Когда я указал, что миссия едва ли уместна, один из членов депутации заявил: «Мы полны решимости поставить мир перед свершившимся фактом», очевидно абсолютно убежденный, что весь мир примет решение Финляндии.
К сожалению, слухи о моей деликатной миссии распространились в Стокгольме, в результате чего столичные газеты сделали из этого сенсацию. У некоторых была информация, что я собираюсь положить начало Белому движению и что для этой цели набираю 200-тысячную армию из русских военнопленных в Германии. Другой журналист пошел еще дальше, сообщив, что я поставил себя во главе белогвардейского правительства. По третьему слуху, я собирался посетить страны Антанты в качестве эмиссара финского правительства.
Понимая, что последнее утверждение воспринято в шведской столице как вполне достоверное, я опасался, что эти дискуссии могут поставить под угрозу мою миссию, и 27 октября в письме сенатору Стенроту выразил сожаление по поводу этих слухов, касающихся моей персоны. Я писал: «Я беру на себя смелость еще раз подчеркнуть, что заявил о своей готовности поехать в Лондон и Париж как частное лицо только для того, чтобы пролить свет на политическую ситуацию, а вопрос об исполнении мной особой правительственной миссии может возникнуть только после того, как все будет сделано и если будут созданы необходимые условия. Поэтому я был бы признателен, если бы правительство немедленно опровергло слухи об официальном характере моей поездки».
Ссылаясь на некоторые заявления правительственных кругов, по-видимому породивших мнение, что финское правительство настолько стремится добиться признания Англии, что готово согласиться практически на любые уступки, я в письме сенатору Стенроту добавил: «На мой взгляд, это случай немедленного выкладывания всех своих козырей без какой-либо гарантии выигрыша. Когда позже начнутся настоящие переговоры, оппонент будет знать, что он может попросить все и дать минимум. Более того, я осмелюсь утверждать, что даже реконструкция правительства, о которой сейчас говорят газеты, должна рассматриваться как козырная карта, которую можно разыграть только в подходящий момент. Что касается моего собственного впечатления, то мне кажется, Финляндия пользуется большой тайной доброжелательностью в Англии и Америке, а договориться с Францией, чья политика, как правило, весьма импульсивна, будет сложнее».
Как показали события, в действительности все случилось наоборот.
Тогда, ссылаясь на мой разговор с депутацией на пароходе в Стокгольм, я высказал твердое убеждение, что приезд новоизбранного короля в Финляндию приведет к немедленному разрыву наших отношений с победившей Антантой с крайне тяжелыми последствиями.
10 ноября после трудного путешествия я добрался до Абердина, где нашел газеты, полные сообщений об отречении императора Вильгельма II, распространении в Германии революции и наступлении союзных войск в Бельгии.
На следующий день стало известно, что император Вильгельм бежал в Голландию.
Я прибыл в Лондон 12 ноября. Условия мира опубликовали в газетах. В общем опьянении победой следовало опасаться, что будет трудно добиться сочувствия желаниям маленькой и далекой страны, тем паче страна эта оказалась настолько неразумной, что до конца поддерживала проигравшего.
В течение прошлого месяца Финляндию неофициально представлял доктор Рудольф Холсти, не питавший надежд, что к нашей точке зрения прислушаются. И помощник министра иностранных дел лорд Роберт Сесил, и заместитель государственного секретаря лорд Хардинг из Пенсхерста, знакомый мне со времен его службы атташе в посольстве в Петербурге, сказали ему, что прогерманская политика Финляндии поставила ее в невыгодное положение, а нынешний состав финского правительства был прямым препятствием для улучшения отношений. Эти господа, однако, выразили удовлетворение, что на совещание с ними направили меня, и даже заявили, что доверяют мне как представителю более здравых политических идей. Доктор Холсти мог многое рассказать о происках белых русских, о деятельности Керенского и бывшего финляндского генерал-губернатора Стаховича, продолжавшего считать Финляндию частью России. Последний сказал нашему представителю, что Финляндии давно пора получить автономию в составе будущей России на хороших условиях, чтобы не быть поглощенной ею.
В Министерстве иностранных дел меня приняли с чрезвычайной учтивостью, но во время визита в Лондон мне не удалось добиться никакого решения. 15 ноября у меня состоялся долгий разговор с лордом Робертом Сесилом, не давший мне особых надежд на успех в отношении политической части моей миссии. Лорд Роберт сказал, что Англия не может самостоятельно, до мирной конференции, признать независимость Финляндии, в этом вопросе империя должна действовать согласованно с Францией и другими союзниками. Провозглашение Финляндией королем принца Фридриха Карла в высшей степени рассчитано на осложнение ее отношений с Антантой, а также на усиление недоверия последней к способности Финляндии проводить независимую политику. Буквально мне было сказано следующее: «Ради блага вашей страны вам не следует настаивать на принце».
Зерновой вопрос, по словам лорда Роберта Сесила, очень сложен, поскольку державам Антанты приходится кормить все голодающие страны Европы, включая бывшего врага, согласно принятому принципу о получении помощи только теми странами, которые в состоянии поддерживать внутренний порядок. На что я ответил, что первое необходимое условие поддержания порядка – это ввоз зерна. Голодающие массы легко становятся жертвой большевизма и анархии. В результате нашего разговора лорд Роберт проявил сочувствие к нашей просьбе и даже согласился сделать все возможное, чтобы склонить к такому образу мыслей мистера Шелдона, американского члена Союзного блокадного комитета. Несколько дней спустя мне сообщили, что есть надежда на первую отправку 5000 тонн зерна из Дании.
Во время пребывания в Лондоне я получил представление об общих политических вопросах, в том числе о взглядах Англии на Россию. Тут, по-видимому, существовали две позиции.
Первую представляли среди прочих бывшие послы в Петербурге лорд Лардинг и сэр Джордж Бьюкенен, считавшие, что Российское государство будет восстановлено, включив в себя многие свои бывшие провинции. Лорд Роберт Сесил принадлежал ко второй, допускавшей раздел России, но не знал, как это осуществить. В парламенте правительству задали вопрос, какие меры оно предлагает принять в отношении России. Лорд Роберт Сесил ответил, что британское правительство не склонно вовлекать империю в опасные военные операции, когда только что закончилась мировая война. Большевики, несомненно, виновны в оскорблениях Англии, что, исходи те от цивилизованного правительства, империя вполне законно обратилась бы к оружию. Далее лорд Роберт сказал, что советское правительство потеряло всякое право на какое-либо внимание со стороны британского правительства.
В беседах в Министерстве иностранных дел я не нашел особого понимания своих опасений по поводу тех бед, которые большевистская Россия причинит Европе. Среди военных понимание было несколько лучше, но в целом русская проблема рассматривалась в Лондоне как дело второстепенное. Поэтому было ясно, что наша Освободительная война, воздвигнувшая вал против распространения большевизма на Севере, недооценена.
Несколько раз я встречался с генералом Пулом, командующим британскими войсками на Белом море и Северном Ледовитом океане, оказавшимся большим другом Финляндии. Я говорил с ним так же откровенно, как и ранее в Военном министерстве и Министерстве иностранных дел, что Британия завербовала финских повстанцев в Мурманске, и настаивал, чтобы этим людям, которые даже не сражались за Британию, было позволено вернуться домой без суда. Те из мятежников, кто был виновен в преступлениях, должны предстать перед судом, а остальные, очевидно, должны быть освобождены. Позже я узнал, что генерал Пул после нашей первой встречи направил в Военное министерство и Генеральный штаб исчерпывающий доклад о ситуации на Севере и настаивал на немедленном признании Финляндии, а также на отправке зерна.
К моему удивлению, я обнаружил, что в Министерстве иностранных дел придерживались взгляда, что Финляндия должна сдать Аланды Швеции и получить за это компенсацию в Восточной Карелии. Из чего сделал вывод, что шведы занимались лоббированием, что также проявилось в моем разговоре со шведским министром в Лондоне графом Врангелем. Он сказал, что не видит другого решения ал андской проблемы, кроме присоединения архипелага к Швеции, стране, которой он всегда принадлежал и для которой это было вопросом жизненной важности. Он привел старый аргумент, согласно которому в 1809 году Аланды были переданы России не как часть Финляндии, а как отдельная провинция. Я ответил, что Аланды всегда принадлежали Финляндии, но архипелаг, как ключ к Ботническому морю[35], имеет одинаковое стратегическое значение для обеих стран, а потому надо искать решение, удовлетворяющее обе страны.
Однажды на обед, познакомить с английскими генералами, меня пригласила леди Мюриэл Пейджет. И первое, что она мне сказала:
– Предсказание сбылось.
– Какое предсказание? – спросил я, после чего леди Мюриэл напомнила мне о ясновидящей в Одессе год назад.
Оглядываясь на события прошлого года, я вынужден был признать, что ее протеже обладала замечательным даром предвидения. Права она оказалась и в отношении моих дочерей. Старшая стала монахиней-кармелиткой в Лондоне, а младшая благополучно добралась из Франции в Швецию и Финляндию по заминированным водам.
Из дома у меня было крайне мало вестей, но 14 ноября я получил тревожную телеграмму от правительства, в которой сообщалось, что большевики сосредоточивают войска у границы, и выражалась надежда, что в случае возобновления волнений я встану во главе армии. Также меня информировали, что продовольственная ситуация ухудшилась и в столице и во многих других местах нет хлеба.