Не было недостатка в голосах, отговаривавших меня от утверждения конституции в том виде, в котором ее принял сейм. Следование этому совету означало бы новые выборы, которых я хотел избежать. Меня также призывали отложить утверждение конституции, чтобы дать стране возможность сыграть активную роль в борьбе с большевизмом и тем самым обеспечить прочное положение финского населения Восточной Карелии, ибо дата принятия конституции совпала с датой упомянутого выше контакта с адмиралом Колчаком. Когда этот контакт был прерван моей бескомпромиссной телеграммой, а также неопределенной и отказавшейся от сотрудничества позицией Антанты, то, насколько я понимал, перспектив реализации каких-либо планов боевых действий не было. Не желая провоцировать кризис, я отказался от всякой мысли о боевых действиях.
17 июля 1919 года я утвердил новую конституцию. Таким образом, старая конституция Густава 1772 года была отменена.
Когда я пишу эти строки, конституция Финляндии существует уже тридцать лет. Сегодня, на фоне событий последних трех десятилетий, вряд ли могут быть какие-либо сомнения в ценности и эффективности закона, на котором построена наша демократия. Он создал порядок и стабильность, способствовал спокойному и гармоничному развитию в мирное время и показал себя способным противостоять напряжению войны. Такому счастливому положению дел во многом способствовал тот факт, что власть президента, согласно конституции Финляндии, больше, чем у глав других европейских государств, принявших новые конституции примерно в то же время. С тех пор многие державы, в том числе великие, либо изменили свои конституции, либо отказались от них.
Приближалось время первых президентских выборов. Я сам хотел уйти от общественных дел, чтобы отдохнуть и жить своей жизнью после долгой и напряженной военной карьеры. Кроме того, непрекращающиеся упорные партийные конфликты прошлого года мне надоели. Я посчитал, что с принятием новой конституции я выполнил свою задачу регента, и решил не баллотироваться в качестве кандидата в президенты.
Но как только о моем решении стало известно, я подвергся жесткому давлению. По всей стране люди апеллировали к моему чувству долга, меня посещали депутации и друзья, пытавшиеся убедить меня пересмотреть решение, и в итоге я уступил их настойчивости. Мое сопротивление в конце концов сломил мой верный друг генерал-майор Вальден, убедив не бросать в этот переломный момент тех, кто в меня верит. Все мои аргументы он опроверг вопросом: «А как насчет остальных, вы думаете, я в правительстве ради развлечения?»
Президентские выборы состоялись 25 июля 1919 года и сложились так, как и следовало ожидать: я получил 50 голосов против 143 профессора К.Ю. Стольберга. Мою кандидатуру поддержала партия «Единство» и Шведская народная партия. По конституции новый президент вступал в должность немедленно.
Во время выборов я проходил курс лечения на курорте Рунни в Саво. Именно там мне пришла телеграмма кабинета, с официальным сообщением о результатах выборов и выражением благодарности за мою службу. Также было открытое письмо новоизбранного президента от 30 июля следующего содержания:
«После того как ранее, в качестве создателя и руководителя финской армии, вы освободили страну от врага, сейм Финляндии призвал вас на должность регента. С выполнением этой задачи наш народ, благодаря проводимой вами внешней политике, защищен от голода и заложены прочные основы независимости Финляндии. Помимо этих достижений, которые никогда не будут забыты в истории нашего народа, вы успешно руководили внешней обороной страны, организацией ее вооруженных сил и правительства, принимали участие в ее законодательстве, поставив свое имя под новой конституцией Финляндии. Сегодня, когда с принятием этой конституции ваши полномочия как регента прекращаются, я от имени Финляндской Республики выражаю сердечную благодарность за чрезвычайно ценную работу, которую вы проделали при выполнении этой задачи на благо Финляндии и финского народа».
На следующий день после выборов в прессе было опубликовано обращение, подписанное рядом известных граждан, в котором содержался призыв к созданию национального фонда для вручения мне подарка с благодарственным адресом.
В Рунни меня посетил премьер-министр Кастрен, которого послали выяснить, готов ли я взять на себя управление силами обороны. Он также привез личное послание президента Стольберга, в котором выражалась надежда, что я приму это назначение. В ходе обсуждения я заявил, что не могу рассматривать это предложение, пока заявления президента и правительства не убедят меня, что действия нового правительства будут таковы, что я смогу взять на себя ответственность, неразрывно связанную с контролем над национальной обороной. Соответственно, мы расстались с премьер-министром, который не дал мне определенного ответа.
В письме премьер-министру от 8 августа я запросил информацию о составе будущего правительства и его политике, в частности в отношении обороны. На это сообщение я не получил ответа, а вместо этого получил телеграфное приглашение принять пост финского представителя в Париже, из чего понял, что обстоятельства не позволяют выполнить условия, которые я считал необходимыми для принятия на себя контроля над обороной страны.
16 августа я посетил президента Стольберга и, не выражая никаких личных взглядов, повторил вопросы, которые задал премьер-министру. Из его ответов я пришел к выводу, что не могу в достаточной степени рассчитывать на его поддержку в предложенной мне ответственной должности.
В течение следующих нескольких недель центральная и левая пресса потчевала своих читателей поучительными сообщениями, что в качестве условия принятия на пост главнокомандующего я потребовал, чтобы страна была переведена на военное положение, чтобы Финляндия поддержала наступление польской армии на Петроград, а также предоставление мне неограниченных полномочий в осуществлении высшего военного командования и подобное в том же роде. Все эти заявления не имели никакого смысла.
Задача, которую я взял на себя в декабре 1918 года, была выполнена, и управление государственными делами находилось в других руках. Моя благодарность тем, кто своим доверием ко мне облегчил мое бремя и оказал мне поддержку, велика. Сочувствие и доброжелательность, которые я ощутил с момента моего прибытия в качестве регента в Турку, укрепили и согрели меня. Чтобы установить лучший контакт с сельскими жителями, я путешествовал по отдаленным районам, сначала по Остроботнии, где загорелся факел Освободительной войны. В первую годовщину народного восстания я был с моими братьями по оружию в Ваасе, после чего последовали визиты в Оулу и Хямеэнлинну. В феврале очередь дошла до Карелии и Саво, после чего в мае я посетил собственно Финляндию.
Спонтанное приветствие людей на обратном пути из Рунни, откуда я ехал на машине, было для меня большой радостью. Весть о моей поездке опережала меня, и везде, где я проезжал, дороги и улицы заполняла ликующая толпа. Кульминацией приветствия стало мое прибытие в Хельсинки, где в мою честь прошел парад Финского корпуса обороны, назначившего меня своим почетным главнокомандующим. Я снова стоял у памятника Рунебергу, где 16 мая 1918 года армия освобождения совершила последний марш, и, еще раз вглядываясь в облаченные в серое ряды, читал в глазах участников закаленную в общей борьбе верность и готовность к самопожертвованию. Я спрашивал себя: что уготовит мне судьба в следующий раз?
Глава 10Плоды нашей победы промотаны
Новые тенденции во внутренней политике Финляндии. – Слово предупреждения. – Политические контакты в Лондоне и Париже. – Аландский вопрос в Международном суде. – Интервенция в России обсуждается. – Визит к Пилсудскому. – Путь политического умиротворения. – Социал-демократы и оборона. – Коммунистические интриги. – Движение Лапуа
Лето 1919 года подходило к концу. Были проведены президентские выборы, и к власти пришло новое правительство. В жизни молодой республики начался новый этап под флагом либерализма. Президентские выборы расширили уже начавшееся между центристскими и левыми партиями сотрудничество.
Самой заметной особенностью этого сотрудничества являлась явная недооценка угрозы, которую все еще представляли антиобщественные силы. Люди отказывались осознавать, что эта угроза влечет за собой повышенный риск нападения с востока, хотя после Освободительной войны прошло всего восемнадцать месяцев. Заявления авторитетных кругов, например, о том, что Освободительная война – это «последнее кровавое объятие Россией Финляндии», свидетельствовали не только о незнании русской истории, но и о пугающей неспособности понять истинные цели и методы большевизма.
Мне показалось, что события в сфере внутренней политики также дают повод для беспокойства. Среди социал-демократов были, конечно, здравые элементы, которые, не колеблясь, пригвоздили партию к позорному столбу за тот опасный путь, на который она вступила, когда в 1918 году позволила взять себя в заложники русским революционным идеям. Но после выборов в риксдаг в марте 1919 года, а тем более после президентских выборов в июле именно экстремисты в партии диктовали ее отношение к большинству стоящих перед нацией жизненно важных вопросов, прежде всего вопросов обороны. Тот факт, что в центристских партиях также наличествовала благодатная и восприимчивая почва для такого отношения, был одной из самых тревожных особенностей того времени. Снисходительность, проявленная на практике по отношению к этим социально деструктивным силам, была почти безграничной. Слабость и нежелание правительства принимать решительные меры против захлестнувшей летом как войска, так и промышленные центры красной агитации, служили лишь поощрением этой подрывной деятельности.
За несколько недель после моей отставки произошло многое, что дало мне повод очень серьезно задуматься о позиции страны. Когда в середине сентября меня попросили принять депутацию финской партии «Единство»,