одчеркивайте его весомость, больше хвалите. Вы — опытный человек, я вам доверяю.
Кейн праздновал победу. В штаб-квартиру ЦРУ полетела шифровка за подписью резидента о вербовке советского офицера, получившего псевдоним «Этьен». Кейн прекрасно понимал: была выполнена главная задача командировки — приобретение агента. Резидент не раз его критиковал за бездеятельность и отсутствие конечного результата. Если бы не эта победа, уехал бы он из Алжира «холостым» — без вербовки агента, а Центр за такую пассивность по головке не погладит, могут и уволить. А сейчас оценят и дадут еще послужить за границей. Эти мажорные размышления прервал шеф, как будто уловивший нить рассуждений подчиненного.
— Эдвард, — резидент обратился по имени к полковнику, — придется продлить срок вашей командировки здесь, но одновременно считаю полезным с материалами дела на «Этьена» ознакомить вашего сменщика. Пять-шесть встреч с агентом проведите сами, исподволь готовя его к продолжению работы с коллегой. Это закрепит вербовку и создаст дополнительные гарантии его работы после возвращения в СССР. Сменщик должен будет подготовить агента к «выводу его в Россию» уже обученным и с необходимой экипировкой.
— Я вас понял, сэр, — отчеканил Кейн и с разрешения шефа покинул кабинет.
Итак, в посольстве СССР в Алжире заработал «крот» — агент ЦРУ «Этьен». Конспиративные встречи с ним проходили только на вилле Кейна. Агент, как заправский офеня, носил товар, за который купец платил ему щедрые деньги, правда, не из своего кармана.
Подкармливался средствами из оперативной кассы и сам Эдвард, завышая расходы на «подарки и представительские мероприятия» с обилием спиртного и продуктов питания. Подозрения возникли у самого агента, о чем он позже скажет на следствии.
Параллельно с этим шло освоение шпионского ремесла: давались подробные инструктажи о линии поведения, разъяснялись способы выполнения заданий, оговаривались сроки встреч и формы конспирации. Гонорары за «творчество» выплачивались регулярно в долларах, рублях, динарах, а также дорогостоящими сувенирами.
По личной инициативе Филонов занялся карате, активно стал набивать ребра ладоней. Потом наши сотрудники подтвердят его занятия в кабинете в 6-м ЦНИИ[29] во время визуального контроля.
На очередной встрече Кейн начал интересоваться конкретными советскими гражданами, находящимися в Алжире по линии КГБ и ГРУ. Затем проявил интерес к сведениям по алжирской армии. После того как американец приручил Филонова, дальнейшая работа с агентом была перенесена с виллы на конспиративную квартиру, где впервые Кейн почти в категоричной форме потребовал принести какой-нибудь документ о работе советского посольства, едва сдерживая свое частое дыхание, говорил быстро и дрожащим голосом. Задание «Этьен» выполнил, как говорится, качественно и в срок. Он сделал ксерокопию «Политического отчета Посольства СССР в Алжире». Угрызения совести промелькнули в голове за судьбу тех арабов и их семей, которые вступили в агентурные отношения с ГРУ. Но мучился он не столько потому, что из-за его предательства погибнут десятки доверившихся советской военной разведке людей, сколько потому, что несмываемо-грязное, отвратительное пятно этого предательства противоречило всему тому хорошему и чистому, что он когда-то находил и воспитывал в себе.
Придя после явки домой, он сначала сел за стол и с наслаждением пересчитал десять тысяч динаров. Этого ему показалось мало, и он вновь пересчитал деньги, сделал перерасчет на рубли, разложил на кучки по 1000 динар в каждой, вновь все сложил в одну пачку, удовлетворенно хмыкнул, мысленно похвалил себя и ненадолго представил себе судьбу сотрудников ГРУ, у которых эти арабы были на связи. Мурашки пробежали по спине, и казалось, что его окунули сначала в горячую, а потом в холодную воду. Это, конечно, не золотой дождь. Однако деньги радовали, и хорошо, что все это происходило в отсутствие жены. В родительском доме деньги держал отец, но тратили их после совета с матерью. А сейчас, без Тамары, он мог тратить как ему заблагорассудится.
Он уже считал себя стреляным воробьем. Часто стал посматривать на себя с восхищением, с восторгом и гордостью. «Вот тебе и колхозник, вот тебе и деревня, вот тебе „сапоги“, чего греха таить, свое преступное дело знаю. Главное, не терять голову и быть постоянно начеку, а каштаны таскать из огня можно, да и нужно».
На виду, днем, он был храбр, настойчив, уверен, спокоен, а по ночам его нет-нет, да и мучали кошмары; он плакал и кричал. Часто стал сниться один и тот же сон — мальчишкой тонет в деревенском пруду, в котором поили и мыли скот. И было вдвойне обидно тонуть в воде с коровьими лепешками, а деревенские друзья взахлеб смеялись и не пытались спасти его.
Тихой сапой, тише воды, ниже травы, он продолжал работать на ЦРУ. Отец, провожая его в армию, просил служить верой и правдой, как он сам во время войны служил.
«Не получилось служить по заветам отца, прокладываю свою служебную тропу: и нашим, и вашим. Хватит об этом, — мысленно отругал себя. — А если будет провал, что будет с детьми, Тамарой? Что за наваждение, зачем эти мысли, они лезут не только в голову, но и в душу».
После таких мыслей, разговоров с самим собой хотелось хотя бы что-то высказать Кейну, что-нибудь нелицеприятное, гнусное.
— Да его ничем не проймешь, с него как с гуся вода, — с такими настроением он готовился к встрече с Кейном.
На одной из встреч Филонов закапризничал — сказалось перенапряжение. От двойной нагрузки стали сдавать нервы. Угрозы прекращения сотрудничества с янки чередовались с нытьем и просьбами оставить его в покое — таков был диапазон его «бунта». Но при этом он делал это театрально, наигранно, с самолюбованием. Требовал сократить время и число встреч, мотивируя тем, что частые отлучки не смогут долго оставаться незамеченными для окружающих.
Его театральность не ускользнула от глаз Кейна, благо Линда Гудменсон об этом писала ранее.
— Вашу машину знает каждая собака в городе! А мое появление рядом с ней в определенном месте в городе чего стоит? Никакой конспирации. Так и до прокола недалеко. — Раздраженно кидался колючими фразами Филонов. Был ли это расчет поиграть на нервах Кейна или это расчет поднять себя в своих собственных глазах, трудно сказать. Но пока суд да дело, а Филонов выдал всех сотрудников ГРУ и КГБ в Алжире и Ливии, различные мысли о планах и намерениях этих сотрудников и некоторых дипломатов, содержание телеграмм, шифровок, которые стали ему известны от шифровальщиков или других сотрудников в посольстве.
Кейн с пониманием отнесся к тревогам агента. Очередная встреча была назначена в городе у фонарного столба, заранее известного по условиям связи, где Эдвард должен был «подхватить» агента и вывезти на новую конспиративную квартиру.
Филонов после работы вышел из посольства и, тщательно проверившись, направился к месту встречи. Ждать долго не пришлось. Через минуту он услышал шум мотора. Оглянулся и замер от неожиданности. Под фонарным столбом остановился не автомобиль вербовщика, а старенький «жучок»-«фольксваген». За рулем сидел бородач. И вдруг через опущенное окошко дверцы донесся знакомый голос Кейна.
«Загримировался, хорек. Видать, подействовали мои замечания — испугался потерять место, — самодовольно отметил про себя Анатолий, — да, что ни говори, а воспитывать и Кейна надо».
«Этьен» нырнул в нутро машины, надвинул на лоб клетчатую панаму, извлеченную из целлофанового пакета, и откинулся на спинку сидения. Вскоре приехали на незнакомую виллу, затененную зеленой стеной декоративного кустарника. Прошли в комнату на втором этаже. Агент принес очередной отчет по алжирской армии, а Кейн — гонорар. На этой встрече он намекнул «Этьену», что скоро его командировка заканчивается и он должен покинуть Алжир.
— Я надеюсь, что наши отношения на этом прекратятся? — спросил Филонов.
— Дорогой Анатолий! Мои отношения с вами перестали быть только нашими. О вас знает Центр, знает, замечу, с лучшей стороны. В швейцарском банке на ваше имя открыт счет. Туда перечисляются немалые деньги. О вас уже осведомлен мой сменщик. Он хочет с вами познакомиться на следующей встрече.
— Никакой встречи не будет! Хватит, наелся, мы же договаривались, — взорвался агент.
— Успокойтесь, прошу. Успокойтесь. Возьмите себя в руки, мы верим вам, а вы обязаны верить нам.
— Я говорю вам вполне серьезно. Мне нужна передышка, — заявил Филонов и принял театральную позу.
— Не горячитесь, господин Филонов. Вы слишком много секретной информации передали нам, чтобы по живому рвать наши отношения. Это же вы выдали агентуру ГРУ в Алжире и Ливии. Что вы на это скажете?
— В Союзе я для вас ничего делать не буду, — в сердцах выпалил офицер.
— Будете, иного выхода у вас нет, — с уверенной наглостью заявил Кейн. — Не в ваших интересах ссориться с нами.
Филонов не узнавал вербовщика, сделавшегося внезапно одержимым, нахрапистым и грубым. Таким он его никогда не видел.
— Я бы не хотел, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном, — сдержанно и, как ему показалось, с достоинством заметил не потерявший самообладания агент.
— Прости, Анатоль, погорячился, но ради твоего же благополучия. Я думаю, мы с вами найдем общий язык? — Кейн тоже от волнения то «выкал», то «тыкал».
Общий язык они в конце концов нашли. Да и не мог не согласиться Филонов, так как втянулся в преступную деятельность и деньги свое дело делали. Договорились, что на очередную встречу Кейн прибудет с коллегой полковником Майклом Джеферсоном.
Встреча с Майклом состоялась на вилле Эдварда. Анатолий успокоился и окончательно принял решение продолжать сотрудничество с американской разведкой.
— Мой коллега полковник Майкл Джеферсон, — отрекомендовал хозяин.
— Майор Филонов Анатолий, — словно своему начальнику представился советский офицер, внимательно наблюдая за действиями и манерой разговора нового патрона.