- А ты сам-то хорошо воевал? - спросил кто-то.
- Да, я воевал хорошо. - Ответил смуглый юноша. - Я стрелял из орудия, пока оно само не взлетело на воздух. Мое орудие из всей батареи держалось дольше всех, хотя снарядов на нее падало тоже больше, чем на другие. Уже давно не стреляло ни одно орудие, а я все бил да бил. Из строя вышел весь наш расчет. Живым на всей батарее остался я один. Чтобы выстрелить из орудия, мне нужно было бежать в укрытие за снарядом. Принести снаряд, зарядить орудие, навести, потом стрельнуть. Много так не навоюешь. Загорелись ящики со снарядами. Пока я лопатой засыпал огонь, возле орудия разорвался снаряд, разбило приборы. Немцы решили, что с нашей батареей все покончено, перестали стрелять. Гляжу, недалеко от орудия прямо на меня едет немецкий танк. Кое-как через ствол прицелился, быстро зарядил и выстрелил. Танк разворотило по всем правилам.
Рассказчик умолк.
- А дальше? - спросил кто-то.
- Потом меня засыпало землей. Очнулся, когда уже не было стрельбы. Я вылез из-под земли, огляделся. Орудие лежало на боку. Вокруг валялись убитые. Поодаль дымился танк. Шумело в голове. Я уже мало чего понимал. Мне было все равно, какой будет конец. Я пришел в деревню. Там были немцы. Теперь вот здесь, с вами.
- А чего же ты не убежал? Ведь надо было бы бежать!
- Легко спросить, почему не убежал. Я это же самое хотел тебя самого спросить. Почему ты не убежал? - Смуглый продолжал. - Я любил читать книги. В них русский солдат всегда бывал храбрый и непобедимый. Мне казалось, что и на деле тоже так.
- А что, не так, что ли?! Точно, храбрый. И не победили бы. Не от нас это зависело. - С цемента поднялся веснушчатый блондин лет двадцати, - Мы вот не хуже тебя воевали. Да что толку. Если по правде сказать, то вот нам с Витькой надо бы было орденищи какие привесить. Посмотрел бы ты, сколько мы их там положили.
- Точно! - Подхватил Витька. - Мы вон с ним с Петькой сидели на крыше с пулеметом. Патронов у нас было до черта. Нас самих прикрывала кирпичная надстройка на крыше. Дом был старинный, крепкий. Ох мы и побили там! Дом выдавался как-то вперед и с крыши нам далеко было видно. Впереди, километра два от нас был хуторок какой-то. Его немцы заняли сходу, без стрельбы. Там никого не было из наших. Немцы подумали, что и здесь никого нет.
- Точно, никого не было. - Вставил Петька. - Все куда-то разбежались. Мы тоже хотели уйти. Послали одного из товарищей узнать, что нам делать дальше, а он не вернулся. Ждали мы, ждали. Глядим - немцы нагрянули. Они шли смело, в открытую, строем. Думали, что и здесь никого нет. Подпустили мы их поближе, да как вдарили на всю ленту. Нам видно их как на блюдце. Спрятаться им было негде. Когда кончились все патроны, мы спрыгнули с крыши и убежали. А немцы что? А немцы тоже, наверное, были рады удрать, если только кто-нибудь остался в живых. Было у нас пять коробок лент - все в них выпустили.
Лежа на боку, о многом успели переговорить. Разговоры были разные. Одни хвалили свою страну и высказывались за социализм, за советскую власть. Другие, если и не ругали власть, то хвалили немцев. Хвалили их расторопность, аккуратность. В споры вступали чаще всего молодежь и простые солдаты. Плешивые с лицами интеллигентов или же бывшие ответственные лица в стране больше молчали и в споры не вступали. Своих мнений они также не высказывали. Они вели себя так, как будто все происходящее вокруг касалось кого-то другого, а не их. Может быть, это было правильно. В камерах могли быть провокаторы и зря рисковать не следовало.
Прошло некоторое время нашей совместной жизни в одной камере. За это время мы все перезнакомились. Нашлись земляки, однополчане. Вскоре со своим положением как-то сумели освоиться. Через несколько дней мы уже не были так растерянными и перепуганными новичками. У нас появились свои камерные интересы. Мы стали привыкать к лагерным порядкам. Снова появился интерес к событиям, некоторые стали проявлять определенную инициативу. Тюрьма в Днепропетровске стала нашим домом родным, а ее обитатели - нашим обществом.
От ничегонеделания и скуки пленные досконально изучили все блоки, двери, лестницы, двор и камеры. Мы наизусть знали распорядок дня и особенно часы раздачи баланды. Немцы кормили нас вовремя, без опозданий и спешки. В этом они были мастера. Но, в общем-то, все было скучно и монотонно и, самое главное, сильно хотелось кушать.
За несколько дней нашего пребывания в неволе мы успели разглядеть своих друзей и врагов. Врагов у пленных оказалось больше. Одними из них были вши. Когда их нет, то как-то не замечаешь, что вши могут беспокоить. Однако, когда их бывает очень много, то это выглядит весьма печально. Борьбу со вшами вели мы - сами пленные, а также и лагерные власти. Но все было напрасно. Несмотря на то, что против этих маленьких насекомых выступали все и вся, сами насекомые не очень-то пугались и не старались исчезать. Каждые десять дней нас сверху сгоняли вниз, чтобы мы в бане могли принять очистительный душ. В баню сверху вниз шли мы бодро с законным желанием отомстить нашим врагам насекомым. Но после принятого горячего душа снова подниматься вверх на третий этаж было трудно. Не было силы. Не менее трудно было снова ложиться на холодный цемент.
После бани и обработки нашего имущества дня два жили спокойно. Но уже на третий день все население камеры начинало скоблиться. И откуда они могли браться? Чем ближе к новой бане, тем больше и озлобленней мы чесались. Начинались бесполезные споры о способах выведения вшей. Солдатик у противоположной стены уверял, что если хочешь по-настоящему вывести вшей, то белье завшивленное следует закопать в землю. Вши исчезнут через 1 сутки. Способ остался неиспользованным. Не было земли в камере. Хотя предлагавший этот способ пленный уверял, будто бы подобным образом вшей выводят целые народы. Какие народы - он не упомянул. Другой пленный, лежавший в левом углу, предложил более выполнимый способ. Он раскладывал свое вшивое белье на цементном полу и сверху по швам одежды бил кирпичом. Товарищ уверял, что его способ исторический и им пользовались еще наши деды. Он же предложил и другой способ. Способ более надежный. Когда нет под рукой кирпича, чтобы бить им по швам. Этот способ бывает хорош тогда, когда вшей много и они еще злые. Товарищ рекомендовал взять рубашку, раскрыть рот, а затем между зубов пропустить швы. Если под зубами слышится частый хруст, то дело идет хорошо. Однако общим мнением масс осталось то, что смена грязного белья на чистое все-таки лучше. Способов уничтожения вшей было предложено много. Лучшим оказался обычный. Тот, которым пользовались мы. Снимали рубашки и вшей давили двумя ногтями. Некоторые делали рекорды, убивая на 200-250 вшей за один прием.
Я же лично мог вести счет своих побед только до сотни. Дальше сбивался со счета и продолжал действовать без фиксирования подвигов. Часто, почти каждую неделю, всех пленных выводили во двор. На чистый воздух и яркое солнышко. Во дворе мы были предоставлены сами себе. Пленные снимали верхнюю одежду, расстилали ее на земле и устроившись поудобнее загорали на солнышке. Некоторые читали книги или газеты. Большинство же вели разговор о еде, о старом добром мирном времени и продолжали истребление насекомых.
Возле колючей проволоки у вышки, где сидел часовой, копали какую-то большую яму. Яму копали немецкие солдаты. Они были не молоды и работали не спеша. Наши ребята, которые были покрепче, наблюдали за медленной работой немецких солдат тыловиков и удивлялись. Почему это они работают так медленно? Некоторые спускались вниз брали у немцев лопаты и показывали как надо работать. Наши пленные работали быстро. Потом отдавали немцам лопаты и говорили: вот так надо, пан. Наблюдавшие за состязанием наши пленные были довольны. Они говорили, наша взяла. Вот так вот, пан, надо работать. Немцы не смущались. Они смеялись вместе с нами. Хлопали пленного по плечу рукой и говорили "гут-гут". Потом на каком-то русско-немецком жаргоне объясняли, что эта яма не нужна никому. Она немцам нужна столько же, сколько и русским. Некоторые немцы со смехом говорили: "Если бы их отпустили домой, то яму они закопали бы снова и побыстрее". Про себя мы решили, что немцы - спокойный и рассудительный народ. У них нет ни спешек, ни авралов, как бывает у нас. Работают они от и до, без эмоций и настроения. Однако работают упорно и систематически. Взгляды пленных на способы работы разошлись. Одни говорили, что наш стахановский метод прогрессивный, что это движение вперед. А немцы консерваторы. Другие стояли за то, что немцы работают без истерики, по плану. Что план работы, есть закон, который составляет здравомыслящие люди. Они утверждали, будто немцы и побеждают потому. Что все у них расписано по плану. Мы же планируем на передовиков, которых единицы и забываем основную массу и их возможности, поэтому так и планы всегда трясет - а это уже не план.
Большинство стояло на том, что мы тоже работаем по плану, но относимся к ним несерьезно. Наши планы преследуют больше политическую показуху, чем рассчитаны на добросовестных и квалифицированных рабочих.
Во время таких прогулок можно было походить по территории почти всего лагеря. Нам как-то никто в этом не препятствовал. Порядки в лагере были довольно либеральные. Один пленный говорил, что он много сидел в тюрьмах, где порядки бывали всегда строгие. Здесь же можно всю жизнь прожить, если бы только кормили получше. Этому пленному ответили, что мы не преступники, а военнопленные. Мы советские граждане и после войны мы вернемся домой полноправными гражданами. После этого начался обычный долгий спор. Кто мы есть для нашего государства? Военнопленные, которые попали в беду и нам наша страна должна оказать внимание или же преступники и будем наказаны. Такие споры ни к чему не приводили, разногласия только усугублялись.
Однажды мне пришлось работать на немецкой кухне. Кухня находилась за лагерем и располагалась в каком-то бывшем советском артучилище. Во дворе столовой стояли советские пушки. Они стояли как памятник на постаменте. Во дворе кухни всех пленных выстроили по росту. Я оказался са