овторимых, единственных в жизни интересных встреч. Встречи и человеческие разговоры, которые бывают только в дни войны. В райцентре Локоть наш зимний транспорт, сани, заменили на телеги. Неподалеку от райцентра была маленькая железнодорожная станция или разъезд. На этом разъезде скопилось много артиллерийских снарядов. Снаряды подвозили ежедневно все новые эшелоны. Вот эти снаряды, в течение двенадцати или пятнадцати дней мы на телегах перевозили со станции в лес, километра за полтора или два. В этом лесу была огромная площадка, размеров примерно метров шестьсот на семьсот. Вся она еще до нас была заставлена огромными штабелями со снарядами. Снаряды были очень крупные. До этого мне еще не приходилось видеть подобные!
Каждый снаряд был упакован в отдельный ящик, и некоторые были столь тяжелы, что поднимали мы их вдвоем, и то с трудом. Как их только заряжали в пушки? Было много новейших реактивных снарядов, которые наши казаки называли 'ванюшами'. Они шутили, что у русских есть 'катюши', а немцы к 'катюшам' на фронт, чтобы они не скучали, прислали своих 'ванюш'. Охрана артиллерийского склада была столь мала, что мы ее не видели. Это нас, русских, тоже удивило. Нам казалось, чтобы взорвать его, партизанам не составляло никакого бы труда. И не смотря на это, метрах в двадцати от штабеля, в лесном овражке лежало два трупа. Один был мужчина лет двадцати двух. Другой совсем еще мальчик лет двенадцати. У обоих руки были связаны за спиной. У обоих на затылке были стреляные раны и запекшаяся кровь. У одного рядом валялся мешочек с солью. Одеты они были в гражданскую одежду и, судя по ней, казаки определили их как партизан. Немцы тогда готовили летнее наступление, и для этого здесь организовали такой огромный артиллерийский склад.
Вид брошенных в овраг убиенных партизан навел казаков на печальные раздумья.
Сидя на еще не уложенных в штабель снарядах, они курили и не торопясь рассуждали:
- Хоть эти расстрелянные были партизанами, но все равно они наши же, русские. По правде говоря, на кой хрен сдались нам эти немцы?
Кто-то возразил:
- Умный ты больно. Может, тебя красные возьмут или сам попросишься вот к этим партизанам? - и рукой показал в сторону расстрелянных.
Казаки курили и раздумывали. Потом один мудрый сказал:
- Братцы, в самом деле, что на немцах или партизанах весь свет клином сошелся? Что мы, сами не сила? Был же батька Махно. Сам по себе был, да и воевал еще как. Оружия у нас навалом. Не собрать ли нам круг казацкий, как было в старину. Поговорим, обсудим, плохо, что ли?
В это время где-то поблизости раздался такой душеразрывающий грохот, словами это не опишешь. Гудела земля, мелко дрожали березы. Всего несколько секунд, и все сразу смолкло. Когда мы стали приходить в себя, мы были все растеряны, ждали нового грохота и никто не мог вымолвить ни одного слова. Потом послышалось:
- Казаки, гайда по домам, кончай работу. Пусть сами немцы поработают. Это их работа.
Перепугавшись страшного грохота, мы все уехали домой. В разговоре некоторые уверяли, что это в лесу далеко от нас взорвался штабель со снарядами. Большинство так и думало. Другие уверяли, что это стрельнули русские сразу из нескольких 'катюш', чтобы немцы знали и боялись. Как бы это ни было, вскоре об этом позабыли, и больше разговоров на эту тему не было.
Однажды на улице ко мне подошел полицай из Михайловки. Встретились мы случайно. Он издали узнал меня и решил подойти ко мне. При советах он был учителем в школе. Во время войны он вместо того, чтобы эвакуироваться с красными, перемахнул к немцам. Служил им сознательно, от всей души. Был вместо учителя полицаем и воевал с партизанами. Мне такие идейные не нравились. Он же, не зная этого, оценив меня по внешнему виду, по немецкой униформе, считая меня своим единомышленником, от души рассказывал свои переживания, настроения и свои дальнейшие планы. Несмотря на то, что он здорово пострадал и сам хорошо видел, что немцы отступают, что возврата им уже не будет, он все же надеялся вернуться к себе домой. Скорее всего, он вспоминал и жалел ту мирную жизнь, в которой жил до войны. Он рассказал, что в Михайловке сейчас красные, а он сам едва успел унести свои ноги. Что еще задолго до прихода красных, многие жители ушли в партизаны. Некоторых они потом изловили и расстреляли. Я понял, что свою судьбу он поставил не на ту карту, потому и проиграл. Теперь бежит на запад.
Таких было много. Все они после окончания войны разбрелись по всему белому свету. Сколько русских сегодня живет в Англии, Германии, Франции и в других странах, особенно в Америке. Почему-то никто не бежит из-за границы к нам в Россию. Все только от нас бегут. Сколько наших россиян сегодня после войны живет в других странах. В мире существует два таких горемычных народа, это евреи и русские. У евреев нет своего государства, а у русских гуманно разумных законов. Вот так они и ищут себе страны, где бы их считали за людей, где можно было бы жить по-человечески. Я неохотно вел с ним разговор. Иногда я почти открыто проявлял свое злорадство его неудачам. Про себя я иногда думал: 'Гад ты эдакий'. Наверное, это отражалось на моем лице. Наверное, и он про меня что-то думал нелестное. Мы мирно расстались, каждый думая свои думы. У обоих впереди были судьбы с многими неизвестными. С эти полицаем мы были людьми одной национальности. Только он был постарше меня лет на десять. Что нас разделяло с ним, так это взгляды на наше государственное устройство. Я стоял за советский социализм, а он его не признавал и считал порочным, жестоким, тоталитарным строем. Он боролся с ним, а я защищал. У кого и как это получалось на деле, суть не в этом. Главное, кто как понимал происходящее, и каковы были наши настроения и намерения. В нас в обоих существовала собственная, не похожая неудовлетворенность, двигавшая нашими поступками. Вот эта внутренняя неудовлетворенность и порождает в людях разнобой в мнениях и настроениях. И однажды, созрев до критической точки, оно выльется в конфликт. В этом, наверное, и есть суть биологического принципа. Конфликт, однажды зародившись, если не угаснет, разрастаясь, когда-то взорвется. У нас в России вечно существовал конфликт народа со своим правительством. Во все времена были большие и малые бунты. Были и очень большие, такие, как Степан Разин, Пугачевщина, революция 17-го года. Теперь не поймешь, кто был хорошим, а кто нехорошим. Каждый по-своему был прав и со своей точки зрения действовал правильно. Истина многолика.
Похожее происходит и в семьях, между мирными и добрыми соседями, между близкими родственниками и соседними государствами. Все это есть борьба за жизнь под солнцем и биологический отбор. Наверное, это и есть главная причина раздоров. Может быть, это неправильно, а может быть по-другому природой не предусмотрено и все это так должно быть. Если умные люди в течение веков этого не могли изменить, то кто я таков, чтобы пытаться изменить порядок, заведенный природой однажды и навсегда? Сегодня борьба мнений за лучшую жизнь под солнцем происходила не только между русскими разного толка, но и между двумя большими нациями. Между русскими и немцами. В этой войне немцы, конечно, не правы. Они агрессоры. Ну а как понимать русских? Чья идея справедливее? Ведь все хотят своему народу счастья. По-видимому, это разговор долгий и не моего понимания. А понять хотелось бы. Того полицая тоже хотелось бы понять. Если он надеется сделать мир по-своему сегодня с винтовкой в руках, то будет ли мир таким после того, когда на арену выйдут дипломаты?
В Локте, сменяв сани на телеги, мы уже на колесах приехали в райцентр, называемый хутор Михайловский. До войны там был большой сахарный завод. Немцы в 41-м там организовали концлагерь для советских военнопленных. В наш приезд его уже не было. Вместо него стоял огромный прямоугольник, насыпанный из земли, а наверху стоял большой деревянный, черного цвета крест. Местные жители рассказывали, что там зарыто около десяти тысяч русских пленных. По рассказам, почти все они умерли от голода. За войну периода 41-42 годов хутор Михайловский несколько раз переходил от красных к немцам и обратно, от немцев к красным. В этих условиях мирным жителям надо было быть крайне изворотливыми. Иначе погибнешь, ибо каждый раз надо было оправдываться, почему ты уцелел у того или у другого и почему ты еще жив. В доме, в котором я был постояльцем, жила женщина. Муж ее воевал в Красной Армии, а дочку немцы угнали в Германию на работы. Жила она одиноко, выжить было трудно. Но, не смотря на все трудности, она жила. Говорят, что женщины приспособлены к выживанию больше, чем мужчины. Наверное, так это. Когда приходили немцы, она показывала фото своей дочери и конверт с немецким адресом в Германии. У немцев она сходила за свою. Ни полицаи, ни немцы не могли придраться к ней. Кода уходили немцы и приходили красные, она им показывала это же фото, слезно убивалась по дочери, горько плакала, что ее единственную дочь немецкие изверги угнали в рабство в неметчину. И, как подтверждающий документ, снова показывала конверт с немецким адресом. Чтобы все больше походило на настоящую и очень грустную правду, она демонстративно, чтобы все видели, усиленно радовалась приходу красных. Для всех она была своя и никто ее не обижал. Говорят, что такая изворотливость доступна только женщине. Для нее, конечно, Красная Армия была ближе. Там служит и воюет против немцев ее муж. Сама она тоже жила печалями и радостями Красной Армии, и по-своему переживала за нее. По-видимому, иначе и не могло быть. Но боялась она одинаково и красных, и немцев. Мне она с горечью рассказывала про советских солдат: 'Уж какие они голодные да замученные. А вшей на каждом, Боже ж мой! Никогда в жизни столько не видела. И как в них родимых душа только держится'. Тогда всем было трудно. Но выживали больше дети и женщины. Они были меньше мужчин причастны к войне.
Праздник 1- го Мая праздновали тоже на хуторе Михайловском. Что нас удивило, так это то, что немцы этот праздник тоже празднуют не менее торжественно, чем мы. Праздник, в сравнении с советским, был богаче, но менее официальным. Не было ни торжественных собраний, ни речей. На поляне возле школы поставили столы, накрыли скатертями и на столы поставили много разных вкусных кушаний и выпивки. Казаки были много удивлены и не знали, чему верить. Нам всем казалось, что немцы 1-е Мая не празднуют. Праздник прошел очень весело и непринужденно. Мы бегали на перегонки, боролись, и кто победит, получал награду, бутылку вина, сигареты или еще что-то другое. Потом было много разговоров и удивлений. Мы это празднество сравнивали с нашими, и сравнения были не в нашу пользу. Задавали вопросы, удивлялись и не знали чему верить.