олитике и военных вопросах. То, что между сенатом в Ваасе и мной иногда возникало непонимание, не в последнюю очередь вызвано пассивным отношением правительства к критике и интригам со стороны посторонних лиц против главнокомандующего и его ближайших сотрудников. Эти противоречия раздражали, но нельзя сказать, что они повлияли на ход войны.
К несчастью, вскоре стало очевидно, что этой кампании будет позволено продолжаться даже после того, как замолчат пушки. Члены сената с готовностью прислушивались к советам, которые депутации и частные лица считали себя вправе давать по организационным вопросам и назначениям. Естественно, это не было рассчитано на установление доверительных отношений между сенатом и мной, тем более что сотрудничество осложнялось сильным расхождением наших взглядов по многим вопросам.
Ужасающая продовольственная ситуация крайне затрудняла снабжение продовольствием военнопленных. Из-за недостаточного питания они становились жертвами болезней, и процент смертей в лагерях для военнопленных был тревожно высок. Сенат просто заявил, что ситуация трудная для всех и что каждый должен довольствоваться меньшим количеством пищи, чем того требует здоровье. Сенат также постановил, что дела всех военнопленных должны рассматриваться в соответствии с обычной процедурой в суде общей юрисдикции, что, учитывая их многочисленность, заняло чрезвычайно много времени, в течение которого они изнывали в своих импровизированных тюрьмах. Поэтому я предложил, чтобы суды судили только тех, кто виновен в тяжких преступлениях, а огромная масса заблудших людей должна быть освобождена, даже если они были схвачены с оружием в руках. Несмотря на то что я понимал формально-юридическую точку зрения, которая требовала проведения массовых судебных процессов, я осознавал, что это только разожжет ненависть и продлит горечь, разделившую наш народ на два лагеря. Когда дело зашло так далеко, что сенат приступил к обсуждению предложения, вероятно исходившего от немцев, чтобы отправить полуголодных заключенных в Германию в качестве рабочей силы, я не мог скрыть своего неодобрения. Память об этом невозможно стереть.
По некоторым принципиальным вопросам, касавшимся армии, мнения также расходились. В Ставке приступили к разработке организационного плана, общие направления которого я утвердил в апреле. Согласно ему, должна была быть создана структура, которая в случае мобилизации позволила бы задействовать все силы страны.
18 мая сенатор Свинхувуд был назначен главой государства, после чего доктор Ю.К. Паасикиви сформировал новое правительство. 30 мая сенат попросил меня присутствовать на заседании, на котором должно было обсуждаться предложение, касающееся организации армии. Общие положения этого плана, который тем не менее, по-видимому, отвечал требованиям момента, не сильно отличались от тех, которые были предложены Ставкой. Но главная часть плана правительства заключалась в том, что армия должна быть организована по немецкому образцу и при содействии немцев. Было подчеркнуто, что мы зависим от них и что количество немецких офицеров в нашей армии, а также их положение в ней обязаны консультировать с германским Генеральным штабом. Я со своей стороны объяснил основные принципы своего плана, неотступно настаивая, что нам необходимо иметь свободу действий для принятия решений о нашей собственной обороне и что ее следует создавать исходя из долгосрочной перспективы, с должным вниманием к нашим собственным проблемам и ресурсам.
Одним из пунктов предложения сената было то, что офицеры не финской или немецкой национальности должны быть отправлены домой. Это решение было явно направлено против шведских офицеров, которые поспешили нам на помощь в трудную минуту и которые с честью выполняли трудные и зачастую неблагодарные задачи. Чтобы вступить в финскую армию, они были вынуждены уволиться из своей собственной, и до сих пор было неизвестно, могут ли они рассчитывать на продолжение карьеры в своей стране или даже на получение скромной гражданской работы. Эти факты, хотя и достойные сожаления, были омрачены мыслью о позорном увольнении друзей и братьев по оружию, которые к тому же никоим образом не могли рассматриваться нами как более чуждые финским условиям, чем немецкие офицеры, которых предлагалось нанять после одобрения Генштабом Германии.
После долгого обсуждения деталей плана сенатор Фрей сказал: «Мне кажется, что мы все-таки должны сообщить генералу Маннергейму о сложившейся ситуации. Было сочтено желательным, чтобы окончательная организация армии опиралась на немецкие профессиональные знания и осуществлялась под немецким руководством. Мы сочли желательным, чтобы рядом с главнокомандующим находился офицер немецкого Генерального штаба, который разработает и предложит все новые схемы организации, обучения и оснащения армии, после чего эти инструкции подпишет и издаст от своего имени главнокомандующий».
После этого откровенного заявления ситуация прояснилась. Сенат собирался передать ответственность за нашу оборону немцам или, возможно, уже сделал это. Поблагодарив сенатора Фрея за его откровенное заявление, я сказал, что сожалею только о том, что сенат не сообщил мне об этом раньше, поскольку это избавило бы и их, и меня от болезненной и ненужной дискуссии. Ведь, конечно, никто не мог представить, что после того, как я создал армию из ничего и привел практически необученные, плохо вооруженные и экипированные войска к победе, одержанной благодаря боевому духу финских солдат, мастерству и преданности их офицеров, я буду подписывать приказы, которые сочтет необходимыми немецкая военная миссия. «Мне остается лишь добавить, – заключил я, – что я ухожу, сегодня вечером я сдаю командование, а завтра уезжаю за границу. Я должен немедленно обратиться к правительству с просьбой назначить мне преемника, в противном случае я передам командование своему ближайшему офицеру».
Всего за две недели до этого председатель сената тепло приветствовал меня в этом же зале, поблагодарив за то, что я сделал для спасения своей страны. 30 мая 1918 года, когда я покидал зал заседаний, члены правительства не сказали мне ни слова и никто не поднялся, чтобы протянуть мне руку.
В тот же день я обратился с прощальным посланием к армии, а на следующее утро в 8 часов, направляясь в Стокгольм в сопровождении нескольких сотрудников и однополчан, сел в поезд в Турку.
Если рассматривать события на фоне двух войн, которые Финляндия вела в рамках бойни Второй мировой, то никто не может не увидеть борьбу 1918 года в правильном свете – цель наших трех войн была одна и та же. Как бы много ни было сделано для того, чтобы свести все к междоусобной борьбе, вина за которую возлагается на законное конституционное правительство страны и армию, ничто не может изменить того факта, что как в 1918 году, так и позже мы стояли на страже существования нашей страны как независимого государства. Если бы мы не восстали в 1918 году, Финляндия в лучшем случае стала бы просто автономным округом в составе Советского Союза без личной свободы, без реального существования как государства и без места в обществе свободных наций. Хотя позже нам пришлось заплатить несравнимо более высокую цену за нашу свободу, наши жертвы и усилия во время войны не должны быть забыты. Редко войну удавалось довести до победы такими малыми ресурсами, редко такие сложные операции проводились импровизированными войсками.
Лично для меня было нелегко после тридцати лет службы в армии великой державы, с ее характерной атмосферой и устоявшимися формами, приспособиться к условиям 1918 года, к тому же без поддержки, которую главнокомандующий получает частично от своего правительства и частично от военной дисциплины, единообразного обучения и нерушимых традиций. Верные помощники помогли мне найти свой путь, а храбрые офицеры и солдаты шюцкора, военнослужащие срочной службы и призывники сделали победу возможной. Поэтому я не без волнения позволяю себе остановиться на этих мыслях. Ненавидимая и поносимая многими в своей собственной стране, непонятая также и в других странах, финская армия спасла страну от уничтожения, заложив более прочный, чем любой манифест, фундамент для будущего Финляндии как независимого государства.
Глава 8Моя миссия в Лондон и Париж
В Стокгольме. – Пронемецкий курс Финляндии. – Моя правительственная миссия в Лондон. – Переговоры с британскими и французскими политиками. – Мне предложено стать главой государства. – Аландский вопрос. – Деятельность русских эмигрантов. – Новое правительство и выборы регента. – Мое возвращение и прием на родине
Отъезд из Финляндии не представлял для меня никаких затруднений, поскольку ни дома, ни имущества у меня не было. Весь мой скарб легко умещался в паре чемоданов. Труднее было оставить созданную мной армию и лишиться того чувства общности, которое я так сильно ощущал. Но я осознавал, что в существующих условиях я не в силах повлиять на ход событий, а за пределами своей страны у меня будет больше возможностей быть в курсе мировой ситуации, служа тем самым интересам своей страны. Я не сомневался, что продолжение выбранного курса приведет Финляндию к катастрофе.
В Стокгольме меня встретили не только проживающие там родственники, но и многие шведские братья по оружию в последней войне, а также ведущие деятели, принимавшие участие в борьбе за Финляндию. Через день или два после моего приезда они устроили публичный обед, на котором произнесли тост за успех финской армии. Я также посещал раненых в различных больницах, где мы вместе вспоминали о былых опасностях и победах.
Мне была оказана большая честь, когда 6 июня его величество король по случаю своих именин пригласил меня во дворец и вручил Большой крест ордена Меча «за заслуги, оказанные мной Швеции в Освободительной войне». Поблагодарив его величество за оказанную честь, я в последовавшей за награждением сердечной беседе заметил, что получил полную компенсацию за орден Меча низшей степени, на который рассчитывал двадцать лет назад, когда в 1898 году кавалергарды имели честь пригласить на обед шведского наследного принца, а я был дежурным офицером. Мое замечание его величество явно позабавило. На мой вопрос, как мне следует понимать слова его величества о том, что своей Освободительной войной я заслужил его одобрение, я получил ответ: «Я могу сказать вам, генерал, что только после вашей победы в этой стране воцарился мир». Король Густав также поблагодарил меня за обращение со шведскими офицерами, унтер-офицерами и солдатами в Финляндии.