку радиус Леды первоначально составлял только восемь километров, гравитация черной дыры на расстоянии пять километров была ненамного больше гравитации на поверхности бывшего спутника Юпитера, то есть очень слабая. Человек у сети находился практически в состоянии невесомости и легко мог уйти от дыры, используя маневровые двигатели скафандра. Так что Гао никак не могло куда-то там «затянуть».
高 Уэй буквально влюбился в черную дыру. После долгих лет борьбы со скоростью света и полным провалом в попытках изменить хотя бы одну цифру в этой константе Гао ожесточился, его обуревало чувство поражения. Поскольку неизменность скорости света – это закон природы, он стал ненавидеть законы природы. Ненавидеть и бояться. Но сейчас перед его глазами находилось нечто, сумевшее сжать Леду до двадцати одного нанометра! Внутри горизонта событий, в этой пространственно-временной сингулярности, известные законы природы не работали…
高 Уэй частенько зависал на защитной сетке и часами смотрел на черную дыру в пяти километрах от него. Он наблюдал за ее свечением – так же как мы сейчас – и время от времени утверждал, что дыра разговаривает с ним, что он читает в ее мерцании осмысленные сообщения.
Никто не видел, как исчез Гао, а видеозапись, если она и существует, не обнародована. Гао, ведущий физик проекта, знал пароль, открывающий защитную сетку. Я уверен: он проник внутрь и летел к дыре, пока не прошел точку невозврата. Возможно, он просто хотел взглянуть поближе на объект своей страсти, а может, и в самом деле намеревался войти в сингулярность, где обычные законы природы не действуют и где он сможет избавиться от всех своих проблем…
То, что случилось дальше, слишком странно. Это сложно описать. Ученые наблюдали за дырой в дистанционно управляемые микроскопы и обнаружили, что на поверхности крошечной сферы диаметром двадцать один нанометр просматривается человеческая фигура. Это был 高Уэй, проваливающийся сквозь горизонт событий.
Согласно общей теории относительности, сторонний наблюдатель увидит, что часы поблизости от горизонта событий замедляют ход. Процесс падения 高 Уэя в черную дыру тоже замедлится и растянется до бесконечности.
Но с точки зрения самого 高Уэя, он уже миновал горизонт событий.
Что еще более поразительно, пропорции фигуры оставались нормальными. Приливные силы[174], похоже, не работают – возможно, из-за того, что черная дыра очень мала. Гао сжался до нанометрового масштаба, но пространство там тоже крайне искривлено. Многие физики считают, что тело 高Уэя у горизонта событий не пострадало. Иными словами, он, скорее всего, до сих пор жив.
Вот почему страховая компания отказывается платить, хотя 高Уэй в его системе отсчета прошел горизонт событий и по идее сейчас мертв. Но договор страхования заключался согласно законам нашего мира, а с этой точки зрения невозможно доказать, что 高Уэй мертв. Даже прекратить договор невозможно: страхователи утверждают, что это можно сделать только после окончания события, приведшего к смерти; а поскольку 高Уэй все еще падает в черную дыру, событие не завершилось – и не завершится никогда.
Затем некая женщина подала в суд на Всемирную академию наук и потребовала остановить изучение этой конкретной черной дыры. К тому моменту стало ясно, что пассивные наблюдения новых результатов не дадут. При дальнейших исследованиях требовалось непосредственно воздействовать на дыру – например, посылать внутрь нее опытные объекты, что вызвало бы мощные потоки радиации и возмутило бы пространственно-временной континуум в границах горизонта событий. Если 高Уэй все еще жив, эксперименты подвергнут его жизнь опасности. Истица проиграла дело, но работы с черной дырой по разным причинам все же прекратили, и персонал покинул Скорость Света II. Остается только ждать, пока дыра не испарится, а для этого потребуется еще полвека.
Во всяком случае, теперь мы знаем, что по крайней мере одна женщина любила 高Уэя, хотя он об этом и не подозревал. Впоследствии она регулярно приезжала сюда и пыталась посылать к черной дыре нейтринные и радиосообщения. Она даже писала слова любви большими буквами на листах бумаги, которые прикрепляла к защитной сетке в надежде, что 高Уэй сможет их прочесть. Но в его системе отсчета он уже прошел горизонт событий… Ладно, это все слишком сложно.
Чэн Синь неотрывно смотрела на голубую фосфоресцирующую точку в темной дали. Значит, там, у горизонта событий, где время остановилось, есть человек, и человек этот вечно падает, падает, падает… С точки зрения нашего мира он все еще жив, но в своем собственном мире он уже мертв. Так много странных судеб, так много невообразимых жизней…
Теперь Чэн Синь казалось, будто мерцающая черная дыра и вправду посылает какое-то сообщение, будто ей действительно подмигивает чей-то глаз… Она отвела взгляд, ощущая в сердце такую же пустоту, какая царила в этих развалинах, и тихо сказала своему спутнику:
– Летим в Гало-Сити.
Эра Космических Убежищ, год 11-йГало-сити
На подлете к цели путешествия шлюпка наткнулась на линию блокады. Более двадцати боевых звездолетов Флота Федерации окружили Гало-Сити. Блокада длилась уже две недели.
Звездолеты были огромными, но рядом с космоградом казались утлыми лодчонками, окружившими величественный океанский лайнер. На блокаду Гало-Сити Флот Федерации послал основную часть своих сил.
После того как оба трисолярианских флота растворились в глубинах космоса и все контакты между двумя мирами прекратились, инопланетная угроза человечеству приняла новую форму. Конгресс Флотов, образованный для войны с трисолярианами, утратил свое назначение и постепенно терял влияние, пока наконец не был распущен. Флот Солнечной системы, собственность Конгресса Флотов, перешел во владение Федерации Солнечной системы. Это был первый случай в истории, когда единое мировое правительство контролировало большинство вооруженных сил человечества.
Поскольку необходимость в больших космических силах отпала, численность флота резко сократилась. Когда началось строительство космических убежищ, большинство из тогдашней сотни с лишним боевых звездолетов были переоборудованы для использования в гражданских целях. Их разоружили, системы жизнеобеспечения удалили, а корабли превратили в транспорты, обслуживающие проект. В строю осталось только тридцать боевых звездолетов. За последние шестьдесят с лишним лет не построили ни одного нового военного корабля – из-за их дороговизны. На постройку двух или трех боевых звездолетов требовалось столько же денег, сколько на крупный космоград. Кроме того, в новых военных кораблях просто не было нужды. Бол! ьшую часть своих ресурсов Флот Федерации направил на создание системы раннего предупреждения.
Шлюпка остановилась, подчиняясь приказу. К ней направился военный патрульный катер. Он был невелик – издалека Чэн Синь видела лишь пламя из его дюз, а рассмотреть корпус ей удалось, только когда катер подлетел поближе. Пока шла стыковка, Чэн Синь разглядывала его экипаж. Их военная форма сильно отличалась от формы в предыдущую эру: на ней красовалось меньше всякой космической символики, и выглядела она почти как обмундирование наземных войск в старые времена.
Мужчина средних лет, перешедший после стыковки на борт шлюпки, был одет в штатское. Даже в невесомости он двигался элегантно и спокойно и, похоже, не испытывал неловкости, оказавшись в тесном пространстве, рассчитанном только на двоих.
– Добрый день. Я Блэр, специальный посланник президента Федерации. Собираюсь предпринять последнюю попытку договориться с правительством Гало-Сити. Я мог бы обратиться к вам с борта моего корабля, но из уважения к обычаям Общей Эры решил встретиться лично.
Чэн Синь отметила, что даже политики в эту эпоху стали другими. Самоуверенность и прямолинейность предыдущей эры сменились рассудительностью, сдержанностью и вежливостью.
– Правительство Федерации объявило полную блокаду Гало-Сити, никому не разрешается входить или покидать его. Однако мы знаем, что на борту этого судна находится доктор Чэн Синь. – Посланник слегка поклонился ей. – Мы вас пропустим и окажем всяческое содействие. Надеемся, вы воспользуетесь своим влиянием и убедите правительство Гало-Сити прекратить неразумное, преступное сопротивление, а также предотвратите дальнейшее ухудшение ситуации. Я являюсь выразителем воли президента.
Специальный посланник взмахнул рукой – открылось информационное окно, в котором возник президент Федерации. В кабинете за его спиной были представлены флаги городов Мира Убежищ. Чэн Синь не узнала ни одного. Национальные государства исчезли вместе со своими флагами. Президент, азиат по происхождению, производил впечатление самого обычного человека. Его лицо выглядело усталым. Поприветствовав Чэн Синь кивком, он сказал:
– Посланник Блэр прав. Такова воля правительства Федерации. Господин Уэйд сообщил, что окончательное решение остается за вами. Мы не очень-то этому верим, однако желаем вам всяческого успеха. Приятно видеть, что вы все еще молоды. Хотя для этой миссии, возможно, слишком молоды.
Окно закрылось. Блэр обратился к Чэн Синь:
– Полагаю, у вас уже имеется некоторое понимание ситуации, но мне все же хотелось бы дать вам общий обзор. Постараюсь сохранять объективность и беспристрастность.
Чэн Синь обратила внимание, что оба – и президент, и посланник – обращались только к ней и полностью игнорировали ее спутника, тем самым подчеркивая свою глубокую враждебность по отношению к нему.
Собственно, Цао Бинь уже обрисовал ей картину во всех подробностях, и рассказ посланника не добавил ничего нового.
После того как Томас Уэйд взял на себя управление концерном «Гало», компания стала ключевым подрядчиком в проекте космических убежищ. Не прошло и восьми лет, как концерн вырос в десять раз и стал одним из столпов мировой экономики. Уэйд как предприниматель ничего особенного собой не представлял – по сути, он был значительно слабее 艾АА. Своим ростом концерн был обязан новой управленческой команде, которую нанял Уэйд. Лично в делах компании он не участвовал и не проявлял к ней особого интереса, зато изымал значительную часть прибыли и вкладывал ее в исследования светового двигателя.
Одновременно со строительством космических убежищ концерн «Гало» приступил к сооружению собственного космограда – научно-исследовательского центра, получившего название Гало-Сити. Расположили его в точке Лагранжа Солнце – Юпитер L2, которую посчитали идеальным местом: не нужны коррекционные двигатели и не надо тратить ценные ресурсы на поддержание стабильной позиции. Гало-Сити являлся единственным научным космоградом вне юрисдикции федерального правительства. Одновременно со строительством города Уэйд приступил к сооружению гелиоцентрического ускорителя частиц. Этот проект назвали «Великой стеной Солнечной системы», потому что он окружал Солнце кольцом.
В течение полувека концерн «Гало» проводил фундаментальные исследования в области космических полетов со скоростью света. Научная деятельность «Гало» не была чем-то из ряда вон выходящим: начиная с Эры Устрашения многие крупные компании вели серьезные научные разработки, которые при новой экономической системе нередко оборачивались сверхприбылями. «Гало» не делал особого секрета из конечной цели своих изысканий, но до тех пор, пока он занимался только фундаментальной наукой, правительство Федерации не могло обвинить концерн в нарушении закона. Тем не менее оно относилось к деятельности концерна с подозрением и неоднократно подвергало ее проверкам.
На протяжении полувека отношения между компанией и правительством были в основном дружественными. Так как и для световых кораблей, и для плана черного домена требовались в общем и целом одни и те же фундаментальные исследования, концерн «Гало» и Всемирная академия наук тесно сотрудничали. Например, проект академии «Черная дыра» использовал принадлежащий «Гало» гелиоцентрический ускоритель для получения образца черной дыры.
Однако шесть лет назад «Гало» вдруг открыто заявил о своем намерении сконструировать корабль с двигателем, искривляющим пространство. Столь явное неповиновение вызвало бурю негодования в международном сообществе. С тех пор конфликт между концерном и правительством Федерации не прекращался.
После нескольких раундов переговоров «Гало» пообещал, что, когда пространственный двигатель будет готов к испытаниям, полигон для них расположат на расстоянии не менее пятисот астрономических единиц от Солнца, чтобы следы не выдали инопланетянам местонахождение Земли. Однако правительство Федерации считало, что разработка кораблей, способных летать со скоростью света, сама по себе является грубым нарушением законов и конституции Федерации. Опасность заключалась не только в оставляемых ими следах, но и в том, что появление такого светолета нарушило бы социальную стабильность в Мире Убежищ, а с этой перспективой мириться было нельзя. Была принята резолюция, санкционирующая захват правительством космограда Гало-Сити и гелиоцентрического ускорителя частиц. Концерну запретили проводить любые теоретические исследования и технические разработки в области двигателя, искривляющего пространство. В дальнейшем деятельность концерна «Гало» предполагалось держать под пристальным наблюдением.
В ответ на это концерн объявил о своей независимости от Федерации Солнечной системы. Таким образом, конфликт между ним и Федерацией обострился еще больше.
Международное сообщество не восприняло всерьез декларацию Гало-Сити о независимости. Стоит отметить, что после начала Эры Космических Убежищ конфликты между отдельными космоградами и правительством Федерации были явлением нередким. Например, два города в отдаленных кластерах Урана и Нептуна – Африка II и Индийский Океан I – однажды объявили о своей независимости, но в конечном счете из их усилий ничего не вышло. Хотя Флот Федерации уступал в численности и мощи своему предшественнику, он был способен сокрушить любой космоград. По закону убежищам не разрешалось иметь собственные вооруженные силы; они могли держать лишь немногочисленную национальную гвардию, не способную к ведению войны в космосе. К тому же экономически космограды были настолько взаимосвязаны, что ни один из них не выстоял бы в блокаде, длящейся дольше двух месяцев.
– Вот тут я никак не могу понять Уэйда, – сказал Цао Бинь. – Он человек прозорливый, видит всю картину в целом и никогда не предпримет какого-либо шага, не продумав наперед все последствия. Так с чего бы ему вдруг объявлять независимость? Это же идиотизм – давать правительству повод силой забрать себе Гало-Сити!
К этому моменту посланник уже удалился, и шлюпка продолжала путь к своей конечной цели.
Прямо по курсу возникла некая кольцевая структура. Цао Бинь приказал шлюпке приблизиться к ней и затормозить. В гладкой металлической поверхности кольца виднелись длинные светлые полоски – отражения звезд – и искаженный образ шлюпки. Картина вызывала в памяти Кольцо, которое «Синий Космос» и «Гравитация» встретили в четырехмерном пространстве. Шлюпка остановилась и зависла поблизости. Чэн Синь прикинула, что диаметр всей структуры составлял около двухсот метров, а толщина кольца – метров пятьдесят.
– Перед тобой гелиоцентрический ускоритель частиц, – сказал Цао Бинь с благоговением.
– Какой-то он… маленький…
– Ох, прошу прощения, я неясно выразился. Это один из его разгонных соленоидов. Всего их три тысячи двести, они расположены в полутора миллионах километров друг от друга и образуют кольцо вокруг Солнца, поблизости от орбиты Юпитера. Частицы проходят сквозь центр, разгоняются в силовом поле, создаваемом обмоткой, и летят к следующему соленоиду, где разгоняются опять… За время эксперимента частицы неоднократно облетают Солнце.
Когда Цао Бинь раньше говорил о гелиоцентрическом ускорителе частиц, Чэн Синь представляла его себе в виде гигантского бублика в космосе. На самом же деле выстроить вокруг Солнца сплошную «Великую стену» хотя бы в границах орбиты Меркурия было бы равносильно «Инженерному проекту Господа Бога». Сейчас Чэн Синь наконец сообразила: наземному ускорителю требуется закрытое кольцо-труба, чтобы поддерживать внутри вакуум, но ведь в космосе такая труба не нужна! Частицы могут просто лететь сквозь пространство, ускоряясь в одном соленоиде за другим. Чэн Синь невольно повернула голову и вытянула шею: а вдруг удастся разглядеть соседний?..
– Следующий разгонный соленоид находится в полутора миллионах километров отсюда, то есть в четыре или пять раз дальше, чем Луна от Земли. Ты его не увидишь, – сказал Цао Бинь. – Этот суперколлайдер способен разгонять частицы до энергетического уровня Большого Взрыва. Кораблям приказано облетать его орбиту десятой дорогой. Несколько лет назад один транспорт заблудился и попал в поток ускоренных частиц сверхвысокой энергии. Они ударили по кораблю. Возникли высокоэнергетические вторичные ливни. Транспорт вместе со всем своим грузом – миллионами тонн руды – испарился в один миг.
Еще Цао Бинь рассказал, что главным проектировщиком гелиоцентрического ускорителя был Би Юньфэн. Из последних шестидесяти с лишним лет тридцать пять он работал над этим проектом, а остальные провел в анабиозе. Его разбудили в прошлом году, но он намного старше, чем Цао Бинь сейчас.
– И все равно старику повезло. В Общую Эру он работал с наземным ускорителем, а теперь, тремя веками позже, ему выпало строить гелиоцентрический. Вот это карьера, не находишь? Но он, знаешь, тот еще экстремист! Фанатичный приверженец независимости Гало-Сити.
В то время как общественность и политики выступали против кораблей, способных летать со скоростью света, многие ученые поддерживали идею. Для них Гало-Сити стал землей обетованной. В город стремилось множество талантливых исследователей. Даже ученые, работающие на правительство Федерации, часто сотрудничали с Гало-Сити как открыто, так и тайно. Все это вывело наукоград на передовые позиции во многих областях фундаментальных исследований.
Шлюпка отошла от соленоида и продолжила путь. Гало-Сити лежал прямо по курсу. Космоград был выстроен в малопопулярной форме колеса. Конструкция обеспечивала прочность, зато внутреннего объема было маловато, отчего страдало «чувство мира». Правда, про обитателей Гало-Сити говорили, что им это чувство ни к чему, потому что их мир – вся Вселенная.
Шлюпка вошла в «ступицу» огромного колеса, а оттуда путешественникам предстояло добраться до города по восьмикилометровой спице. Пожалуй, это было самым большим недостатком данной конструкции. Чэн Синь вспомнила свой поход через станцию при терминале космического лифта более шестидесяти лет назад; вспомнила о том, как большой холл причала показался ей тогда похожим на старый железнодорожный вокзал. Но здесь ощущение было совсем другим. Гало-Сити в десять раз превышал размерами станцию космического лифта, а просторный зал прибытия совсем не выглядел запущенным.
Пока они ехали на лифте внутри спицы, тяготение набирало силу. Когда оно достигло 1g, начался собственно город. Он состоял из трех частей: Академии наук Гало-Сити, Инженерной академии Гало-Сити и Центра управления гелиоцентрическим ускорителем частиц. Фактически космоград представлял собой кольцеобразный туннель в тридцать с чем-то километров длиной. Хотя здесь и не было так просторно и открыто, как в шарообразных или овальных убежищах, клаустрофобии не возникало.
Вначале Чэн Синь не увидела в городе автомобилей: жители в основном ездили на велосипедах – те во множестве стояли по сторонам дороги, доступные всем желающим. Однако вскоре подъехала небольшая машина c открытым верхом и забрала новоприбывших.
Так как искусственная гравитация достигала наибольшей силы на дальней от центра стенке колеса, город был построен на этой поверхности. Голографическое изображение голубого неба с белыми облаками, проецируемое на внутреннюю стенку, до некоторой степени компенсировало ущемленное «чувство мира». Стайка щебечущих птичек пронеслась в вышине – не голограмма, а настоящие птицы. В Гало-Сити Чэн Синь ощутила комфорт, которого не испытывала в других космоградах. Кругом сплошные деревья и лужайки. Ни одного слишком высокого здания. Те, что принадлежали Академии наук, были покрашены в белый цвет, а те, что Инженерной академии, – в голубой, но каждое было уникальным. Изящные строения утопали в зелени. Чэн Синь казалось, будто она попала в университетский городок.
По пути ее ждало любопытное зрелище: имитация руин древнегреческого храма. На каменной платформе возвышалось несколько полуразрушенных античных колонн, обвитых плющом. Посередине бил фонтан: его прозрачная струя весело сверкала в солнечных лучах. Мужчины и женщины в удобной одежде сидели, прислонясь к колоннам, или лежали на газоне рядом с фонтаном. Народ со вкусом отдыхал. По-видимому, людей мало заботило, что их космоград в осаде.
Лужайку около «развалин» украшали скульптуры. Внимание Чэн Синь привлекла одна из них: рука в латной рукавице поднимала из фонтана на кончике меча венок с вплетенными в него звездами; с венка непрерывно сбегала вода.
В глубине памяти Чэн Синь что-то шевельнулось, но она никак не могла вспомнить, где видела что-то подобное раньше. Она не отрывала глаз от скульптуры, пока та не скрылась из виду.
Автомобиль остановился около голубого здания. Табличка на нем гласила: «Инженерная академия, Лаборатория базовых технологий 021». На лужайке у входа Чэн Синь встречали Уэйд и Би Юньфэн.
С тех пор как Уэйд взял на себя управление концерном «Гало», он ни разу не ложился в гибернацию, так что сейчас ему было сто десять лет. Его коротко подстриженные волосы и борода стали белыми как снег. Тростью он не пользовался, походка его оставалась уверенной и ровной, лишь спина чуть-чуть согнулась. Один рукав по-прежнему болтался пустой.
Их взгляды встретились, и Чэн Синь поняла, что время не сломило этого человека. То, что составляло суть его натуры, не только не ушло с годами, но стало еще более рельефным – так скала упрямо остается на месте, когда тают покрывающие ее снег и лед.
Би Юньфэн, который вообще-то был намного моложе Уэйда, выглядел, однако, старше. При виде Чэн Синь ученый разволновался – похоже, ему не терпелось что-то ей показать.
– Привет, девочка, – сказал Уэйд. – Мне теперь в три раза больше лет, чем тебе.
Его улыбка по-прежнему не могла согреть Чэн Синь, но в ней больше не чувствовалось и прежнего лютого мороза.
Чэн Синь смотрела на обоих мужчин со смешанными чувствами. Эти люди боролись за свои идеалы более шестидесяти лет и теперь подошли к концу своего жизненного пути. Она же прошла через множество испытаний после своего первого пробуждения в Эру Устрашения, но в реальности, вне анабиоза, провела не более четырех лет. Сейчас ей тридцать три, – совсем еще молодая женщина в эпоху, когда средняя продолжительность жизни составляет сто пятьдесят лет.
Чэн Синь поздоровалась, и на этом с формальностями было покончено. Уэйд повел ее в лабораторию, Би Юньфэн и Цао Бинь последовали за ними.
Все вошли в обширный зал без окон. Знакомый резкий привкус электростатики подсказал Чэн Синь, что они в софонозащитной камере. Прошло больше шестидесяти лет, а люди по-прежнему не уверены, что все софоны покинули Солнечную систему, и, возможно, никогда не будут уверены. Очевидно, раньше зал был заставлен приборами и аппаратурой, но сейчас все лабораторное снаряжение беспорядочно громоздилось у стен, как будто его сдвинули впопыхах, чтобы освободить середину. В центре помещения одиноко возвышался некий аппарат. Окружающий беспорядок и пустота в середине свидетельствовали о неудержимом эмоциональном подъеме. Так команда охотников за сокровищами, найдя вожделенный клад, отбрасывает в сторону лопаты и кирки и осторожно водружает драгоценную добычу на свободное, чистое место.
Сложное устройство аппарата напомнило Чэн Синь о токамаке из Общей Эры, только в миниатюре. Основная часть состояла из сферы, разрезанной надвое горизонтальной пластиной из черного металла, выступающей на несколько метров за край сферы. Пластина, поддерживающая устройство примерно на высоте в половину человеческого роста и снабженная крепкими ножками, служила заодно лабораторным столом. Поверхность его была пуста, за исключением нескольких приборов и телескопических манипуляторов.
Металлическая полусфера под столом была утыкана трубками различной толщины, направленными в невидимый центр сферы, что придавало ей сходство с рогатой подводной миной. По всей вероятности, прибор предназначался для концентрации какого-то вида энергии в его середине.
Полусфера над столом была изготовлена из прозрачного стекла. Обе половины образовывали единое целое, разделенное металлической пластиной. Метафора контраста: простая прозрачность против сложной непрозрачности.
Под стеклянным куполом помещалась прямоугольная металлическая платформа размером примерно с пачку сигарет и гладкой, зеркальной поверхностью. Платформа была как крохотная сцена, а сложный механизм под ней – оркестр, готовый аккомпанировать спектаклю. Вот только непонятно, что это будет за спектакль.
– Пускай же частица тебя приобщится к этому великому событию! – торжественно провозгласил Уэйд.
Би Юньфэн приподнял край стеклянного купола, а Уэйд подошел к Чэн Синь с ножницами в руке. Молодая женщина напряглась, но не отшатнулась. Уэйд с помощью манипулятора на столе осторожно приподнял прядь ее волос и отрезал самый кончик. Продолжая удерживать отрезанную прядку в манипуляторе, осмотрел ее, пришел к выводу, что она слишком длинная, и укоротил наполовину. Оставшаяся часть, всего два-три миллиметра длиной, была почти невидима. Уэйд подошел к открытой стороне купола и аккуратно уложил волоски на гладкую металлическую платформу. Хотя Уэйду перевалило за сто и действовал он только одной рукой, движения его были точными и уверенными – ни намека на дрожь.
– Иди сюда. Смотри внимательно, – приказал он.
Чэн Синь склонилась над стеклянным колпаком. Обрезки волос покоились на гладкой платформе. Через середину платформы проходила красная линия, волоски лежали по одну ее сторону.
Уэйд кивнул Би Юньфэну, тот развернул в воздухе голографическое окно управления и включил аппарат. Чэн Синь заглянула под стол: некоторые трубки, выпирающие из машины, накалились докрасна. Это напомнило ей картину внутри трисолярианского корабля. Послышался рокот, но никакого жара она не ощутила. Вновь взглянув на платформу, Чэн Синь почувствовала, как от маленькой площадки разошлась невидимая волна. Лицо ее овеяло легким ветерком. Она не была уверена – может, все это ей только показалось?
Ее волосы теперь лежали по другую сторону красной линии, но она не заметила, как они туда переместились.
Рыкнув еще несколько раз, аппарат затих.
– Ну как тебе? – спросил Уэйд.
– Вы потратили полвека на то, чтобы передвинуть пару крохотных волосков на два сантиметра, – сказала Чэн Синь.
– Да, искривив пространство, – процедил Уэйд.
– Если мы с помощью того же метода продолжим разгонять волосок, уже через десять метров он будет двигаться со скоростью света, – проговорил Би Юньфэн. – Разумеется, пока что мы этого достигнуть не можем, да и рисковать не станем. Волосок, двигающийся со скоростью света, разрушил бы Гало-Сити.
Чэн Синь задумчиво смотрела на крошечную прядку, сдвинувшуюся на два сантиметра за счет искривления пространства.
– Вы говорите, что изобрели порох и сумели сделать петарду, но конечная цель – создать космическую ракету. Эти два достижения разделяет тысяча лет.
– Неверная аналогия, – возразил Би Юньфэн. – Мы нашли уравнение, связывающее энергию с массой, и открыли принцип радиоактивности. Конечная цель – создать атомную бомбу. Эти два достижения разделяют всего несколько десятилетий. Через пятьдесят лет мы сможем построить корабли с двигателем, искривляющим пространство, способные летать почти со скоростью света. Потребуются огромные объемы технических испытаний и разработок. Мы должны выложить карты на стол сейчас – чтобы правительство могло отступить и предоставить нам условия, необходимые для выполнения этих задач.
– Но с вашим нынешним подходом вы все потеряете!
– Нам нужно твое решение, – сказал Уэйд. – Должно быть, ты думаешь, что нам нечего противопоставить мощи флота? Как бы не так! – Он сделал жест в сторону двери: – Войдите!
Группа из сорока-пятидесяти вооруженных молодых людей вошла в зал. Одеты они были в черный космический камуфляж, отчего в зале словно потемнело. Их легкие скафандры по виду были в точности как обычная военная форма, вот только эти люди могли выйти в космос в любую минуту, стоило только надеть шлемы и ранцы жизнеобеспечения. Чэн Синь, однако, больше всего поразило их оружие – винтовки из Общей Эры. Возможно, их сделали недавно, но конструкция была старой, полностью механической, с ручными затворами и спусковыми крючками. Ее догадку подтверждали и боеприпасы: на груди каждого бойца красовалось по два скрещенных ремня с сияющими желтыми патронами.
Видеть таких бойцов в нынешнюю эпоху было все равно что в последние годы Общей Эры встретить воинов, вооруженных луками и мечами. Это вовсе не значило, что вид у боевиков Уэйда был менее устрашающим. Как раз наоборот. Чэн Синь казалось, будто она перенеслась в прошлое – не только из-за древнего оружия, но и из-за того, как выглядели бойцы. От всего их облика веяло истинно воинской спайкой: мы едины не только формой и снаряжением, но и духом. Крутые, сильные парни, мускулы так и бугрятся под тонкой оболочкой скафандров. Их взгляды и дерзкие угловатые лица все как один выражали бесстрастную, стальную жестокость. Для этих людей жизнь не дороже травы.
– Это силы самообороны нашего города. – Уэйд обвел рукой новоприбывших. – Парни призваны защитить Гало-Сити и нашу идею – световой корабль. Здесь почти все; еще несколько остались снаружи, но общее количество не больше сотни. Что касается их снаряжения… – Уэйд взял у одного из солдат винтовку и оттянул затвор. – Глаза тебя не обманывают: это древнее оружие, правда, изготовленное из современных материалов. Порох не используется, дальность и точность лучше, чем у прежних винтовок. В космосе они могут поразить корабль с расстояния в две тысячи километров, но, по сути, это примитивное оружие. Должно быть, ты думаешь: мол, это смехотворно. Я бы тоже так думал, если бы не одна вещь. – Он вернул винтовку солдату и вынул из ремня на его груди один патрон. – Как я уже сказал, вид у патронов такой же, как в старину, но начинка совершенно новая. Фактически до того новая, что эти штуки можно назвать боеприпасами будущего. Пуля представляет собой сверхпроводящий контейнер, внутри которого чистый вакуум. Магнитное поле удерживает в середине пули маленький шарик так, чтобы он не касался оболочки. Шарик состоит из антивещества.
Голос Би Юньфэна звенел от гордости:
– Гелиоцентрический ускоритель частиц использовался не только для базовых научных экспериментов, но и для производства антивещества. Последние четыре года мы, собственно, только этим и занимались. И теперь у нас пятнадцать тысяч таких пуль!
Патрон в руке Уэйда, столь примитивный на вид, теперь вызвал у Чэн Синь озноб. Насколько надежно магнитное поле внутри этой сверхпроводящей пули? Ведь достаточно одной-единственной неисправности, чтобы от Гало-Сити осталась только ослепительная вспышка! Она посмотрела на золотистые патронташи на груди у каждого солдата: это были ожерелья бога Смерти. Одного такого ремня хватит, чтобы уничтожить весь Мир Убежищ!
– Нам даже не нужно выходить в открытый космос, чтобы атаковать, – продолжал Уэйд. – Просто подождем, пока флот приблизится к городу. Мы можем выпустить десятки или даже сотни пуль по каждому из двадцати – или сколько их там – кораблей; хватит одного попадания, чтобы от него и мокрого места не осталось. Конечно, тактика грубая, зато эффективная и гибкая. Один солдат с винтовкой способен расправиться с целым военным кораблем. Кроме того, у нас есть вооруженные агенты в других космоградах. – Уэйд вернул патрон солдату. – Мы не хотим войны. Во время заключительных переговоров мы покажем это оружие посланнику Федерации и объясним свою тактику. Надеемся, правительство прикинет, во что им обойдутся боевые действия, и перестанет угрожать Гало-Сити. Мы не просим многого; хотим лишь построить исследовательский центр в нескольких сотнях астрономических единиц от Солнца, где мы могли бы испытывать двигатель, искривляющий пространство.
– Но если нам придется воевать, вы можете гарантировать победу? – спросил Цао Бинь. До сих пор он молчал. В отличие от Би Юньфэна он явно не был сторонником войны.
– Нет, – спокойно ответил Уэйд. – Но и они не могут. Остается попробовать.
Едва увидев пулю из антивещества в руке Уэйда, Чэн Синь поняла, что! ей следует делать. Судьба Флота Федерации ее не слишком заботила – наверняка они придумают способы борьбы с тактикой Уэйда. В ее голове звенела только одна фраза:
«Кроме того, у нас есть вооруженные агенты в других космоградах».
Если разразится война, любой из боевиков, затаившихся в других убежищах, попросту выстрелит в почву у себя под ногами. Произойдет аннигиляция, взрыв мгновенно разорвет тонкую оболочку и сожжет все внутри. Затем вращающийся город разлетится на куски. Погибнут миллионы людей!
Космические убежища были хрупкими, словно яичная скорлупа.
Уэйд не сказал прямо, что атакует космограды, но он также не сказал, что не атакует. Перед мысленным взором Чэн Синь возникла картина 133-лет-ней давности, навсегда запечатлевшаяся в ее сердце: Уэйд целится в нее из пистолета. Она не знала, насколько заледеневшей душой надо обладать, чтобы решиться на убийство миллионов, но стержень личности Уэйда как раз и составляла безумная решимость в сочетании с запредельным внутренним холодом – следствием крайней рационалистичности этого человека. Мысленно она опять видела перед собой молодого Уэйда, каким он был триста лет назад, и слышала его бешеный звериный рев: «Вперед, только вперед, несмотря ни на что!»
Ладно, пусть сам Уэйд и не собирается атаковать космические города, но что, если кто-то из его вояк решится на это?
Словно подтверждая страхи Чэн Синь, один из бойцов обратился к ней:
– Доктор Чэн, не сомневайтесь – мы будем драться до конца!
Другой подхватил:
– Мы боремся не за вас, мистера Уэйда или этот город. – Он воздел вверх палец, и в его глазах, казалось, вспыхнул огонь. – Вы знаете, чего они пытаются нас лишить? Не города и не световых кораблей, а всей Вселенной за пределами Солнечной системы! Там миллиарды и миллиарды новых миров, но они не пускают нас туда; они хотят запереть нас и наших потомков в этой тюрьме – тюрьме радиусом пятьдесят астрономических единиц, называемой Солнечной системой. Мы боремся за свободу, как боролись когда-то наши предки, мы сражаемся за возможность жить во Вселенной свободными людьми. И мы будем бороться до последнего! Я говорю от имени всех бойцов сил самообороны.
Остальные солдаты кивнули, глядя на Чэн Синь мрачными и холодными глазами.
В последующие годы Чэн Синь не раз вспоминала слова бойца. Но в тот момент они ее не тронули. Она чувствовала, как затягивается тьмой окружающий мир, и пришла в ужас. Ей казалось, что она снова, как сто тридцать с лишним лет назад, стоит перед штаб-квартирой ООН с младенцем на руках, а вокруг собралась стая голодных волков, и она должна защитить ребенка любой ценой.
– Вы собираетесь сдержать свое обещание? – спросила она Уэйда.
Тот кивнул.
– Конечно. Иначе зачем бы я попросил тебя приехать сюда?
– Тогда остановите все приготовления к войне и прекратите сопротивление. Передайте все пули с антивеществом правительству Федерации. Прикажите агентам, которых вы отправили в другие города, немедленно сделать то же самое!
Солдаты уставились на Чэн Синь так, словно хотели взглядом сжечь ее дотла. Разница в силе между двумя сторонами была ошеломляющей. Хрупкая женщина противостояла бездушной машине войны. Каждый из этих бойцов нес на себе более сотни водородных бомб, и под руководством сильного вождя-параноика это мощное черное колесо раздавило бы любую преграду. Чэн Синь была как травинка, не способная даже замедлить движение этого гигантского колеса. И все же она не собиралась уступать.
Однако события развивались не так, как она ожидала. Взгляды солдат один за другим обратились к вождю. Удушливое напряжение, казалось, начало отпускать Чэн Синь, но дышалось ей по-прежнему с трудом. Уэйд продолжал смотреть сквозь прозрачный купол на маленькую платформу с лежащими на ней волосками так, словно это был священный алтарь. Чэн Синь представила себе, как однажды Уэйд собрал своих воинов вокруг этого алтаря, чтобы предречь войну…
– Может, подумаешь еще немного? – произнес Уэйд.
– Нет необходимости. – В голосе Чэн Синь звучали стальные нотки. – Я приняла окончательное решение. Прекратите сопротивление и передайте правительству все антивещество, имеющееся в Гало-Сити.
Уэйд поднял голову и посмотрел на Чэн Синь с беспомощностью и мольбой. На лице этого человека подобное выражение появлялось нечасто. Потом он медленно проговорил:
– Если мы теряем нашу человеческую натуру, мы теряем многое, но если мы теряем нашу звериную натуру, мы теряем все.
– Я выбираю человеческую, – отрезала Чэн Синь, глядя на каждого присутствующего по очереди, – и верю, что и все вы тоже.
Би Юньфэн собирался что-то сказать, но Уэйд остановил его. Глаза лидера Гало-Сити потускнели. Что-то ушло из них, погасло навсегда. Бремя лет внезапно навалилось на этого человека, и стало видно, как он устал. Он оперся рукой о металлический стол и медленно опустился в кресло, которое кто-то подкатил к нему. Затем поднял руку и, не поднимая глаз, сказал:
– Сложите оружие. Боеприпасы оставьте здесь. – Он указал на стол перед собой.
Поначалу никто не шевельнулся, но Чэн Синь почувствовала: что-то смягчилось. Тьма начала рассеиваться. Солдаты отвернулись от Уэйда, их взгляды потеряли жесткость. Наконец, кто-то подошел и положил на стол оба своих патронташа. Хотя солдат сделал это аккуратно, при звуке металла, царапнувшего о металл, Чэн Синь вздрогнула. Ремни лежали на платформе недвижно, словно две золотистые змеи. Подошел второй боец и положил свои патронташи, затем еще один и еще. Вскоре на столе уже громоздилась золотая груда. Когда все патроны были сданы, звон металла прекратился, и все снова затихло.
– Прикажите всем нашим агентам в Мире Убежищ разоружиться и сдаться правительству Федерации, – сказал Уэйд. – Правительство Гало-Сити будет сотрудничать с флотом в вопросе сдачи города. Не предпринимайте никаких необдуманных действий.
– Хорошо, – ответил кто-то. Когда солдаты, одетые в черное, лишились своих патронташей, в помещении стало еще темнее.
Уэйд жестом велел бойцам уйти. Они бесшумно удалились, и зал посветлел, как будто вместе с ними ушла темная туча. Уэйд с трудом встал, обошел гору патронов и медленно приподнял стеклянный колпак. Дунул на платформу, и волоски исчезли. Он закрыл купол, повернулся к Чэн Синь и улыбнулся:
– Видишь, девочка, я сдержал свое обещание.
Инцидент в Гало-Сити был исчерпан, но правительство Федерации не сразу раскрыло публике тайну существования оружия на антиматерии. Международное сообщество решило, что происшествие завершилось, как и должно было завершиться, поэтому особой реакции с его стороны не последовало. Престиж концерна «Гало», строителя гелиоцентрического ускорителя, был так высок, что на случившееся закрыли глаза. Общественность высказалась за то, чтобы никого не отдавать под суд, а городу разрешить как можно скорее вернуться к самоуправлению. До тех пор пока концерн «Гало» держит свое обещание не возобновлять исследования и разработки в области пространственного двигателя и не препятствует надзору Федерации, пусть он занимается, чем хочет.
Но спустя неделю командование Федерального Флота поведало миру о захваченных патронах с антивеществом. Золотая пирамида Смерти повергла всех в шок.
Концерн «Гало» тут же объявили вне закона, и федеральное правительство конфисковало все его имущество, включая гелиоцентрический ускоритель частиц. Флот объявил о долгосрочной оккупации Гало-Сити. Академию наук и Инженерную академию распустили. Триста человек, в том числе Уэйда и других руководителей концерна и городских сил самообороны, арестовали.
Суд Федерации обвинил Томаса Уэйда в преступлениях против человечества, военных преступлениях и нарушении закона, запрещающего исследования в области двигателя, искривляющего пространство. Приговором стала смертная казнь.
Чэн Синь пришла в следственный изолятор при Верховном федеральном суде, расположенный в космограде Земля I – столице Федерации Солнечной системы, чтобы увидеться с Уэйдом в последний раз. Они смотрели друг на друга сквозь прозрачный барьер, не говоря ни слова. Чэн Синь увидела, что этот человек ста десяти лет от роду был тих и спокоен, как вода на дне пересыхающего колодца – на ней больше никогда не поднимутся волны.
Через окно в барьере Чэн Синь передала Уэйду ящик с сигарами, купленный в Океании I. Уэйд открыл его, вынул три сигары из десяти и толкнул ящик обратно.
– Остальные выкурить не успею, – проговорил он.
– Расскажите мне о себе, – попросила Чэн Синь. – О своей работе, о жизни. Я передам это тем, кто придет после вас.
Уэйд покачал головой.
– Я всего лишь один человек из бесчисленного множества тех, кто уже умер, и тех, кто еще умрет. О чем тут говорить?
Чэн Синь понимала, что их разделяет не только этот прозрачный барьер, но глубочайшая в мире пропасть – пропасть, через которую никогда не будет переброшен мост.
– У вас есть что-нибудь, что вы бы хотели сказать мне? – спросила она. И удивилась – ей не терпелось услышать его ответ.
– Спасибо за сигары.
Чэн Синь понадобилось много времени, чтобы понять: это и было то, что он хотел ей сказать. Последние слова Томаса Уэйда. Все его слова.
Они сидели молча, не глядя друг на друга. Время превратилось в трясину, в которой тонули оба. Затем дрожь космограда, корректирующего свою позицию, вернула Чэн Синь в реальность. Она медленно встала и тихо попрощалась.
Выйдя за ворота изолятора, она вынула одну из сигар и попросила у охранника огоньку. Это была ее первая в жизни затяжка. Странное дело – Чэн Синь не закашлялась. Смотрела сквозь слезы, как поднимается белый дым в лучах столичного солнца, как он рассеивается в небытии, словно те триста лет, которые прожили она и Уэйд…
А через три дня мощный лазер за одну десятитысячную секунды превратил Томаса Уэйда в дым.
Чэн Синь вернулась в гибернационный центр Азии I и разбудила 艾АА. Подруги отправились на Землю.
Они летели на «Ореоле». После того как концерн «Гало» был распущен, а все его имущество конфисковано, правительство Федерации вернуло Чэн Синь малую часть огромных богатств компании. Сумма оказалась примерно равной той, во сколько исчислялась стоимость концерна, когда Уэйд забрал его под свое управление. Все равно это было огромное состояние, хотя и незначительное по сравнению с активами исчезнувшей фирмы. «Ореол» являлся частью собственности, возвращенной Чэн Синь. Собственно, это был уже третий космолет с тем же названием – маленькая яхта звездного класса на троих человек. Замкнутая экосистема яхты отличалась комфортом и изысканностью и походила на чудесный маленький сад.
Чэн Синь с АА путешествовали по почти необитаемым континентам Земли. Летали над бескрайними лесами, скакали на лошадях по травянистым равнинам, лениво валялись на пустынных пляжах… Большинство городов заросло лесом и лианами, лишь кое-где оставались маленькие очажки цивилизации – там жили немногочисленные земляне. Всего планету населяло примерно столько же людей, сколько в конце неолита.
Чем дольше путешественницы оставались на Земле, тем больше вся история цивилизации казалась им похожей на сон.
Они вернулись в Австралию. Обитаемой здесь оставалась только крохотная Канберра. Городской совет громко именовал себя федеральным правительством Австралии. Здание Парламента, где когда-то Томоко объявила план уничтожения человечества, стояло на прежнем месте, но двери заросли так, что открыть их было невозможно, а по восьмидесятиметровому флагштоку карабкались лианы. Чэн Синь и АА нашли в правительственном архиве папку с личным делом Фрейса. Он прожил сто пятьдесят лет, но в конце концов время скосило и его. Старик умер десять лет назад.
Подруги поехали на островок Москен. Маяк, построенный Джейсоном, возвышался по-прежнему, но больше не горел. Местность совершенно обезлюдела. Путешественницы снова слышали грохот Москстраумена, но все, что видели, – это пустынное море под лучами закатного солнца.
Будущее представлялось им такой же пустыней.
– Слушай, – сказала АА, – а почему бы нам не отправиться во времена после атаки «темного леса», после того как Солнце погаснет? Только там мы и найдем мирную, тихую жизнь.
Чэн Синь тоже хотелось попасть в ту эпоху, но не ради тихой и мирной жизни. Она остановила катастрофическую войну, она была объектом поклонения миллионов людей… Она больше не могла жить в этой Эре. Ей хотелось убедиться, что земная цивилизация уцелела после удара «темного леса» и процветает – только эта надежда и согревала ее сердце. Чэн Синь вообразила себе жизнь в туманности, образовавшейся после атаки. Там ее ждет покой, а возможно, и счастье. Это будет последнее пристанище в бурном странствии ее жизни.
Ей было всего тридцать три года.
И вот Чэн Синь с АА снова летят к юпитерианском кластеру и снова входят в гибернационный центр Азии I. У них оставалось по двести лет гибернационной квоты, но они внесли в контракт пункт о том, чтобы их разбудили, если атака «темного леса» произойдет раньше.
А затем обе уснули. И им ничего не снилось.