свидетельством, что морали уже нет места в большой политике. И все же трудно понять, что выиграла Англия этим объявлением войны.
Описание операций первого года войны можно завершить рассказом о событиях на фронте Ханко, где боевые действия с самого начала носили позиционный характер часто с мощным применением артиллерии. Поскольку 17-ю дивизию в августе перебросили в Восточную Карелию, для настоящего штурма у нас недоставало сил. Оставшиеся войска представляли собой подразделения береговой обороны и шведский добровольческий батальон под командованием подполковника X. Берггрена. Тактическая идея заключалась в том, чтобы подавить гарнизон локальными атаками с суши и с моря в расчете, что с приходом зимы он окажется в изоляции.
Перед лицом такой перспективы русские решили эвакуироваться с полуострова Ханко. Это решение исполнили в ночь на 3 декабря, и мы не смогли сдержать противника на суше, но его транспортный флот понес большие потери от мин и артиллерийских обстрелов. 4 декабря наши войска вошли в Ханко. Угроза наиболее важным районам нашей страны была ликвидирована, и мы могли принять меры для открытия этого важнейшего нашего зимнего порта, а также использовать внутренние каналы вдоль Финского залива.
В середине декабря я посетил Ханко, где войска промаршировали передо мной в сильную метель. Часто бывая в этом идиллическом городе летом, я с болью смотрел на разрушения, нанесенные коротким иностранным господством и войной.
Немецкие армии продолжали наступление на Москву и в начале декабря стояли угрожающим полукольцом вокруг города на севере и западе, юго-западе и юге. Советское правительство готовилось переехать в Куйбышев в среднем течении Волги на 500 миль восточнее. Хотя немецкий фронт находился всего в 16 милях от Москвы, армиям Гитлера так и не удалось войти в древнюю столицу России. В тот момент, когда победа казалась предрешенной, вмешалась русская зима и остановила накатывающие волны. На нескольких участках русские провели контрнаступления. Немецкие моторизованные подразделения вмерзли в грязь, а проблема снабжения оказалась за пределами возможностей немецкого организационного гения. Германская армия была не подготовленной к ведению войны в зимних условиях, о чем мне позднее лично сказал сам Гитлер.
Эта первая неудача всего через шесть месяцев после начала войны напомнила об эфемерности человеческих расчетов. Чем больше оптимизма и уверенности в победе, тем страшнее катастрофа для тех, кто считал трудности преодоленными, а противника – разбитым. В радиообращении в начале октября Гитлер сказал: «Не скажу, что мы победим Советский Союз, мы его уже победили».
Наряду с обострением ситуации на Восточном фронте, на другом конце мира произошло событие, имевшее для Германии серьезные последствия. 7 декабря 1941 года Япония без предварительного объявления войны совершила нападение на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор, повторив свой маневр против русских в Порт-Артуре 1904 года. Несколько дней спустя Германия объявила войну Соединенным Штатам, что заставило каждого беспристрастного наблюдателя задуматься о поворотном моменте мировой войны, наставшем после вступления в нее Америки. Для Финляндии, традиционно связанной с Соединенными Штатами узами дружбы, а в последний год войны пользовавшейся таким большим пониманием и поддержкой великой демократической державы Запада, прискорбно было осознавать вступление США в союз с СССР, тем более что начинавшаяся между великими мировыми державами гигантская схватка, скорее всего, полностью затмит наше дело.
В уходящем году армия достигла стратегических целей на всех фронтах и перешла в оборону. 6 ноября 1941 года армейский корпус на Карельском перешейке получил приказ подготовить предложение о строительстве за передовой линии обороны от Ваммелсуу на берегу Финского залива до Тайпале на Ладоге, так называемой линией ВТ. 9 ноября аналогичный приказ был отдан войскам на Олонецком перешейке, где помимо укреплений предполагалось расположить батареи по берегам Свири. Приказ о строительстве укреплений на Маселькяском перешейке был отдан в начале 1942 года. Вскоре началось строительство укреплений на всех трех перешейках.
Поздней осенью мы смогли приступить к широкой демобилизации старших призывных возрастов. В конце ноября с Карельского перешейка в пункты сбора для расформирования отправили 6 батальонов, а в начале декабря с указанной части фронта еще такое же количество войск. Две недели спустя началась демобилизация с Олонецкого и Маселькяского перешейков. К весне 1942 года в общей сложности было демобилизовано 180 000 человек.
После кульминации великого немецкого наступления в первый год войны немцы стали отходить. Настала очередь русских перейти в наступление, и в начале 1942 года немецкие армии потеряли огромное количество частично невосполнимого оборудования. Русские начали наступление не только под Москвой, но и на очень близком к нам направлении – на Ладожском озере – для прорыва блокады Ленинграда. Немцев здесь тоже преследовали локальные неудачи, и кольцо окружения, несмотря на упорную оборону, во многих местах едва не оказалось прорванным. Тем не менее оно выстояло, хотя в линии фронта и образовались впадины. Другим примером активности русских было строительство ледовой дороги через юго-западный залив Ладоги, и именно благодаря этой дороге в сочетании с воздушным мостом великую метрополию удавалось скудно снабжать продовольствием. Временное увеличение поставок в зимний период означало, что нам следует быть готовым к возобновлению боев на Карельском перешейке. Лишь в марте немцам к югу от Ленинграда удалось вырвать инициативу и в значительной мере восстановить прежнюю линию фронта.
В целом первая зима войны на наших фронтах прошла довольно мирно, за исключением участка Манселькя, ближайшего к важнейшей для союзников Мурманской железной дороге. Здесь русские проявили признаки сильной нервозности, первые десять дней атакуя наши войска с направления Повенца с явной целью отбить Кархумяки. Все эти атаки были отражены. Примерно в это же время наши войска на центральном Мааселькском перешейке отразили серию русских атак, и после сильных финских контратак все закончилось повторным взятием железнодорожной станции Криви. Обе попытки указывали на опасения противника из-за возможных нападений финнов на Мурманскую железную дорогу.
Когда Карельская армия выполнила свою задачу, я вновь назначил ее прекрасного командующего генерала Гейнрихса начальником Генерального штаба, а генерал-лейтенант Ханель, занимавший этот пост с июля 1941 года, стал инспектором укреплений. В этом качестве ему вновь предстояло продемонстрировать свою способность успешно и быстро проводить фортификационные работы.
Карельская армия была разделена на две группы: южная, получившая название группы «Олонец», перешла под командование генерал-лейтенанта Эша, а генерал-лейтенант Лаатикайнен был назначен командующим северной группой «Манселькя».
Прежде чем генерал Гейнрихс возобновил деятельность начальника Генерального штаба, я послал его в германский штаб в Восточной Пруссии для сбора информации о понесенных немцами явно крупных поражениях, а также об их планах на ближайшее будущее.
По возвращении генерал Гейнрихс доложил, что катастрофа в центре Восточного фронта, видимо, произвела на немцев сильное впечатление. Во время визита к Гитлеру последний заявил, что неудачи, приписываемые им ненадежным прогнозам метеорологов, сильно раздуты вражеской пропагандой. Гитлер сказал, что число обмороженных не сотни, а десятки тысяч. По словам рейхсканцлера, он нисколько не сомневается, что горький опыт, показавший непригодность некоторой части военной техники к действиям в условиях жестокого мороза, явится стимулом к новым усилиям, благодаря чему трудности будут преодолены и путь к окончательной победе будет расчищен. Фронты с юга и с юго-востока от Ленинграда будут восстановлены в прежнем виде. Однако у генерала Гейнрихса сложилось впечатление, что начальник Генерального штаба генерал Гальдер переутомлен и подавлен. По его мнению, Русская кампания обошлась немцам слишком дорого. Одной из причин успехов русских он назвал моральный дух в сочетании с численным превосходством.
В конце января 1942 года меня посетил президент республики, чтобы обсудить ситуацию. Особенно беспокоил вопрос продовольственного снабжения, и тут мы находились в сильной зависимости от Германии. Помимо того, что урожай выдался плохим, работу в основном приходилось выполнять женщинам. Единственной западной страной, с которой у нас оставались связи, была Швеция. Мы должны сохранить нашу независимость и свободу действий в отношении Германии, не ставя под угрозу продовольственный импорт припасов. Обсуждая общую военную ситуацию, я заявил, что моя вера в шансы Германии на победу в войне пошатнулась. Немцы оказались плохо подготовленными к зимней войне, и я не исключал возможности поражения на Восточном фронте.
Обсуждались также намерения России возобновить контакты с Финляндией, о чем 24 декабря 1941 года советский посланник в Стокгольме сообщил шведскому министру иностранных дел Гюнтеру. Президент Рюти и я пришли к единому мнению, что ситуация с продовольственными поставками, не говоря уже о военной мощи Германии, делает такой контакт в настоящий момент невозможным, вражеская пропаганда, несомненно, использовала бы этот факт в своих интересах, что могло бы привести к конфликтам с немцами.
В начале февраля вновь всплыл старый вопрос о нападении на Мурманскую железную дорогу. Незадолго до этого командующий альпийскими войсками генерал Дитль получил командование немецкими войсками в Лапландии, где была создана самостоятельная армия – 20-я горнострелковая армия со штабом в Рованиеми. Во время встречи со мной генерала Дитля переполнял энтузиазм по поводу проведения совместной операции, в ходе которой финская армия должна была захватить город Сороку на берегу Белого моря – надежды, которые я вынужден был развеять.
Через день или два я получил письмо фельдмаршала Кейтеля с повторением этого предложения и обещанием поддержки значительных военно-воздушных сил. Мое негативное отношение к этому предложению было основано как на военных, так и на политических соображениях.