И он, развивая свои мысли о спорте, заметил: «Если вы занимаетесь спортом, вы формируете в себе психологию победителя, основанную на преодолении и совершенствовании самого себя. Эта модель может сохраняться всю жизнь, если вы, конечно, не останавливаетесь на достигнутом. В спорте победы тоже ведь не приходят сами по себе. Сначала нужно провести большую работу, как физического плана, так и аналитического, психологического, образовательного. Так же и в оперативном деле. Если вы поставили перед собой цель и видите свои задачи ясно, вы начинаете понимать, что нужно, чтобы достичь цели: какие знания нужно получить, с какими людьми взаимодействовать».
Как бывшего спортсмена, назначил меня физоргом отдела и требовал докладывать раз в неделю о посещаемости сотрудниками отдела занятий по физкультуре. Скрывать информацию было нельзя, так как физрук управления докладывал начальнику управления, а тот в свою очередь звонил начальникам отделов и требовал усилить контроль. Подставлять сотрудников старшего поколения, участников Великой Отечественной войны, всегда имевших «оперативные» причины не посещать занятия, было стыдно.
Николай Алексеевич контролировал процесс, отчитывал начальников отделений и меня, прогульщиков строго предупреждал. Душин во всем оставался дотошным и педантичным.
Отдел постоянно выигрывал почти все соревнования в управлении. За первые места получали кубки, хранившиеся у начальника отдела. Душин гордился ими и очень переживал, когда мы проигрывали.
А те годы, предшествующие моему зачислению в отделение, были богаты на события в разведывательной и контрразведывательной деятельности. Особенно в противоборстве спецслужб США и СССР.
Конечно, Николай Алексеевич знал, что сотрудники отделения, за исключением Филиппова В.С., уже выработались в силу возраста. Из шести сотрудников отделения четверо были участниками войны, и им необходима была смена. Он поставил вопрос перед руководством 3-го Главного управления о расширении количества оперработников в отделении, о снятии нагрузки с оперработников, работавших по обслуживанию стратегических управлений ГРУ.
В 1968–1970 гг. пришла новая волна оперработников — Иванов В.И., Моляков А.А., Золотухин А.Д., Черномырдин Н.П., Петров П.В., Шелепов И.М., Безрученков С.Е., Петриченко Н.П, Перец В.В., Терещенко А.С. и другие. Более того, вместо шести сотрудников в отделении работали уже двенадцать, а потом и восемнадцать человек. И все, можно так сказать, ютились, хотя и в большом, но все-таки в одном кабинете.
Оперативный состав в лице новых работников оживил работу — были разоблачены Филатов и Иванов, но только с появлением источников КГБ в ЦРУ отделение, а в будущем отдел, взобралось на вершину контрразведывательной славы.
Спустя какое-то время стало известно, что спецслужбы США в 1966–1967 годах нанесли по ГРУ значительный, можно сказать, тяжелый удар. Они арестовали двадцать девять агентов ГРУ и выслали большое количество сотрудников этого управления, а некоторых арестовали. Причем акция происходила одновременно в нескольких странах, по заранее разработанному плану в США. Приблизительно такой же удар по ГРУ нанесли в 1932–1935 годах.
В США в 1962 году сотрудники ГРУ завербовали подполковника Уильяма Генри Валена (псевдоним Дрон), руководившего шифровальным отделом в Комитете начальников штабов Министерства обороны США. В течение двух лет от него поступала важная информация о ядерном оружии, ракетах, детальные планы командования стратегической авиации США и планы по действиям американских войск в Европе. Однако в 1966 году Валена арестовали агенты ФБР. Причиной его провала послужило предательство Дмитрия Полякова, рассказавшего о нем американцам.
Другим агентом ГРУ в США был Герберт Бекенхаупт, сержант военно-воздушных сил США, приписанный к штаб-квартире командования ВВС в Пентагоне. В течение долгого времени он передавал в Москву секретные материалы, пока его не арестовали в 1967 году. О ценности передаваемой им информации говорит тот факт, что, по сравнению с другими разоблаченными агентами, он был осужден на тридцать лет тюрьмы.
1967 год стал крайне тяжелым для ГРУ. В Бельгии задержали и выслали из страны сотрудника ГРУ Владимира Черетуна, работавшего под «крышей» представительства «Аэрофлота» в Брюсселе.
Несколько днями позже из Швейцарии выслали И.Я. Петрова, руководителя советской делегации в Международном телекоммуникационном союзе в Женеве. Местные власти обвинили его в попытке завербовать одного из крупных швейцарских чиновников.
15 марта в Риме итальянская военная контрразведка (СИД) арестовала 39-летнего торговца антиквариатом и парашютиста-любителя Джорджо Ринальди. Ему предъявили обвинение в шпионаже против объектов НАТО в пользу СССР. По официальным заявлениям, СИД вышла на его шофера Армадо Жирардо. Оба задержанных признались в шпионской деятельности в пользу СССР, причем Ринальди сообщил, что работал на ГРУ с 1956 года, а завербовал его Алексей Соловов, высланный из Италии в 1958 году. Кроме того, Ринальди указал местоположение тайника, где находился материал, предназначенный для его куратора. На следующий день во время выемки из тайника контейнера был сфотографирован и задержан сотрудник ГРУ Ю.К. Павленко.
24 марта на Кипре задержали и объявили персонами нон грата атташе по культуре советского посольства Бориса Петрина и управляющего представительством «Аэрофлота» Николая Ранова. Вместе с ними был арестован некий Викентиос Бутрос, работник телекоммуникационной службы, который передавал своим операторам из ГРУ копии записей телефонных разговоров иностранных представителей на Кипре с их правительствами.
Через три дня двух советских дипломатов — Игоря Очуркова и Альберта Захарова выслали из Греции. А на следующий день произошло несколько арестов в Вене, после чего оперативному сотруднику ГРУ полковнику М.И. Бадину пришлось покинуть Австрию. А во второй декаде апреля в Норвегии арестовали три человека, которых обвинили в работе на советскую разведку[2].
В ГРУ работала специальная комиссия по расследованию данного факта. В справке, составленной этой комиссией, находились фамилии и псевдонимы более двухсот человек. Судьба начальника ГРУ ГШ П.И. Ивашутина висела на волоске, но санкций не последовало.
Данный вопрос обсуждался и во втором отделении, и руководством 1-го отдела 3-го Главного управления, и в руководстве КГБ. В отделении ни у одного сотрудника не было сигналов по провалам ГРУ за рубежом. Создалась удручающая обстановка. Тогда и было обращено внимание на малочисленный состав (шесть человек) отделения, который ни физически, ни оперативно не мог глубоко вникать во внутренние процессы оперативной деятельности обслуживаемых объектов.
На партийных собраниях и служебных совещаниях Николай Алексеевич неоднократно повторял: «Наша профессия в тени не потому, что мало почетна, просто наш труд не должен афишироваться. Наши победы и неудачи советскому народу не видны».
Мое назначение во 2-е отделение можно сравнить с прилетом первой ласточки, которая делает весну. Во всяком случае, после моего прихода руководство отдела убедилось, что надо энергичнее менять старых сотрудников на молодых, но с большим оперативным опытом, чем у меня.
Среди вновь прибывших в отделение были, на мой взгляд, ярко выраженные таланты — Петриченко, Моляков, Терещенко.
На совещаниях в отделении Николай Алексеевич Душин часто говорил о необходимости вести аналитическую работу за противника, а главное, анализировать свою работу. Он внушал подчиненным: «Сядьте в своем кабинете на объекте, думайте только о работе, анализируйте ее, откровенно скажите себе о ваших слабостях, что нужно сделать и как сделать. Анализируйте работу каждого агента, взаимоотношения с командованием. Подводите итоги своего рабочего дня. Исследовать — значит видеть то, что видели все, а думать надо так, как не думал никто». В тишине кабинета, где у тебя под руками весь материал, можно проанализировать, как вел и ведет себя источник информации с момента знакомства и до настоящего времени, меняется ли его характер, объем и содержание предоставленных им сведений. Как он реагирует на похвалу, критику и поощрения. К сожалению, такая привычка вырабатывается не у всех, прививается она с трудом, но эффект бывает поразительный.
Обосновывая свое отношение к аналитической работе, Николай Алексеевич обратил внимание сотрудников на факт разоблачения изменника Родины Попова. В 1957 году от закордонного агента в ЦРУ получены данные, якобы копии доклада маршала Жукова, зачитанного им на совещании в ГСВГ[3]. Копия доклада прилагалась к сообщению. Группа разработчиков завела дело оперативного розыска. В план розыска попали около тысячи человек, присутствовавших на этом совещании. Постепенно число подозреваемых сужалось, но выйти на след шпиона не удавалось до тех пор, пока не подвергли вновь аналитическому исследованию текст копии доклада маршала Жукова.
Выяснилось, что это стенографический отчет; проверили стенографисток, а заодно выяснили, кто из участников совещания владел стенографией. Так вышли на след Попова, который в совершенстве владел стенографией.
Будучи на оперативной стажировке со слушателями Высшей школы, спустя годы, я предлагал им ежедневно проводить аналитику. Но далеко не все это делали. Отдельным слушателям педагог предлагал рассказать свой прошедший день, анализируя его вместе. Для некоторых и это оказывалось трудновыполнимой задачей.
Николай Алексеевич сумел убедить руководство 3-го Главного управления и руководство КГБ о необходимости численного расширения отделения, замены старшего поколения на молодых, энергичных и о создании в нем группы аналитиков разработчиков.
В тот момент Душин не мог знать об изменнике Родине Дмитрии Полякове, который сотрудничал с ЦРУ с 1961 по 1986 год и выдал девятнадцать разведчиков-нелегалов, сто пятьдесят агентов-иностранцев и расшифровал более полутора тысяч офицеров ГРУ и КГБ.