имени, почему он никогда не выезжает из Тируваннамалая, чтобы навестить своих преданных в разных частях Индии.
Шри Бхагаван ответил, адресуя свой ответ девочке: «Ты хотела увидеть меня и приехала сюда, и поскольку я всегда здесь, ты смогла меня увидеть. Если бы я где-то путешествовал, ты не нашла бы меня здесь. Сюда приезжает много людей. Если бы меня здесь не было, они были бы разочарованы и им бы пришлось уехать ни с чем. И даже если бы я уехал отсюда, откуда ты знаешь, что я когда-нибудь приехал бы к тебе, ведь в Тируваннамалае и в других городах по дороге так много людей, которые хотели бы пригласить меня в гости. Если бы я согласился поехать в гости к тебе, мне пришлось бы согласиться приехать и к ним тоже, и я, возможно, никогда не доехал бы до тебя. И кроме того, все эти люди, которых ты здесь видела, поехали бы вместе со мной. Даже здесь я не могу никуда пойти один, за мной всегда ходит целая толпа».
И он добавил шутливым тоном: «Меня держат в заключении. Здесь моя тюрьма».
В последующие месяцы я очень остро переживал смерть своей жены. Рана в моем сердце не затянулась до того момента, как я вернулся в Раманашрам в июне 1942 г. Придя туда, я вошел в холл и сел в углу. Шри Бхагаван, казалось, не видел меня. Я заметил, что он необычайно молчалив. Он сидел с полузакрытыми глазами, словно в трансе. Вскоре после обеда помощник позвал меня, сказав, что Шри Бхагаван хочет меня видеть. Разумеется, я знал, что Шри Бхагаван в это время будет отдыхать в одиночестве. Когда я оказался в его присутствии, войдя к нему с низко опущенной головой, послышался пронзительный вопль – откуда, я так и не понял. В ту же секунду мое тело отказало мне, и я потерял сознание. Когда я пришел в себя, Шри Бхагаван подозвал меня к себе и усадил у своих ног. Он произнес всего лишь несколько слов, но при этом смотрел на меня своим умиротворяющим взглядом, излучающим милость, и этот взгляд полностью излечил мою душевную рану. Смысл его слов был таким:
«Ты должен избавиться от мысли, что она ушла. Она никуда не ушла. Она пребывает в Самости как Самость. Как она может не существовать? Если бы не было Бога, разве мы могли бы существовать? Точно так же, если бы ее не было – разве существовали бы семья и дети?»
С тех пор я встречался с ним, когда он был один, почти каждый день после обеда, и без стеснения изливал чувства, переполнявшие мое сердце. Шри Бхагаван всегда терпеливо выслушивал меня и произносил пару утешительных слов.
17 июня я пожаловался ему: «Бхагаван, она больше не является мне во сне – даже этого утешения я теперь лишен!»
В ответ на это Шри Бхагаван печально улыбнулся и сказал: «Неужели ты до сих пор находишь утешение в видениях?»
«Да, Бхагаван, – ответил я. – Я был бы лжецом, если бы прятал свои истинные чувства».
Услышав это, Шри Бхагаван вздохнул и замолчал. В ту ночь я лежал на площадке напротив веранды, где он спал. Мне приснился сон, в котором я увидел большое чолтри. Его дверь была приоткрыта. Несколько пожилых брахманов собрались у входа и заглядывали внутрь. Среди них особенно выделялся мой старенький дядя из Бенареса.
Указывая на кого-то, находящегося внутри, он сказал им: «Смотрите на нее, это самая старшая невестка в доме. Это не обычная женщина – она вся из золота».
Когда я услышал эти слова, меня разобрало любопытство. Я встал за спинами этих брахманов и поднялся на цыпочки, чтобы заглянуть туда поверх их голов. Я увидел свою любимую умершую жену. Она сидела на земле, и я мог бы поклясться, что, даже когда она была жива, я никогда не видел ее так живо и отчетливо, как в тот момент. На меня накатила волна блаженства – не знаю, сколько времени я купался в нем, пока на меня не обрушилось осознание того, что это всего лишь сон. Сон! Эта мысль вызвала во мне такое невыносимое чувство горя, которого я никогда до этого не ощущал, даже в самые тяжелые моменты своего траура. Не в силах выдержать это, я сел на постели и увидел Шри Бхагавана, входящего в холл с фонарем в руке. Я сразу же встал и, рыдая, пошел за ним в холл. Было пять часов утра.
Шри Бхагаван, сидя с прямой спиной на своем диване, спросил: «Что с тобой? Тебе что-то приснилось?»
«Да, Бхагаван», – ответил я и с огромным трудом рассказал свой сон.
Он сказал: «Зачем же ты печалишься? Ты хотел увидеть ее во сне, и ты получил это. Ты думал, что оно принесет тебе утешение. Вместо этого оно принесло сокрушительное горе. Иллюзия – это страдание. Только Самость – настоящее счастье».
И, словно чтобы отвлечь меня, он спросил: «Ты не заметил в своем сне еще чего-нибудь, помимо чолтри?»
Я подумал несколько секунд и вспомнил, что рядом текла большая река. Я сказал об этом Шри Бхагавану. Шри Бхагаван заметил, что река могла быть Гангой, а само место – Бенаресом. Это почему-то успокоило меня, груз печали словно упал с моего сердца.
В то утро я получил письмо от того самого дяди из Бенареса. Он напомнил мне о дате ежемесячной церемонии поминок жены и попросил меня вернуться домой к назначенной дате.
Когда я показал это письмо Шри Бхагавану, он сказал: «Это действительно чудо! Сегодня рано утром этот дядя указал на твою жену, и вот он снова указывает на нее в этом письме!»
Этот случай был настоящим чудом, проявлением волшебной милости Шри Бхагавана. После этого я записал в своем дневнике: «Эти разговоры были самыми незабываемыми моментами моей жизни. Они исцелили рану в моем сердце.
Самость моей Самости! Мое око блуждает от формы к форме, не зная отдыха, но нигде не находит ни истинного интереса, ни удовлетворения, но стоит ему остановить свой взгляд на Тебе, и оно остается с Тобой – навеки.
Мой ум отвлекают тысячи мыслей. Он страдает, испытывая непрекращающиеся муки, но стоит ему подумать о Тебе – и его притягивает Твой образ, подобно магниту. Не в силах сопротивляться притяжению, он обретает в Тебе бесконечный покой.
Мое сердце вечно терзают желания, не давая ему покоя. Порою противоположные чувства, воюющие между собой, разрывают его на части. Но когда ему удается вслепую найти путь к Тебе, буря утихает, и воцаряется покой. Мое сердце снова обретает равновесие и плывет по волнам океана вечного блаженства.
Моя жизнь была подобна бурному потоку, мчащемуся зигзагами по каменистому ущелью, иногда выходя из берегов и затапливая все вокруг, а иногда высыхая и уходя в песок. Она текла без направления, без цели, и лишь когда влилась в Тебя и слилась с Тобой, достигла своей конечной цели, и ее миссия оказалась выполненной.
Ты – мое единственное прибежище!
О моя Божественная Любовь! Люди уходят в леса и в пещеры, чтобы в одиночестве заниматься медитацией, но Ты призвал меня к себе, чтобы я медитировал на Тебя, безусильно, всюду.
Люди отказываются от своего имущества, умерщвляют плоть и совершают тяжелые аскезы, чтобы добиться контроля над собой. Но Ты контролируешь меня – без аскез, без лишений, без страданий.
Люди ищут Учителя и служат ему, желая посвящения в духовную тайну. Но Ты, мой Учитель и Возлюбленный, ищешь меня и служишь мне, чтобы полностью открыть мне Себя.
Люди после многих жизней напряженной борьбы достигают реализации Самости. Но Ты заставил меня реализовать Себя в Тебе – без малейших усилий, здесь и сейчас.
Какое чудо! То, что так тяжело для всех, наилегчайшее для Тебя.
Я не знаю, что другие люди называют любовью. Моя любовь – это лишь служить, страдать и умереть за Тебя.
Я не знаю, что другие люди называют преданностью. Моя преданность – это обращать свой взор лишь к Твоим благословенным стопам и всегда следовать за ними.
Я не знаю, что другие люди называют раем и адом. Мой рай – лишь в Твоей улыбке, а мой ад – лишь в Твоих слезах.
Я не знаю, что другие люди называют жизнью и смертью. Моя жизнь – лишь в Твоем присутствии, а моя смерть – когда Тебя нет рядом.
Я не знаю, что другие люди подразумевают под войной и миром. Моя война – это лишь борьба с препятствиями на пути к Тебе, а мой мир означает наконец прийти к Тебе и навеки припасть к Твоим стопам.
В действительности я не знаю ничего. Я знаю лишь, что Ты для меня – всё.
Это мои собственные робкие слова преданности, прославляющие моего Учителя. Другой преданный-поэт, Муруганар, пропел о Шри Бхагаване:
Люди спорят, имеет Брахман форму или нет, но я видел Брахмана на склонах Аруначалы в виде хрупкого старика. Он ходил нетвердой походкой, опираясь на палочку, широко раскрыв свои лотосные очи и ища души, которые он может спасти. Это не кто иной, как Шри Рамана[140].
Эти строки наилучшим образом описывают воплощенную божественную милость, которой являлся Бхагаван Шри Рамана.
Лакшман Шарма
Преданные, плененные милостью Бхагавана, реагировали на нее по-разному. Муруганар писал стихи, в которых прославлял и благодарил Бхагавана, и поток его вдохновенной поэзии не иссякал до конца его жизни. Мудальяр Патти и Эчамма чувствовали, что должны ежедневно подносить ему пищу, и их служение продолжалось не одно десятилетие. Раманатха Брахмачари с радостью служил преданным Бхагавана, освобождая их от утомительных бытовых забот. Лакшман Шарма, впервые встретившийся с Бхагаваном в конце 1920-х гг., посвятил остаток своей жизни переводу наставлений Бхагавана на санскрит и составлению комментариев к ним на тамильском и английском языках. Лакшман Шарма рассказал о том, как началось его увлечение длиною в жизнь:
Однажды, когда я оказался в святом присутствии Бхагавана, он спросил меня: «Ты читал „Улладу Нарпаду“?»
Я ответил: «Нет, я не умею читать на тамильском».
Я и в самом деле совершенно не знал классического тамильского языка, но в тот момент мне пришло в голову, что это прекрасная возможность изучить его. И я сказал: «Если Бхагаван научит меня, я выучу его»[141].
Несмотря на то что Лакшман Шарма сам был тамилом, он не знал всех грамматических правил литературного тамильского языка. Грамматическая структура литературного тамильского языка отличается от структуры разговорного. Эти различия столь велики, что даже образованные тамилы, не изучавшие специально правила классического письменного тамильского языка, часто испытывают сложности с пониманием классических текстов. Лакшман Шарма хорошо знал санскрит и был знаком с философией веданты, но все же без помощи специалиста не мог прочесть «Улладу Нарпаду» – поэму Бхагавана о природе реальности, состоящую из 42 стихов. Бхагаван согласился давать ему частные уроки литературного тамильского языка и объяснять значения написанных им стихов. Занятия начались с тщательного прочтения «Улладу Нарпаду Анубандхам» – сорока дополнительных стихов к основной поэме, поскольку в них содержались основные принципы учения Бхагавана. Не считая Муруганара, Лакшман Шарма – единственный из всех встреченных мною преданных, кому Бхагаван давал такие серьезные частные уроки, объясняя смысл своих трудов. Благодаря такому личному наставничеству Лакшман Шарма стал наиболее компетентным из всех, кто комментировал труды и философию Бхагавана. Лакшман Шарма рассказывает, как проходили уроки: