сарвадхикари организовать приготовление канджи и авьяла прямо в ашраме, и он любезно согласился, пообещав организовать это в течение трех дней.
16 июня 1941 г. на кухне кипела работа. Свет горел с самого раннего утра. Для работниц кухни облегчили правила ашрама, чтобы они могли работать с трех часов утра вместе с мужчинами. Шри Бхагаван один раз переступил порог кухни, заглянул туда и дал указания. Что же там готовили? Канджи и авьял. Эта новость разлетелась, как лесной пожар. Когда все расселись в столовой для завтрака, столовая выглядела празднично. Всем преданным раздали особые чашки. Главными блюдами были канджи и авьял. Шри Бхагаван руководил раздачей, показывая нам, как правильно отхлебывать канджи с авьялом. Вопреки обыкновению, эти блюда раздавали снова и снова, в неограниченных количествах. Шри Бхагаван сказал, что, дабы воздать должное этим особым блюдам, мы должны какое-то время воздержаться от кофе. Сам Бхагаван даже не стал пить свой кашаям (лекарственный напиток), чтобы съесть побольше канджи. Очень немногие из нас не ударили лицом в грязь и воздержались от кофе, а остальным, разумеется, подали кофе.
Когда преданные выходили из столовой, Шри Бхагаван повернулся ко мне и сказал: «Кажется, это ты затеял сегодняшнюю стряпню – значит, ты должен съесть столько же, сколько я, чтобы всё было по справедливости».
Он попросил еще несколько чашек.
Я запротестовал, сказав, что мой желудок уже переполнен, но Шри Бхагаван успокоил меня: «Не бойся, тебе не станет плохо. Через полчаса всё переварится, и тебе захочется есть пуще прежнего».
Произнеся эти ободряющие слова, Шри Бхагаван выпил еще две чашки, и когда я следовал его примеру, смотрел на меня своими сияющими глазами. Когда я закончил, Шри Бхагаван улыбнулся одобрительно и сказал: «Вот и хорошо!»
Он буквально сиял, излучая милость. Это было поистине зрелище богов!
Я должен сказать, что Шри Бхагаван питал отвращение к стимулирующим напиткам, таким как кофе и чай, и всегда предпочитал воду. Во время общих трапез ему подавали кофе, чтобы другие люди, в отличие от него, любившие кофе, могли под этим предлогом потакать своей привычке. Шри Бхагавана устроил бы один стакан воды. Я должен также отметить, что, когда Шри Бхагаван был в столовой, он пил воду только после еды. Он пил воду и в другое время, например, когда возвращался с горы и хотел пить, но в столовой он не прикасался к воде, пока не заканчивал есть.
В защиту этой привычки Шри Бхагаван иногда цитировал шлоку, в которой превозносятся достоинства воды:
При нарушениях пищеварения вода действует как лекарство. Когда нарушений нет, вода служит тонизирующим средством. Вода в конце трапезы служит нектаром. Однако в начале трапезы вода действует как яд.
Похоже, Шри Бхагаван разделял эти убеждения, поскольку позже перевел эту шлоку на телугу.
В другой раз Шри Бхагаван вспоминал шлоку, в которой превозносятся достоинства пахты:
Пахта, смешанная с кардамоном, имбирем, лимонным соком, с добавлением соли – изысканное лакомство даже для Индры [верховного бога].
Сам Шри Бхагаван любил жидкую пахту, приготовленную вышеописанным способом, и всегда сопротивлялся всем попыткам работников кухни добавлять в нее меньше воды. Однажды я присоединился к движению поваров против разбавления пахты, заметив Шри Бхагавану за обедом, что он получает недостаточно питательную пищу из-за того, что его пахта слишком сильно разбавлена водой. Он сразу же ответил со смехом: «А, ты хочешь, чтобы я ел створоженное молоко! Тогда мне не нужен будет письменный стол!»
Увидев мое недоумение, он пояснил: «Мой желудок уже достаточно тяжел. Если я буду следовать твоим рекомендациям, мой живот вырастет до размеров письменного стола».
Шри Бхагаван также перевел шлоку о пахте на телугу.
Всем нам понравился завтрак с канджи, но радостнее всего было видеть, с каким удовольствием Шри Бхагаван поглощал эту пищу в больших количествах. Когда Шри Бхагаван в то утро вернулся с горы, я написал и показал ему два стиха на телугу под названием «Амритапанам» («Нектарный напиток»):
Люди не любят пить канджи.
Но сегодня, милостью Шри Бхагавана, я пил канджи с авьялом.
Это именно то, что называют амритой (нектаром)!
Раньше ты делил холодный рис и канджи со своими друзьями-пастухами.
Сравнится ли с этим их вкус?
Позже ты пировал в доме Видуры, вкушая канджи.
Сравнится ли с этим его вкус, о Господь?
Похоже, Шри Бхагавану понравились эти стихи. Он читал их вслух и с явным удовольствием объяснял, о чем они. Он рассказал историю о том, как Шри Кришна в Хастинапуре (Дели) предпочел гостить в скромном жилище Видуры и отказался от королевского ужина, который устраивал Дурьодхана. Войдя в дом Видуры, Кришна попросил канджи. Шри Кришна так любил канджи, что, когда его наливали ему в ладони, он выставлял еще две руки, чтобы ни капли не пролилось мимо. Шри Бхагаван также сообщил нам, что в штате Керала канджи пьют все – и принц, и крестьянин, и богач, и бедняк. Богатые добавляют в него особые ингредиенты, но сама основа одна и та же.
В день моего отъезда случилось нечто невероятное. Была суббота. В понедельник мне нужно было быть в колледже, поэтому я хотел уехать в полдень. Собрав вещи, я пошел к Шри Бхагавану, простерся перед ним и попросил разрешения уехать. Во все предыдущие разы Шри Бхагаван либо говорил: «Хорошо, езжай», либо молча кивал головой. На этот раз Шри Бхагаван сказал: «Занятия в колледже начинаются в понедельник. Зачем тебе уезжать сейчас?»
Ни секунды не раздумывая, я ответил: «Я не поеду сейчас. Я остаюсь», и отменил все свои планы насчет отъезда.
Всю первую половину дня он был особенно добр ко мне и обучал меня алфавиту языка малаялам, что стоило ему большого труда. В тот вечер, перед тем как подниматься на гору, я снова спросил, могу ли я уехать вечерним поездом. Он спросил, прямой ли это поезд.
«Нет, – ответил я, – он идет до Катпади».
«В таком случае, – сказал Шри Бхагаван, – зачем тебе ночевать на вокзале в Катпади? Почему не здесь?»
И я снова отложил свой отъезд. Поезд, отправляющийся рано утром, был последней возможностью попасть в колледж вовремя. Около пяти утра я пришел к Шри Бхагавану на даршан. Увидев меня, он сразу же спросил, позавтракал ли я. Я ответил, что позавтракал.
«Ты готов к отъезду?»
«Да», – ответил я и совершил простирание.
Когда я поднялся и взглянул на него, я увидел, что выражение его лица полностью изменилось. Его глаза были широко открыты, взгляд неподвижен – он словно смотрел сквозь меня в бесконечность. Я никогда раньше не видел, чтобы Шри Бхагаван так смотрел. Я чувствовал себя Арджуной на вишварупа-сандаршане[139]. Я был лицом к лицу с истинным божественным величием. Я стоял, зачарованный. Прошло пять минут… десять… Возчик торопил меня.
Я пробормотал: «Прощайте», – но не получил ответа; пристальный взгляд его сияющих глаз оставался таким же неподвижным. Переполненный благоговением и страхом, я вышел из холла… Все говорили, что Шри Бхагаван сделал со мной то, чего никогда ни с кем не делал, и что это предвещает судьбоносную перемену. Через три месяца я понял, что это значит.
У моей жены внезапно начались родовые осложнения, и 23 декабря ее положили в больницу. Ночью она родила мертвого ребенка. В тот же день я отправил телеграмму в ашрам, сообщив о ее состоянии и умоляя Шри Бхагавана о милости, но, к моему удивлению, не получил никакого ответа до 27 декабря. В тот вечер мне сообщили, что ее болезнь перешла в опасную форму. Когда я выходил из дома, чтобы бежать в больницу, мне вручили письмо из ашрама, датированное 26 декабря:
Сегодня получили вашу карточку и показали Шри Бхагавану. Телеграмма была получена 23 числа, ее также показали Шри Бхагавану. В телеграмме была указана неправильная фамилия – Субраманья, и мы не смогли ответить.
Еще до того, как я добрался до больницы, всё было кончено. Когда я пришел, ее тело все еще было теплым, и я не мог поверить, что она умерла, пока врач по моей просьбе не осмотрел ее еще раз и не констатировал смерть. До этого момента я был встревожен, но в ту секунду я почувствовал себя так, словно с моего сознания упала огромная тяжесть. Я погрузился в состояние неземного покоя, я стал совершенно другим человеком… В этот момент око моего сознания открылось навстречу божественному присутствию Шри Бхагавана, и я задрожал от его взгляда, даровавшего мне милость и сладостную безмятежность.
С той минуты я полностью осознавал поддержку Шри Бхагавана. Я могу без тени лукавства сказать, что из всех людей, собравшихся вокруг нее и убитых горем, я был единственным, кто сохранял спокойствие. Я взял на себя все хлопоты. Я изо всех сил старался утешить других. Я действовал, как совершенный механизм. Мое собственное поведение в этот тяжелый момент было для меня величайшим чудом, дарованным мне милостью Шри Бхагавана.
Я сообщил Шри Бхагавану о произошедщем. В тот момент, когда он читал мое письмо, в холле находился один мой коллега. Шри Бхагаван смотрел на письмо тем же долгим, немигающим взглядом, которым смотрел на меня перед моим отъездом.
Я получил много соболезнующих писем, но расскажу только об одном, очень интересном письме, полученном в день кремации. Моя студентка сообщила в своем письме, что она слышала, будто Шри Бхагаван гостит у меня, и спрашивала, можно ли ей прийти и получить его даршан. Это наивное письмо послужило лишним подтверждением того, в чем я и так был убежден, – что Шри Бхагаван был в моем доме в эти дни. Я еще больше уверился в этом после яркого видения во сне, в котором Шри Бхагаван шел по месту погребения, давая подробнейшие инструкции о проведении церемонии.
Конечно же, все знали, что Шри Бхагаван никогда не покидал Тируваннамалай; тем больше я удивился предположению о том, что Шри Бхагаван находится у меня дома. Девятилетняя племянница Сури Нагаммы однажды уговорила меня спросить Шри Бхагавана от ее