После этого у нас было две недели позиционной войны, в течение которых был произведен ряд перегруппировок, и в начале июля наступление возобновилось в секторе Луцка, а к концу месяца все армии генерала Брусилова перешли в наступление. В Галиции были достигнуты большие успехи, однако в направлении Ковеля и Владимира-Волынского, где у противника было достаточно времени для создания мощной обороны, противник предпринял энергичную контратаку. Бои продолжались до 12 августа.
Крупное наступление не принесло ожидаемых результатов. Ни прорыв в Луцке, ни на других участках не позволили нанести решающий удар по австрийской армии. Из-за длительной артиллерийской подготовки наступление не стало неожиданностью, а резервы генерала Брусилова были недостаточно сильны, чтобы развить первоначальные успехи. Подкрепления из других секторов прибывали слишком медленно, кавалерийские дивизии использовались недостаточно сосредоточенно, а их взаимодействие с пехотой оставляло желать лучшего.
Несмотря на это, наступление следует рассматривать как значительный успех. Было взято около четырехсот тысяч пленных и большое количество военного имущества. В среднем противник был отброшен назад на 30 миль, а после продвижения на шестьдесят миль 9-я армия достигла Станислава и Карпатских перевалов, благодаря чему была захвачена вся Буковина. На фоне состояния армии прошлой осенью результат методичной работы в течение зимы заслуживал всяческих похвал, не в последнюю очередь из-за того влияния, которое наступление оказало на стратегию на других фронтах. Австрийцам пришлось остановить свое многообещающее наступление на итальянском фронте, ослабло и давление на французов под Верденом. Тот факт, что двадцать четыре немецкие дивизии пришлось вывести из Франции и перебросить на Восточный фронт, дал хорошее начало англо-французскому наступлению на Сомме 1 июля.
Косвенным результатом успеха Брусиловского наступления стало решение Румынией в конце 1916 года присоединиться к Антанте, для достижения которого ее дипломаты приложили немало усилий. Однако было весьма сомнительно, что это было выгодно России с военной точки зрения. Румыния пренебрегла созданием сильной армии и располагала только десятью действующими и десятью резервными дивизиями, а офицерский и унтер-офицерский составы корпуса были малы и слабы. Аналогично и оснащение и подготовка армии. Таков был новый союзник, который должен был прикрывать левый фланг русских армий.
Вскоре подтвердилась правота тех, кто считал, что нейтральная Румыния принесет России больше пользы. Концентрическое наступление Центральных держав через Карпаты и Добруджу привело к потере до конца года всей Валахии со столицей Бухарест, а также Добруджи. На раннем этапе своего вступления в войну Румыния обратилась за помощью к России, и по мере продолжения австро-германского наступления эта помощь приобретала все большие масштабы. Ранней весной 1917 года русские подкрепления на трехсотмильном румынском фронте насчитывали не менее ста шести пехотных и шести кавалерийских дивизий. Это означало, что Россия перебросила почти четверть своих сил на помощь Румынии и осталась практически без резервов. В дополнение к этому Россия несла ответственность за снабжение и экипировку румынской армии, и ее стратегическое положение ухудшалось день ото дня. Классический пример того, как опасно иметь слабых союзников!
Среди войск, отправленных в Румынию поздней осенью 1916 года, была и моя дивизия, которая в конце ноября покинула Луцк и прошла почти 450 миль по дорогам, которые больше не заслуживали этого названия. Была желательна быстрая помощь, но Ставка опасалась использовать перегруженные железные дороги. В Романе, в Молдавии, мы имели честь присутствовать на смотре у командующего 9-й армией, генерала Лечицкого, который выехал мне навстречу, чтобы выразить свою признательность за работу дивизии в течение того года, когда она входила в состав его армии. Он выразил сожаление по поводу того, что наша задача, вероятно, будет неблагодарной и трудной ввиду низкой ценности румынской армии. «Она разгромлена. Армии больше нет» – таков был его суровый комментарий. 20 декабря мы достигли небольшого городка Одобешти, в 15 милях к северо-западу от Фокшан. За время этого долгого марша дивизия не потеряла ни одной лошади.
В Фокшанах я явился к генералу Авереску, командующему 2-й румынской армией, который тепло приветствовал дивизию. Ввиду довольно спокойной обстановки он приказал командиру дать дивизии отдых на несколько дней, но нам не пришлось долго им наслаждаться, поскольку в ту же ночь мы получили приказ выступать. Собираясь наступать вдоль реки Пума, немцы атаковали одноименную железнодорожную станцию, где румынская бригада под командованием полковника Стурдзы была в тяжелом положении. 12-я кавалерийская дивизия и бригада Стурдзы, которые были переданы под мое командование, были объединены под названием «дивизия Вранча».
Теперь я командовал сектором шириной около 38 миль, пересеченным горными реками Сушица, Путна, Наружа и Забала, где немцы энергично продвигались к долине Серета, чтобы создать благоприятные условия для удара в тыл русской 9-й армии. Хотя моим кавалеристам не хватало опыта ведения боевых действий в горах, они с честью проявили себя. Однако силы дивизии Вранча были недостаточны, чтобы противостоять растущему натиску, ее постепенно усиливали подкреплениями. Вскоре в ее состав вошли две русские и две румынские кавалерийские дивизии, две румынские пехотные дивизии и румынская пехотная бригада.
Наиболее критическая ситуация сложилась на моем левом фланге, где казачья дивизия под командованием генерала Крымова составляла связующее звено между дивизией Вранча и 1-м румынским армейским корпусом и отвечала за оборону горного хребта Магура с его вершиной высотой более 3000 футов. С горы были видны Фокшаны на востоке и окружающая их равнина, простиравшаяся насколько хватало глаз. Тревожное сообщение пришло ко мне ночью 3 января 1917 года. Тщетно пытались связаться с аванпостами Крымова – генерал и его дивизия исчезли без единого слова предупреждения. Ни у меня, ни у румынского командующего не было лишних войск, чтобы восполнить этот пробел, и немцы не замедлили занять сектор Крымова и открыть огонь по Фокшанам, которые Чиккралу Авареску и его штабу пришлось эвакуировать. Когда несколько дней спустя перебросили войска и начали контратаку, горный гребень был настолько укреплен, что сил для его захвата было совершенно недостаточно.
Примерно через неделю я получил объяснение странному поведению Крымова. В его приказе по части было следующее предложение: «Потеряв всякое доверие к румынской армии, я решил отвести дивизию в ближайший русский армейский корпус и сообщить там о весьма оригинальном методе выхода из сложной ситуации».
Трудно понять, как генерал Крымов, имевший доброе имя офицера, мог так грубо нарушать правила ведения войны, тем более что, исчезнув без предупреждения, он сделал невозможным устранение причиненного им ущерба. И тем не менее этот офицер Генерального штаба даже не получил выговор.
После того как дивизия Вранча в течение месяца обороняла подступы к Фокшанам и долине Серета, ее вывели для отдыха и подкрепления. 12-й кавалерийской дивизии был отдан приказ отправиться в изобильную Бессарабию. Не без сожаления покидал я Трансильванские Альпы.
Когда прощался с генералом Авареску, он выразил признательность дивизии за хорошую работу и попросил меня ходатайствовать, чтобы ей позволили остаться в его армии. Я мог только ответить, что в императорской армии это не принято.
Лишь много времени спустя я получил материальный знак румынской признательности в виде креста 3-й степени ордена Михая Храброго. Задержка, очевидно, была вызвана тем, что я дважды отказал в разрешении двум моим румынским дивизионным командирам, за которыми посылал король Фердинанд, покинуть свои посты в разгар операции.
Как только мы прибыли в Бессарабию, я попросил разрешения на короткий визит в Финляндию, и оно было получено. В середине февраля я узнал, что император находится в Царском Селе, и, будучи генералом свиты и бывшим полковником гвардейских улан, на следующий день явился к нему с докладом. В тот день предполагалось всего несколько аудиенций, и мне сразу же предоставили одну из них. Я думал, что императора, который обычно был хорошим слушателем, особенно заинтересует ситуация на румынском фронте, откуда он получал мало личных донесений, но он был заметно рассеян.
По окончании аудиенции я спросил адъютанта императора, примет ли меня императрица. Оказалось, она больна, но я хотел, чтобы это не выглядело неуважением, и просил сообщить ей, что нахожусь в городе по пути из Румынии в Финляндию, и спросил, не удостоит ли ее величество меня аудиенции. В ответ было сказано, что она ожидает меня на следующий день.
Императрица выглядела хрупкой, а волосы у нее поседели с тех пор, как я видел ее в последний раз. Хотя в целом она была сдержанна, особенно по отношению к людям, которые редко удостаивались чести посещать ее, в этот раз была оживлена и очень заинтересовалась тем, что я рассказал. Тринадцатилетний наследник престола присутствовал при этом и тоже внимательно слушал мой рассказ. Когда я похвалил полковника Стурдзу, ее величество спросила:
– Неужели это тот самый Стурдза, о котором говорят, что он дезертировал к врагу?
Я ответил:
– Прошло всего несколько недель с тех пор, как я покинул фронт, и не могу в это поверить. Готов поклясться честью, что полковник Стурдза не способен на такое.
Добравшись до отеля, я узнал, что Стурдза действительно дезертировал, а с самолета были сброшены прокламации, в которых он призывал войска прекратить разрушавшие Румынию боевые действия и перейти на сторону немцев.
Моральный дух в Петербурге был очень низок. Открытой критике подвергалось не только правительство, но и царь. Люди устали от войны, в стране царил экономический хаос, выходил из строя транспорт. Во время сильных морозов последних недель лопнуло свыше тысячи паровозных котлов, и в довершение всего сильные снежные бури вызвали серьезные перебои в движении, что привело к острой нехватке топлива и хлеба в столице и других крупных городах.