Все скалы здесь – лингамы; это мир Шивы.
Растущие здесь деревья – небесные растения.
Текущая здесь вода – Ганга, струящаяся из спутанных волос Шивы.
Вся пища здесь – амброзия.
Сделать один шаг здесь – все равно что обойти весь мир.
Любое произнесенное здесь слово – слово Вед.
Даже дремота здесь – самадхи.
Какое место на земле может сравниться со священной Аруначалой?
Согласно общепринятому мнению, Шри Бхагаван впервые услышал об Аруначале от родственника, вернувшегося из Тируваннамалая, и одно лишь звучание этого названия привело его в трепет. Шри Бхагаван сказал мне, что эта версия неверна[127]. С самого детства он слышал санскритский стих, в котором говорилось: «Одно лишь вспоминание об Аруначале дарует мукти», но он не знал точно, что означает «Аруначала».
«Однажды в ноябре мы встретили в Мадурае пожилого родственника из Тиручули и обратились к нему с обычным вопросом: „Откуда ты приехал?“ „С Аруначалы“, – сухо и лаконично ответил он, но этот простой ответ подействовал на беззаботного юношу как волшебное заклинание. Слово „Аруначала“, которое он до того момента привык слышать без всяких эмоций, внезапно взволновало его, внушив ему благоговение и восторг»[128].
У него было смутное представление о том, что Аруначала – наиболее священная форма всемогущего Бога. Когда его родственник небрежно сказал, что вернулся с Аруначалы, сама мысль о том, что смертный может прийти от такого великого существа, стала для него волнующим откровением. Но позже, когда ему объяснили, что Аруначала – всего лишь гора в городе Тируваннамалае, о котором Венкатараман уже знал, это вызвало у него разочарование. Его словно сбросили с небес на грешную землю, и волнение сразу же исчезло. Он снова испытал благоговение, когда реализовал Самость благодаря ее силе и милости. Все это изложено в величественной первой строфе его поэмы «Аруначала-аштакам»:
Зрите, вот она стоит, как неживая. Она действует чудесным образом, за пределами человеческого понимания. Еще в то время, когда я был легкомысленным ребенком, в моем сознании уже сияла безмерность Аруначалы, но даже когда я узнал, что это всего лишь Тируваннамалай, я не осознавал ее значения. Когда же она погрузила в безмолвие мой ум, призвала меня к себе, и я пришел к ней, я увидел, что она есть абсолютная недвижимость[129].
На следующий день после того, как Шри Бхагаван рассказывал нам о благотворном действии обхода вокруг Аруначалы, ему напомнили о коротком стихе, написанном им много лет назад. В начале 1930-х гг. Шри Сомасундара Свами подошел к Шри Бхагавану с новеньким блокнотом и попросил его написать в нем одну акшару (букву). «Акшарам» также означает «нерушимый».
Шри Бхагаван написал на тамильском языке: «Одна акшарам вечно сияет в Сердце. Как она может быть записана?»
Этот стих позже вошел в «Гуру Вачака Ковай» и затем был переведен самим Шри Бхагаваном на санскрит и телугу.
В этой связи Шри Бхагаван вспомнил еще один стих в «Гуру Вачака Ковай», где духовным искателям рекомендуется не судить об учителях по необычным способностям, которые они демонстрируют.
Комментируя и объясняя этот стих, Шри Бхагаван заметил: «Джняни вечно пребывает в экстазе и полноте, играя в чидакаше (пространстве сознания). Приписывать ему сиддхи – все равно что судить о сиянии солнца по мошкам в солнечном луче, осветившем темную комнату».
Да, в присутствии Шри Бхагавана случались чудеса, но не благодаря его волевому усилию. Когда происходило то, что мы называли чудесами, они часто были неожиданностью для самого Шри Бхагавана, и он удивлялся им не меньше, чем мы. Шри Бхагаван однажды сам рассказал нам об одном таком случае.
«Однажды на носилках принесли парализованного человека. Его внесли в холл и положили передо мной. Я смотрел на него, как обычно. Примерно через полчаса этот человек с некоторым усилием поднялся самостоятельно и простерся передо мной. Встав на ноги, он вышел вперед и протянул мне записную книжку. Я увидел, что это его гороскоп. Просмотрев его, я прочитал отрывок, в котором говорилось, что он будет парализован, но паралич продлится недолго, поскольку примерно в то же время он получит даршан махатмы и его милостью будет чудесным образом исцелен. Этот человек, выразив свою горячую благодарность, самостоятельно пошел к своим носилкам, лежавшим за дверями холла. Все, кто был в холле, оцепенели от изумления.
Я тоже удивился, поскольку ничего специально не делал, чтобы помочь ему».
Затем Шри Бхагаван снова повторил, что у джняни не может быть никаких собственных санкальп.
На следующее утро Шри Бхагаван говорил о том, как Гуру помогает реализовать Самость. Он сказал: «Когда человек вопрошает: „Для кого есть эта реализация?“, индивидуальность уходит, и иллюзия того, что Самость все еще нужно реализовать, исчезает. Это и есть милость Гуру. Гуру может только рассеять иллюзию того, что Самость еще не реализована, но даровать реализацию Самости не может не только Гуру, но даже сам Ишвара (Бог). Молиться Гуру, прося его даровать реализацию Самости, – это все равно что просить „дайте мне меня“. Из-за отождествленности с телом возникает иллюзия „я – отдельная личность“. Она, в свою очередь, порождает иллюзию того, что Гуру – это другая личность, отдельная от меня. На самом деле Гуру – не нечто иное как Самость».
Я приведу здесь еще один комментарий Шри Бхагавана, записанный мною намного позже, так как он имеет отношение к этому объяснению: «Что такое реализация Самости? Просто слова. Люди ожидают, что случится какое-то чудо и в одно мгновение нечто снизойдет на них с неба. Ничего подобного. Всего лишь исчезнет представление о том, что вы тело, что вы такой-то и такой-то, и вы останетесь Тем, что вы есть. Фактически Реализация – это еще одно имя Самости».
На следующий день Шри Бхагаван рассказал о том, как умирала его мать.
«После того как мать достигла сиддхи (реализации Самости), я часто приходил сюда, к ее самадхи. Однажды утром я пришел сюда, и ничто не тянуло меня уйти отсюда. И я остался. Много людей из города приходили сюда и уговаривали меня вернуться в Скандашрам, но я не изменил своего решения. Та же самая шакти (сила), которая привела меня из Мадурая в Тируваннамалай, привела меня с горы сюда, [к ее подножию]. У меня не было никакой санкальпы (намерения).
Когда мать испустила последний вздох, ее тело осветилось неземным сиянием. Она выглядела не как труп, а как женщина-йог в медитации. Сразу же после того, как тело омыли, сияние исчезло. Мы хотели дать ей самадхи (похоронить ее) втайне от всех в ту же ночь, когда она умерла. На следующий день рано утром, в пять часов, мы принесли ее тело в Палакотту, но в тот час жители города уже собрались там огромной толпой».
Кто-то спросил, знала ли Алагамма заранее, что скоро умрет.
Шри Бхагаван ответил: «Так уж много она не говорила об этом, но за несколько дней до этого она пожелала увидеть своего внука Венкатту. Его привели и показали ей. Из этого мы могли сделать вывод, что она чувствовала приближение смерти».
На другой вопрос Шри Бхагаван ответил так: «В момент ее смерти раздался металлический звук – это правда. Но я тогда не обратил на него внимания».
В тот мой приезд Шри Бхагаван рассказывал, как он изучил язык телугу. Когда его спросили об этом, он ответил, что, даже когда жил в Мадурае, он немного знал телугу, так как Лакшмайя – его родственник, знавший этот язык, – разговаривал с ним только на телугу. Именно Лакшмайя называл его «Рамана» задолго до того, как Шри Кавьякантха дал ему имя «Рамана Махарши». Шри Бхагаван сказал, что, когда он жил в храме Пачаямман, он прочитал «Ситараманджанеям» – серьезный философский труд на телугу. Эту книгу дал ему Гамбирам Шешайяр – человек, задававший ему вопросы в «Самовопрошании». Бхагаван сказал нам, что этот человек был брахманом из народности телугу и жил в Мулкинаде – городе неподалеку от Хайдерабада. По воспоминаниям Шри Бхагавана, в этой книге было написано, что сушумна-нади – это тапомарга (путь аскезы), а амрита-нади – это мокша-марга (путь освобождения) [130].
Хотя в разных книгах и встречаются упоминания амрита-нади и сердечного центра с правой стороны груди, несмотря на все прочитанные книги, я не встречал ни одного источника, в котором говорилось бы, что для полной и окончательной реализации необходимо прийти к своему сердцу с правой стороны груди, даже после достижения сахасрары.
Я спросил Шри Бхагавана, является ли он автором этих наставлений или он встретил их в какой-то книге.
Он ответил: «Нет, я не встречал этого ни в каких книгах. Но в одной книге по медицине, написанной на малаялам, мне попался стих, в котором говорится, что сердце – с правой стороны. Я перевел его на тамильский, и его включили в „Дополнение к сорока стихам“.
Мы ничего не знаем о других центрах. Мы не можем точно знать, к чему придем, концентрируясь на них и достигая их реализации. Но когда „я“ поднимается из Сердца, оно должно погрузиться обратно в Сердце и слиться с ним – тогда наступает реализация».
Позже в тот же день я упомянул Шри Бхагавану о том, что когда-то прочитал про Теннисона.
«Говорят, что, многократно повторяя свое собственное имя, Теннисон погружался в состояние, в котором мир полностью исчезал, и он осознавал, что мир – всего лишь иллюзия».
Я не могу вспомнить, где именно прочитал это, но, поискав какое-то время, я нашел эти сведения в примечании к английскому переводу «Упадеши-сарам». Бхагаван попросил меня прочитать вслух этот отрывок.
«…я часто испытывал нечто вроде транса наяву – с ранней юности, когда находился в одиночестве. Обычно это происходило, когда я два или три раза повторял про себя свое собственное имя; тогда внезапно, словно бы от самой интенсивности осознания индивидуальности, индивидуальность растворялась в безграничном существовании и исчезала. Это было не затуманенное состояние, а необычайно ясное, четкое и исключительно странное, не поддающееся никакому описанию; смерть в этом состоянии казалась невозможной и почти смехотворной, а потеря личности (если это было так) была не прекращением существования, а единственно настоящей жизнью».