Двум полкам было приказано занять лесистые хребты северо-западнее и западнее Ополе и перерезать дороги на юг. Около 3 часов дня мои основные силы достигли хребта, откуда можно было наблюдать, как австрийская пехота медленно продвигается на север. Когда русские батареи открыли огонь по ним и по Ополе, они были застигнуты врасплох. Когда самые западные речные переправы оказались в наших руках, вражеские войска на северном берегу Ходеля охватила паника. В течение часа можно было наблюдать, как австрийцы отступают на юго-восток. 91-й пехотный полк захватил свыше тысячи пленных.
На следующий день обнаружили донесение, выброшенное за борт разбившимся летчиком. Из него стало ясно, что силы противника в Ополе составляли основную часть армейского корпуса под командованием генерала Куммера. Эта информация, конечно, повысила важность трехдневного сражения под Ополем. Для сильного противника сопротивление двадцати четырех эскадронов и двенадцати орудий с ограниченным боезапасом не должно было казаться очень серьезным, но на войне решающими часто являются психологические факторы. Противник, который чувствует себя слабее, на самом деле таков и есть.
Австрийское наступление на левый фланг 4-й армии увенчалось большим успехом, и противнику даже удалось перерезать железную дорогу между Люблином и Холмом. После завершения передислокации войск юго-западная группа армий получила возможность в начале сентября перейти в контрнаступление. В течение трех недель противник был отброшен в Карпаты и в коридор между горами и Вислой. Крепость Перемышль с гарнизоном в 120 000 человек была окружена, и Краков и Силезия оказались под угрозой. Моя бригада была придана гвардейскому корпусу под командованием генерала Безобразова и сражалась в деревнях Жолкевка, Тамавка, Пикула и Момоты, захватила город Янов и участвовала в форсировании реки Сан.
Однако эти крупные успехи были сведены на нет тяжелым поражением в Восточной Пруссии, куда вторглись две армии – генерала Ренненкампфа через Неман с востока и генерала Самсонова с юга. Отчасти из-за пассивности Ренненкампфа и неудовлетворительной связи между двумя армиями, а отчасти из-за того, что немцам удалось перехватить русские радиограммы, противник решился на смелый маневр. Оставив против Ренненкампфа лишь малые силы прикрытия, генерал фон Гинденбург сосредоточил все оставшиеся силы против армии Самсонова, которая через несколько дней была уничтожена, после чего Ренненкампф был вынужден уйти за Неман. Несмотря на это поражение, русская армия косвенно внесла свой вклад в победу на Марне, поскольку немцам пришлось перебросить два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию со своего правого фланга во Франции в Восточную Пруссию.
Оказавшаяся в тяжелом положении Австро-Венгрия обратилась за помощью к своему союзнику, и с середины сентября начали поступать сообщения, согласно которым австрийцы готовили удар в направлении реки Сан. В то же время Гинденбург должен был начать наступление на Варшаву армией, сосредоточенной в Силезии. Русские войска образовывали слабый заслон, состоявший из пяти кавалерийских дивизий к западу от Вислы и нескольких пехотных дивизий в районе Варшава—Ивангород. Чтобы усилить фланги, центр оставили практически открытым. Генеральный штаб принял решение остановить наступление юго-западной группы армий в направлении Кракова, перебросить главные силы из Западной Галиции к среднему течению Вислы с целью контрнаступления, а оставшиеся войска отвести за реку Сан. Для прикрытия этой перегруппировки было сформировано подразделение из моей бригады и двух стрелковых бригад под командованием генерала Дельсаля. Оно должно было занять небольшой городок Опатов и прилегающую местность к западу от Вислы, в семнадцати милях к северо-востоку от Сандомира.
1 октября после изнурительного перехода по болотистым дорогам гвардейская кавалерийская бригада прибыла к месту назначения к югу от Опатова. К тому времени австрогерманское наступление уже два дня было в самом разгаре.
Стрелки генерала Дельсаля образовали полукруг западнее и южнее Опатова, им поставили задачу защищать узкую, протяженностью в пять миль, долину вдоль реки Корживянка и прикрывать дорогу на Сандомир. Для защиты трехмильного участка между двумя группами свободных войск не было.
2 октября мои разведывательные отряды вступили в серию стычек с наступающей армией, но только на следующий день бои приобрели общий характер по всему фронту. Противнику удалось захватить переправу у Климонтова, но мы, подтянув резервы, отбили ее. Все попытки нас окружить провалились, и к полудню брешь между пехотой и моей бригадой закрыла 5-я кавалерийская дивизия, батареи которой вступили в бой на моем участке, но вскоре были подавлены сильным огнем противника. Отправленная под вечер из Сандомира пехотная бригада окопалась на моем фланге, и это позволило мне немного отвести его назад.
На рассвете 4 октября Опатов был атакован целым немецким армейским корпусом. Дульное пламя и горящие деревни свидетельствовали, что противник обходит город с севера. К своему удивлению, я увидел, что 5-я кавалерийская дивизия дрогнула и, не сказав ни слова, отошла к своим соседям, а в полевой бинокль я ясно видел, как противник большими колоннами наступал на Опатов. Оборона рухнула. Все мои попытки установить связь с командиром нашего подразделения не увенчались успехом, и все новые и новые группы стрелков спешили в укрытие долины в тылу наших позиций. Одновременно противник сильно давил на мой левый фланг, которым мне пришлось еще немного отойти.
Около 14:00, когда Опатов, казалось, уже не оборонялся, прискакал ординарец на взмыленной лошади и вручил мне приказ генерала Дельсаля четырехчасовой давности, в котором тот сообщал, что собирается оставить Опатов и под покровом темноты отступит на восток, к Аннополю, где переправится через Вислу. Для прикрытия отступления мне было приказано занять район к северо-западу от Опатова.
Приказ больше не соответствовал ситуации. Поскольку генерал Дельсаль уже отступал, причем в направлении, отличном от намеченного, я подумал, что лучшим выходом для меня будет оставаться на месте, прикрывая единственный остававшийся у стрелковых бригад путь к отступлению. За моим сектором находилось плато шириной в три мили с небольшими деревушками и перелесками, чьи неровности обеспечивали укрытие и возможность обстрела с фланга.
Мне удалось сдержать противника, пока пехотные бригады не оказались в безопасности, и только ночью я получил приказ вывести свою бригаду из боя и переправить через Вислу в Сандомире.
С самого начала этого сражения для моих полков было суровым испытанием видеть, как мимо них отступают наши войска, и еще большим испытанием, когда в их тылу стали слышны звуки боя, но они ни разу подвели и тем самым спасли пехоту. Моей наградой за успешное завершение сражения стал Георгиевский крест 4-й степени.
Сдерживающий бой – всегда сложная форма ведения боя, но, когда речь идет о импровизированных подразделениях, таких как в Опатове, и при этом практически без каких-либо средств связи, это становится полезным примером для преподавателя тактики. Русская армия в то время была крайне плохо оснащена связью, радиосвязь была только в штабе.
Как сказано в мемуарах генерала Людендорфа, войска, наступавшие на Сандомир, состояли из 1-й австрийской армии, а следовательно, ее авангард, гвардейская кавалерийская бригада, сдерживался в течение трех дней.
Перегруппировка русских войск была завершена. В центре, в районе Варшава—Ивангород, было сосредоточено значительное количество дивизий, часть из них недавно мобилизована. Сосредоточившись на варшавском направлении, эта масса войск в середине октября перешла в контрнаступление. Немцы, достигшие Вислы к югу от Варшавы, оказались под угрозой окружения и начали общее отступление, методично разрушая железные и шоссейные дороги, телеграфную и телефонную связь, что значительно затруднило продвижение русских. Это был первый случай в современной войне применения масштабных разрушений.
К концу октября почти вся русская Польша была очищена от вражеских войск. Даже несмотря на то, что попытка окружения противника провалилась, а прорыв в Силезию отражен из-за истощения войск и транспортных трудностей, наступление стало значительным стратегическим успехом русского Верховного командования. Тем не менее немцы вскоре перехватили инициативу, перебрасывая по двум железным дорогам войска из Восточной Пруссии в Силезию и обратно.
Моя бригада, снова присоединенная к гвардии на южном фланге, сначала воевала против немцев под Ивангородом, а потом против австрийцев, которых преследовала в районе к северу от Кракова. В местности, за которую мы сражались, я когда-то занимался охотой и обустройством усадьбы, в частности в окрестностях Хробержа на реке Нида я вместе с маркизом Велепольским стрелял оленей. На этот раз в этом прекрасном краю я занимался другими стрельбами. В полевой бинокль я изучил возможности переправы через реку к югу от поместья маркиза. Чтобы предотвратить разрушение прекрасного особняка и его ценной обстановки, я приказал командиру батареи сохранить окружающий ее парк. После короткой перестрелки австрийцы из этого района отошли, а испытавший огромное облегчение маркиз пригласил меня и офицеров популярного гвардейского уланского полка на обед. Его piece de resistance[12] было польское национальное блюдо бигос, приготовление которого занимает несколько дней, поэтому не оставалось никаких сомнений, что изначально оно предназначалось австрийцам.
У нас не было времени задерживаться за приготовленным маркизом превосходным обедом, но вскоре мы продолжили преследование, пока нас не вынудили остановиться укрепления вокруг Кракова. Я хорошо помню атаку австрийских гусар к северу от форта Магила. Из-за недостаточного знания местности гусары въехали прямо в болото, где весь эскадрон в красивых мундирах попал в наши руки без шансов на сопротивление.
В конце ноября 1914 года я навестил своего корпусного командира, генерала Безобразова, с которым был довольно хорошо знаком. Его пессимистический взгляд на ситуацию меня удивил. «Скоро нам придется сражаться палками», – заметил он. Боеприпасов действительно часто не хватало, и нас предупреждали, что нужно быть экономными, особенно в том, что касается артиллерийских боеприпасов, но мы объясняли это транспортными трудностями. От генерала я узнал, что это, как и многое другое, не так.