Ген. Фош протестует против этих решений, текст которых к тому же не был сообщен ему до начала заседания: «Очевидно, речь идет, – говорит он, – об организации исполнительного совета, но прежде всего этот совет, по-видимому, будет лишен всякой исполнительной власти».
На это Клемансо отвечает, что, по его мнению, принятое решение не сократило, а наоборот, расширило права Исполнительного комитета.
На другой день, 15 марта, Фош возвращается к этому вопросу. Перейдя во время прений от вопроса об образовании междусоюзнического резерва, он подходит к вопросу об общем руководстве операциями. «По вашим словам, между главнокомандующими установилось полное согласие, – говорит он, – каждая армия знает, чего ей ждать от соседней армии. Пусть так. Но если Высший военный совет не будет в точности знать положения каждой армии и размеров взаимной помощи, то как сможет он принимать решения, которых, несомненно, потребуют события, и каким образом будет он приводить их в исполнение? Чтобы Высший военный совет мог приносить пользу, – говорит Фош, – необходимо расширить его полномочия».
Доводы Фоша производят сильное впечатление на Ллойд Джорджа, но он не углубляется в существо вопроса, а ограничивается заявлением, что «соглашение, достигнутое между главнокомандующими союзных армий во Франции по вопросу о взаимной поддержке, составит предмет официального сообщения постоянным представителям в Версале». Таким образом, Лондонская конференция не приводит почти ни к каким результатам.
Не было достигнуто удовлетворительного решения по вопросу об общем резерве, а вопрос о командовании даже не был затронут.
Понадобилась почти катастрофа, чтобы исправить ошибку, допущенную 15 марта 1918 г. в Лондоне.
Часть четвертаяГлавное командование союзными армиями
Глава перваяГерманское наступление 21 марта и соглашение в Дулане
21 марта 1918 г. в 4 часа утра на всем фронте между долиной р. Скарп и долиной р. Уаза германская артиллерия внезапно открыла сильнейший огонь.
В 9 час. пехота противника, пользуясь густым туманом, атаковала позиции, на которых с весны 1917 г. были расположены английские армии:
– к северу – 3‑я армия (ген. Бинга) между Аррасом и районом ле-Катлэ;
– к югу – 3‑я армия (ген. Гофа) от района ле-Катлэ до Баризи-о-Буа.
3‑я армия имела на фронте в 40 км 10 дивизий в первой линии и 6 – в резерве.
5‑я армия, оборонявшая фронт в 60 км, имела в первой линии 11 дивизий, а в резерве – 3 пехотные и 3 кавалерийские дивизии.
Против них наступающие массы германцев были сгруппированы в три армии:
– к северу, в районе Арраса, – 17‑я армия (Отто ф. Белов);
– в центре, между Камбрэ и ле-Катлэ, – 2‑я армия (фон дер Марвиц) из группы армий кронпринца баварского;
– к югу, опираясь на долину Уазы, – 18‑я армия (ф. Хутье) из группы армий кронпринца германского.
Хотя в то время, как они ринулись в атаку на английские позиции, в лагере союзников в точности не был известен их численный состав, однако приблизительное представление о нем союзники имели. Работа, произведенная за три месяца до того в штабе французского главнокомандующего, показала, что немцы смогут к 1 марта 1918 г. располагать на Западном фронте приблизительно 200 дивизиями, что позволит им образовать ударную массу в 80 дивизий, примерно с 1000 батарей тяжелой артиллерии. Можно было предполагать, что до пятидесяти из этих дивизий будут сразу назначены для ближайших операций, что обеспечит им в районе наступления двойное численное превосходство.
Весной 1918 г. германское командование собиралось применить во Франции те же приемы, которые принесли ему успех под Капоретто, сводившиеся к следующему:
1. Достижение внезапности благодаря скрытной доставке ударной массы в район операции (ночные передвижения, отсутствие света в районах расквартирования и лагерях, маскировка против воздушной разведки противника) и занятие атакующими частями исходного положения лишь в последнюю минуту.
2. Чрезвычайная мощность и непродолжительность артиллерийской подготовки на глубину 4–5 км при широком применении химических снарядов; атака пехоты, которая во время артиллерийской подготовки занимает исходное положение в 200–300 м от атакуемой первой линии.
3. Быстрый темп операции, что достигается быстрым продвижением пехоты, обеспечиваемой сначала подвижным заградительным огнем артиллерии, затем батареями и минометами сопровождения, а главное – ручными пулеметами.
4. После начала прорыва – расширение его атаками в стороны флангов.
5. Стремление быстро проникнуть в глубину расположения противника (решительное продвижение войск к заранее указанным объектам, находящимся на значительном расстоянии, чтобы тем самым дезорганизовать оборону противника, захватив узловые пункты его оборонительной системы).
6. Инициатива командиров: роль командования является решающей на всех ступенях и во всех родах войск. Когда сражение началось, частные приказы больше не доходят до подчиненных начальников; каждый должен действовать по собственной инициативе.
7. Использование резервов не против очагов сопротивления, захваты которых требуют излишних жертв, а на тех участках, где войска продвигаются вперед и где можно облегчить развитие наступления.
Таковы были общие принципы, применению которых германские войска были обучены на неоднократных тренировочных занятиях, проводившихся в течение нескольких недель перед наступлением.
Верховное командование собиралось использовать эти войска для достижения стратегической цели, от которой оно ожидало столь же быстрых, сколь и решающих результатов.
Поразив один из самых чувствительных участков союзного фронта – стык между британской и французской армиями, оно могло разъединить эти две армии посредством наступления крупными силами, энергично проведенного в направлении на Амьен. Развивая начальный успех и расширяя достигнутый прорыв с целью отбросить англичан к морю, а французов на Париж, оно могло разбить коалицию и вывести из строя обоих своих главных противников прежде, чем могла действительным образом сказаться помощь Америки. Таковы были возможности, представлявшиеся германскому Верховному командованию.
В северной области Франции Верховное командование к тому же имело особенно благоприятные условия для маневрирования благодаря густой и удобно планированной железнодорожной сети. Линии этой сети вели к одному из жизненных узлов сообщений союзников – Амьену. На большей части избранного фронта наступления командование, по всей вероятности, должно было встретить менее устойчивое сопротивление, чем на всех других фронтах, так как здесь союзники занимали добровольно отданные меньше года назад немцами позиции, а в тылу их, примерно до Амьена, расстилалась местность, превращенная в пустыню как планомерными разрушениями, произведенными весной 1917 г., так и опустошениями во время сражения на Сомме летом 1916 г. Таким образом, германское Верховное командование считало, что оно держит в руках все козыри.
Однако ни британское, ни французское главное командование не находилось в неведении относительно планов противника. Получаемые ими сведения с февраля указывали на участки фронта от Уазы до р. Скарп и в Шампани по обе стороны Реймса как на главные районы наступления.
Но в то время как англичане считали, что противник будет наносить свой главный удар в Шампани, ген. Петэн полагал, что этот удар будет направлен против английского фронта к северу от Уазы. Исходя из этого последнего предположения, он предвидел, что стык между британскими и французскими силами неизбежно явится той точкой наименьшего сопротивления, тде будет «труднее, чем где бы то ни было, вести сражение».
Правда, в течение зимы начальник французского Генерального штаба и военные представители в Версале пытались исправить этот недостаток, но их усилия остались практически бесплодными. 13, 14 и 15 марта союзные правительства собрались на конференцию в Лондоне, чтобы, в частности, рассмотреть вопрос о создании общесоюзного резерва, вверенного мне как председателю версальского Исполнительного комитета. На заседании 14 марта фельдмаршал Хейг, участвовавший в конференции, заявил, что он не может оказать при образовании этого резерва той помощи, которой у него просили, и выделить требуемое число дивизий; несмотря на мои возражения, английское правительство присоединилось к его мнению, а французское правительство безоговорочно приняло британское предложение.
Так как это решение правительств продолжало внушать мне беспокойство, то на заседании 15 марта я попросил слова и решительно указал на недостатки в организации командования как раз в то время, когда союзникам предстояло дать, как казалось, в ближайшем будущем серьезнейшее оборонительное сражение. Мой опыт позволял мне утверждать это. С начала войны мы провели большое число сражений, в которых участвовали совместно армии союзников: в 1914 г. на Марне и под Аррасом – французы и англичане; на Изере и под Ипром – французы, англичане, бельгийцы; в 1917 г. на Пиаве – итальянцы, французы, англичане. Ни одно из сражений не могло бы окончиться успешно без объединяющего органа, обеспечивавшего своей планомерной работой успех общесоюзного дела, согласовывавшего и сосредоточивавшего усилия армий различной национальности, без чего эти усилия неизбежно оказались бы разрозненными.
При настоящих условиях таким органом являлось бы командование общего резерва, если бы он был сформирован. Но при отсутствии этого междусоюзнического органа можно было опасаться, как бы каждая из армий – французская и английская, – на которые должны были обрушиться удары противника, не подчинилась соображениям собственных интересов и опасности, которой она подвергается, и не упустила из виду общих интересов, которые, однако, надо было обеспечить в первую голову. В итоге при существующих условиях успех сражения мог быть поставлен для союзников под сомнение вследствие отсутствия единства взглядов и единого командования. Мои замечания и предсказания занесены в протокол Лондонской конференции 15 марта. Эти замечания хотя и произвели впечатление на главу одного из правительств – Ллойд Джорджа, но не заставили конференцию изменить свои решения от 14 марта. Справедливость моих замечаний получила полное подтверждение шесть дней спустя на поле сражения.
Во всяком случае накануне большого германского наступления союзные правительства решили положиться исключительно на соглашение, существующее между Хейгом и Петэном, считая его достаточным при данной, чреватой опасностями, обстановке.
Действительно, оба главнокомандующих приняли особые меры для предотвращения нависшей угрозы:
– ген. Петэн, выделив в резерв в район Клермона 3‑ю армию (ген. Энбера) силой в 5 пехотных дивизий, кавалерийский корпус и 3 артиллерийских полка, которые должны были действовать в английской полосе либо между Уазой и Соммой, либо даже к северу от Соммы;
– фельдмаршал Хейг, обязавшись в случае наступления противника на французском фронте прислать на помощь армию в составе 6–8 дивизий, 4–6 дивизионов полевой артиллерии и 2 дивизионов тяжелой артиллерии, но с оговоркой, что эта помощь будет оказана лишь постольку, поскольку германское наступление большого масштаба не распространится и на британский фронт.
Какова бы ни была ценность этих мероприятий, они представлялись недостаточными и страдали слишком серьезными пробелами, чтобы послужить ответом на наступление, которое могло быть предпринято на различных участках фронта и успех которого мог развиваться в заранее намеченном направлении.
К тому же обещания взаимной поддержки, данные обоими главнокомандующими, были ослаблены оговорками, откровенно сделанными фельдмаршалом Хейгом; но мысленно такие же оговорки делал и ген. Петэн, так как, глядя в сторону британского фронта, он предусматривал «непрерывно возрастающую возможность германского наступления, которое захватило бы одновременно и наш фронт в Шампани и британский фронт».
При таких условиях, когда наступил бы день сражения и на широком горизонте собрались бы густые и грозные тучи, который из обоих главнокомандующих решился бы отказаться от оговорок во взятых им обязательствах? Впрочем, во что превратились бы эти обязательства перед лицом внезапной крупной операции противника, если бы она вышла за пределы условий соглашения между обоими союзными главнокомандующими? Каким образом каждый из них, к тому же ответственный перед своим правительством за обеспечение интересов своей страны, как и за размер средств и жертв, которых приходилось требовать от нее, осмелился бы заглянуть за ограниченные пределы района действий своей армии? А когда наступил бы момент принятия ответственных решений, сумел ли бы он отрешиться от этой ответственности, чтобы оказать находящемуся в опасности соседу соответствующую быструю и сильную помощь, для чего, может быть, пришлось бы перебрасывать войска на большое расстояние? К тому же, даже если бы он захотел этого, смог ли бы он быстро и безошибочно направить подкрепления в район действий своего соседа, когда штабы и войска были еще между собой незнакомы, не были в точности осведомлены о потребностях, средствах, образе действий соседа и обеспечивали свое взаимодействие соглашениями или протоколами, неизбежно формальными или, по меньшей мере, медленно проводимыми в жизнь?
К тому же дело не в одном желании главнокомандующего. Здесь приходилось вести ожесточенное оборонительное сражение, продолжительность которого была неизвестна.
Вот почему соглашение, заключенное в Лондоне между главнокомандующими, показалось мне безусловно недостаточным, что немедленно доказали последующие события. Вот почему союзные правительства взяли на себя тяжкую ответственность, когда, ни минуты не колеблясь, доверились этой простой договоренности двух главнокомандующих, имевших каждый свои собственные частные интересы, и на этом успокоились.
21 марта план германского командования был осуществлен во всем своем объеме. Введенные в дело силы – 50 дивизий, ширина фронта наступления – 80 км, намного превосходили все, что наблюдалось со времени начала позиционной войны на Западном театре. Не менее значительными были достигнутые результаты.
На севере английская 3‑я армия в общем удержала свои позиции, но иначе обстояло дело в 5‑й армии ген. Гофа. Она была опрокинута почти на всем своем фронте, и правый фланг, в частности, был отброшен к западу от Сен-Кантена на подступы к каналу Кроза.
На другой день, 22 марта, эта сильно расстроенная армия отошла на Сомму. Тот непонятный факт, что линия Соммы, проходившая в нескольких километрах в тылу, была занята противником почти без выстрела, можно объяснить только смущением и растерянностью, овладевающими войсками, сильно атакованными в первой линии. То же нам довелось наблюдать на р. Эне во время наступления 27 мая.
Несмотря на введение в бой британских резервов, общее отступательное движение 5‑й армии совершалось темпом, свидетельствовавшим о значительном понижении ее сопротивляемости. Обеспокоенный этим, фельдмаршал Хейг просил ген. Петэна срочно сменить французскими войсками британские части, эшелонированные между Уазой и Соммой под Перонном. Но Петэн еще не избавился от заботы о своем фронте в Шампани. В данный момент он мог только выполнить условия уже заключенного соглашения, а именно – ввести в дело в районе действий британских армий французскую 3‑ю армию; но так как эта помощь требовала известного срока, она могла полностью дать себя почувствовать, только начиная с 27 марта. До тех пор англичане были более или менее предоставлены своим собственным силам.
Чтобы отчасти смягчить серьезность положения, французский главнокомандующий, по соглашению с фельдмаршалом Хейгом, решил возложить на командующего резервной группой армий, ген. Файоля, руководство сражением между Баризи-о-Буа и Перонном. Таким образом, Файолю должны были подчиняться английские дивизии, ведущие бой в этом районе, а также французская 3‑я армия после ее прибытия и впоследствии французская 1‑я армия, которую в данное время снимали с фронта из района Воэвр. От Файоля требовали, чтобы он любой ценой восстановил прочный оборонительный фронт на линии Перонн, Гискар, Шони, Баризи-о-Буа или, по крайней мере, на линии Нель, Нуайон.
Однако события развивались с быстротой, опрокидывавшей всякие предположения.
23 марта германцы расширили фронт своего наступления до района к востоку от Арраса.
Не считая незначительного отхода западнее Круази, британская 3‑я армия победоносно отражала атаки противника, но для сохранения связи с 5‑й армией ей пришлось отвести правый фланг в направлении на Бопом.
Действительно, британская 5‑я армия продолжала отходить безостановочно. Днем 23 марта она оставила предмостное укрепление Перонн, а на следующий день, 24‑го, – линию Соммы между городами Перонн и Ам.
Тщетно французский 5‑й корпус (3‑й армии), спешно вступивший в бой, пытался оборонять Нуайон и Северный канал; он был охвачен с обоих флангов, и 25 марта Нуайон перешел в германские руки.
Дело в том, что правый фланг ген. Гофа, вместо того чтобы отходить в направлении на Руа, Мондидье, что обеспечило бы его соприкосновение с французским левым флангом, отступал в направлении на Нель, Амьен, удаляясь от французов и приближаясь к английским базам.
Таким образом, между английским правым флангом и французским левым флангом образовался разрыв в 20 км, который наш 2‑й кавалерийский корпус не был в состоянии заполнить и куда быстро проникал противник.
Правда, ген. Файоль предполагал бросить туда части 3‑й армии по мере их прибытия и выгрузки, но успел ли бы он сделать это, и если бы разложение армии ген. Гофа продолжалось, не надо ли было бы опасаться, что эти части сами будут унесены водоворотом, прежде чем смогут восстановить непрерывный фронт?
Французский главнокомандующий, который днем 23 марта встретился в Дюри с Хейгом и согласился с ним относительно необходимости обеспечить тесную связь между британской и французской армиями, сомневался теперь в том, удастся ли восстановить эту связь. При том обороте, какой дела приняли 24‑го, он уже не надеялся на то, что англичане окажут противнику сопротивление, которое позволило бы французским дивизиям в благоприятных условиях вступить в бой справа от английской 5‑й армии. Он считал, что обстановка требует новых неотложных решений. Он объявил их в тот же день, 24 марта, в директиве командующим группами армий: «В первую очередь, – писал он им, – необходимо сохранить прочный остов всех французских армий в целом, в особенности не дать отрезать резервную группу армий от остальных наших сил. Затем надо, если возможно, сохранить связь с британскими силами…»
Это было серьезное решение; казалось, что оно не вполне соответствует общим интересам союзников, что оно могло нанести новый удар уже сильно подорванному моральному состоянию английских войск.
На следующий день, 25 марта, фельдмаршал Хейг в свою очередь передал в Абвиле ген. Вейгану записку, излагавшую его требования и намерения.
Он требовал немедленного сосредоточения «по обе стороны р. Соммы к западу от Амьена по крайней мере 20 французских дивизий для действий против фланга немцев, наступающих на английскую армию». Это означало, что он предвидел, что события заставят англичан перенести свою линию сопротивления к западу от Амьена.
Его намерения выражались следующей простой фразой: английская армия «должна медленно отходить с боем, прикрывая порты Па-де-Калэ».
Как мы видим, в момент, когда быстро и непрерывно развивался сильнейший кризис, каждый из главнокомандующих думал только о своей частной ответственности перед своей страной. Произошло то, чего можно было опасаться. Каждый из них был озабочен прежде всего тем, чтобы поддержать и сохранить свою армию, а для этого направить ее на собственные базы, т. е. в направлении, лучше всего обеспечивавшем интересы своего государства. Для англичан это были порты Ла-Манша, для французов – Париж и в тылу его остальная Франция; каждому главнокомандующему эта задача представлюсь наиболее существенной. Это могло привести к маневру по расходящимся направлениям. Помощь соседу становилась уже побочной задачей, подлежащей выполнению лишь по мере возможности.
В противоположность единой германской операции союзники вели два отдельных сражения: британское сражение за порты Ла-Манша и французское – за Париж. Они должны были развиваться раздельно, но расходящимся направлениям. Тем самым союзные главнокомандующие увеличивали разрыв между своими армиями, что было основной целью германской операции. Они рисковали тем, что этот разрыв станет непоправимым. В этом случае мы пошли бы навстречу верному поражению, если только союзные правительства, на которые падала наибольшая доля ответственности за создавшееся положение, вовремя не вмешались бы, приняв немедленно решение, обеспечивающее спасение коалиции, подтвердив общность ее интересов и поставив во главе армий высший орган, который взял бы на себя охрану этих общих интересов, а также использование всей совокупности сил союзников.
В воскресенье 24 марта около 15 час., прежде чем ген. Петэн успел отдать директиву, подтвердившую несогласие с фельдмаршалом Хейгом, я по своей собственной инициативе попросил свидания с председателем совета министров Клемансо и передал ему докладную записку, в которой обращал его внимание на ход развития сражения; я указал ему на военные мероприятия, которые надо было осуществить немедленно, а также на необходимость создания «органа, руководящего войной», способного отдавать соответствующие директивы и следить за их выполнением. Без этого союзники должны вести «серьезнейшее по своим последствиям сражение, недостаточно подготовленное, недостаточно организованное, недостаточно управляемое».
Первые его слова, после того как я вручил ему свою записку, были: «Вы меня не покинули в беде! Я согласен с Хейгом и Петэном; что еще можно сказать?» – «Нет, г-н председатель, – ответил я ему, – я вас не покину, но необходимо, чтобы каждый немедленно взял на себя свою долю ответственности, вот почему я передаю вам эту записку».
В качестве начальника Генерального штаба я был военным советником французского правительства. В то время как происходили важные события, я не мог оставаться бесстрастным зрителем непосредственно угрожающей катастрофы; каждый должен был взять на себя свою долю ответственности, а французское правительство должно было хорошо понять, что многократные разговоры председателя совета министров с Петэном или Хейгом не дадут союзным армиям возможности провести большое, продолжительное и тяжелое сражение. Для решения дела надо было как можно скорее создать руководящий орган, целиком и полностью предназначенный для ведения войны, выбранный для этой цели союзными правительствами и ответственный перед ними, обладающий опытом, авторитетом, знанием обстановки; надо было также организовать соответствующие штабы, иначе борьба окончилась бы раздроблением усилий, катастрофой.
Таким органом не могли быть ни Версальский исполнительный комитет, лишенный 14 марта всяких средств, а следовательно, и всякой власти, ни, тем более, Высший военный совет правительств, решения которого неизбежно всегда плелись бы в хвосте событий.
Эту необходимость в тот же день признал и фельдмаршал Хейг.
24 марта около 23 час., когда и у него уже не могло быть сомнений относительно намерений французского главного командования, он телеграфировал в Лондон начальнику имперского Генерального штаба, прося его немедленно приехать во Францию, чтобы добиться возможно скорейшего назначения Верховного командующего всем Западным фронтом.
В ответ на этот призыв ген. Вилсон утром 25‑го высадился в Булони. Ему предшествовал член британского военного кабинета лорд Милнер, прибывший накануне в Версаль по распоряжению Ллойд Джорджа, «чтобы представить кабинету личный доклад об обстановке».
Воспользовавшись приездом во Францию этих двух английских государственных деятелей, Клемансо устроил днем 25 марта совещание в Ставке французского главнокомандующего в Компьене. К сожалению, ни ген. Вилсон, ни фельдмаршал Хейг, задержавшийся в Абвиле, не смогли приехать на это совещание. И фактически в этот день имели место два совещания: одно – в Компьене, на котором присутствовал я с президентом республики, Клемансо, Лушером, лордом Милнером и ген. Петэном; другое – в Абвиле с ген. Вилтоном, фельдмаршалом Хейгом и начальником моего штаба ген. Вейганом.
На совещании в Компьене ген. Петэн доложил о состоянии глубокой дезорганизации, в котором находилась британская 5‑я армия, и мерах, принятых им для оказания ей помощи; о посылке 15 дивизий, из которых шесть уже ввязались в сильные бои; он заявил также, что в данную минуту он больше ничего не может сделать ввиду необходимости оборонять дорогу на Париж, которая оказалась под угрозой со стороны долины Уазы, а быть может, и со стороны Шампани. Когда мне предложили высказать свою точку зрения, я указал, как и к своей записке, поданной накануне, что наибольшая опасность грозит в направлении Амьена, где германское наступление привело к прорыву франко-британского фронта, создало широкий разрыв, первым последствием которого явилось отделение британской армии от французской, что надо во что бы то ни стало восстановить этот фронт, хотя бы ценой некоторого риска на других участках фронта. Подвести туда столько дивизий, сколько необходимо, чтобы заполнить разрыв, и сделать это быстро – вот, по моему мнению, необходимая линия поведения и цель общих усилий.
В какой мере англичане могли способствовать выполнению этой задачи? Лорд Милнер, за отсутствием своих военных советников, не смог ответить на этот вопрос, заданный ему Клемансо. Он предложил созвать на следующий день, 26 марта, новое совещание с участием английских генералов. Поэтому мы около 17 час. разъехались из Компьена, назначив это совещание на 11 час. следующего дня в Дюри.
Между тем, в то время как совещание в Компьене закончилось безрезультатно, фельдмаршал Хейг переговорил с ген. Вилсоном и, сознавая опасность, которой грозило Антанте отделение британской армии от французской, убежденный в необходимости любой ценой предотвратить это отделение, он предложил начальнику имперского Генерального штаба, чтобы ген. Фош был немедленно назначен главнокомандующим.
Вилсон в тот же день приехал в Версаль, переговорил с лордом Милнером, а затем около 23 час. явился ко мне в Париж. Он предложил мне доверить Клемансо, техническим советником которого должен был сделаться я, «обеспечение более тесного взаимодействия между армиями и наилучшего использования всех имеющихся налицо резервов».
Мне без большого труда удалось объяснить ему, насколько нежелательным было бы осуществление этого проекта, так как вместо того, чтобы упростить дело, он мог еще более затруднить положение. Мои взгляды, высказанные во время этой беседы, ясно сформулированы в записке лорда Милнера: «Что же касается ген. Фоша, то у него нет никакого желания чем-нибудь командовать. Он только просит, чтобы обоими правительствами на него была твердо возложена задача обеспечивать возможно более полное сотрудничество обоих главнокомандующих. Другими словами, он просил для себя примерно такого же положения, какое он занимал когда-то во время сражения под Пиром (в 1914 г.), когда маршал Жоффр поручил ему добиться, если возможно, более тесного взаимодействия между англичанами и французами. Только в настоящее время он хотел быть уполномоченным на это высшей властью обоих союзных правительств». Лорд Милнер и Вилсон были согласны в том, что при данных обстоятельствах это было наилучшим решением.
Так приблизительно стоял вопрос утром 26 марта, когда открылось совещание в Дулане[52].
Когда я около 11 ч. 30 м. приехал в этот город, фельдмаршал Хейг принимал доклады командующих своих армий в зале ратуши, где вскоре к нему присоединился лорд Милнер. Их совещание затянулось, и я имел время снова увидеть скромное помещение школы, где я расположился со своим штабом 6 октября 1914 г., чтобы следить за операцией, которая увлекала армии обоих противников на север. Как известно, она привела к сражениям на Изере и под Ипром и к окончательной остановке противника. Переносясь в эти уже далекие времена и сравнивая нынешние численный состав наших войск, наши оборонительные сооружения, наше вооружение и наши запасы в 1918 г. с тем, что мы имели в то время, я никак не мог допустить, что мы, настолько усилившиеся в 1918 г., дадим себя разбить там, где при относительном недостатке во всем мы победили в 1914 г. Формулу успеха мы должны были снова найти в согласованном использовании наших сил и средств и в укреплении морального состояния; при имеющихся у нас силах, чтобы остановить продвижение противника, нужна была прежде всего твердая воля главного командования. Я не сомневался в исходе дела при том условии, что я им буду руководить в духе тесного, энергичного сотрудничества союзных главнокомандующих, энергично направляемых и увлекаемых на последовательно угрожаемые участки. Чего только мы не достигли в 1914 г. на Изере и под Ипром, и при каких условиях! Эти мысли я высказал членам французского правительства в саду ратуши Дулана в ожидании открытия союзнической конференции, которая началась в ратуше в 12 ч. 45 м. В конференции участвовали с французской стороны: президент республики, Клемансо, Лушер, ген. Фош, Петэн, Вейган; с английской стороны: лорд Милнер, фельдмаршал Хейг, ген. Вилсон, Лоренс, Монтгомери.
С самого же начала конференции все единодушно признали, что Амьен должен быть спасен любой ценой, ибо там решается судьба войны. Я энергично высказался в этом смысле. Наш фронт был уже оттеснен до Брэ-сюр-Сомч в тылу фронта 1916 г. Надо было во что бы то ни стало не допустить дальнейшего отступления. Не уступать без боя ни одного дюйма территории, любой ценой, не щадя последних сил, удержаться на месте, – вот первый принцип, который надо было твердо установить и довести до сведения всех. Надо было возможно скорее обеспечить его осуществление, ускорив прибытие резервов и направив их на участок стыка между союзными армиями.
Между тем у англичан не было больше свободных войск, которые они могли бы послать к югу от Соммы, если только не снять их с участка Арраса, который был сильно атакован и об ослаблении которого нечего было и думать. Помощь могла прийти только от французской армии.
Ген. Петэн на заданный вопрос изложил свой план. Он решил увеличить число дивизий, посылаемых в Пикардию; вместо 15 дивизий, о которых он говорил накануне на совещании в Компьене, он намеревался направить на Мондидье 24. Он надеялся, не утверждая этого наверняка, расширить, таким образом, свой фронт до Соммы; но это расширение могло быть лишь постепенным и медленным, так как перевозка войск, по 2 дивизии в сутки, требовала довольно продолжительного срока.
Лорд Милнер имел с Клемансо отдельный разговор, при котором он предложил поручить мне руководство операциями.
Председатель совета министров согласился на это и немедленно выработал текст, в силу которого на меня возлагалось согласование операций союзных сил «вокруг Амьена». Фельдмаршал Хейг, тотчас же заметивший узость и недостаточность этой формулировки, заявил, что она не отвечает цели. Он потребовал распространения ее на британские и французские силы, действующие во Франции и Бельгии. В конце концов формулировка была распространена на все союзные силы, действующие на Западном фронте. Был принят следующий текст, который подписали лорд Милнер и Клемансо:
«Британское и французское правительства поручают ген. Фошу координировать действия союзных армий на Западном фронте. Для этого он должен договориться с главнокомандующими, которым предлагается доставлять все необходимые сведения».
В 14 ч. 30 м. Дуланская конференция закончилась. Мы отправились наскоро позавтракать в гостиницу «Четырех сыновей Эмона», которую я знал с 1914 г. Здесь, садясь за стол, Клемансо обратился ко мне со следующими словами: «Ну вот, теперь вы получили столь желанное положение!» Мне нетрудно было ответить ему, – и Лушер поддержал меня, – что взять на себя руководство сражением, которое мы проигрывали уже семь дней подряд, не могло быть предметом желаний с моей стороны, но что ввиду опасности положения это было необходимо.
Глава втораяПервые мероприятия командования
26 марта. Получив задачу, возложенную на меня обоими правительствами, я выработал общий план действий:
1. Французские и британские войска остаются в тесной связи для прикрытия Амьена.
2. С этой целью войска, уже введенные в бой, во что бы то ни стало удерживают занятую ими местность.
3. Под их прикрытием французские дивизии, присланные на помощь, заканчивают выгрузку и будут использованы:
а) прежде всего для подкрепления британской 5‑й армии;
б) затем для образования ударной массы в порядке, который будет указан впоследствии.
Вместо двух сражений – английского для прикрытия портов Ла-Манша и французского для прикрытия Парижа – мы сперва будем вести англо-французское сражение для прикрытия прежде всего Амьена, соединительного звена между обеими армиями.
Исходя из этих общих соображений, я разработал подробные мероприятия и, так как времени было в обрез, поехал лично к их главным исполнителям.
Так, около 16 час. я был в Дюри у командующего британской 5‑й армией ген. Гофа и приказал ему любой ценой удерживать занимаемый им фронт, пока французские силы не сменят части его армии на его южном фланге.
Начальнику штаба командующего резервной группой армий ген. Фаноля, ген. Бартельми, которого я также встретил в Дюри, я отдал аналогичную директиву, «чтобы любой ценой обеспечить защиту Амьена».
Я просил делегата связи штаба главнокомандующего майора Муарана доложить об этих директивах ген. Петэну.
Наконец, я передал по телефону командующему 1‑й армией ген. Дебенэ мои распоряжения относительно его образа действий.
Эта армия, еще формировавшаяся в районе западнее Мон-дидье, должна была сыграть особенно важную роль. В данное время от нее-то и зависело восстановление непрерывного франко-британского фронта. Поэтому, не ограничиваясь разговором по телефону, я поехал из Дюри в Меньелэ, чтобы лично повидаться с ген. Дебенэ и еще раз точно указать ему его задачу: немедленно ввести в дело имеющиеся у него части, чтобы сменить британский 18‑й корпус и передать смененные части этого корпуса в распоряжение ген. Гофа, который использует их в качестве резерва; во что бы то ни стало держаться на занимаемой сейчас линии, связавшись с английским правым флангом в районе Рувруа.
Я, таким образом, к вечеру 26 марта информировал о своих намерениях всех командующих, войска которых были введены в бой.
Впрочем, в этот вечер ген. Петэн, в отмену своей директивы от 24 марта, приказал Файолю прикрывать Амьен и держать связь с силами фельдмаршала Хейга. Кроме того, он приказал перевезти в район резервной группы армий 10 дивизий и 4 полка тяжелой артиллерии, изъятые из других групп армий.
27 марта. 27‑го, переночевав в Париже, я, по-прежнему в сопровождении ген. Вейгана и полк. Дестикера, снова поехал на фронт. Однако перед отъездом я написал ген. Петэну личное письмо, в котором настаивал на указанном характере наших действий и просил его объяснить французским армиям необходимость этих действий.
Прежде всего я поехал в Клермон, в штаб командующего 3‑й армией ген. Энбера. Там я встретился с ген. Файолем. Я повторил свои директивы, проникнутые все той же идеей: держаться во что бы то ни стало, организовываться на месте, не думая о смене, пока не будут достигнуты первые результаты.
В 12 ч. 30 м. я поехал в Дюри к ген. Гофу.
Связь между британским правым и французским левым флангами мне показалась плохо обеспеченной вследствие слишком поспешного отхода некоторых частей британского 18‑го корпуса. Поэтому я приказал командующему левофланговой группой французской 1‑й армии ген. Мепль принять новые меры и просил Гофа лично проследить, чтобы британский 18‑й корпус учитывал наши директивы и обеспечивал их выполнение.
Оттуда я отправился в Бокен к командующему британской 3‑й армией ген. Бингу. Он изложил мне свое мнение о положении своей армии. В настоящее время оно не внушало ему опасений, и он заявил, что вполне согласен со мной относительно необходимости оказывать сопротивление на месте, назначив для этого все имеющиеся в распоряжении силы.
Ясно, что за неимением общего резерва, введение которого в дело могло бы сразу восстановить положение, необходимо было как можно скорее спаять отдельные участки союзного фронта, разбитого германским наступлением и вследствие этого растянувшегося, в этом должны были без малейшего промедления участвовать совместно как отступающие войска, так и вновь прибывающие резервы, независимо от их национальности, временно оставив всякую мысль о смене. Без этого нельзя было бы остановить противника раньше чем через несколько дней. Можно было добиться быстрого восстановления фронта и решительной перемены образа действий обеих союзных армий только непосредственным вмешательством союзного главного командования.
Вернувшись вечером в Клермон, я узнал, что немцы, выдвинувшись из Руа и просочившись между французскими 1‑й и 2‑й армиями, между которыми еще не удалось создать прочный стык, овладели Мондидье.
Несмотря на всю серьезность положения, оно, по счастью, компенсировалось некоторыми благоприятными результатами, которые позволяли надеяться, что 27 марта будет днем наивысшего развития кризиса и что опасность, которая уже целую неделю угрожала союзникам, вскоре будет устранена.
Фронт наступления немцев не только не расширялся, а, наоборот, с каждым днем суживался благодаря стойкости британской 3‑й армии, уцепившейся на севере за опорный пункт Аррас, и французской 3‑й армии, державшейся на юге в лесном массиве Рибекур-Ласиньи.
Между этими двумя центрами сопротивления район натиска противника в западном направлении постепенно суживался по фронту и растягивался в глубину. Его уже трудно было питать из тыла. Район, в котором шло наступление, был местом сражения на Сомме в 1916 г.; это была развороченная, разрытая, опустошенная местность, на которой немногие имевшиеся пути сообщения были окончательно приведены в негодность во время последнего сражения. Наступление, постепенно выдыхавшееся вследствие этого, неизбежно должно было остановиться перед восстановленной на его пути организованной системой обороны.
К тому же французские дивизии, присланные для подкрепления, выгружались непрерывно. Тогда как первые прибывшие дивизии поступали в состав 1‑й армии, остальные должны были образовать в районе Бовэ ударную массу, находящуюся в распоряжении главного командования.
Английская 5‑я армия должна была получить нового командующего Ролинсона, энергичного и способного генерала, который вернул бы ей веру в свои силы. Из Англии прибывали крупные подкрепления (75 000 человек). Три британские дивизии, уже укомплектованные, сменили на спокойных участках свежие дивизии, которые должны были принять участие в сражении.
Вскоре первоначальная растерянность сменилась планомерной подготовкой.
28 марта. Днем 28 марта противник сосредоточил свои главные усилия на плато Сантер между долинами Соммы и Авра. На этой легко проходимой местности немцам удалось продвинуться вперед в направлении на Амьен, оттеснив правый фланг все еще неустойчивой британской 5‑й армии.
Ген. Дебенэ еще не смог подвести достаточно сил, чтобы подкрепить ее. Глубокое продвижение противника на Мондидье заставило Дебенэ направить туда первые свои резервы. Они энергично вмешались в ход сражения и даже отбили у противника несколько селений: Мениль-Сен-Жорж, ле Моншель, Асенвиллер; однако борьба продолжалась с прежним ожесточением, и опасность еше не была полностью предотвращена. Чтобы избежать ее, командующему 1‑й армией пришлось отсрочить смену британских сил к югу от Соммы; британская 5‑я армия должна была, хотя бы на ближайшее время, оставаться на фронте и восстанавливаться на месте.
Но, несмотря на все, необходимо было усиление нашего сопротивления по всему фронту. Это должно было стать нерушимым принципом, который я неустанно внушал всем.
Так, ген. Гоф, который сначала намеревался отвести свой штаб в тыл, оставил его на месте.
Ген. Петэн, отвергнув всякую мысль о возможном отделении английских сил от резервной группы армий, что привело бы к потере Амьена, приказал последней «держаться во что бы то ни стало на теперешних позициях… как можно скорее отбросить противника на значительное расстояние от Амьена и Мондидье и во всяком случае обеспечивать связь с английскими армиями».
Наконец, ген. Файоль перевел свой штаб из Вербери в Бовэ, чтобы приблизиться к самому критическому пункту сражения – левому флангу французской 1‑й армии, где был стык с англичанами.
Между тем в тылу, в районе Бовэ, продолжалось формирование французских резервов; необходимо было обеспечить их организацию и управление. Для этого ген. Петэн уже снял с фронта в Шампани штаб 5‑й армии. На совещании, происходившем в Клермоне 28‑го после полудня между Петэном, министрами Клемансо, Лушером и мною, было также решено отозвать из Италии штаб 10‑й армии.
За несколько часов до того ген. Першинг, по собственному почину, приехал ко мне предложить свою непосредственную помощь немедленным вводом в дело уже обученных американских дивизий.
29 марта. В течение 29 марта район германских атак еще сузился. Теперь он охватывал только участок фронта между Мондидье и шоссе Амьен, Перонн. Если в районе Мондидье эти атаки потерпели почти полную неудачу и противник лишь немного продвинулся вперед к северо-западу от города, они имели более значительный успех между р. Авр и шоссе Амьен, Перонн. Там английская правофланговая группа и отряд Мепля были отброшены на линию Марселькав, Виллер-оз’Эрабль.
Несмотря на этот отход, положение союзников продолжало улучшаться. В 1‑ю армию прибыли пять свежих дивизий; эта армия уже смогла полностью сменить британский 18‑й корпус (правофланговый корпус 5‑й армии). Части британского 3‑го корпуса, еще дравшиеся совместно с французской 3‑й армией, присоединились к английской армии, за исключением одной дивизии (58‑й), временно удержанной к югу от Уазы.
Таким образом, фельдмаршал Хейг оказался благодаря этому в состоянии восстановить свои резервы, а следовательно, и привести в порядок свою 5‑ю армию, не снимая ее с фронта. После разговора, который я имел с ним в Абвиле, ген. Ролинсону было предписано во что бы то ни стало удержать свой фронт к югу от Соммы. Это не могло представить затруднений, так как теперь его фронт значительно сократился.
Вечером 29 марта я устроился со своим штабом в Бовэ, где с утра работал штаб ген. Файоля и куда через четыре дня перенес свой командный пункт ген. Петэн.
Окончание сражения под Мондидье, Амьеном. С 26 марта моя работа протекала в условиях чрезвычайной спешки. Я объезжал штабы и указывал задачу данного момента – восстановить расстроенный фронт.
Теперь сопротивление можно было организовывать планомерно. Надо было установить общие правила, по которым до́лжно было вести сражение.
С этой целью я отдал главнокомандующим общую директиву, которая явилась синтезом отдельных директив, отданных мною с 26 марта. Основной целью общих усилий оставалось по-прежнему «поддержание тесной связи между британской и французской армиями, обеспеченное в особенности обладанием Амьеном, а затем и полной ликвидацией угрозы этому городу».
Этой цели надо было добиваться следующими мерами:
1) удержанием и укреплением прочного оборонительного фронта на занятых в настоящее время позициях;
2) созданием к северу от Амьена для англичан и к северо-западу от Бовэ для французов сильных ударных резервов, предназначенных для отражения наступления противника или для перехода в наступление.
Чтобы возможно быстрее создать такую ударную массу возможно большей численности, приходилось решительно снимать часть войск с неатакованных участков фронта.
Но в то самое время, как эта директива была получена по назначению, противник удвоил свои усилия. 30 марта он возобновил и расширил свои атаки, действуя по обе стороны Мондидье на фронте между шоссе Амьен, Перонн и Ласиньи. Таким образом, он начинал в сущности второе сражение, тогда как мы еще не успели прочно устроиться на наших позициях; однако, несмотря на введенные в бой большие силы и средства, он добился еще меньших результатов, чем накануне. Он лишь немного продвинулся вперед в долине р. Авр в направлении на Морей и восточнее Мондидье в районе Ролло, Руа-сюр-Мас.
На другой день, 31 марта, он возобновил свои наступательные действия, но, прикованный к месту сопротивлением и контратаками союзных войск, он лишь очень незначительно продвинулся вперед в низине р. Люс между Морей и Марселькав. Правда, это продвижение имело место на особо чувствительном участке, в направлении на Амьен, на еще непрочном стыке французской и английской армий. Чтобы отвратить угрозу, мы обеспечили британской 5‑й армии возможность во что бы то ни стало сопротивляться на занимаемых ею позициях, придав ей достаточные силы для выполнения ее задачи. Кроме того, французская 1‑я армия растянула свой фронт до Ангара.
Как бы то ни было, сражение под Амьеном – Мондидье, очевидно, подходило к концу. 1 апреля вечером я написал председателю совета министров: «С сегодняшнего дня инициатива противника, по-видимому, задержана и парализована».
На самом же деле противник после краткой передышки еще раз с большой силой атаковал 4 апреля позиции британской 4‑й армии[53] и французской 1‑й армии между Соммой и Мондидье.
Центр британской 4‑й армии был отброшен на Виллер – Бретоне. Французская 1‑я армия значительно подалась назад, на плато Руврель; впрочем, на другой день, 5 апреля, она контратаками вернула себе часть потерянного пространства.
Но уже произошло событие первостепенной важности: связь между обеими армиями была надежно установлена в районе Ангара. Чтобы окончательно обеспечить эту связь, ген. Ролинсону было предложено использовать свои резервы и свободную артиллерию для поддержки французского левого фланга. Руководствуясь аналогичными соображениями и чтобы яснее подчеркнуть нашу волю не уступать пространства, я просил Хейга повлиять на Ролинсона и не дать ему перевести свои штаб в тыл, как он намеревался сделать.
В этот день меня посетили в Бовэ Клемансо, Лушер, Уинстон Черчилль, а затем и президент республики; это показывает, какая тревога царила в правительственных кругах союзников.
Теперь немцы больше не могли надеяться получить серьезные результаты от происходившего сражения. Ввиду усиления союзников атаки немцев становились все более трудными и обходились им все дороже, так что вскоре они были вынуждены прекратить атаки, не достигнув намеченных стратегических целей. Им не удалось отделить французскую армию от английской.
Чтобы закончить сражение легким успехом, они 6 апреля решили овладеть небольшим участком, который французская 6‑я армия занимала к западу от Сен-Гобэна между Уазой и каналом р. Элет. Впрочем, эта атака противника была заранее известна, и 6‑я армия, занимавшая далеко вперед выдвинутое положение, держала к северу от канала р. Элет лишь слабое боевое охранение. Наступавшие немцы встретили только отдельные разбросанные подразделения, которые отошли с боем; однако немцы продвигались вперед очень осмотрительно и только через 4 дня дошли до р. Элет (6–9 апреля).
Глава третьяСоглашение в Бовэ
Учитывая обстановку, создавшуюся в связи с прекращением неприятельского наступления и усилением союзных войск к югу от Соммы и полученные сведения о противнике, я составил следующий прогноз;
1. Противник, остановившийся на фронте от Уазы до Арраса, мог возобновить свои атаки с трудом южнее Соммы, с большей легкостью – севернее ее. Поэтому надо было организовать особенно устойчивую оборону между Соммой и Аррасом, что должно было являться заботой британского командования
Необходимо было также, чтобы французские резервы, собранные в районе Бовэ, могли быть введены в дело к северу от Соммы и чтобы их перевозка была подготовлена заранее, что лежало на обязанности французского командования.
2. Каков бы ни был образ действии немцев, мы должны были как можно скорее перейти в наступление к югу от Соммы, чтобы оттеснить противника от железной дороги Париж – Амьен и амьенского железнодорожного узла, имевших первостепенное значение для наших сообщений и снабжения.
С этой целью французские войска должны перейти в наступление в районе Мондидье, чтобы отбросить противника на Руа, а британские войска перейти в наступление по обе стороны от Соммы, чтобы ликвидировать угрозу Амьену.
Таким образом, приходилось предусматривать для союзных армий наступательную операцию, организовывать для них не только пассивный, направленный на консолидацию фронта образ действий, навязанный им развитием событий с 21 марта, но и активные действия.
Однако для того, чтобы организовать активную операцию, руководить ею, вдохновлять ее, побуждать главнокомандующих развивать ее, а также чтобы добиться правильного распределения сил, полномочия, которые я имел в результате Дуланского соглашения, становились явно недостаточными. Они были недостаточными даже для ограниченных оборонительных операций, которые велись в данное время; тем более они оказались бы недостаточными в ближайшем будущем, когда мне пришлось бы принимать решения относительно стратегического использования союзных сил, обновленных и увеличившихся благодаря американской помощи, определять в зависимости от обстановки точку приложения этих сил, распределять наступательные и оборонительные задачи, быть может, даже производить обмен войсками между французским и итальянским фронтами.
Роль простого координатора не могла соответствовать расширенному плану действий, который мы неизбежно должны были принять в ближайшем будущем. Она предоставляла слишком мало инициативы исполнявшему эту роль начальнику, чтобы позволить ему быстро и энергично реагировать на возможные случайности, возникающие в процессе оборонительного сражения, или организовать и предпринять серьезные наступательные операции. Эту роль надо было превратить в роль руководящего органа. Чтобы получить от этого междусоюзнического органа, созданного в Дулане доверием правительств, все, чего ждали от него, необходимо было теперь же расширить его полномочия, передать ему стратегическое руководство на Западном фронте, подтвердить его власть над союзными главнокомандующими, распространить эту власть на все войска, сражающиеся от Северного моря до Адриатики.
Нескольких дней было достаточно, чтобы убедиться в несостоятельности Дунайского соглашения. Как интересы настоящей минуты, так и будущее коалиции требовали его немедленного пересмотра.
В этом смысле я и поставил вопрос перед председателем совета министров и просил его о дополнении решения, принятого 26 марта британским и французским правительствами.
Клемансо, переговорив со мной по этому поводу 1 апреля, решил созвать новую конференцию, на которую пригласил, кроме английских и французских представителей, также представителей Америки.
На этой конференции, 3 апреля, в ратуше, в Бовэ было вынесено следующее решение:
«Ген. Фошу поручено британским, французским и американским правительствами координировать действия союзных армий на Западном фронте; для этого ему даются все необходимые полномочия для обеспечения эффективности его работы. С этой целью британское, французское и американское правительства поручают ген. Фошу общее руководство (direction stratégique) военными операциями.
Главнокомандующие британской, французской и американской армиями осуществляют во всей полноте управление (conduite tactique) каждый своей армией. Каждый главнокомандующий будет иметь право принести жалобу своему правительству, если, по его мнению, его армия окажется в опасном положении вследствие какой-либо директивы, полученной от ген. Фоша».
На эту конференцию приехал из Лондона Ллойд Джордж. Высадившись в Булони, он приехал на автомобиле к нам в Бовэ, где находился также Клемансо, причем по пути ему пришлось пересекать дороги, по которым отходили снятые с фронта английские войска. Очевидно, беспорядок и низкое моральное состояние этих войск не могли дать ему особенно благоприятной картины обстановки. Не говоря уже о значительном опоздании, он приехал в Бовэ с самыми мрачными впечатлениями.
Будучи в таком настроении, он во время конференции заявил мне: «Английский народ доверяет вам. Нигде ваше назначение главнокомандующим союзными армиями не было принято так хорошо, как в моей стране». А затем, по окончании конференции, он вдруг спросил меня: «А теперь, за кого же мне держать пари? За Людендорфа или за Фоша?» На что я спокойно ответил ему: «Пока что можете держать за меня; вы выиграете. Людендорфу нужно прорвать наш фронт, – это ему уже не удастся, а мы должны остановить его, что мы, несомненно, и сделаем. Впоследствии, когда нам придется прорывать его фронт, надо будет подумать; мы посмотрим, на что мы способны». На этом наш разговор закончился.
Хотя решение, принятое в Бовэ, не вполне отвечало моим предложениям, так как фактически моя власть не распространялась ни на весь Западный фронт от Северного до Адриатического моря, ни на все войска, сражавшиеся на этом фронте, однако оно в основном содержало все то, что было необходимо для ведения американской, британской и французской армиями сражения на фронте во Франции, т. е. на главном театре военных действий. Уверенный в том, что британское и американское правительства согласятся на эту новую формулу, Клемансо несомненно хотел, чтобы выиграть время, на первых порах ограничить сферу деятельности общесоюзного главнокомандующего этим театром и этими армиями; добившись этого результата, он рассчитывал впоследствии распространить соглашение в Бовэ на итальянский театр и итальянскую армию, с одной стороны, и на бельгийскую армию – с другой.
Вопрос об Италии рассматривался Высшим военным советом 2 мая в Абвиле.
Орландо и Соннино[54] заявили от имени итальянского правительства, что не могут безоговорочно принять текст соглашения в Бовэ, и предложили примирительную формулу, устанавливавшую различие между итальянским фронтом и командованием итальянской армией. Эта формула, которую приняли затем и остальные правительства, заключалось в следующем:
1) итальянский фронт теперь же подчиняется полномочиям ген. Фоша в смысле согласования операций в том виде, в каком эти полномочия определены соглашением в Дулане;
2) однако главное командование итальянской армией будет передано этому генералу лишь в том случае, если обстановка потребует присутствия за Альпами других союзных армий, которые будут сражаться там под его командованием в тех же условиях, как во Франции.
Ограничение, внесенное таким образом итальянским правительством, тем не менее предоставляло междусоюзническому командованию право наблюдения за итальянским фронтом и возможность, если оно сочтет это нужным, использовать заальпийский театр для осуществления своих стратегических планов.
Что же касается бельгийской армии, то этот вопрос обсуждался Высшим военным советом в Версале 3 июля, в то время как союзные армии готовились к переходу в наступление во Франции. Так как можно было предвидеть, что бельгийские дивизии будут привлечены к активному участию в этом наступлении, то было желательно, чтобы и они, как и остальные союзные дивизии, находились в моем распоряжении. Но добиться этого не удалось, так как начальник штаба бельгийской армии ген. – лейт. Жиллен категорически отказал в своем согласии, сославшись на конституцию своей страны.
Спустя несколько недель бельгийский король безоговорочно согласился руководить во Фландрии операциями союзных бельгийских, французских, английских и американских войск по директивам союзного главного командования.
Чтобы покончить с этим вопросом общесоюзного командования, следует добавить, что решением правительств от 2 мая был упразднен Исполнительный комитет, созданный за 3 месяца до того и теперь утративший свое значение. 14 мая я официально получил звание главнокомандующего союзными армиями во Франции.
Но все это были только официальные документы, устанавливавшие права на бумаге. Оставалось еще увидеть созданное таким образом общесоюзное командование в действии. Да позволено мне будет повторить то, что я сказал после описания сражения под Ипром: такое командование может черпать необходимые для его существования силы исключительно в доверии, оказываемом ему подчиненными ему армиями разных государств, в согласии, которое оно во что бы то ни стало должно поддерживать с ними и между ними и которое оно будет укреплять и расширять единственно для торжества общего дела.
Во всяком случае, в первых числах апреля 1918 г. приходилось, не теряя времени, укреплять с очень ослабленными борьбой войсками весьма непрочное положение на фронте, удлинившемся вследствие успехов противника.
Глава четвертаяВосстановление положения союзников на Сомме и германский удар во Фландрии
Добившись первого результата – быстрого заполнения импровизированными средствами огромного разрыва, образовавшегося во франко-британском фронте в результате германского наступления 21 марта, надо было прежде всего укрепить новый фронт планомерной организацией обороны и созданием резервов. Надо было также обеспечить потребности войск и населения, отняв у противника наступательными действиями некоторые захваченные им участки территории.
Отсюда директивы от 3 апреля Хейгу и Петэну, с одной стороны, относительно создания прочного фронта к северу от Соммы, с другой – относительно наступления к югу от этой реки с целью ликвидировать угрозу Амьену.
«В настоящее время противник задержан на фронте от Арраса до Уазы. На этом фронте он может снова перейти в наступление:
а) легко – к северу от Соммы и в особенности в районе Арраса благодаря многочисленным железнодорожным линиям, которыми он располагает;
б) с большим трудом – на юге, так как здесь он захватил меньше железных дорог, да и те находятся в плохом состоянии и частично проходят в пределах досягаемости наших орудий…»
Поэтому мы могли ожидать:
«На фронте к северу от Соммы – наступления, и даже, может быть, сильного наступления.
На юге – наступления меньшего масштаба или в более отдаленном будущем.
С точки зрения наших интересов нам нужно было как можно скорее оттеснить противника:
1) от железной дороги Сен-Жюст, Бретэй, Амьен;
2) от железнодорожного узла Амьена.
А для этого мы должны были:
1) атаковать его к югу от Соммы в районе Мондидье;
2) атаковать его по обе стороны Соммы от р. Люс до р. Анкр».
Этим мы осуществляли бы основные идеи, руководившие до сих пор нашими операциями, а именно – укрепляли связь между французской и британской армиями и прикрывали Амьен.
С другой стороны, не претендуя на решающие результаты, мы могли, благодаря тому, что наш фронт образовывал входящий угол, нанести противнику серьезное поражение, перейдя в наступление на Сомме и к югу от нее, что было бы лучшим ответом на его возможное наступление к северу от этой реки.
«…Эти соображения приводят нас к следующему определению задач союзных армий на ближайший период операций:
1) наступление французских армий в районе Мондидье с целью ликвидировать угрозу железной дороге Сен-Жюст – Амьен и, используя выгодное начертание нашего фронта, отбросить противника к востоку в район р. Авр и продвинуться к северу в направлении на Руа;
2) наступление английских армий по обе стороны Соммы от р. Люс до р. Анкр в восточном направлении с целью ликвидировать угрозу Амьену.
Было бы чрезвычайно желательно одновременно провести эти два наступления, направления которых очень удачно сочетаются.
Поэтому прошу главнокомандующих не отказать сообщить число месяца, когда они считают возможным приступить к этим операциям, которые важно провести в ближайшем будущем…»
Кроме того, чтобы парировать новые попытки противника к северу от Соммы, надо было провести там все оборонительные мероприятия как в смысле оборудования местности, так и в отношении резервов.
Поэтому британскому и французскому главнокомандующим было предложено быстро оборудовать фронт между Аррасом и Альбером.
Из тех же соображений ген. Петэн должен был «держать французский резерв в районе к северу от Бовэ и подготовить его переброску на север…».
2 апреля после полудня я уже переговорил по этим вопросам с Петэном и обсудил с ним порядок проведения указанных мероприятий с французской стороны. 4 апреля ген. Вейган в свою очередь отправился в Монтрей, чтобы рассмотреть совместно с Хейгом, каким образом британский штаб предполагает выполнить вышеприведенную директиву. Основной задачей фельдмаршала должна была быть в настоящее время оборона английского фронта от района Арраса до подступов к Сомме. Я особенно настаивал на этом в письме, которое я написал главнокомандующему британскими армиями. В этом письме я указал ему на то, что выступление французских резервов на английском фронте потребует еще некоторого времени; поэтому мероприятия английской армии должны были позволить ей держаться даже в случае очень мощного наступления противника.
На основании последних разведывательных данных фельдмаршал ожидал очень сильного германского наступления на фронте Бетюн, Аррас. Он хотел, чтобы ему теперь же была оказана помощь французскими войсками либо в виде крупного наступления с целью отвлечь и поглотить угрожавшие ему свободные германские войска, либо в виде смены английских войск к югу от Соммы французскими, либо, наконец, путем образования французского резерва в английской зоне, в районе Сен-Поля.
7 апреля в Омале я обсудил с ним все эти вопросы, от души желая по возможности удовлетворить его, но в то же время озабоченный тем, как бы преждевременно не распылить или не израсходовать французские резервы. В конце этого совещания было решено, что 4 французские пехотные и 3 кавалерийские дивизии, выделенные из резерва в районе Бовэ, будут переведены в английскую зону, в район к западу от Амьена; там они будут находиться в готовности освободить британские резервы в случае сильного наступления противника в районе Арраса.
Что же касается подготовки к франко-британскому наступлению к югу от Соммы, то план его в общих чертах был уже выработан; я указал ближайшую цель: возможно скорее снова овладеть фронтом Морей, Демюэн, Обанкур, Варфюзе. Я возложил на ген. Файоля задачу установить необходимое взаимодействие между французской 1‑й и британской 4‑й армиями.
На другой день, 8 апреля, Файоль пригласил в Бретэй ген. Дебенэ и Ролинсона и установил с ними порядок наступления, учитывая ограниченные силы британской 4‑й армии; это наступление было в принципе назначено на 12 апреля. Но противник упредил нас в осуществлении этого плана. Действительно, 9 апреля немцы начали во Фландрии мощное наступление, которое поглотило британские и часть французских резервов.
Уже 10‑го фельдмаршал Хейг сообщил мне, что я больше не должен рассчитывать на участие английской 4‑й армии в наступлении к югу от Соммы, а ген. Петэн, которому было предложено продолжать подготовку к французскому наступлению на фронт Морей, Демюэн, расширив его в случае надобности к северу, донес, что сам ген. Файоль больше не располагает силами, достаточными для достижения успеха. Он должен был ограничиться частной операцией в районе Морей. Эта операция была с успехом проведена 18 апреля французской 1‑й армией.
Германское наступление во Фландрии (9 апреля). С 9 апреля во Фландрии разыгрывалось новое большое сражение. В этот день германская 6‑я армия (ф. Кваста) атаковала девятью дивизиями между Ля-Бассэ и Армантьером позиции, занятые тремя английскими и одной португальской дивизией (ген. Хорна).
Застигнутая во время смены частей, португальская дивизия была отброшена; в английском фронте образовался разрыв, противник продвинулся в центре на Лаванти, прошел через это селение и достиг р. Лис между Эстер и Сайи.
10‑го он продолжал развивать свое наступление на севере в направлении на Мессин, введя в дело еще 5 дивизий; таким образом, его наступление распространилось и на правый фланг британской 2‑й армии (ген. Плюмера). В его руки попали Армантьер и Мессин; он перешел через р. Лис на фронте в 25 км от Ле-Тукэ до Эстера и продвинулся на запад в направлении на Азебрук, Сент-Омер.
С первого же дня германского наступления я был занят подготовкой выступления в британской зоне французского резерва, собиравшегося в то время к западу от Амьена. С этой целью было решено по соглашению с Хейгом, что для выхода в случае надобности и на северный берег Соммы в распоряжение этого резерва будут предоставлены мосты в Монтьере, Дрей-лез’Амьен, Айи-сюр-Сомм и Пикиньи.
Это решение не вполне удовлетворяло фельдмаршала. Находясь еще под впечатлением сражения в Пикардии, он считал, что впредь немцы будут направлять все свои удары на его войска; он рассчитывал на немедленную и более непосредственную поддержку со стороны французов. Но как ни хотелось мне восстановить уверенность англичан, я однако еще не мог вводить в дело французские дивизии, находившиеся в стадии сбора, не имея более ясного представления о замыслах противника. В наступлении, развивавшемся во Фландрии, участвовала до сих пор лишь незначительная часть свободных сил немцев; численность войск, введенных в дело противником, а также протяжение фронта и новое направление его наступления позволяли предполагать, что в данный момент он имеет в виду не столько наступление решительного характера, сколько диверсию, имеющую целью отвлечь резервы союзников и обеспечить более важную операцию, предпринятую в другом районе. Нам приходилось быть очень осторожными при использовании своих резервов. Фельдмаршал Хейг располагал достаточными силами (почти все британские дивизии второй линии), чтобы задержать немцев. Во всяком случае ни один участок территории, не атакованный противником, не будет очищен добровольно; на последнее обстоятельство я привлек особое внимание главного командования в Монтрее.
Однако надо было также предвидеть, что противнику, развивающему свое наступление во Фландрии в направлении на Сент-Омер или на Дюнкерк, может быть, удастся поглотить все английские резервы. Вернувшись тогда к своему первоначальному плану, он разовьет мощное наступление на Аррас, в направлении на Абвиль. Ясно было, что в этом случае французские резервы, сосредоточенные в настоящее время к югу от Соммы, окажутся слишком далеко от их вероятного района действий. Надо было без промедления передвинуть их на север. Поэтому, переговорив с ген. Петэном на его командном пункте после полудня 10 апреля, я приказал расположить 10‑ю армию[55] по обе стороны Соммы от Пикиньи до Амьена в направлении фронта Дулан, Аше, а 5‑ю армию подтянуть вслед за ней до долины Бовэ, Бретэй.
Эта выжидательная группировка допускала два варианта использования сил, давая возможность перебросить французские резервы: в 24 часа на фронт в Артуа или в 48 час. на фронт во Фландрии.
Но фельдмаршал Хейг под впечатлением натиска противника на английские силы все же считал эти меры недостаточными и 10 апреля вечером написал мне письмо, в котором настоятельно просил, чтобы французы, сменив английские войска на части их фронта, приняли активное участие в сражении.
Беспокойство, ясно чувствовавшееся в письме фельдмаршала, побудило меня немедленно отправиться в Монтрей; во время беседы, которую я имел ночью с Хейгом, мы пришли к выводу, что смена английских войск потребовала бы недопустимого при данной обстановке срока. С другой стороны, приходится по-прежнему опасаться германского наступления в Артуа, и поэтому необходимо как можно скорее иметь к северу от Соммы группу французских сил, готовую быстро вступить в дело в районе Арраса.
С этой целью ген. Петэну было предложено выдвинуть 12 апреля головы колонн 10‑й армии на линию Виллер – Бокаж, а чтобы оказать англичанам существенную поддержку на севере, – перебросить по железной дороге на Дюнкерк французскую 133‑ю дивизию.
Тревога Хейга не была лишена оснований. Противник, в целях немедленного использования успеха, достигнутого им 9 апреля, расширил фронт своего наступления. 11‑го сражение распространилось на те 30 км, которые отделяют канал ля-Бассэ от Игарского канала в Комине; противник усилился несколькими вновь прибывшими дивизиями. 14 апреля в наступлении участвовало уже 25 германских дивизий. Это усиление выразилось значительным продвижением противника в направлении на Азебрук. Переправившись через канал Лаве, войска ген. ф. Кваста захватили Локон, Эстэр и, севернее, Холлебеке. Еще 12‑го они овладели Мервилем и Мери, и их авангарды уже подходили к опушкам Ньепского леса. Таким образом, глубина их продвижения достигла 18 км.
При таком развитии сражения Хейг полагал, что он быстро израсходует свои резервы, и более чем когда-либо считал необходимой помощь французов во Фландрии.
11‑го вечером он прислал ко мне в Саркюс начальника оперативного отдела своего штаба ген. Дэвидсона с письмом, и котором изложил мне состояние истощения британских сил и настаивал на необходимости «немедленно сосредоточить не менее четырех французских дивизий между Сент-Омером и Дюнкерком».
С ген. Дэвидсоном мы установили, что английские резервы, в том числе еще находившиеся на правом фланге английской армии, составляют 17 дивизий. Действуя совместно с французскими частями, перебрасываемыми на север, они должны позволить Хейгу восстановить положение при условии:
1) если противник будет сдерживаться на фронте минимальными силами;
2) если он будет окончательно задержан на линии гора Кеммель, Байель, Ньепский лес, долина р. Кларанс, Мон-Бернаншон, Энж (Ilings);
3) если оборона будет поддержана организованной системой огня артиллерии, действующей преимущественно против флангов наступающего противника.
Однако, вводя в расчет сил, которыми Хейг мог располагать на р. Лис, английские дивизии, остававшиеся до сих пор в резерве в районе Арраса, я тем самым обязывался возложить оборону этого района в случае надобности на французские войска. Таким образом, я оказался вынужденным перевести 10‑ю армию на север до линии Дулан, Вошель, которой она и достигла 13 апреля, перейдя в зону британских армий.
Со своей стороны, Петэн передвинул к северу, на линию Амьена, 5‑ю армию, усиленную частями, выделенными из резервной группы армий, наступление которой в данный момент больше не предусматривалось; он перебросил также на запад Уазскую группу (2 дивизии), часть которой перешла на правый берег Уазы; наконец, он направил 1‑й кавалерийский корпус Лез’Андели на Омаль.
Ген. Файолю было предложено немедленно эшелонировать свои резервы на левом фланге так, чтобы быть в состоянии в случае необходимости поддержать британскую 4‑ю армию на участке Люс, Сомма.
Наконец, командующий 10‑й армией, ген. Мэтр, получил инструкцию о своей вероятной задаче на фронте под Аррасом. Ему и британской 3‑й армии была указана главная позиция сопротивления, которую в случае наступления противника надо было удерживать во что бы то ни стало; ему были также указаны его исходная группировка и способ участия в сражении.
Принимая эти общие меры для подготовки участия на всякий случай французских дивизий в оборонительных действиях между Аррасом и Соммой, я хотел насколько возможно поддержать британское главное командование, боровшееся с затруднениями материального и морального порядка, вызванными сражением во Фландрии. 12 апреля я решил усилить непосредственную помощь, которую я начал за два дня до того.
Я отдал 2‑му кавалерийскому корпусу, находившемуся в резерве в районе Омаля, приказ выступить походным порядком и днем 13 апреля достигнуть Сент-Омера и там совместно с французской 133‑й дивизией усилить британскую 2‑ю армию.
Командир 2‑го кавалерийского корпуса ген. Робийо явился ко мне в Саркюс[56] за распоряжениями, и, указывая ему его задачу в общем плане происходившего сражения, я особенно подчеркивал, что ему придется поддерживать связь между английскими 1‑й и 2‑й армиями.
Что же касается общего плана маневра, то я представлял его себе следующим образом:
1. Во что бы то ни стало удержаться на обоих флангах:
а) на севере – «постепенно заняв, примерно, линию горы Кеммель, Кассель, фронтом на юг»;
б) на юге – «постепенно заняв, примерно, линию Бетюн, Сент-Омер, фронтом на северо-восток».
2. Между этими прочно удерживаемыми флангами задерживать и затем остановить противника с фронта, «последовательно занимая на местности опорные пункты фронтом на восток».
Английские резервы были развернуты между каналом Ля-Бассэ и железной дорогой Азебрук, Лиль, т. е. на южном фланге района прорыва.
Теперь надо было обеспечить северный фланг, оборона которого имела особенно важное значение, так как, если бы противник овладел Фландрскими высотами и горой Кеммель, это явилось бы опасной угрозой для союзных сил, расположенных между Ипром и морем. Оборона этого фланга была возложена на ген. Плюмера и его 2‑ю британскую армию; очень важно было придать им силы, необходимые для того, чтобы обеспечить эту оборону. Для этого и было решено послать туда французские 133‑ю дивизию и 2‑й кавалерийский корпус, но эта помощь могла вскоре оказаться недостаточной. Поэтому я просил ген. Петэна подготовить к переброске на север еще одну французскую дивизию из восстанавливаемых соединений; выбор пал на 28‑ю дивизию.
Я просил также начальника штаба бельгийской армии предоставить в распоряжение ген. Плюмера те бельгийские соединения, которые не были необходимы для удержания фронта; к сожалению, бельгийское главное командование не удовлетворило этой просьбы.
Наконец, я послал своего помощника Дестикера передать ген. Плюмеру мои директивы, проследить за их выполнением и согласовывать действия французских соединений, переброшенных на север.
Теперь, когда оборона южного фланга была обеспечена, а оборона северного фланга постепенно налаживалась, надо было организовать сопротивление в центре. Для этого можно было прежде всего перевезти британский кавалерийский корпус в район Эр, откуда он будет «в состоянии помочь войскам этого района задержать движение немцев на Азебрук».
С другой стороны, коменданту Дюнкерка ген. Пофэн де Сен-Морелю было предложено устроить наводнение от Сент-Омера до шоссе Дюнкерк, Фюрн через Баттен и Берг, для того, чтобы остановить продвижение противника, если бы оно начало развиваться в направлении на Дюнкерк и Калэ, и для того, чтобы обеспечить Дюнкерк от внезапного нападения.
Наконец, днем 13 апреля я поехал в Рошикур, в штаб британской 1‑й армии, и переговорил с ген. Хорном о принятых или подлежащих принятию мерах, имеющих целью задержать германское наступление в направлении на Азебрук и прикрыть горнопромышленный район Бетюна.
На следующий день, 14‑го, в записке полк. Дестикеру я настаивал на том, чтобы оборона Азебрука велась «как можно ближе к восточной опушке Ньепского леса».
Однако ввиду моего сдержанного образа действий английский штаб был озабочен следующим вопросом: «В случае новой неудачи, – говорил он, – какое направление намерены вы прикрывать? Будете ли вы в первую очередь обеспечивать защиту Парижа и Франции, отказавшись от защиты портов Ла-Манша – баз английской армии? Или же, чтобы прикрыть порты Ла-Манша, вы пренебрежете защитой Парижа?» На это я отвечал: «Я отнюдь не собираюсь отказываться от прикрытия пути на Париж, или пути к морским портам, или обнажать эти пути; первый необходим для французской армии, второй – для английской, а также для спасения бельгийской армии». «Но в конце концов, – возражали мне, – если неудача заставит вас сосредоточить свои силы на одном из этих расходящихся направлений, которым из них вы пожертвуете?» Я отвечал: «Я рассчитываю не жертвовать ни тем, ни другим, ни путем на порты, ни путем на Париж, так как потеря одного из них означала бы уменьшение наших сил и ресурсов наполовину. Я стараюсь и буду всячески стремиться обеспечить оба направления. Мне кажется, что это возможно при том условии, что мы сразу не израсходуем всех наших свободных сил на атакованном в настоящее время направлении на порты». Перед нами возникла опасность израсходования последних свободных французских резервов на английском фронте, тогда как нам приходилось опасаться новых наступательных операций противника на других участках общего фронта. Во время разговора со мной в Абвиле утром 14 апреля, – разговора, при котором присутствовал лорд Милнер, – фельдмаршал Хейг снова упомянул об утомлении британской армии и о недостатке подкреплений. Он опять просил о том, чтобы французы сменили англичан на части их фронта. Мне пришлось ограничиться повторением доводов против этого решения: смена, произведенная во время сражения, приковала бы на все время смены как сменяющие, так и сменяемые части, и это в такую минуту, когда численность союзных резервов едва позволяла удерживать весь фронт. С другой стороны, под угрозой мощного германского наступления, которое могло быть предпринято на другом участке фронта, было бы большой ошибкой окончательно обрекать еще свободные французские резервы на более или менее пассивную роль. Сейчас они были нацелены и распределены так, что могли активно вступить в дело на самом угрожаемом участке обширного поля сражения.
Я еще не мог также, несмотря на просьбу Хейга, подтянуть французскую 10‑ю армию к северу на линию Бетюн, Лидер, передвинув вслед за ней и 5‑ю армию. Было бы опасно обнажать район Артуа, а с другой стороны, казалось, что в настоящее время Хейг располагает во Фландрии достаточными силами. Действительно, кроме присланных ему французских соединений (двух пехотных и трех кавалерийских дивизий), у него только что освободились 2–3 британские дивизии вследствие сокращения фронта, явившегося результатом добровольного очищения Ипрского выступа к востоку от линии Биксхоотэ, Лангемарк, Холлебеке (13–15 апреля).
Желая во всяком случае поддержать английское главное командование, я приказал принять меры для ускорения вступления в дело французских войск на севере. Я приказал 10‑й армии расположить одну из своих дивизий эшелонированно до района к северу от Фревана и подготовить аналогичное расположение для другой дивизии, которое позволило бы ей быстро поддержать британскую 1‑ю армию на фронте канал Ля-Бассэ, Аррас или Бетюн, Азебрук.
Кроме того, чтобы дать Хейгу возможность увеличить свои резервы, я просил ген. – лейт. Жилдена предусмотреть и подготовить удлинение бельгийского фронта в сторону Ипра; 18 апреля бельгийская дивизия сменила одну дивизию и одну бригаду англичан к северу от этого города.
В то время как мы такими мерами усиливали нашу оборону во Фландрии, противник готовился нанести нам там новые удары.
После двухдневной передышки, в течение которой его наступление заметно замедлилось, он возобновил наступление в новом направлении; он, несомненно, понял, что, продолжая наступление в западном направлении, не овладев предварительно линией Фландрских высот, он подвергал серьезной опасности свой правый фланг. Поэтому он решил атаковать эту линию, прежде чем продолжать движение на Азебрук и Дюнкерк.
Вечером 15 апреля он предпринял против британской 2‑й армии в северном направлении сильные атаки, в результате которых ему удалось захватить Байель и Вульвергем.
10‑го он продолжал развивать свои усилия на еще более широком фронте, овладел Витсхаэте и Мессин и подошел к горе Кеммель почти на дистанцию атаки.
Сражение во Фландрии распространялось на север, и уже теперь германское наступление по своему масштабу, силе, а главное – по своему новому направлению, представляло, как мы уже отметили, серьезную угрозу для сил союзников, расположенных севернее Ипра.
Последним, в состав которых, в частности, входила вся бельгийская армия, грозила опасность оказаться отрезанными от своих баз и обреченными на полное бессилие.
Необходимо было как можно скорее предотвратить опасность, грозившую коалиции и северной оконечности ее фронта. Для этого, несмотря на транспортные затруднения, вытекающие из сокращения нашей железнодорожной сети в результате наступления 21 марта, первым делом надо было ускорить перевозку французских резервов во Фландрию. Поэтому я приказал:
– ген. Петэну подготовить перевозку в район Берг еще одной дивизии, взятой, если нужно, из числа восстанавливаемых соединений;
– ген. Мэтру (10‑я армия) выдвинуть 16‑го после полудня артиллерию и обозы 34‑й дивизии на Норан-Фонтэс и быть готовым к переброске пехоты этой дивизии на автомобилях на рассвете 17‑го.
После этого передвижения 16‑й корпус, головной корпус 5‑й армии, должен был перейти через Сомму и поступить в распоряжение командующего 10‑й армией, задача которой была уже указана раньше.
Затем, чтобы лично оценить обстановку во Фландрии, я, переговорив в Абвиле с ген. Вилсоном и лордом Милнером, поехал в Бландек, в штаб британской 2‑й армии. 16‑го вечером я встретился с ген. Плюмером в Каппеле близ Касселя. Я приехал туда в полной темноте, с потушенными фарами, под грохот канонады, свидетельствовавшей о чрезвычайном усилении деятельности противника во Фландрии. Я застал там командира французского 2‑го кав. корпуса ген. Робийо и полк. Дестикера, которого я послал вперед, чтобы выяснить положение свободных английских резервов. В 22 часа мы вернулись с ген. Плюмером в его штаб в Бландек, откуда я по телефону приказал ген. Вейгану, находившемуся в моем штабе в Саркюсе, отдать необходимые распоряжения для перевозки 34‑й дивизии на автомобилях в Стэнворде на следующий день.
17‑го утром на совещании с начальником имперского Генерального штаба ген. – лейт. Вилсоном, соглашавшимся с мнением Хейга и Плюмера, британский штаб предложил постепенно отвести союзные войска во Фландрии до линии наводнений Эр, Сент-Омер, Фюрн. Я отказался пойти на такую меру, а также не мог разделить опасений Хейга относительно Дюнкеркского порта, об эвакуации и разрушении которого он уже подумывал.
По моему мнению, в настоящую минуту можно было говорить только о том, чтобы организовать и поддерживать сопротивление на месте, вызвав по мере необходимости французские резервы и используя бельгийские войска на их собственной территории. Эту же точку зрения я изложил бельгийскому королю и начальнику штаба бельгийской армии при свидании с ними 17‑го днем; в том же духе была составлена директива ген. Плюмеру 18‑го числа. Та же точка зрения легла в основу писем, которые я спустя несколько часов написал ген. – лейт. Жиллену и фельдмаршалу Хейгу, чтобы еще раз ясно определить образ действий бельгийской и 2‑й английской армий при создавшейся обстановке. Та же точка зрения, наконец, была высказана в общей инструкции об основах оборонительного боя, изданной мною для союзных армий.
Впрочем, идея энергичной обороны не должна была исключать для командования обязанность предусматривать и подготовлять на случай неудачи одну или несколько тыловых линий, а также улучшать существующие оборонительные сооружения, как, например, имеющиеся на фронте английской 1‑й армии от района Арраса до окрестностей Сент-Омера.
В то же время на совещании бельгийского и британского штабов мы предложили разработать вопрос «о смыкании последовательных английских позиций с существующими или намеченными оборонительными сооружениями бельгийской армии», а также о разграничительной линии, которую следует установить между обеими армиями. Наконец, на случай наступления противника в направлении от Ипра на Поперинге, использование союзных резервов, британского, бельгийского или французского, было предусмотрено общим планом, принятым по соглашению между заинтересованными командующими.
Все эти меры предосторожности не замедлили принести свои плоды.
С 17 по 20 апреля противник, тщетно повторяя свои атаки против союзного фронта к югу от Фландрских высот, понес тяжелые потери, но ничего не добился.
Но если германские потери были велики, то у англичан они были не меньше. О размерах этих потерь говорится в письме фельдмаршала Хейга от 18 апреля. По счастью, для продолжения борьбы в дело вступали новые силы, а именно – французские резервы. Так, после 34‑й дивизии, переброшенной, как мы видели, 17 апреля, 18‑го были подвезены 154‑я и 39‑я дивизии, а 23 апреля – 27‑я дивизия. Вместе с войсками, уже находившимися на месте, они образовали Северную армейскую группу под командой ген. де Митри. Численность этих французских сил – 5 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, – а также расширение бельгийского фронта к северу от Ипра позволили английской 2‑й армии вывести из боя 7 дивизий и 16 бригад и, таким образом, дали ей возможность выполнить свою задачу.
Тем не менее на тот случай, если бы непрекращающийся нажим противника потребовал переброски во Фландрию новых французских дивизий, я теперь же приказал 10‑й армии выдвинуть головы своих колонн – 16‑й корпус (31‑я и 32‑я дивизии) – на линию Эшен (Heuchin), Перн. 10‑я армия по-прежнему должна была оказать в случае необходимости поддержку в районе Арраса и разработать план использования части своих сил на фронте Канбрен, Бетюн, Робек.
В то же время 46‑я и 47‑я дивизии 5‑й армии должны были выдвинуться вслед за 10‑й армией на линии Виллер – Бокаж.
Таким образом, путем общего перемещения в сторону фланга произошло расширение района французских резервов к северу. Это было вызвано необходимостью поддерживать англичан во Фландрии и в случае необходимости действовать совместно с ними в районе Арраса, оставаясь в то же время в готовности принять участие в действиях на Сомме.
В самом деле, германская угроза этим двум направлениям не была еще полностью устранена; борьба на них могла снова разгореться с минуты на минуту; по расчетам французского штаба, противник располагал еще примерно 60 дивизиями, которые он мог использовать для не удавшейся до сих пор попытки отделить французские силы от английских.
И действительно, 23 апреля фронт к югу от Соммы, на котором в течение трех недель царило относительное затишье, был внезапно потревожен. Восемь германских дивизий, перейдя в наступление под покровом тумана, отняли Виллер-Бретонё у английской 4‑й армии, Ангар – у французской 1‑й армии и продвинулись непосредственно до подступов к Каши.
Захват противником Виллер-Бретонё должен был иметь самые неприятные последствия для нас. Он обеспечивал противника наблюдательными пунктами и позициями, с которых можно было бы в наилучших условиях предпринять обстрел, атаку и захват Арраса, т. е. значительно углубить по линии Соммы разрыв коммуникаций союзных армий и даже добиться разъединения этих армий.
Крупный населенный пункт Виллер-Бретонё явился бы в руках противника очень сильным опорным пунктом, если бы мы дали время укрепить его. Нам необходимо было без промедления отбить его любой ценой.
Поэтому немедленно по получении этого известия я написал ген. Ролинсону, предлагая ему приложить все усилия к тому, чтобы взять обратно Виллер-Бретонё, обладание которым имело для нас существенное значение, и договориться с ген. Дебенэ относительно контратаки. Ролинсон тотчас же принял соответствующие меры.
Контратака, возложенная на австралийские батальоны, была проведена в ночь с 24 на 25 апреля; австралийцы взяли приступом высоту и д. Виллер-Бретонё, тогда как правее Марокканская дивизия французской 1‑й армии отбила некоторое пространство к северу от Ангара. Чтобы закрепить восстановленное положение, ген. Дебенэ продолжал продвижение вперед, а одновременно ген. Файоль передвинул 2 дивизии на север, чтобы быть в состоянии вступить в дело между Соммой и р. Люс. Все английские резервы были введены в бой вокруг Виллер-Бретонё, где понесли новые потери; еще 24‑го вечером Хейг обратил на это мое внимание. Мы удовлетворили его требования, не только обещав ему в случае необходимости помощь французских резервов, расположенных, как сказано выше, но и сменив британский 3‑й корпус – правофланговый корпус армии Ролинсона – частями французской 1‑й армии.
В то же время я предложил Файолю с наибольшей энергией подготовить наступление 3‑й армии в районе Мондидье, так как, если бы удалось при этом наступлении продвинуться по ту сторону р. Авр, были бы перерезаны коммуникации противника к югу от Соммы, а следовательно, ликвидирована угроза на амьенском направлении.
В общем германский натиск на Виллер-Бретонё не получил дальнейшего развития. Со своей стороны, франко-британские контратаки после обратного захвата этого важного опорного пункта выдохлись в течение 25 и 26 апреля, и мы были окончательно задержаны на линии Виллер-Бретонё, дорога на Ангар, причем д. Ангар осталась в руках противника.
Все внимание пришлось снова обратить на Фландрию.
25 апреля кронпринц баварский снова атаковал между Байелем и Ипром правым флангом своей 6‑й армии и левым флангом 4‑й. Тогда как последняя выиграла пространство в направлении на Ипр, 6‑я армия захватила Дранутр и угрожала Локру по дороге на Топеринге. В центре баварский альпийский корпус взял приступом Кеммель и гору Кеммель и, таким образом, утвердился в восточной части фламандских холмов. На следующий день, 26 апреля, продолжалась ожесточенная борьба на фронте Схерпенберг, Формезееле, но на этот раз противник не смог сколько-нибудь значительно продвинуться вперед. Союзные подкрепления прибывали непрерывно. 25‑го в распоряжение командующего Северной группой прибыла 31‑я дивизия 16‑го корпуса, а также другая дивизия этого корпуса, 32‑я, переброшенная на Фоканберж. В то же время я просил Петэна передать Северной армейской группе 2 полка полевой артиллерии и 12 дивизионов тяжелой артиллерии, а бельгийской армии – полк полевой артиллерии.
Значительная численность этих пополнений еще раз подтверждала наше желание в полной мере, до пределов возможного, поддержать британское главное командование, а также решимость во что бы то ни стало вести оборону на месте.
Действительно, во Фландрии нельзя было больше терять ни кусочка территории. Гора Кеммель находится всего в 40 км от Дюнкерка. Она командует над всей равниной до этого города. Если бы противник расположил на этой горе свою тяжелую артиллерию, он мог бы не только сломить всякое сопротивление на пути к этому порту, т. е. выйти на берега Ла-Манша, чтобы нанести удар по нашим сообщениям с Англией, но и поставить под величайшую угрозу всю бельгийскую армию.
Однако мне удалось помешать англичанам отвести 27 апреля свой фронт в Ипрском выступе под самые стены города, что повлекло за собой отход бельгийского фронта до канала Иперле.
27‑го после полудня я снова выехал на север, повидался с ген. Плюмером в Бландеке и ген. де Митри в Эскельбеке, объяснив им серьезность положения и основные принципы, на которых должна строиться оборона при существующей обстановке. Я настаивал на необходимости расположения войск в их боевой группировке, с вполне определенной задачей, немедленно по их прибытии, так как вопросы о расквартировании должны уступать место тактическим требованиям.
Мне пришлось убедиться в огромных потерях союзных войск, подвергавшихся непрерывным атакам и бомбардировке с применением огромного количества химических снарядов[57]. Чтобы возместить эти потери, я приказал перевезти во Фландрию еще 3 французские дивизии (32, 129, 168‑ю), часть которых должна была сменить британский 22‑й корпус, дошедший до крайнего предела истощения.
С другой стороны, я потребовал от ген. Петэна, чтобы он распорядился держать постоянно в тылу фронта Северной армейской группы 3 свежие французские дивизии до тех пор, пока этого будет требовать обстановка, но при этом оставить 4 дивизии в 10‑й армии, в районе Дулан, Сен-Поль для парирования случайностей.
29 апреля противник атаковал высоты Красную, Черную и Схерпенберг, но был отброшен.
8 мая он произвел еще одну атаку на фронте в 3 км к юго-востоку от Дикебуша; это было изолированное действие, не получившее дальнейшего развития.
Сражение во Фландрии закончилось. Оно продолжалось больше месяца и отличалось силой и крайним упорством, с которыми противник наносил свои удары. Если глубина продвижения немцев была не так велика, как в марте на Сомме, то это объясняется тем, что здесь их объект – побережье – был ближе и что благодаря более быстрому подвозу войск нам удалось задержать их натиск. Действительно, опасность быть сброшенными в море заставляла союзные армии принимать бой на своей первой линии; они не могли организовать сопротивление в глубину за отсутствием пространства для маневрирования. Ввиду трудности своевременного подкрепления северной оконечности сильно поколебленного обширного фронта союзников несколько раз возникала серьезная опасность. Во всяком случае, если сражение не дало намеченных немцами стратегических результатов, то его можно было возобновить. Для противника могло оказаться выгодным возобновить свое продвижение, чтобы, несмотря на все, выйти на берег Ла-Манша и, расширив действия подводного флота в этом море, нарушить наши сообщения с Англией и изолировать Британскую державу. Сражение уже дало тактические результаты, несомненно, невыгодные для союзников.
После чувствительной потери пространства Фландрские высоты (Красная, Черная, Схерпенберг) – главный оплот обороны союзников на севере – оставались под непосредственной угрозой немцев, уже овладевших горой Кеммель. Надо было во что бы то ни стало обеспечить обладание высотами, иначе оборона оказалась бы под серьезной угрозой. Поэтому я обратил внимание ген. де Митри на необходимость не только прочно организовать оборону высот, но и расширить занятое на них пространство до подошвы скатов, чтобы не позволить противнику окружить вершины и атаковать седловины. Частные операции, проведенные с этой целью Северной армейской группой 4 мая, позволили ей несколько продвинуться вперед.
Я также неустанно внушал необходимость оказывать сопротивление на месте, не помышляя о добровольном отходе. Я снова указал линию поведения и предписал, чтобы впредь, намечая отход в значительном масштабе, предварительно испрашивали моего согласия.
Наконец, возвращаясь к вопросу в целом, я в общей инструкции принципиального характера установил правила, которыми надо было руководствоваться при организации оборонительного сражения, чтобы единством доктрины привести союзников к единству действия.
Другим последствием сражения во Фландрии было то, что Бетюнский угольный бассейн оказался под обстрелом германской артиллерии. Это внесло значительное расстройство в эксплуатацию шахт, а следовательно, и в работу снабжавшихся ими военных заводов и железных дорог.
Наконец, сражение во Фландрии сопровождалось значительной убылью в личном составе. Британские резервы растаяли в нем, а из французских резервов было уже выделено в интересах англичан целых 10 дивизий.
Чтобы дать ген. Петэну возможность восстановить эти резервы, не ослабляя первой линии, я добился от фельдмаршала Хейга, чтобы английские дивизии, выведенные из боя, были переброшены на один из спокойных в настоящее время участков французского фронта, где они освободили бы таким образом столько же французских дивизий, могущих быть использованными для восстановления резервов. Но эту переброску удавалось осуществить лишь медленно. Так, Петэн получил на первых порах только 4 британские дивизии, образующие 9‑й корпус. Этот корпус был придан французской 6‑й армии и в середине мая расположился на фронте Краон, Луавр.
Другим, уже упомянутым последствием сражений, продолжавшихся уже целый месяц, было нарушение равновесия в общей группировке французских сил. В начале мая 47 французских дивизий находились к северу от Уазы (23 – в первой линии и 24 – в резерве), для обороны фронта от Уазы до швейцарской границы оставалось только 53 дивизий, а именно – 43 в первой линии и 12 в резерве.
Ген. Петэн обратил мое внимание на опасность этого положения.
Учитывая глубокое ослабление британской армии и принимая во внимание грозные последствия, которые могло бы иметь для союзников всегда возможное германское наступление на фронте от Уазы до р. Лис ввиду близости жизненно важных объектов, я оставил группу из четырех дивизий к северу от Соммы и другую группу такого же состава к югу от этой реки, без ущерба для соединений, которые надо было посылать во Фландрию для пополнения Северной армейской группы.
В то же время я делал все возможное, чтобы облегчить задачу французского командования, обратившись к американским войскам с просьбой, чтобы американские дивизии были как можно скорое введены в бой или заняли хотя бы спокойные участки фронта. Американская 1‑я дивизия была уже введена 26 апреля на фронте французской 1‑й армии и вскоре доказала свои боевые качества, взяв приступом д. Кантиньи (28 мая). Я также просил ген. Першинга, чтобы его 26, 42 и 2‑я дивизии были возможно скорее направлены на боевой фронт, а пехота 32, 3 и 5‑й американских дивизий была использована для подкрепления французских дивизий, возвращавшихся ослабленными из боя, чтобы таким образом дать им возможность быстро вернуться на спокойные участки фронта. Наконец, я подал ему мысль о прикомандировании американских летчиков к французским авиаотрядам, где они продолжали бы свою тренировку и вместе с тем облегчили бы труд своих французских коллег.
Одновременно мы сократили потребности Северной армейской группы, ограничив также ее операции. Большие потери, которые она несла, казалось, не соответствовали достигнутым тактическим результатам. Несмотря на трудные условия борьбы, происходившей во Фландрии (в особенности интенсивность обстрела химическими снарядами), было ясно, что эти потери в значительной степени вызываются неопытностью войск и недостаточной бдительностью командования.
Таким образом, пришлось предписать ген. де Митри ускорить исправление своего фронта, так чтобы занять прочное оборонительное положение, общий порядок которого ему также был указан.
С другой стороны, ген. Петэну было предложено возобновить боевую подготовку воинских частей и подразделений, пехотных и артиллерийских. Указано было, что необходимо поручить ее таким генералам и штаб-офицерам, которые, будучи вполне знакомы со всей практикой войны, уже проводили, особенно в начале военных действий, операции того типа, с которым должны были освоиться войска.
Однако, несмотря на всю изобретательность, проявленную главным командованием в отношении удовлетворения требований, возникших в процессе сражения, в середине весны 1918 г. общая обстановка для союзных армий во Франции ставила основную задачу – задачу увеличения численности живой силы.
Глава пятаяВопрос о численности союзных армий во Франции
1. Британская армия
Весной 1918 г. британская армия, едва оправившаяся от кровавых потерь, понесенных во время ее наступления в 1917 г., подверглась двум тяжким испытаниям подряд: германскому наступлению на Аррас, Амьен, начавшемуся 21 марта, и германскому наступлению во Фландрии, начавшемуся 9 апреля. Первое обошлось ей более чем в 120 000 человек; второе довело эту цифру почти до 300 000, в том числе 14 000 офицеров.
Пополнения, посылаемые из Англии, далеко не возмещали этих потерь, особенно в командном составе.
Правда, в июле и августе можно было рассчитывать на возвращение в строй значительного числа раненых в первых сражениях после их выздоровления; можно было также предвидеть, что к тому времени скажется действие военных законов, недавно принятых парламентом. Но до тех пор каким образом пополнить огромную убыль в британских войсках?
Не найдя другого выхода, фельдмаршал Хейг решил расформировать дивизии, которые он не мог укомплектовать: 5 дивизий – после германского наступления на Сомме и 4 – после сражения во Фландрии. Таким образом, состав британской армии сократился до 51 полевой дивизии.
Исчезновение такого большого числа дивизий имело, помимо прочих серьезных последствий, ту отрицательную сторону, что уменьшало общее количество союзных резервов как раз в то время, когда германские свободные силы возрастали[58]. 11 мая я обратился к фельдмаршалу Хейгу с просьбой обеспечить сохранение всех английских дивизий и указал ему некоторые способы, которые, по моему мнению, позволяли добиться этого. Но Хейг заявил, что эти способы неосуществимы. Тогда я предложил ему восстановить по крайней мере некоторые из дивизий, намеченные к расформированию, хотя бы для того, чтобы показать лондонскому правительству всю важность сохранения возможно более высокого числа английских дивизий. Ввиду моих настояний Хейг потребовал от английского военного министерства, чтобы, за неимением людей, пригодных для участия в активных операциях, ему посылали контингенты худшего качества, которые он использовал бы на спокойных участках. Таким образом, состав общего резерва не пострадал бы.
Я немедленно же указал на опасность разделения британской армии на дивизии двух категорий: полевые и оккупационные (ударные и позиционные). Надо сказать, что эта идея пользовалась довольно большим успехом в германской армии, но это не значит, что она была правильной. Напротив, надо было стараться формировать приблизительно равнокачественные дивизии, одинаково боеспособные. Уклоняясь от этой линии поведения, мы поощрили бы некоторые правительства к тому, чтобы не делать необходимых усилий. Чтобы тотчас же придать делу надлежащее направление, я просил французское правительство немедля сделать соответствующее представление Ллойд Джорджу.
Я сам 20 мая говорил об этом в Абвиле с ген. Вилсоном. Я объяснил ему настоятельную необходимость укомплектовать все английские дивизии и не допустить установления между ними различия. Вилсон заявил, что он вполне согласен со мной, и вскоре за тем сообщил мне, что английское правительство решило послать во Францию на 70 000 человек больше, чем было намечено.
Однако вскоре после этого германское наступление на Шмен-де-Дам 27 мая снова снизило численность английских войск: 5 британских дивизий были расстроены этим наступлением и понесли большие потери.
Я немедленно написал ген. Вилсону личное письмо, прося его ускорить укомплектование английской армии.
Со своей стороны, Хейг представил мне 10 июня план восстановления своих дивизий. Выражая ему свое удовлетворение по поводу решения вопроса, которому он сам придавал большое значение, я обратил внимание фельдмаршала, с одной стороны, на желательность придания временного характера использованию контингентов «Б», а с другой – на необходимость придать дивизиям, укомплектованным этими контингентами, большое количество артиллерии и пулеметов.
Однако было бы слишком оптимистически рассчитывать на то, что силы британской армии будут восстановлены в ближайшем будущем. Чтобы перековать свое боевое оружие и снова наладить его, ей требовалось еще несколько недель. Она могла восстановить свою боеспособность не ранее конца июля, и ей приходилось ждать начала сентября для укомплектования всех своих соединений, за исключением двух дивизий, которые было окончательно решено сохранить лишь в виде кадров. Таким образом, с середины апреля до середины июля положение английской армии оставалось весьма шатким.
2. Французская армия
Не пострадав так сильно, как британская армия, французская армия, поспешившая к ней на помощь, подверглась с 21 марта многим испытаниям, которые не могли не отозваться на ее численном составе. Порученный ей фронт удлинился на 120 км; она 86 раз вводила в бой свои дивизии и понесла чувствительные потери, особенно во время сражения во Фландрии.
Ген. Петэн также встретился с большими затруднениями при укомплектовании своих соединений. Небольшой людской запас, которым он располагал, не позволял ему дожидаться прибытия на фронт людей призыва 1919 г., и хотя он просил военного министра отдать ему 200 000 человек, занятых в военной промышленности внутри страны, он получил из этого числа только 40 000.
Таким образом, к концу весны 1918 г. Франция и Англия испытывали величайшие затруднения при пополнении потерь, понесших их армиями.
Но возможным выходом из этого тяжелого положения являлось обращение к Соединенным Штатам, огромному, еще не тронутому резерву живой силы. В какой же мере Америка была способна оказать в эту минуту союзникам немедленную помощь, в которой они нуждались?
3. Американская армия
В середине апреля, когда кризис численного состава франко-британской армии особенно обострился, американская армия насчитывала во Франции только пять полевых дивизий, из которых одна (1‑я) должна была войти в состав французской 1‑й армии, три (2, 26 и 42‑я) занимали спокойные участки фронта, а последняя (32‑я) была временно распределена по французским дивизиям для завершения своей боевой подготовки.
Итак, эта пехота представляла собой единственную непосредственную помощь, которую оказывала американская армия в смысле пополнения потерь французской армии. Если добавить сюда два американских негритянских полка, находившихся в составе наших дивизий, это составляло в общем итоге 23 000 человек пехоты, – количество, которое, как мы видим, далеко не отвечало насущной потребности.
Правда, в течение апреля во Францию должна была прибыть пехота еще двух американских дивизий (3‑й и 5‑й), но войти в состав французских соединений она могла только через 3–5 недель.
Что же касается британской армии, то помощь, оказанная ей американской, сводилась в данный момент к пехоте одной дивизии (77‑й), находившейся в пути.
В общем для пополнения своих очень значительных потерь в пехоте франко-британские армии не могли рассчитывать немедленно или в ближайшем будущем больше чем на 70 000 американских пехотинцев.
Бесспорная недостаточность этой цифры требовала устранения ошибки, допускавшейся до сих пор в отношении перевозки американской армии во Францию. Прежде всего нужно было, чтобы в течение нескольких месяцев Соединенные Штаты посылали союзникам исключительно пехоту без всяких других родов войск; только при этом условии британская и французская армии могли получить те 300 000 или 350 000 пехотинцев, которые были необходимы им, чтобы преодолеть переживаемый кризис численности личного состава. Эту точку зрения я и изложил в подробной записке председателю совета министров, прося его сделать соответствующее представление американскому правительству, чтобы добиться проведения ее в жизнь.
Американское правительство уже знало об этом и, казалось, разделяло взгляд главнокомандующего союзными армиями. Оставалось убедить ген. Першинга, который, не вполне отдавая себе отчет в неотложности текущих подробностей, всецело находился во власти стремления как можно скорее командовать большой американской армией.
Мы легко договорились по этому вопросу 25 апреля в Саркюсе на совещании, где присутствовал также ген. Блис. После подробного обсуждения было решено, что в течение мая и июня американцы будут в принципе перевозить в первую очередь только пехотные войска. На май это было дело решенное; на июнь было обусловлено, что окончательное решение будет принято несколько позднее, но теперь же было заявлено, что вашингтонское правительство подготовит к отправке во Францию пехоту по крайней мере в составе шести дивизий.
В то же время на этом совещании выяснилась настоятельная необходимость направить работу, которая велась в Соединенных Штатах, и координировать ее в интересах коалиции: направить так, чтобы приспособить ее к последовательным требованиям во времени; координировать так, чтобы избежать частных соглашений, вроде соглашения, заключенного между Першингом и лордом Милнером и доложенного в конце заседания 25 апреля, – соглашений, которые ведут только к распылению усилий. Одним словом, надо было, чтобы союзные правительства рассмотрели вопрос об американских войсках во всей его совокупности и совместно приняли надлежащее решение. Это и произошло 1 и 2 мая в Абвиле и привело к следующим решениям:
1. Британское правительство обязалось предоставить тоннаж, необходимый для перевозки из Соединенных Штатов во Францию 130 000 человек в мае и 150 000 человек в июне, исключительно пехоты и пулеметчиков.
2. Американский тоннаж будет использован для перевозки артиллерийских и инженерных частей, служб и т. д.
3. В начале июня положение подвергнется новому рассмотрению, чтобы установить дальнейший порядок перевозок.
Как мы видим, эти решения имели величайшее значение. Они вполне удовлетворили нас, так как благодаря помощи английского флота к 1 июля во Франции должно было находиться до 450 000 американских пехотинцев и пулеметчиков, прибывших для пополнения потерь британской и французской армий; ген. Першинг же, со своей стороны, продолжал в то же время перевозку других родов войск и служб посредством американского тоннажа и мог бы вскоре сформировать во Франции самостоятельные американские дивизии. Таким образом, были обеспечены как частные интересы американцев, так и общие интересы коалиции.
Тогда как, используя только свои собственные средства, Америка смогла перевезти только 60 000 человек в марте и 93 000 человек в апреле 1918 г., с британской помощью цифры эти возросли до 240 000 в мае и 280 000 в июне.
Но в связи с быстрым прибытием этих больших масс возпикали другие задачи. Времени на то, чтобы закончить в Америке обучение и организацию этих войск, не было; пришлось возобновлять и заканчивать это во Франции.
Между тем, если задача обучения была сравнительно легко разрешима, задача организации и снабжения войск боевыми средствами, необходимыми для современной армии: снаряжением, вооружением, всякого рода имуществом, лошадьми и т. д., была гораздо сложнее. Во избежание ошибок и потери времени приходилось весьма внимательно следить за этим делом.
С этой целью при моем штабе был организован в Париже отдел, возглавлявшийся помощником начальника штаба и имевший задачей централизовать и согласовывать все вопросы, касавшиеся завершения организации американских дивизий.
Глава шестаяГерманское наступление от Реймса до Мондидье (27 мая – 13 июня)
1. Наступление на Шмен-де-Дам (27 мая – 1 июня)
С 9 мая германские атаки во Фландрии прекратились, а 18‑го, как мы видели, ген. де Митри был отдан приказ сократить количество войск в первой линии и увеличить свои резервы. Было также приказано коменданту Дюнкерка понизить уровень наводнений, чтобы уменьшить неудобства, причиняемые ими местному населению.
Период сражений, начало которых было отмечено громом немецких орудий 21 марта, сменился затишьем, от которого мы успели отвыкнуть почти за два месяца. Что скрывало за собой это молчание? Было известно, по сведениям разведывательного отдела штаба главнокомандующего, что противник располагает большими свободными силами в количестве 76–80 дивизий, т. е. еще более значительными силами, чем в день его первого наступления между р. Скарп и Уазой. Где они появятся? Мы пристально вглядывались в горизонт, тщетно стараясь разгадать тайну. Фельдмаршал Хейг считал, что ему угрожает новое германское наступление между Амьеном и морем с нанесением главного удара в районе Альбера пли Ипра. Ген. Петэн также склонялся к этому предположению: действительно, он больше не опасался наступления противника в Шампани, а за неимением подтверждения другими данными не верил показаниям пленных, которые 19 и 22 мая заявили, что между Уазой и Реймсом готовится германское наступление большого масштаба.
Внимательно следя за разведывательной работой моих подчиненных, я вовсе не собирался допустить, чтобы деятельность союзных армий ограничивалась исключительно догадками о замыслах противника и обсуждением их. На них лежала другая неотложная задача – готовиться, в свою очередь, к переходу в наступление. Действительно, только наступление позволит им победоносно закончить сражение и, захватив инициативу, вновь получить моральный перевес.
Так как мы должны были соблюдать строгую экономию сил, это наступление должно было преследовать цели, соразмерные жертвам, которых оно потребовало бы. Этому условию удовлетворяли два района:
1. Местность между Уазой и Соммой, на которой было возможно комбинированное наступление французских 3‑й и 1‑й армий и правофланговой группы британской 4‑й армии с целью ликвидировать угрозу железной дороге Париж – Амьен и узлу сообщений Амьен.
2. Район р. Лис, где комбинированное наступление 2‑й армии и Северной армейской группы имело бы целью: ликвидацию угрозы Бетюнскому угольному бассейну и Ипру.
Когда были намечены эти два района, каждому из главнокомандующих был послан общий план наступления союзников.
Оба наступления должны были подготовляться одновременно и без промедления. Если бы противник не перешел в наступление, они давали нам возможность захватить его врасплох мощным наступлением. Если бы он атаковал, они явились бы в руках командования ответом, быть может, очень необходимым.
Из этих двух наступлений более крупным в отношении вводимых в дело сил было наступление между Уазой и Соммой. Разработка плана наступления была предпринята немедленно после моего вступления и должность в Дулане; ее взяли на себя Петэн и Файоль, так чтобы «организовать операцию не только крупными силами, но и быстро».
Участие британской армии было урегулировано в особом письме фельдмаршалу Хейгу.
Подготовка к наступлению на р. Лис находилась еще в более ранней стадии готовности. Как мы видели, фельдмаршал уже принял меры для наступления в направлении на Мервиль, Эстер, но зато в районе Кеммеля и Ипра все надо было начинать с самого начала, и можно было предвидеть, что подготовительный период затянется на довольно продолжительное время. Действительно, приходилось приводить в порядок войска, только что вышедшие из тяжелого сражения, и создавать исходную базу на еще плохо оборудованных позициях. Приходилось также проводить перегруппировку союзных сил во Фландрии, где необходимость быстрого оказания помощи привела к перемешиванию французских и английских дивизий, что очень затрудняло управление войсками.
Так обстояло дело, когда мы внезапно узнали, что вот-вот должно начаться новое германское наступление и что на этот раз оно будет направлено против французского фронта. 26 мая после полудня германские пленные показали, что следующей ночью будет предпринято наступление на Шмен-де-Дам после короткой артиллерийской подготовки, начатой в 1 час ночи. Эти сведения оказались правильными.
В указанный час германская артиллерия начала на фронте Реймс, Куси-ле-Шато, полосе глубиной в 10–12 км, чрезвычайно сильный обстрел с массовым применением химических снарядов; на некоторых участках насчитали более 30 батарей на 1 км.
В 3 ч. 40 м. пехота противника пошла в атаку на фронте в 35 км от Бримона до Лейи и под прикрытием очень плотного подвижного заградительного огня, поддержанная на некоторых участках танками, одним натиском ворвалась глубоко в расположение французских войск. Внезапность была почти полной, а наступление предпринято очень значительными силами.
30 германских дивизий (7‑я армия ген. фон Бена и правофланговая группа 1‑й армии ген. фон Белова), перевозка на место и сосредоточение которых остались не замеченными нами, ринулись на захват Шмен-де-Дам, и эта мощная ударная масса встретила на своем пути только 7 союзных дивизий, 4 французские и 3 британские в первой линии, поддержанные в тылу 2 французскими и 1 английской дивизией.
Наступающий легко преодолел их сопротивление. В частности, в центре французская 22‑я и британская 30‑я дивизии были буквально затоплены волной германцев. Быстро овладев плато, по которому пролегает Шмен-де-Дам, противник продвинулся до Эны. В 10 час. он уже захватил эту реку от Вайи до Эйи.
К несчастью, с самого начала наступления командующий 6‑й армией двинул почти всю 157‑ю дивизию, находившуюся на Эне, на поддержку первой позиции и, таким образом, оставил столь важный тыловой рубеж, как р. Эна, почти без всякого обеспечения на широком фронте. По роковой случайности немцы нанесли свой главный удар именно в этом направлении. Таким образом, они подошли к реке, не встречая сопротивления, и, благодаря быстроте своего продвижения, смогли захватить все мосты между Вайи и Понтавером прежде даже, чем были заряжены подрывные камеры.
Положение стало для нас очень серьезным. «В 11 час. утра нельзя было питать никаких иллюзий»[59]. Еще свободные 3 дивизии резерва были переданы корпусам и использованы против обоих флангов наступающих германцев в попытке хотя бы ограничить ширину фронта наступления; но в центре, в прорыве шириной в 15 км, противник, свободный в своих движениях, быстро продвигался к р. Вель, к которой он подошел вечером между Курландоном и Бреном; только Фим оборонялся первыми частями французской 13‑й дивизии, быстро подвезенной на автомобилях.
Здесь повторилась ошибка, которую мы уже видели 23 марта на Сомме.
Водная преграда, находящаяся в 10 км или больше от первой позиции, как, например, Эна или Сомма, представляет собой препятствие, задерживающее победоносное наступление противника, заставляющее его возобновлять планомерную артиллерийскую подготовку, если только обороняющийся принял меры обеспечения на этом рубеже, а именно – оставил на каждом мосту по роте или даже взводу с единственной задачей оборонять и прикрывать переправы.
Под прикрытием этих постоянных гарнизонов войска первой линии, отброшенные и отступающие в беспорядке под натиском мощного наступления, могут отойти через переправы, привести себя в порядок в тылу преграды, не подвергаясь преследованию, и восстановить свои силы.
Противник, дойдя до водной преграды, вынужден для форсирования ее организовать новую артиллерийскую атаку и вновь начинать целую операцию.
Возражение, будто отсутствие отрядов, оставленных на реке, почувствуется во время сражения в первой линии, несостоятельно. Ввиду их небольшой численности они сами по себе не представляют серьезной силы, могущей дать ощутительный эффект в этом сражении, если ввести их в бой разновременно.
Зато, будучи расположены на реке, они, несмотря на свою незначительную численность, получают особое значение на опорных пунктах поля сражения, например, на переправе через Эну или Сомму. Они кладут конец преследованию со стороны противника и позволяют потесненным войскам возобновить сопротивление в тылу ясно очерченного рубежа.
В итоге обладание переправами через реку посредством хорошо организованной службы охранения является обязательной мерой предосторожности для командования, желающего сохранить свободу действий по ту сторону реки или на самой реке. Это было упущено как на Сомме, так и на Эне.
27 мая после полудня ген. Петэн осведомил меня о мерах, спешно принятых им ввиду серьезности обстановки.
На место уже подвозились штаб 5‑й армии, 6 пехотных дивизий, 1‑й кавалерийский корпус в составе 3 дивизий, 4 полка легкой полевой артиллерии на грузовиках и 6 дивизионов тяжелой тракторной артиллерии, а также авиационная группа из состава воздушной дивизии.
Половина пехотных дивизий и 2 кавалерийские должны были принять участие в сражении уже на следующее утро.
28‑го противник, опрокинув немногочисленные части, оказавшие ему сопротивление в районе Фима, переправился на широком фронте через р. Вель и расположился на плоских возвышенностях к югу от этой реки, не стараясь, впрочем, продвинуться дальше.
С другой стороны, используя разрыв, образовавшийся перед его центром, он комбинировал фронтальные атаки с атаками с тыла и, таким образом, опрокидывал сопротивление, встречаемое им на обоих флангах. На востоке, быстро продвигаясь по долинам р. Вель и Ардр, он отбросил английский 9‑й корпус на высоты Сен-Тьери и Савиньи; на западе он отнял у нашего 11‑го корпуса плато, господствующее с северо-востока над Суассоном, а к наступлению темноты ворвался даже в самый город.
Тщетно командующий французской 6‑й армией бросал навстречу немцам прибывающие к нему батальоны по мере их выгрузки; 4 пехотные и 2 кавалерийские дивизии, введенные таким образом в бой в течение 28 мая, оказались бессильными заполнить разрыв, который расширялся с каждым часом.
Надо было в самом спешном порядке подвозить новые силы, и 28‑го Петэн доложил мне в Провене, что, кроме тех резервов, о переброске которых он доносил мне накануне, он отдал приказ о перевозке 10 пехотных дивизий, 4 полков тяжелой артиллерии, 3 полков легкой полевой артиллерии на грузовиках из состава Северной армейской группы; с другой стороны, он предписал ген. Файолю снять со своего фронта 4 пехотные дивизии и направить 2‑й кавалерийский корпус на Крей и Шантийи.
В итоге в район сражения перебрасывались почти все свободные французские силы.
Решение, принятое, таким образом, Петэном, отвечало насущным требованиям обстановки, и на первых порах я мог только одобрить его. Но с общей точки зрения оно имело последствия, против которых необходимо было немедленно принять все доступные меры.
Так, вся 5‑я армия, т. е. ее штаб и все 4 дивизии, входившие в ее состав, была переброшена на юг от Уазы, а с нею – одна из двух французских групп, составлявших общий резерв в английской зоне.
Отсюда вытекала необходимость для фельдмаршала Хейга принять меры против возможного германского наступления, используя почти исключительно свои собственные силы, а для этого создать британский общий резерв, который мог бы быть своевременно введен в дело в желательном направлении. Я просил об этом Хейга в письме от 28 мая.
В то же время я приказал командующему 10‑й армией принять все меры к тому, чтобы в случае необходимости выступление французских сил, которые теперь свелись к 4 дивизиям этой армии, на любом участке английского фронта могло произойти вовремя и безошибочно.
Наконец, чтобы облегчить ген. Петэну задачу создания новых резервов, я приказал ген. де Митри в кратчайший срок вернуть в распоряжение главнокомандующего части усиления 36‑го корпуса и принять меры для снятия с фронта одной дивизии путем расширения фронта остальных дивизий.
Противник, добровольно остановившийся 28 мая на плато к югу от р. Вель, не продолжая наступления по открытому пространству, южнее[60], 29‑го возобновил наступление с еще большей силой, чем в предыдущие дни. В этот день его центр нанес мощный удар в направлении Ульши-ле-Шато, Фер-ан-Тарденуа, Виль-ан-Тарденуа и, встречая на своем пути только слабые французские части, не способные оспаривать у него пространство и уже сильно потрепанные, быстро продвинулся на фронте в 25–30 км и к вечеру вышел на высоты, командующие над северным берегом Марны между Шато-Тьери и Дорманом.
Его правый фланг также энергично перешел в наступление против района Суассон, но встретил здесь гораздо более стойкое сопротивление. Однако ему все же удалось отбросить оборонявшиеся французские части на запад от Суассона и на плато к югу от этого города.
На левом фланге германцев их атаки были менее сильными, но, благодаря продвижению к Марне в центре, они заставили союзные войска отойти к шоссе Реймс, Виль-ан-Тарденуа.
Таким образом, мы уступили территорию на всем фронте, а так как дивизии, перебрасываемые на помощь 6‑й армии, таяли по мере того, как она бросала их на поле сражения, то эта армия оставалась настолько угрожающе слабой по сравнению с противником, что ген. Петэн спрашивал себя, удастся ли ему достигнуть намеченной цели, т. е. неприкосновенности Марны и сохранения в наших руках Реймскон горы и плато к югу от Суассона.
В полдень 29‑го ввиду продолжения германского наступления он просил меня предоставить в его распоряжение 10‑ю армию и добиться смены Северной армейской группы англичанами и бельгийцами.
Я не мог полностью удовлетворить эту просьбу. Несмотря на мощь наступления, предпринятого к югу от Уазы, противник имел еще достаточно свободных сил[61], чтобы провести другое наступление, в районе Соммы и на севере. В предвидении этой возможности было бы преждевременным выводить 10‑ю армию из британской зоны; однако, оставив входившие в ее состав соединения в том районе, в котором они были расположены, их подтянули поближе к удобным погрузочным платформам.
С другой стороны, я добился от ген. Жиллена, чтобы бельгийская армия, сменив части английского левого фланга, удлинила свой фронт до ближайших подступов к Ипру, чтобы дать возможность создать новые британские резервы. Чтобы облегчить задачу бельгийской армии, английская 2‑я армия должна была предоставить в ее распоряжение некоторое количество батарей, а в случае необходимости оказать ей широкую поддержку своими резервами.
Но я сообщил фельдмаршалу Хейгу, что французская 10‑я армия может оказаться вынужденной покинуть английскую зону, и вместе с тем предупредил его, что в случае, если противник введет все свои свободные силы в дело на французском фронте, мне, может быть, придется призвать на помощь британский общий резерв, только что выделенный фельдмаршалом.
Тем временем, чтобы дать Северной армейской группе необходимые ей дивизии, Петэн вынужден был взять их из резервной группы армий и, несмотря на всю опасность такой меры, приказал ген. Файолю перевести в резерв 7–8 дивизий. Последний мог сделать это, только сняв их со своего фронта и отдав свои собственные резервы, т. е. в итоге ослабив особенно ответственный участок – стык между британскими и французскими армиями. Чтобы по возможности укрепить этот участок, я возложил на фельдмаршала Хейга заботу о подкреплении правого фланга английской 4‑й армии к югу от Соммы и об обеспечении тесной связи с французской 1‑й армией.
Из этого мы видим, насколько напряженной была обстановка и как остро чувствовался недостаток живой силы.
Между тем 30 мая германские атаки продолжались с прежней силой; их главный нажим опять чувствовался в центре, с одной стороны, в направлении на Марну, которой противник достиг на всем фронте от Шато-Тьери до Дормана, с другой – в направлении на Урк и лес Виллер-Котрэ, где французская 6‑я армия довольно далеко подалась назад.
Точно так же к северу от Суассона немцы снова продвинулись вперед и отбросили французов на плато Нуврон.
Только со стороны Реймса положение становилось все более устойчивым ввиду прибытия на фронт французской 5‑й армии, очень облегчившего командованию организацию обороны.
Поле действия противника, казалось, ограничивалось в данное время районом, заключенным между Марной у Дормана и Уазой у Нуайона, но на этом пространстве, на фронте более 100 км, шло ожесточенное сражение. Германское Верховное командование вводило в дело свои резервы. 30 мая было установлено присутствие здесь 6 новых дивизий, прибывших с фронта кронпринца баварского, а авиация, со своей стороны, доносила о движении сильных германских колонн на запад в общем направлении на Париж.
Вот почему Петэн, прочно организовав оборону южного берега Марны, решил сосредоточить все свои усилия именно на этом направлении, и в помощь ему я распорядился немедленно перебросить 10‑ю армию с ее 4 дивизиями из британской зоны в район Марны.
Это перемещение было тем более необходимо, что штаб французского главнокомандующего все время получал многочисленные и точные сведения, заставлявшие ожидать расширения района германского наступления до западного берега Уазы от Нуайона до Мондидье. Германское Верховное командование, несомненно, хотело во что бы то ни стало проложить себе дорогу на Париж.
В самом деле, 31 мая между Марной и Уазой разыгрались ожесточеннейшие бои; французские войска, все еще недостаточной численности, отошли далеко назад по долине Урка и были отброшены на подступы к лесу Виллер-Котрэ, тогда как к северу от Нуайона им пришлось очистить Нувронское плато.
Настоятельную просьбу Петэна о предоставлении в его распоряжение части дивизий Северной армейской группы и американских дивизий, обучающихся в британской зоне, а также об отправке нескольких свободных английских дивизий в тыл резервной группы армий, в настоящий момент нельзя было удовлетворить, так как возможность германского наступления на британском фронте все еще была налицо. Установление присутствия на Марне нескольких соединений с фронта кронпринца баварского было еще недостаточно, чтобы отвергнуть эту возможность.
Помимо этого, предстоявшее в ближайшем будущем прибытие в Северную группу армий 10‑й армии и двух новых обученных американских дивизий (3‑й и 5‑й) в дополнение к дивизиям, выделенным Петэном из резервной группы армий и Восточной группы армий, должно было позволить ему восстановить положение, конечно, при том условии, что на всех ступенях командования будет выработана твердая линия поведения, будут отданы соответствующие приказы и обеспечена строжайшая проверка их выполнения.
По моему мнению, это условие являлось в данный момент решающим, и только выполнение его позволяло предотвратить кризис. Я ясно высказал это ген. Петэну и Дюшену в Трильпоре, после полудня 31 мая.
Однако, напоминая командованию об его основной обязанности, надо было продолжать подготовку необходимых ему сил. В тот же день, 31 мая, принимая в Саркюсе фельдмаршала Хейга, я переговорил с ним о возможном использовании американских дивизий, обучающихся в английской армии, на французском фронте, о возможном уходе двух дивизий Северной армейской группы, о помощи, которую британская армия может быть призвана оказать в случае сильного наступления противника на французском фронте, и о мерах, которые надо было предусмотреть теперь же для подготовки этой помощи.
1 июня противник, непрерывно продолжая свои атаки, снова значительно продвинулся вперед, с одной стороны, между Марной и Урком, с другой – в направлении на лес Виллер-Котрэ, к восточным опушкам которого он и подошел вплотную.
Ген. Петэн, считая, что серьезность положения все более неотложно требует принятия соответствующих мер, снова написал мне о затруднениях, которые он испытывает при питании сражения, повторяя свою высказанную накануне просьбу относительно американских и британских дивизий.
К этому письму он приложил донесение ген. Кастельно, который писал, что если немцы атакуют крупными силами фронт Восточной группы, лишенный в настоящее время всяких резервов, ему не останется ничего другого, «как возможно быстрее отвести в тыл неатакованные дивизии, перегруппировать их и маневрировать ими, чтобы сдержать противника в ожидании лучшего».
Все это было признаком кризиса, о котором я уже сигнализировал, в частности, во время совещания в Трильпоре 31 мая, и который я заметил в течение предыдущих недель и при аналогичных обстоятельствах у англичан. Мне опять пришлось поддерживать колеблющуюся энергию.
2 июня, повидавшись и переговорив с Петэном в Бонбоне, я оставил ему записку, содержавшую резюме нашего разговора:
«1. Линия поведения, которой должно держаться французское командование, заключается в том, чтобы любой ценой остановить движение противника на Париж, особенно через район к северу от Марны.
2. Средством для этого является оборона территории шаг за шагом в этом направлении, не щадя последних сил.
3. Для этого нужно прежде всего обеспечить разработку приказов, которыми определялся бы образ действий войск в соответствии с этой линией поведения, и следить за точным выполнением этих приказов, смещая всякого начальника, повинного в слабости».
А чтобы восстановить уверенность, я добавил:
«4. Все союзные войска получают такую же ориентировку и примут участие в сражении в зависимости от транспортных возможностей».
В этом отношении я принял значительные меры. По соглашению с ген. Першингом было решено отправить на французский фронт 5 американских дивизий, проходивших обучение в британской армии, для смены французских частей на спокойных участках и, таким образом, освободить их для участия в сражении.
Фельдмаршала Хейга просили направить походным порядком 3 дивизии из его общего резерва в район к западу от Амьена, где они смогли бы в случае необходимости действовать в интересах либо британской, либо французской армии.
Наконец, чтобы приблизиться к Ставке французского главнокомандующего, я переехал сначала в Муши-ле-Шатель (1 июня), а затем в Бонбон (5 июня).
Объявляя об этих решениях, я настаивал на необходимости организовать сражение и немедля призвать «всех начальников к энергичным и решительным действиям».
Впрочем, прибытие многочисленных французских подкреплений, целесообразное распределение органов командования на поле сражения, а также утомление противника должны были все более и более стабилизировать положение между Уазой и Марной.
Уже 2 и 3 июня немцы лишь с трудом продвигались вперед к югу от Суассона, а 4 июня, наткнувшись повсюду на прочный фронт, прекратили свои атаки.
2. Германское наступление между Нуайоном и Мондидье (9—13 июня)
Сражение, подготовлявшееся немцами, в действительности являлось частью плана операций, который они начали проводить 27 мая и который первоначально предусматривался как общая операция на всем фронте между Реймсом и Мондидье. За неимением достаточного количества тяжелой артиллерии и минометов германское Верховное командование не смогло провести это наступление в один прием, и ему пришлось расчленить его на две последовательные операции: одну к востоку от Уазы – это было наступление 27 мая на Шмен-де-Дам, другую – к западу от Уазы. Второе наступление могло начаться только после переброски артиллерии, послужившей для подготовки первого.
Но во второй операции немцы уже не имели тех преимуществ, как в первой. Необходимость действовать быстро заставила их пренебречь тщательными мерами предосторожности, которые позволили им полностью скрыть подготовку к наступлению 27 июня; поэтому их новый замысел был быстро раскрыт французской авиацией и разведывательной службой. 30 мая ген. Петэн уже был осведомлен в общих чертах о плане противника; оставался неясным только один вопрос – о численности сил, которыми противник намеревался осуществить его. Предположительно эти силы могли быть очень значительными.
По расчетам французского штаба, главное командование противника, располагавшее в то время примерно 60 дивизиями в резерве, могло бросить в наступление между Уазой и Соммой 45 дивизий, т. е. еще больше, чем при наступлении на Шмен-де-Дам 27 мая, и во всяком случае гораздо больше, чем было у нас в резерве.
В действительности же германская 18‑я армия (ген. фон Хутье), на которую было возложено проведение этой операции, выставила в первую линию только 13 дивизий на фронте в 34 км.
Против нее были расположены 7 дивизий первой линии французской 3‑й армии (ген. Энбера), поддержанные 5 дивизиями во второй линии и в резерве и могущие быть усиленными еще 7 пехотными и 3 кавалерийскими дивизиями, сосредоточенными дальше в тылу, между Бовэ и Санли.
Как мы видим, этих сил было вполне достаточно, по крайней мере вначале, чтобы остановить натиск германцев; но при нашей неуверенности относительно возможности развития этого наступления нам приходилось думать и о более отдаленном будущем.
С этой целью я 4 июня предупредил фельдмаршала Хейга, что если «противник будет безостановочно продолжать свой маневр на Париж между Марной и Уазой или развивать его на более широком фронте, например, между Шато-Тьери и Мондидье… все союзные силы во Франции должны будут участвовать в сражении, которое, по всей вероятности, решит исход всей войны…». Далее, я предлагал Хейгу подготовить во всех подробностях эту переброску, учитывая возможность сокращения численности его войск, расположенных в первой линии.
Это предложение явилось причиной недоразумения между мною и английским главным командованием.
Хейг, который во исполнение предшествовавших директив приказал передвинуть три из своих дивизий (22‑й корпус) к Сомме западнее Амьена, а с другой стороны – все еще опасался наступления противника между р. Лис и Соммой[62], заявил формальный протест «против изъятия из его подчинения какой-либо части британской армии», пока он будет находиться под угрозой противника, и в силу соглашения в Бовэ принес жалобу своему правительству.
7 июня в Париже у председателя совета министров состоялось совещание, на котором присутствовали Клемансо, лорд Милнер, фельдмаршал Хейг, ген. Вилсон, Лоренс, Вейган и я.
Лорд Милнер заявил, что настоящая конференция созвана по просьбе английского правительства, встревоженного, как и фельдмаршал Хейг, требованием, предъявленным к британским резервам. Я без труда доказал, что я отнюдь не трогал английских резервов, что до сих пор я просил фельдмаршала Хейга только о принятии предварительных и подготовительных мер и что, кроме того, я не имел никакого намерения лишать его резервов прежде, чем это станет безусловно необходимым.
Инцидент был легко улажен; но не показывает ли он, с какими неожиданными затруднениями приходится иногда сталкиваться командованию коалиционными армиями из-за того, что отдельные армии нелегко понимают друг друга? Разве настройка инструментов большого оркестра не требует известного времени? А если он образован из разнородных элементов, не приходится ли учитывать их диапазоны?
В конце того же совещания, на котором были рассмотрены и другие возможные случаи, ген. Вилсон, возвращаясь к вопросу, поднимавшемуся во время сражения во Фландрии, спросил меня, между прочим, какова будет линия поведения в отношении британской армии, если при дальнейшем развитии германского наступления возникнет угроза одновременно Парижу и английским морским базам.
На это я повторил ему, что намерен обеспечивать одновременно и связь между английской и французской армиями, и оборону Парижа, и защиту портов, поскольку каждое из этих условий необходимо для успеха войны.
Фактически, не говоря уже о беспокойстве населения, а следовательно, и правительств, противник был близок к достижению одного из объектов своих стремлений, т. е. Парижа или портов Ла-Манша. Союзники же были вынуждены в данный момент ограничиваться обороной со всей присущей ей неизвестностью, более или менее внезапными ударами противника, беспокойством, неуверенностью; все это – явления морального порядка, ослабляющие уже без того истощенные силы, сами по себе ослабленные перипетиями ожесточенной войны, продолжавшейся без малого 4 года. Главы правительств, Клемансо и Ллойд Джордж, с рвением поддерживали борьбу; президент Вилсон был вполне готов предоставить для ведения ее огромные ресурсы Америки, позже вступившей в войну. Главное командование обязано было, используя все средства и наблюдая за всеми слабыми участками, избежать новых потрясений и возможно скорее повернуть ход событий.
Ожидая наступления противника между Мондидье и Нуай-оном, я еще 5 июня предоставил в распоряжение Петэна одну из дивизий (14‑ю) Северной армейской группы. Я просил Хейга подготовить смену другой дивизии этой группы британскими войсками, а взамен предложил вернуть ему штаб 8‑го корпуса и 2 английские дивизии, выведенные из сражения на Эне.
Мы приняли все меры предосторожности к тому, чтобы не оказаться под ударом частных наступлений, которые противник мог попытаться предпринять в виде диверсий на различных участках фронта. Для этого мы перевезли в Лотарингию и в Вогезы подлежащие восстановлению французские дивизии и американские дивизии, прибывшие из британской армии, подготовили на всякий случай переброску нескольких французских корпусов на британский фронт, чтобы быть в состоянии в любой момент ответить на германское наступление, всегда возможное в районе Соммы, Аррас, Ланс; наметили как к северу от Соммы, так и на фронте французской 5‑й армии небольшие наступательные операции на случай, если придется сковывать силы противника во время оборонительного сражения на Уазе.
Наконец, в ожидании сражения, которое могло оказаться решающим, я в письме к французскому главнокомандующему напомнил ему о стратегических результатах, которых надо было добиваться, общей линии поведения и обязанностях командования.
9 июня после начавшейся в полночь артиллерийской подготовки, на которую мы немедленно ответили контрподготовкой, пехота ген. фон Хутье в 3 ч. 45 м. атаковала наше расположение между Айанкуром и Тиескуром. В 6 час. фронт наступления противника растянулся до Уазы.
На этом фронте германские дивизии были распределены неравномерно. Широко расчлененные на флангах, они были массированы в центре между Ролло и Тиескуром, где действовали 9 дивизий из 13, брошенных в атаку.
Здесь-то и произошел прорыв. Под натиском противника французские 58‑я и 125‑я дивизии пришли в расстройство. В 8 час. они были отброшены за Гюри. В 10 час. противник вступил в Ресон-сюр-Мас, а в 11 час. овладел нашей второй позицией на протяжении 12 км от Мери до Марей-Лямот. Его быстрое продвижение в долине р. Mac (Matz) позволило ему затем обойти наши оборонительные сооружения между Рибекуром и Ласиньи; плато Сен-Клод и Тиескурский лес были в его руках.
К счастью, введение в дело 6 французских дивизий резерва после полудня замедлило это продвижение, а к концу дня противник был задержан на линии Мери, Белуа, Маркеглиз, Ванделикур.
Наступление ген. фон Хутье, за исключением правого фланга, лишь незначительно продвинувшегося вперед, вклинилось во французскую оборону. Компьен оказался под непосредственной угрозой.
Однако, по моему мнению, сил резервной группы армий было еще достаточно для ведения сражения, а с другой стороны, то обстоятельство, что свободные силы кронпринца баварского, как казалось, не участвовали в бою 9 июня, было решающим соображением в пользу оставления Хейгу всех его сил. Тем не менее я попросил последнего перевести 10‑го утром южную дивизию 22‑го корпуса в район Конти и заменить ее к югу от Соммы другой дивизией, что позволило бы ген. Петэну перевести на юг все французские резервы, расположенные в данное время в тылу его 1‑й армии.
10 июня наступление противника продолжалось, но уже далеко не с таким успехом, как накануне. Несмотря на прибытие на фронт новой дивизии, противник лишь немного продвинулся вперед к западу от Маса; значительное продвижение имело место только к востоку от этого рубежа. Поражение одной из французских дивизий (53‑й) открыло противнику дорогу на Рибекур и позволило ему утвердиться на правом берегу Уазы между Монмаком и Санпинни. Кроме того, под влиянием этого продвижения наши войска на левом берегу реки (38‑й корпус) были вынуждены отойти на старые позиции 1914 г. в Байи, Траси-ле-Валь, Пюизален.
Несмотря на это прискорбное событие, общая картина боев за 10 июня оставалась удовлетворительной. «Противник не продвигался вперед с такой легкостью, как при своих последних наступлениях, начиная с мартовского. Наши дивизии улорно отстаивали местность шаг за шагом; наши органы командования быстро организовывались; прибывающие подкрепления вводились в бой экономно и планомерно»[63]. Французская оборона, эшелонированная в глубину в соответствии с последними инструкциями, ослабила первый удар и натиск, резкий и сильный нажим наступления, поддержанного мощной артиллерией.
Кроме того, ген. Файоль должен был использовать эту обстановку для контратаки во фланг противника 5 свежими дивизиями, из которых 4 были в первой линии.
Организация и проведение этого контрудара были только что возложены на ген. Манжена, находившегося в это время в резерве главного командования. Он немедленно принялся за дело, и я застал его после полудня 10 июня в Ноайе с командующим группой Файолем, которому он был подчинен. Манжен доложил нам результаты разведки, свои замыслы, а также о принятых мерах. Хотя большая часть его сил, в частности артиллерия, смогла подойти только ночью, он обещал провести подготовленную атаку на следующее утро. Для этого он до наступления темноты вызвал на местность командиров дивизий, начальников артиллерии, командиров полков, действующих на направлении главного удара, и указал им их объекты и исходные рубежи. Соответственно этому ночью должны были по мере прибытия располагаться войска.
Вечером и ночью он отдал распоряжение командирам дивизий, назначив часы начала артиллерийской подготовки и начала наступления.
Такая быстрота в проведении целого комплекса столь сложных мероприятий, требовавших сбора еще разбросанных вдалеке сил, очевидно, могла поразить умы, привыкшие за несколько лет позиционной войны к большой медлительности при подготовке. Она заставляла сомневаться в последующем выполнении, так как некоторым методичным умам казалось невозможным, что Манжен сумеет подготовиться к правильному использованию своих 5 дивизий до 12 июня. Я, со своей стороны, настаивал на первостепенной важности возможно более скорого проведения контратаки; ведь мы застали бы противника тем менее подготовленным к обороне, чем меньше времени мы дали бы ему на ее организацию. Контратака, предпринятая 12‑го, встретила бы гораздо более упорное сопротивление, чем 11‑го.
В конце концов, по моим настояниям и благодаря четкости перспектив Манжена, Файоль отдал свой приказ, помеченный 16 час. 10 июня и предписывавший произвести контратаку 11 июня как можно раньше. Приказ командующего заканчивался словами: «Завтрашняя операция должна явиться концом оборонительного сражения, которое мы ведем уже целый месяц. Она должна ознаменовать собой остановку германцев, наш переход в наступление и привести к успеху. Необходимо, чтобы все это понимали». Действительно, наступление началось на следующий день, 11 июня, в 11 час.; оно имело значительный успех. Мы захватили д. Мери и Белуа, ликвидировали угрозу долине р. Аронд и взяли около тысячи пленных и несколько орудий.
12‑го я встретился в Шантийи с ген. Петэном и договорился с ним о том, чтобы не развивать операцию Манжена дальше того рубежа, на котором она могла дать еще эффект, и таким образом избежать бесполезных потерь. Важно было по возможности бережливо использовать наши свободные дивизии; они могли нам еще пригодиться в другом месте, например, на Сомме, где угроза противника оставалась еще в силе.
Поэтому с нашей стороны больше не последовало серьезного наступления; мы ограничились тем, что некоторыми частными действиями, проведенными 14 июня, исправили линию фронта в свою пользу.
Со своей стороны, противник, улучшив 11‑го свои позиции захватом левого берега Маса (Matz), ниже Шевенкура, совершенно прекратил свое наступление к западу от Уазы.
Правда, можно было подумать, что его наступление прекратилось на западе только для того, чтобы с еще большей силой возобновиться восточнее Уазы. На следующий день, 12 июня, две или три германские дивизии довольно сильной атакой к северу от леса Виллер-Котрэ овладели Кютри и Домье и отбросили французские войска на Кевр и Сен-Пьер-Эгль; но оказалось, что это была чисто местная операция, не получившая дальнейшего развития.
13 июня на всем французском фронте снова воцарилось спокойствие.
Глава седьмаяВ ожидании (13 июня – 15 июля)
После третьего наступления, проведенного немцами за весну 1918 г., перед нами стояла важная задача. Прежде всего необходимо было, учитывая уроки недавнего прошлого, закрепить и обеспечить установившееся положение, а также подготовить будущие операции союзных армий.
1. Уроки сражений весной 1918 г.
В трех наступлениях, проведенных противником с 21 марта по 12 июня, его наступательные приемы не менялись. Они характеризовались внезапностью, большой силой, быстротой исполнения, маневрами с целью расширения достигнутого прорыва, стремлением сразу же глубоко проникать в расположение противника. Было желательно, чтобы оборона противопоставила этим приемам соответствующие средства. Войска в обороне должны были научиться правильно оценивать обстановку, активно и всеми способами добывая сведения о противнике; парировать силу и быстрый темп наступления противника, занимая достаточными силами еще до начала наступления первые и вторые позиции, причем единственной задачей войск, занимающих позиции, является оказание сопротивления на месте; противодействовать маневру противника, имеющего целью расширение прорыва, а также глубокому вклинению противника, подкрепляя фланги прорыва большею частью сил, выделенных в резерв. Остальные силы необходимо было использовать для задержки противника с фронта и остановки его; наконец, достигнув этого, возможно скорее контратаковать его, особенно во фланги, всеми войсками, освободившимися или остававшимися с той и другой стороны прорыва.
В итоге с методом прямолинейно-грубого и мощного наступления, принятым противником, легко можно было справиться, если бы командование обороняющихся войск «заранее твердо наметило себе рациональную линию поведения, если бы оно выработало быстро выполнимый и насколько возможно надежный план, а затем твердо держалось бы его, все время руководя сражением».
Эти соображения послужили предметом записки, отправленной мною 16 июня подчиненным мне главнокомандующим с просьбой сообщить ее своим армиям в случае, если с их стороны не будет никаких замечаний.
Действительно, после сражения, во время которого мы почти без борьбы потеряли в мае Эну, а в марте Сомму, нужно было обратить внимание командования на значение вторых позиций, на способ их занятия, на образ действий, которого следовало на них держаться.
Мои указания вызвали некоторые возражения против одновременного занятия первой и второй позиций «достаточными силами». Французское главное командование не сочло возможным передать эти указания войскам и апеллировало по поводу моей теории к председателю совета министров.
Мне не составило труда разъяснить, что именно дальновидное командование должно понимать под заблаговременным занятием вторых позиций. Это отнюдь не означало равномерного, расплывчатого занятия их на всем их протяжении, что потребовало бы чрезмерного расхода сил, а просто расположения сравнительно небольших сил в точно определенных ответственных пунктах этих позиций. Эти прочно удерживаемые пункты составляли достаточно крепкий остов, обеспечивающий сопротивление до прибытия более крупных частей резерва.
Мне удалось рассеять недоразумение беседой с ген. Петэном в Бонбоне 18 июня и запиской, представленной мною председателю совета министров по просьбе последнего.
Еще раз из уроков успешных германских наступлений весной 1918 г. надо было твердо запомнить необходимость для союзного командования всех степеней подготовлять целесообразные мероприятия, строго следить за их проведением и требовать от войск той же энергии и решимости, какой требовали от самого командования. В этом отношении во время последних наступлений противника были отмечены случаи слабости. Пришлось принять репрессивные меры и произвести некоторые перемены во французском высшем командовании.
Однако, какой бы интерес ни представляли прошлые события, нельзя было упускать из вида текущих требований сражения. Противник, очевидно, не собирался остановиться из-за своей неудачи на Масе. Он еще располагал крупными резервами, как говорили, 54 дивизиями 15 июня, 61 дивизией 20 июня, 75, из которых 55 свежих, 30 июня.
После усилий, которые привели на Сомме, во Фландрии, в Шампани и на Уазе к несомненному выигрышу территории и к крупным потерям противников Германии, казалось, что интересы немцев должны побудить их быстро использовать имеющееся еще налицо превосходство сил, так как, с одной стороны, они не могли сомневаться в том, что в процессе борьбы скоро даст себя почувствовать подавляющая сила Америки, а с другой – они чувствовали приближение того же грозного кризиса живой силы, который переживали британская и французская армии[64].
Поэтому приходилось ожидать нового наступления с их стороны. Где же оно будет предпринято? Склоняясь к предположению, что оно будет направлено против британского фронта, все же допускали, что германская ударная масса может быть использована в любом районе театра военных действий во Франции, и я сделал из этого вывод, что резервы союзников должны быть готовы действовать на всем протяжении фронта от Северного моря до Вогез в интересах английской или французской армии.
Отсюда вытекала необходимость общей боевой готовности этих двух армий.
2. Приведение союзных армий в боевую готовность
Первым делом надо было подготовить быстрое вступление в дело французских резервов в британской зоне и английских резервов во французской зоне. Предварительная работа была уже проведена отдельно и для известного числа дивизий фельдмаршалом Хейгом и ген. Петэном. Теперь важно было возобновить работу сообща и распространить ее на все союзные резервы.
Это и вызвало мое письмо от 13 июня обоим главнокомандующим. 20‑го работа была закончена.
Приходилось также усиливать оборону британского и французского фронтов. В отношении английского фронта было предположено использовать для заблаговременного занятия вторых позиций американские дивизии, а также некоторые британские.
22‑й корпус был возвращен в распоряжение Хейга. Корпусу было разрешено целиком перейти на север до Соммы. Петэну было предписано обеспечивать французскими силами левый фланг армии Дебенэ к югу от Соммы.
Петэну было предложено возможно скорее свести в корпуса французские дивизии, предназначенные для действий в британской зоне, в первую очередь те, которые уже были сосредоточены вблизи этой зоны.
Наконец, от французского главного командования потребовали усиления Северной армейской группы двумя полками тяжелой артиллерии, одним полком легкой полевой артиллерии на грузовиках и дивизионом 280‑мм мортир.
Это последнее требование вызвало протест со стороны главнокомандующего, который написал мне 17 июня, что ввиду значительного количества батарей, которыми располагает ген. де Митри, «в усилении Северной армейской группы артиллерией нет необходимости и что, кроме того, такое усиление было бы опасно, так как повлекло бы за собой не только отход на некоторых участках боевого фронта к югу от Соммы, но и израсходование последних подвижных резервов…». Впрочем, главнокомандующий не ограничился этим отказом; он добавил:
«…1. Французские армии участвовали во всех четырех сражениях, данных противником с 21 марта; они вынесли на своих плечах всю тяжесть двух из этих сражений; поэтому они насчитывают на своих фронтах большое число очень усталых или потрепанных дивизий, которые в скором времени придется сменять. Таково фактическое положение, которое неизбежно будет долго отзываться на использовании наших резервов.
2. Британские армии имели уже двухмесячную передышку и могли вполне справиться и спаять свои пополнения; они имеют на своем фронте протяжением в 150 км такую насыщенность пехотой и артиллерией, какой никогда не удавалось достигнуть в моих армиях, участвовавших в боях; поэтому они могут обойтись своими силами и дать французским армиям время в свою очередь привести себя в порядок, чтобы выдержать новый удар в направлении на Париж, – удар, который неизбежен. Между тем в настоящее время сил у французской армии едва хватает на то, чтобы производить необходимую смену частей; поэтому сейчас нельзя было бы уменьшить эти силы в интересах британского фронта, не подвергая себя серьезной угрозе в будущем».
В заключение он доносил мне, что ввиду серьезности вопроса он посылает копию своего письма председателю совета министров, военному министру.
Итак, через десять дней после Хейга французский главнокомандующий в свою очередь апеллировал к своему правительству.
Французское правительство, к счастью, поняло, что моя задача скоро стала бы невыполнимой, если бы важные решения, принимаемые мною в общих интересах, оспаривались каждый раз, как только они затрагивали частные интересы. Решив сделать все от него зависящее, чтобы избежать новых затруднений, правительство постановило, что статья соглашения в Бовэ, дававшая главнокомандующим право апеллировать к своим правительствам, не будет больше иметь силы по отношению к главнокомандующему французскими армиями.
Тем не менее необходимо было реагировать на состояние умов, имевших тенденцию проводить сравнения между союзными армиями в отношении проявленных усилий и понесенных потерь. Это нежелательное явление объяснялось, особенно с французской стороны, нервным напряжением за трудные недели последнего сражения.
С этой целью произвели некоторые перемены в личном составе и, так как германского наступления не последовало, предприняли перегруппировку союзных сил, чтобы вернуть их в их нормальные зоны действия. Так, я предложил Хейгу сменить британскими частями войска Северной армейской группы, которые должны были быть возвращены; Петэну – взамен вернуть английскому главному командованию 9‑й корпус и 4 английские дивизии, использованные на французском Фронте. В принципе фельдмаршал согласился на это; пришлось только торопить его с выполнением, чтобы намеченные перемещения были закончены в первых числах июля.
В то же время были рассмотрены некоторые вопросы, связанные с обороной французского фронта, так как в ожидании оборонительного сражения царило то же указанное выше настроение.
В то время как в директиве, посланной 23 июня французским главным командованием командующему Восточной группой армий, предусматривалась, среди других вариантов, возможность «частичного или полного отхода» сил этой группы армий в случае наступления противника на ее фронте или в соседнем районе, я категорически настаивал на прочном удержании неатакованных участков фронта при любых обстоятельствах.
А так как стык между французской и британской армиями оставался важнейшим участком, я просил французское главное командование приказалъ ген. Дебенэ устроить укрепленную линию впереди плато Каши, включающую д. Каши и примыкающую к оборонительным сооружениям, возведенным англичанами к юго-западу от Виллер-Бретонё.
После всех указанных выше перемещений французское главное командование сообщило мне, что к 10 июля его резервы образуют две основные массы:
1. К северу от Уазы (в районе Бовэ) – 10 пехотных дивизий и кавалерийский корпус.
2. Между Уазой и Марной – 11 пехотных дивизий.
Кроме того, оно будет иметь:
– к югу от Марны – 10 пехотных дивизий и кавалерийский корпус;
– между Реймсом и Аргонной – 3 пехотные дивизии;
– между Аргонной и Маасом – 2 пехотные дивизии.
При таких условиях можно было рассчитывать на то, что еще до 15 июля реорганизация, перегруппировка и приведение союзных армий в полную готовность будут закончены. Какого образа действий следовало держаться, если бы противник атаковал их к этому числу? Это-то я и указал в своей общей директиве № 4 от 1 июля.
Двинутся ли немцы на Абвиль, от которого они находились в каких-нибудь 60 км, или на Париж, от которого их отделяло такое же расстояние? Они в том и в другом случае добьются крупных результатов, могущих повлиять на исход войны и недостижимых ни на каком другом направлении. Поэтому их продвижение на этих двух направлениях необходимо было бы остановить любой ценой и возможно скорее. Для наступления на Париж и Абвиль немцы были вынуждены начинать свое движение с фронта Шато-Тьери, Ланс. Следовательно, именно на этом фронте союзники и должны были принять на возможно большую глубину самые серьезные меры, чтобы обеспечить упорную оборону каждого фута пространства: создать прочные оборонительные сооружения, расчлененные в глубину и надежно связанные отсечными позициями; подготовить артиллерийские позиции и провести тщательную подготовку стрельбы с них; издать четкие и точные инструкции для войск, назначенных для обороны позиций или для контратак.
Проведя эти мероприятия, командование должно было, когда придет время, действовать энергично, с полной инициативой, руководя сражением на местности.
Наконец, союзные резервы должны были быть расчленены и организованы так, чтобы их можно было легко перебрасывать туда, где их присутствие окажется необходимым; при этом французские резервы должны были действовать в интересах британской армии, если бы последняя была сильно атакована, а английские резервы точно так же – в интересах французских армий, если бы противник сосредоточил свои массы в направлении на Париж.
Одновременно с приведением союзных армий в полную боевую готовность, имея в виду, в частности, дальнюю оборону Парижа, организовали на всякий случай и ближнюю (непосредственную) оборону столицы. Эта задача была специально возложена на ген. Гийома, вызванного с Ближнего Востока.
15 июня на совещании, созванном в Ставке главнокомандующего союзными армиями в Бонбоне под председательством Клемансо[65], были определены и разграничены права и обязанности всех заинтересованных в этом вопросе военных властей.
Прежде всего было установлено как принцип, что оборона Парижа обеспечивается армиями, которым поставлена задача ген. Фошем. Не щадя последних сил, они должны отстаивать каждый фут территории и столицу; затем было решено, что если наступающий на Париж противник дойдет примерно до линии Mo, Крей, долина р. Терэн (Thérain), военный губернатор Парижа, командующий парижскими армиями, подчиненный французскому главнокомандующему, примет командование над армиями, обороняющими долины Уазы и Марны, а также район между этими долинами.
Он должен был подготовить непосредственную оборону столицы на всем протяжении укрепленного района от Лез’Андели до Ножан-сюр-Сен путем организации оборонительных линий, разработки планов обороны, подготовки боевых действий и перебросок войск.
Кроме того, чтобы облегчить выполнение этой задачи, было решено, что Париж будет включен во фронтовую полосу и что ген. Гийома установит и будет поддерживать связь с французским главным командованием, чтобы постоянно быть в курсе положения французской армии.
3. Подготовка союзников к контрнаступлению
Всеми этими мерами, распространявшимися как на фронтовую, так и на тыловую полосу, союзники рассчитывали ответить на новые наступления противника и подготовиться к большому оборонительному сражению.
Но принимая со своей стороны все меры к тому, чтобы это сражение окончилось неудачей для противника, я не терял из виду наступательной задачи, которую союзные армии должны были подготовить теперь же и выполнить, как только это окажется возможным, так как только наступление позволяло им победоносно закончить войну.
Мы видели, что с этой целью были первоначально выбраны два района; необходимые подготовительные работы производились в них заинтересованными армиями – английской в районе р. Лис, французской – между Уазой и Соммой.
Глубокое продвижение, которое только что привело немцев от Эны до Марны у Шато-Тьери, открывало перед союзниками новые перспективы и новые возможности.
Действительно, негрудно было заметить, что в глубоком, но сравнительно узком «мешке», в котором противник оказался на этом направлении, он располагал для удобного снабжения войск железнодорожными линиями, которые все проходили через Суассон.
В тот день, когда этот жизненно важный узел сообщений окажется под огнем нашей артиллерии, «всякое германское наступление, предпринятое на Шато-Тьери, будет обескровлено».
При существующем начертании нашего фронта обстреливать Суассон можно было только из дальнобойных орудий. Хотя они и стесняли работу снабжения противника, они не могли полностью прекратить ее. Полного запрещения ее можно было ожидать только от подвижной тяжелой и легкой полевой артиллерии, единственно способной обеспечить и надолго сохранить этот результат. Поэтому надо было придвинуть эту артиллерию на дистанцию действительного огня на запрещение.
Таким образом, я пришел к мысли предписать 14 июня ген. Петэну «организовать наступательную операцию, которая имела бы целью захват плато, командующих над Суассоном с запада, чтобы окончательно лишить противника возможности использовать этот пункт, имеющий для него важное значение».
Согласно отданной раньше директиве от 7 июня, 5‑я армия подготовила наступление против восточного фланга «мешка» у Шато-Тьери, но германское наступление на Компьен ослабило значение этого наступления. Так как противник был задержан на Масе, оно больше не представляло непосредственного интереса, поэтому его можно было ограничить по масштабу или отложить. Вот почему я, снова уточняя свою мысль, просил Петэна перенести все свое внимание на подготовку наступления 10‑й армии, возложив на нее задачу обратного захвата плато Домье до оврага Мисси-о-Буа. Это наступление должно было быть проведено как можно скорее, пока противник не успеет как следует укрепиться.
Петэн немедленно отдал необходимые распоряжения и указал 10‑й армии в качестве ближайшего для достижения рубежа «линию, проходящую через Пернан, Мисси-о-Буа, Лонпон».
Несколько дней спустя, 20 июня, командующий этой армией ген. Манжен представил оперативный план, который в целом и был одобрен французским главнокомандующим.
Таким образом, к концу июня союзные армии подготовляли наступление в трех весьма различных районах: на р. Лис, на Сомме и на Марне. В последнем районе, мы, как сказано, и намеревались нанести свой первый удар, как только это окажется возможным. Но это нисколько не мешало предусматривать и подготовлять более общий переход в наступление, которое, когда пробил бы его час, не должно было явиться неожиданным для командования и для войск.
Выбор времени и формы нашего наступления требовал известной тонкости расчета. Не следовало упускать из виду, что с 21 марта союзные армии подвергались чрезвычайно мощным внезапным ударам противника, которые на первых порах увенчались бесспорным успехом и были задержаны только ценой очень серьезных жертв. Союзники понесли очень большие потери и находились под сильным впечатлением военной мощи противника.
Чтобы побороть такие настроения, наши первые активные действия должны были быть отмечены успехом, а если бы их развитие и было задержано, они во всяком случае не должны были поставить нас в опасное положение.
С этой точки зрения намеченное наступление на фронт от Суассона до Шато-Тьери все время было бы прикрыто с левого фланга р. Эной; следовательно, если бы оно было задержано во время его проведения, оно не привело бы к образованию «мешка» с уязвимыми флангами.
Наконец, хотя мы собирались вести наступление на первых порах только на одном участке, наши последовательные операции должны были быть организованы так, чтобы каждая без промедления использовала моральное превосходство, приобретенное предыдущей, и расстройство, внесенное в мероприятия противника. Направление каждой из операций в отдельности должно было быть выбрано так, чтобы в конце концов дать общую равнодействующую, которая значительно повысила бы эффект всех наших операций.
Во всяком случае после трех лет позиционной войны надо было подумать о том, чтобы воскресить в наших армиях понимание силы, заключающейся в движении, применении этого движения, необходимости физической выносливости, и объявить об этом таким языком, который мог бы быть понят как армиями, сражавшимися с самого начала войны, так и теми, которые только еще вступали в борьбу.
Поэтому еще 27 июня ген. Петэну было предложено сформулировать в очень общей директиве, предназначенной для всех союзных армий, основные принципы организации и проведения наступательной операции. Кроме того, он должен был обеспечить боевую подготовку французских и американских соединений, назначенных для наступления. Наконец, ему было указано, что в известные моменты наступательная операция, возможно, будет вестись массой союзных сил – французских, американских и британских, – и ее подготовка должна быть закончена «самое позднее через два месяца». Для наступления можно было рассчитывать самое меньшее на 12 американских дивизий и 10 французских дивизий, к которым присоединятся 7 или 8 британских дивизий, т. е. всего около 30 дивизий.
Таким образом, намечая будущие операции, мы в значительной мере рассчитывали на помощь американцев.
Последняя, хотя и находилась еще в начальной стадии, уже начинала реально сказываться, и уверенность, с которой союзники с самого начала рассчитывали на нее в будущем, с каждым днем находила себе новое подтверждение. Однако союзное командование, которому предстояло использовать эту помощь на поле сражения, должно было непрерывно руководить подготовкой этой помощи.
4. Дальнейшая разработка плана участия американцев
На своей конференции в Абвиле 1 и 2 мая союзные правительства установили в общих чертах план перевозки американских войск во Францию в мае и в нюне.
2 июня, снова собравшись в Версале, они предложили мне с лордом Милнером и ген. Першингом представить план перевозки американских войск на июль. Поэтому мы втроем заключили соглашение, в котором, подтверждая безусловную первоочередность перевозок пехоты в июне, требовали, чтобы эта первоочередность была сохранена и в течение июля и чтобы за этот месяц но Францию было перевезено 140 000 пехотинцев и пулеметчиков.
Высший военный совет не только утвердил это соглашение, но, кроме того, выразил пожелание, чтобы для обеспечения численного превосходства Антанты, а следовательно, не победы, правительство Соединенных Штатов создало к 1 августа 1919 г. армию в 100 дивизий, что потребовало бы ежемесячного призыва по меньшей мере 300 000 человек.
На этот призыв союзников к американской помощи ген. Першингу вскоре представился случай ответить косвенным образом, но весьма выразительно. 9 июня, когда германская 18‑я армия вела атаки в направлении на Компьен, командующий американскими экспедиционными силами приехал ко мне в Бонбон и уверил меня в своей полной солидарности с общим делом, в своем более горячем, чем когда-либо, желании видеть все свои дивизии участвующими в сражении.
Понятно, насколько проявление этих чувств могло облегчить задачу союзных правительств. В самом деле, предел американской помощи ставили только препятствия материального порядка. К сожалению, эти препятствия были серьезными, и я подчеркнул их размеры в записке от 14 июня, представленной председателю совета министров.
Рассматривая в этой записке основу, на которой следовало построить план перевозок войск из Америки во Францию в течение второго полугодия 1918 г., я, наряду с моим вполне законным желанием видеть прибытие во Францию возможно большего числа людей, подчеркнул факторы, могущие помешать его осуществлению, и упомянул, в числе прочих, наличие тоннажа, возможность найти во Франции или неподалеку от нее лошадей, необходимых для организации американских частей, выгружаемых каждый месяц, ресурсы французского вооружения и американского производства, наконец, все возрастающие потребности снабжения американской армии во Франции. Поэтому сложность проблемы требовала «очень тщательной предварительной работы самых разнообразных органов, а также соглашений между правительствами с целью точно установить данные этой проблемы».
С согласия председателя совета министров я возглавил эту работу и совместно с Тардье, находившимся в это время во Франции, разработал программу на следующих основах.
Для того чтобы Антанта могла наверняка нанести в 1919 г. решительный удар, ей необходимо было иметь неоспоримое численное превосходство над 220–240 германскими дивизиями, а это требовало от Америки присылки 80 дивизий к апрелю и 100 дивизий – к июлю 1919 г.
Чтобы эти дивизии могли пройти трехмесячный курс обучения до отправки в Европу, последняя дивизия, подлежащая отправке в апреле 1919 г., должна быть призвана в декабре 1918 г. Формирование каждой дивизии с учетом соответствующей пропорции служб, армейских и корпусных частей и т. д. требовало зачисления на военную службу 41 600 человек; следовательно, учитывая необходимость пополнения потерь, приходилось завербовать не менее 300 000 человек за каждый из шести последних месяцев 1918 г. и четырех первых месяцев 1919 г.
Эта программа, предварительно одобренная Першингом на совещании в Шомоне 23 июня, была представлена 2 июля членам Высшего военного совета в Версале, которые также приняли ее и переслали президенту Вилсону. Последний немедленно ответил, что к 1 июля 1919 г. во Франции будет 100 американских дивизий и что, если понадобится, за этими дивизиями последуют другие.
Затем было разрешено главное затруднение – вопрос о тоннаже, с одной стороны, – благодаря мощному развитию американского торгового флота[66], с другой, – благодаря помощи британского адмиралтейства, обязавшегося пополнить, если нужно, нехватку.
Между тем быстрый рост американских сил[67] вызвал все более настоятельное желание со стороны Першинга образовать из них самостоятельную армию.
10 августа он приехал ко мне и просил насколько возможно ускорить формирование армейских корпусов из американских дивизий, находящихся во французской зоне, и снабдить необходимой артиллерией те из них, которые ее еще не имели, выделив ее, если нужно, из французских соединений.
Я не преминул снова уверить его в том, что никто, как я, так не желал создания американских корпусов, армий, американских участков фронта для сражения, которое должны вести американцы, и что все мои усилия направлены на достижение этой цели. Действительно, я был глубоко убежден в том, что солдаты какой-нибудь страны лучше всего сражаются под командой своих собственных начальников и под родными знаменами.
К тому же опытность и характер Першинга служили гарантией того, что там, где он введет в дело американские войска, он остановится только после достижения успеха. К сожалению, недостаток артиллерии еше не позволял снабдить орудиями все американские дивизии или корпуса, которые можно было бы сформировать.
Действительно, Антанта стремилась приобрести необходимое численное превосходство над противником, и изъятие артиллерии из французских соединений для передачи ее американцам мало соответствовало бы интересам Антанты[68]. Напротив, американские дивизии, не имевшие артиллерии, могли быть с выгодой использованы для смены на спокойных участках французских дивизий, которые, таким образом, освободились бы для участия в сражении.
Сотрудничество с нами американских сил не ограничивалось исключительно Западным фронтом.
17 июня ген. Блисс приехал ко мне в Бонбон переговорить относительно просьбы, направленной лордом Милнером президенту Вилсону, об отправке американского отряда в 4000 человек (трех батальонов и двух батарей) в Мурманск и Архангельск.
Президент Вилсон из осторожности и чтобы не уменьшить количества американских войск и транспортных средств, предназначенных для французского фронта, был не очень склонен удовлетворить просьбу Милнера.
Однако спустя шесть дней, узнав, что немцы перебросили несколько дивизий из России во Францию, я в свою очередь телеграфировал президенту Вилсону, что это обстоятельство следует считать «решающим с военной точки зрения доводом в пользу интервенции союзников в Сибири», а 27 июня во второй телеграмме президенту Соединенных Штатов настоятельно просил его спешно отправить в Сибирь два американских полка.
2 июля этот вопрос был поставлен на заседании Высшего военного совета в Версале, и все дело перешло в ведение глав союзных правительств[69].
Как мы видим, круг деятельности союзного главнокомандующего все более расширялся, распространяясь даже на тылы каждой союзной страны для обеспечения формирования или снабжения войск, а также на все театры военных действий, где были затронуты их интересы. Выработанная в Дулане формула получала очень расширенное толкование.
Но, охватывая взглядом всю войну в целом, приходилось признать, что решалась война все же на Западном фронте, а Западным фронтом было все обширное пространство, простирающееся от устья Изера до устья Пиаве. Несмотря на всю заботу об операциях во Франции, нельзя было упускать из виду важного значения итальянского театра.
События, происходившие по сю и ту стороны Альп, неизбежно оказывали друг на друга взаимное влияние.
Прежде всего необходимо было, чтобы дело союзников не потерпело ущерба в Италии и чтобы последняя как можно скорее оказалась в состоянии одержать победу. С этой-то целью конференция в Абвиле возложила на меня задачу по координации действии на итальянском театре.
5. Операции на итальянском фронте
Получив эту задачу, я уже 7 мая написал ген. Диацу, прося его сообщить мне в общих чертах о наступательной операции, намеченной итальянским командованием в районе Мелетт, а также о желательном для него участии союзных сил – французских и британских – в этой операции и о времени, когда подготовка к ней будет закончена.
Ожесточенные бои на франко-британском фронте, бездействие и нерешительность, проявляемые австрийскими армиями с самой зимы, наконец, превосходство союзных сил в Италии являлись решающими факторами для скорого начала крупного итальянского наступления. Оно должно было иметь целью сломить сопротивление австрийцев или, по крайней мере, отвлечь на этот театр часть германских сил, действовавших в данное время на фронтах во Франции.
Чтобы разъяснить и уточнить эти соображения ген. Диацу, а также, чтобы быть в курсе его намерений, я даже временно прикомандировал к штабу итальянского главнокомандующего офицера моего штаба подполк. Лепти.
Так обстояло дело, когда 28 мая командующий французскими войсками в Италии ген. Грациани донес мне телеграммой, что итальянское командование, опасаясь наступления противника на Пиаве, откладывает наступление, намеченное им. в районе Асиаго.
Это решение подтвердил два дня спустя начальник оперативного отдела итальянского штаба полк. Каваллеро, которого Диац прислал ко мне в Саркюс с личным письмом. В этом письме начальник Генерального штаба итальянской армии подробно излагал мне причины, по которым он не мог ввиду австрийской угрозы в данное время осуществить план наступления.
При таких условиях нам пришлось согласиться с его оценкой обстановки и, одобрив принятые им меры, рассчитывать на то, что итальянская армия будет готова возобновить в благоприятный момент наступательные операции, подготовка к которым уже началась.
9 июня полковник-бригадир Кальканьо, командированный ген. Диацем в качестве постоянного делегата связи в мой штаб, прибыл в Бонбон. Он подтвердил сведения относительно этого наступления, сообщенные мне итальянским главным командованием, впрочем, точно не указывая для него близкого срока, к добавил, что наступательные планы итальянского штаба ограничиваются в данное время частной операцией, которая будет проведена в ближайшем будущем в районе Тонале.
Между тем председатель совета министров Клемансо передал мне разговор, только что имевший место между нашим послом в Риме Камиллом Барером и Орландо; из этого разговора следовало, что ген. Диац отложил свое наступление только после того, как посоветовался со мною и получил мое согласие.
Очень взволнованный, Клемансо просил у меня объяснений по этому поводу. Я немедленно ответил ему, что хотя я 30 мая действительно одобрил образ действий ген. Диаца, однако я также рекомендовал ему перейти в наступление, как только изменится обстановка. К тому же мне казалось, что нерешительность австрийцев на итальянском фронте и упорный нажим германцев на франко-британском фронте должны были в скором времени вызвать изменение образа действий итальянского главного командования.
Действительно, рассмотрев еще раз обстановку с Калканьо, я 12 июня написал ген. Диацу, прося его немедля приняться за осуществление его плана наступления, и подчеркнул в своем письме, что ожидаемые результаты энергичного итальянского наступления крупного масштаба могли бы оказать большую помощь войскам франко-британского фронта в том ожесточенном сражении, которое они вели уже более двух месяцев.
Сообщая об отправке этого письма председателю совета министров, я просил его уведомить о содержании его и Барера, чтобы тот мог в случае надобности воздействовать в том же духе на итальянское правительство.
Но как только письмо было отправлено, началось большое австрийское наступление.
15 июня итальянские 6, 7 и 3‑я армии были атакованы на фронте от верховьев Бренты до устья Пиаве; они прочно удержали свои позиции, и противнику только в нескольких пунктах удалось форсировать Пиаве.
Сражение продолжалось несколько дней, но австрийцам не удалось расширить незначительное захваченное ими пространство; а 23 июня они даже были вынуждены вернуться на левый берег Пиаве. В итоге их наступление окончилось полной неудачей.
Очень важно было, чтобы итальянцы без промедления использовали бесспорное преимущество, которого они таким образом добились.
Поэтому 27 июня я снова написал ген. Диацу. Поздравив его с большим успехом, одержанным его войсками, я просил его как можно скорее разработать и осуществить свои планы наступления, расширив их так, чтобы захватить массив Мелетт и гору Лиссер, т. е. участки, которые непосредственно приблизили бы итальянскую армию к дороге на Фельтре, дали бы ей удобную исходную базу для последующих операций в направлении на Трент в тот день, когда союзники перешли бы в общее наступление на всех фронтах, т. е., вероятно, в сентябре этого года.
Подполк. Лепти было поручено отвезти это письмо ген. Диацу и подробно объяснить ему вытекающие из него выводы. А так как, с другой стороны, 11 июля французское правительство заявило о своей готовности предоставить итальянскому главному командованию необходимые ему технические средства, в частности, танки и ипритовые снаряды, то можно было надеяться на скорое начало итальянского наступления.
Но в это время все наше внимание было снова сосредоточено на французском фронте, где вот-вот должно было начаться четвертое германское наступление.
Глава восьмаяВторое сражение на Марне
В начале июля союзное командование, благодаря работе разведывательных органов и удачным поискам, проведенным на различных участках фронта, получило сведения о ближайших намерениях противника.
Готовилось новое германское наступление на фронте в 120 км между Шато-Тьери и Аргонной. В его план входило форсирование Марны в районе Дормана; оно должно было быть проведено в первой половине июля.
Другое наступление противника готовилось также между Аррасом и Ипром. В нем должны были участвовать очень крупные силы.
Одновременность этих двух операций, разделенных большим расстоянием и направленных одна – на юг (в Шампани), другая – на запад (в Артуа и Фландрии), следовательно, по расходящимся направлениям, казалась нам трудно понятной и оправдываемой. Во всяком случае численность свободных германских сил, как казалось, не допускала в данный момент одновременного их проведения. Поэтому нам оставалось предугадать и определить, какая из операций будет предпринята в первую очередь, и на всякий случай готовиться ко второй операции.
Несколько позднее некоторые признаки позволили судить, что первым будет проведено наступление в Шампани. Действительно, здесь противник спешно проводил свою подготовку, и в спешке даже случалось, что он пренебрегал мерами предосторожности, могущими скрыть эту подготовку от нас. Осведомленные таким образом союзники со своей стороны принимали соответствующие меры и устанавливали свою линию поведения.
После того как 3 июля я обратил внимание Петэна на необходимость при обороне указывать каждому его задачу точными приказами с проверкой исполнения, я 5 июля предложил ему решительно усилить угрожаемый фронт авиацией, полевой артиллерией и пехотными дивизиями.
11‑го я снова писал ему: «Расширение подготовки к наступлению (противника) в Шампани уменьшает вероятность германского наступления к северу от Соммы или сокращает возможный масштаб этого наступления. При таких условиях следует, как мне кажется, принять меры к тому, чтобы быть в состоянии быстро сосредоточить в тылу нашего фронта в Шампани резервы, достаточные для того, чтобы быстро остановить мощное наступление противника…» и требовал, чтобы он выделил для этого несколько дивизий из числа тех, которые были сосредоточены в то время на французском левом фланге для действий в случае необходимости в британской зоне.
В то же время об этой переброске сообщили фельдмаршалу Хейгу, прося его перевести к югу от Соммы 2 дивизии из его общего резерва, так чтобы во всяком случае обеспечить стык между британскими и французскими армиями. С другой стороны, ему предложили принять меры на случай, если ввиду истощения всех французских резервов в ожидаемом сражении придется для их замены обратиться к английским подкреплениям.
Наконец, ему указали на значение, которое могло иметь английское наступление на фронте Фестюбер, Робек, если бы наступление противника на французскую армию приняло размеры, могущие поглотить большую часть германских резервов.
Впрочем, на другой же день, 13 июля, я призвал на помощь британские резервы, прося Хейга немедленно отправить в тыл французского фронта четыре из своих дивизий и подготовить переброску еще четырех дивизий, если они потребуются; это вызывалось предстоявшим сражением в Шампани.
В предвидении этого сражения мы ежедневно проводили оборонительные мероприятия, могущие остановить противника, и в то же время принимали энергичные меры по подготовке контрнаступления, намеченного к юго-западу от Суассона. Оно должно было развиваться во все более крупном масштабе и явиться сильным ударом в Тарденуа в ответ на наступление противника в Шампани.
Действительно, обстановка, казалось, благоприятствовала успеху этого удара. Она уже сейчас была нацелена во фланг противнику между Марной и Эной, а этот фланг должен был растянуться и ослабеть в тот день, когда противник, наступая от Шато-Тьери до Аргонны, ввел бы главную массу своих сил в бой вблизи Марны, в южном направлении.
Чтобы успешно провести эту двойную операцию, все французские резервы надо было сосредоточить между Уазой и Аргонной. Укомплектованные, отдохнувшие, они вместе с несколькими американскими и британскими дивизиями должны были образовать внушительную массу из 38 пехотных и 6 кавалерийских дивизий, позволяющую обеспечить одновременно потребности нашего оборонительного фронта в Шампани и наших наступательных операций в районе Суассона.
В близком будущем эти резервы должны были увеличиться, так как численность американской армии, насчитывавшей во Франции уже 27 дивизий, непрерывно возрастала.
Наоборот, с германской стороны Верховное командование испытывало затруднения при комплектовании своих частей, и было ясно, что численное превосходство вскоре будет на стороне союзников.
Таким образом, в середине июля уже можно было предвидеть момент, когда силы обеих сторон придут в равновесие. Действительно, настало время перейти в наступление, если противник не атакует, а если он атакует, – сочетать оборону с сильным контрударом.
Чтобы еще усилить этот ответный удар, я 9 июля предписал Петэну скомбинировать с наступлением 10‑й армии другую наступательную операцию, которая должна была быть проведена одновременно между Марной и Реймсом, на восточном фланге «мешка» французской 5‑й армией под командой ген. Бертело.
Наконец, 13 июля, я изложил этот замысел в письме к французскому главнокомандующему, указывая ему распределение наших сил в подготовлявшемся сражении.
Первая задача – задержать противника – требовала подвоза сил, который в значительной степени был уже осуществлен, но мог быть еще усилен. Что же касается второй задачи – контрнаступления, которое должно было, «помимо своих собственных преимуществ, явиться чрезвычайно действительным приемом обороны», то для него надо было немедленно выделить, насколько возможно, необходимые силы.
Посте полудня 14 июля я опять поехал в Прозен, где было твердо решено, что это французское контрнаступление начнется в ответ на германское наступление в Шампани, которое ожидалось в самом близком будущем.
Подготовка к этому контрнаступлению, планы которого разрабатывались вот уже несколько недель, требовала четырех суток для сбора и размещения в исходном положении подкреплений, прибывающих с разных участков фронта, а за это время отсутствие их могло сказаться на тех участках, с которых они были сняты, если бы эти участки были атакованы. Таким образом, нам приходилось на эти четыре дня пойти на риск, быть может, пережить кризис, прежде чем быть в состоянии предпринять эффективные действия.
Несмотря на это, мы для ускорения хода событий приказали начать подготовку уже 14 июля, а так как в этот день казалось, что германское наступление в Шампани должно вот-вот начаться, мы при встрече с Петэном в Провене решили энергично провести и к 18 июля совершенно закончить подготовку к контрнаступлению, которое было бы предпринято в ответ на наступление противника.
В то время как шли наши приготовления, на заседании верховного совета, состоявшемся 4 июля в Версале, нашло себе выражение то беспокойство, которое облеченные широкими полномочиями военные внушают некоторым политическим деятелям. В этот день в конце затянувшегося послеобеденного заседания Ллойд Джордж внес и потребовал занести в протокол собрания написанную по-английски резолюцию, которую председатель французского совета министров Клемансо принял от имени французского правительства. Согласно этой резолюции, снова появлялся на сцене Версальский комитет, и составлявшие его военные представители вновь получали право контроля, если не инициативы, над планами операций союзных армий, что лишало командующего этими армиями всякой самостоятельности при разработке планов и всякой свободы в их осуществлении.
Как только этот документ был переведен и я ознакомился с его текстом, значение которого, по-видимому, ускользнуло от членов совета, я отправился в Париж к Клемансо и заявил ему, что я не могу признать эту резолюцию и не смогу продолжать командовать союзными армиями, если резолюция останется в силе. Мы поехали вместе в Версаль к Ллойд Джорджу, который собирался обедать с представителями английских доминионов. Несмотря на некоторое смятение, возникшее в среде собравшихся, тотчас началась дискуссия с британским премьером. Была выработана новая редакция, по которой я сохранял полную свободу при разработке планов операций и был обязан отчетом только главам правительств, тогда как военные представители обязаны были предварительно договариваться со мной о вносимых ими предложениях, касающихся ведения войны.
Тем временем подготовка противника продолжалась и близилась к концу. Во время поиска, произведенного 14 июля в 20 час. французским 4‑м корпусом, было взято 27 пленных. Тотчас же опрошенные, они показали, что ожидаемое союзниками германское наступление начнется в ту же ночь с 14‑го на 15‑е, а артиллерийская подготовка – в 0 ч. 10 м.
Еще до ее начала на всем фронте центральной группы армий началась наша артиллерийская контрподготовка и противобатарейная стрельба. Мы упредили противника в открытии огня. Большая часть наших батарей впервые обнаружила себя во время этих действий.
Тем не менее противник привел свой план в исполнение. В указанный пленными час его артиллерия открыла огонь, а между 4 ч. 15 м. и 5 ч. 30 м. германская пехота пошла в атаку на фронте в 90 км от Шато-Тьери до Массижа, за исключением выступа у Реймса. К востоку от Реймса эта атака потерпела полную неудачу благодаря мерам, принятым ген. Гуро. Не успев подойти вплотную к позиции сопротивления, прочно занятой силами французской 4‑й армии, колонны противника были расстроены метким и плотным огнем наших батарей, а также пулеметов с линии боевого охранения. Тщетно германское командование несколько раз пыталось в течение дня возобновить атаку на эту позицию сопротивления, – ему не удалось вклиниться в нее ни в одной точке.
К западу от Реймса обстановка в этот день сложилась менее благоприятно для нас. На фронте 5‑й армии противник довольно быстро продвинулся вперед между Марной и р. Ардр в общем направлении на Эпернэ и отбросил центр этой армии (французский 5‑й и итальянский 2‑й корпуса) на его вторую позицию. В то же время он переправился через Марну по обе стороны Дормана, оттеснил охранение, расположенное к югу от этой реки, и образовал предмостную позицию на линии Марей-ле-Пар, Коиблизи, Сент-Аньян, Фосуа, где оборонялись левый фланг французской 5‑й армии и правый фланг 6‑й армии.
Чтобы задержать этот натиск противника, в течение 15 июля были брошены в бой армейские резервы и почти все дивизии общего резерва. К вечеру Петэн имел в тылу 4‑й армии только одну пехотную и одну кавалерийскую дивизии, а в тылу 5‑й армии – одну дивизию.
Таким образом, германское наступление, задержанное на фронте нашей 4‑й армии, достигло бесспорных успехов на фронте нашей 5‑й армии и на стыке ее с нашей 6‑й армией. Там противнику даже удалось прорвать наш фронт и переправиться через Марну в районе Дормана. Мог ли этот частный успех привести к достаточно глубокому и достаточно быстрому продвижению, способному расстроить наши соседние соединения и помешать осуществлению нашего плана? Мог ли он заставить нас отказаться от нашего контрнаступления, подготовка которого требовала еще двух суток? Вот вопросы, которые мы задавали себе в течение 15 июля. Однако колебаться не приходилось, если сопоставить слабые результаты, достигнутые противником, с величиной его усилий и мощью, с которой было предпринято его наступление, и учесть пространство, на котором он потерпел неудачу.
Он не добился никакого успеха на фронте более 40 км в Шампани. Он форсировал Марну на протяжении почти 20 км в районе Дорвана. Эти два района были разделены на протяжении 30 км массивом города Реймса и Реймсской горы, оставшимся в наших руках. Поэтому он не мог за 48 час., которые нужны были нам для завершения подготовки нашего контрнаступления, расширить и развить успех, достигнутый им на Марне, так, чтобы решить исход затеянного им сражения. Между тем по истечении этого срока мы могли атаковать его на фронте в 40 км от Эны до Марны мощными силами, во фланг, на новом направлении и по незнакомой ему местности, внезапно, – словом, при таких условиях, которые могли не только нейтрализовать достигнутые им преимущества, но и сделать эти преимущества гибельными для него самого. Для этого нам надо было только неуклонно держаться нашего замысла и плана, по которому мы готовились взять инициативу в свои руки, и перейти в наступление между Эной и Марной. Надо было, не сбрасывая со счетов намерения противника и немедленно парируя непосредственно угрожающую опасность, поддерживать и, если нужно, усиливать эту линию поведения.
На это я и посвятил весь день 15 июля.
Разделяя мою уверенность относительно будущего, главнокомандующий французскими армиями, находившийся под более непосредственным впечатлением событий на поле сражения, был все же озабочен, особенно продвижением германцев к югу от Соммы и в направлении на Эпернэ. Чтобы задержать это продвижение, он собирался взять войска из числа предназначенных для контрнаступления, и прекратить подготовку последнего.
По пути в Муши-ле-Шатель, где я должен был встретиться с Хейгом, я остановился в Ноай, в штабе ген. Файоля, и там узнал об этих мероприятиях. Я немедленно послал в штаб главнокомандующего распоряжение, которое и поправило дело. Подготовка к контрнаступлению продолжалась без задержки.
Однако, учитывая вполне законную тревогу французского командования, я просил Хейга немедленно отправить вторые две английские дивизии, которые, согласно моему письму от 13 июля, довели бы число английских соединений на французском фронте до четырех. Несмотря на его опасения, что во Франции противник предпримет второстепенное наступление, как в Шампани, и нанесет главный удар на участке фронта между Шато-Тьери и Лансом, он согласился с моей точкой зрения, и на французский фронт были направлены еще 2 английские дивизии – 13‑я и 34‑я.
При таких условиях 2 британские дивизии, уже находившиеся в пути и составлявшие британский 22‑й корпус, были предоставлены в распоряжение ген. Петэна для усиления фронта центральной группы армии, занимавшей в данное время оборонительное положение. Две дивизии, перевозка которых только что началась, должны были выгрузиться в районе Уазы и оставаться там в моем распоряжении, а затем быть использованы либо наступательно для усиления нашей 10‑й или 6‑й армии, либо оборонительно – в интересах 3‑й армии.
Таким образом, удалось удовлетворить непосредственные потребности обороны, не останавливая подготовки нашего контрнаступления и увеличив назначенные для него силы.
16 июля прошло без новых происшествий. Германское наступление, не имевшее успеха накануне, не принесло успехов и в этот день. На фронте в Шампани оно вырождалось в ряд частных, несвязных, бессильных попыток.
К югу от Марны противник тщетно пытался расширить свою предмостную позицию; он встретил не только упорное сопротивление, но и энергичные контратаки со стороны французской 6‑й армии, которая повсюду задержала его и даже отняла у него несколько опорных пунктов. Если добавить сюда, что «наша артиллерия и наша авиация, непрерывно бомбардируя переправы через Марну, затрудняли противнику доставку подкреплений, боевых припасов и продовольствия»[70], мы поймем, насколько непрочным было положение противника на дне «мешка», в районе Шато-Тьери.
За 16 июля ему удалось несколько продвинуться вперед только к юго-западу от Реймса между р. Вель и Марной, особенно вдоль последней, но эти успехи носили настолько местный характер, что не могли повлиять на общую обстановку, и обошлись противнику так дорого, что он не мог без ущерба для себя возобновить свои попытки.
После двухдневных бесплодных попыток расширить уже опасное для него «преимущество», достигнутое на Марне, германское Верховное командование стало проявлять нерешительность. Каким должно было быть моральное состояние его армии, брошенной в наступление и задержанной в этом «штурме за мир» (Friedensturm), в этом ударе, который должен был привести к миру? В действительности же он вызвал только разочарование и горечь – предвестники поражения.
17 июля германская армия была приведена в состояние бессилия. 18 июля в назначенное время и в указанном районе раздался в свою очередь гром орудий союзников.
Как мы видели выше, еще в июне мы обратили внимание на важное значение железнодорожного узла Суассона, безусловно необходимого противнику для надлежащего снабжения его войск, забравшихся в глубокий, но сравнительно узкий «мешок» у Шато-Тьери. По моим указаниям от 14 и 15 июня ген. Манжен приступил к разработке плана наступления на расположенный недалеко от нас Суассон, а уже 20 июня этот план был готов. Нам стало ясно, что этим наступлением, с запада на восток, можно добиться большего, чем простое расстройство коммуникаций противника, при условии, что исходная база будет расширена и силы, предназначенные для него, будут увеличены.
Поэтому Манжен постепенно расширил фронт намеченного наступления до 24 км, которые отделяли его позиции на Эне от позиций на Урке, где он смыкался с левым флангом нашей 6‑й армии. Постепенно были увеличены и силы, предоставленные в распоряжение Манжена, так что он должен был бы иметь для начала 18 дивизий (в том числе 1‑я и 2‑я американские дивизии, образующие американский 3‑й корпус), 3 кавалерийские дивизии, 240 батарей 75‑мм пушек, 231 батарею тяжелой артиллерии, 41 авиаотряд, 375 танков.
Со своей стороны, командующий 6‑й армией ген. Дегут сообщил, что он сможет действовать в том же направлении, продолжить вправо фланг 10‑й армии и расширить на другом берегу Урка фронт намеченного наступления. Он разработал план «возобновления наступления» 6‑й армии, продолжая на фронте Урк, Клиньон операцию, предпринятую слева от него 10‑й армией. В надлежащий момент в его распоряжение намечено было предоставить полк танков и одну или две пехотные дивизии. С этими добавочными силами, которые довели бы состав его атакующих войск до восьми дивизий, он должен был расширить фронт наступления на 26 км.
С 9 июля мы намечали также одновременную операцию 5‑й армии, предпринятую между Марной и Реймсом в западном направлении. Но так как с того времени положение 5‑й армии коренным образом изменилось, ее действия могли иметь только второстепенное значение.
Между тем 10‑я и 6‑я армии целым рядом боевых действий, проведенных одно за другим, улучшили свою исходную базу. Так, к западу от Суассона 10‑я армия расположилась на плато Кютри-Домье, а южнее она захватила д. Лонпон и Кореи на опушке леса Виллер-Котрэ и выдвинула боевое охранение к востоку от ручья Савьер. Со своей стороны, 6‑ я армия снова овладела важными позициями к западу от Шато-Тьери, как д. Во, лесами Рош и Бело, где блестяще действовала американская 2‑я дивизия.
Эти мелкие операции, очень тщательно подготовленные, стоили нам ничтожных потерь по сравнению с достигнутыми преимуществами морального и тактического порядка. Во всяком случае в этом районе они определенно понизили силу сопротивления противника, о чем свидетельствовало большое число захваченных нами пленных.
Чтобы смягчить переживаемый кризис численности личного состава, германское главное командование, вероятно, разделило свои дивизии на две категории: одни должны были только удерживать пространство фронтом к западу, другие – захватывать пространство в направлении на юг. Боевая ценность тех и других казалась неодинаковой.
Так обстояло дело с нашими планами и подготовкой, когда германское наступление дало почувствовать силу своего удара, правда, вскоре ослабленную. Несмотря на это наступление и некоторые опасения, мы продолжали и энергично развивали подготовку к многообещающей операции 10‑й и 6‑й армий между Марной и Эной, в то же время подкрепляя импровизированными средствами наше временно ослабленное положение к югу от Марны и на фронте нашей 5‑й армии.
На рассвете 18 июля 10‑я и 6‑я армии перешли в наступление. В 4 ч. 35 м. на фронте от долины Марны до Нукронского плато значительно усиленная артиллерия обеих армий внезапно открыла огонь, тогда как пехота вышла из окопов без дальнейшей подготовки и двинулась вперед, предшествуемая своими танками и сопровождаемая в воздухе многочисленной авиацией.
К северу от Уpкa 10‑я армия ворвалась на широком фронте в главную позицию сопротивления противника; к 10 час. она овладела Шодэном, Виерзи, Виллер-Элоном. Южнее 6‑я армия, овладев линией германского охранения, провела, согласно плану, полуторачасовую артиллерийскую подготовку по позиции сопротивления противника. Затем она успешно возобновила продвижение и к полудню заняла эту позицию от Маризи-Сен-Мар до Торси.
Ввиду удачного хода этих атак я в тот же день отправил Петэну следующую частную директиву:
«1. Район к северу от Марны у Шато-Тьери оказывается наиболее удобным для плодотворного наступления.
Следовательно, надо сперва усилить операцию, предпринятую сегодня нашими 6 и 10‑й армиями, а затем подготовить расширение этой операции на север.
2. С этой двойной целью необходимо немедля сосредоточить все свободные свежие соединения к югу от линии Шато-Тьери, Реймс, Массиж, где, несомненно, намечается район наших демонстративных действий.
3. Для этого намечаются следующие соединения:
– британский 22‑й корпус, который должен будет присоединиться к британским. 15 и 34‑й дивизиям;
– американская 42‑я дивизия;
– французские или американские соединения, прибывающие с восточной части фронта.
4. Это перераспределение сил не должно ни в какой мере ограничивать наступательную деятельность 9, 5 и 4‑й армий. Последняя будет поддерживаться путем перегруппировки введенных в дело сил, а не путем придачи новых сил».
В то же время я сообщил Хейгу, что «для лучшего использования уже достигнутых результатов» английские 15‑я и 34‑я дивизии перебрасываются в район Виллер-Котрэ, где, оставаясь пока в резерве, они смогут подготовиться к участию в сражении.
Действительные результаты, достигнутые 18 июля, были значительны. Кроме выигрыша пространства, который к концу дня привел авангарды 6‑й 10‑й армий примерно на линию Пернан, Нейи-Сен-Фрон, Торси, эти армии захватили 10 000 пленных и несколько сот орудий. Захваченный врасплох противник оказал в общем слабое сопротивление. Теперь он уже был лишен возможности пользоваться железными дорогами через Суассон.
19‑го наше наступление продолжалось на всем фронте без особых затруднений, а наша бомбардировочная авиация бомбардировала переправы через Марну и скопления противника, обнаруженные в Ульши-ле-Шато и Фер-ан-Тарденуа. Эти скопления, казалось, указывали на то, что германское Верховное командование собирается оборонять долину Урка, где наступление союзников явилось бы серьезной угрозой для германских войск, занимающих плато у Суассона и предмостную позицию к югу от Марны.
Таким образом, можно было ожидать, что в Тарденуа завяжется ожесточенное сражение. Поэтому, повидавшись 19‑го утром с Петэном, я отдал ему следующую директиву:
«Завязавшееся сражение должно иметь целью уничтожение сил противника к югу от р. Эны и Бель.
Оно должно вестись чрезвычайно активно и с предельной энергией, без потери времени, чтобы использовать достигнутую внезапность.
Оно будет вестись:
10‑й армией, прикрытой р. Эной, а затем р. Вель, с целью захватить плато к северу от Фер-ан-Тарденуа, имея свой правый фланг в Фер-ан-Тарденуа;
6‑й армией, которая будет поддерживать продвижение 10‑й и выдвинет свой левый фланг в Фер-ан-Тарденуа;
9‑й и 5‑й армиями, которые как можно скорее энергично перейдут в наступление, – 9‑я армия, чтобы отбросить противника к северу от Марны, 5‑я, чтобы снова занять сперва фронт Шатийон, Блинье, а позднее шоссе Виль-ан-Тарденуа, Верней».
Фактически с 20 июля сопротивление противника усилилось. В этот день 10‑я армия оставалась прикованной к плато западнее и юго-западнее Суассона. Только на ее правом фланге ее части несколько продвинулись в направлении Ульши-ле-Шато. 6‑я армия также встретила большие затруднения между Урком и Марной и лишь незначительно продвинулась вперед, тогда как 5‑я армия, в свою очередь перешедшая в наступление при поддержке двух британских дивизий, несколько продвинулась вперед на некоторых участках между Марво и Бельвалем.
Командование противника, сперва застигнутое врасплох, не могло не понимать значения ударов, нанесенных ему 18 и 19 июля нашими 10‑й и 6‑й армиями, а также той опасности, которую представляло для его войск, выдвинувшихся на Марну и за нее, наше продвижение вдоль Эны и вдоль Урка на Фер-ан-Тарденуа. Оно ставило под сильную угрозу коммуникации противника и могло отрезать его войска и запасы, собранные на Марне для наступления 15 июля. Противнику приходилось спешно перебрасывать их обратно в тыл, а для этого он должен был во что бы то ни стало задержалъ или, по крайней мере, замедлить наступление наших 10‑й и 6‑й армий с запада и 5‑й армии с востока, не говоря уже о жертвах на обоих флангах. Только при таких условиях противник мог в течение 19 и 20 июля отвести войска и материальную часть, находившиеся к югу от Марны, а в последующие дни эвакуировать на линию Урка всякого рода запасы, сосредоточенные в лесистом районе к северу от Марны.
Таким образом, центр тяжести нашей операции перемещался к северу от этой линии, и 21 июля я отдал Петэну соответствующие директивы:
«…Чтобы извлечь из настоящего сражения все результаты, которые оно может дать, необходимо как можно энергичнее развивать операцию 10‑й армии на плато к северу от Фер-ан-Тарденуа; для этого надо придать ей все свободные силы и средства, не говоря уже о непрерывной поддержке, которую должен оказывать ей левый фланг 6‑й армии, и о продолжении наступления на фронтах 9‑й и 5‑й армий…»
Через день, 23 июля, я снова настаивал:
«…Очень важно энергично и немедленно взять управление операцией в свои руки, чтобы извлечь из происходящего сражения все результаты, которые оно еще может дать…
Все свободные силы и средства должны быть предоставлены 10‑й армии… Надо, чтобы эта армия сосредоточила их на одном участке своего фронта для мощного наступления в особенно важном направлении, а именно – на район Фер-ан-Тарденуа.
Поддержанное справа 6‑й армией, которая сосредоточит все свои свободные силы на своем левом фланге, это наступление может в результате заставить противника в трудной для него обстановке очистить весь район к югу от Фер-ан-Тарденуа.
Вследствие передачи всех свободных сил в 10‑ю армию 5‑я армия будет располагать лишь ограниченными силами. Поэтому 5‑й армии придется проводилъ последовательные операции, сосредоточивая силы для каждой из них и определяя их последовательный порядок так, чтобы каждая создавала благоприятные условия для последующей. Так, продвижение на высотах к северу от р. Ардр облегчит последующее наступление к югу от реки, а последнее, в свою очередь, заставит противника эвакуировать район к северу от Марны…»
Однако, усиливая и направляя таким образом происходящее сражение, я не мог пренебречь возможностью ответного удара немцев на другом участке фронта. Чтобы вырваться из угрожавших им тисков, Верховное командование центральных империй могло попытаться использовать свои резервы для диверсии к северу от Уазы или против английского фронта. Чтобы быть в состоянии отразить ее, я просил Петэна перегруппировать в тылу французского левого фланга усталые дивизии, выведенные из сражения, и вернул в полное распоряжение Хейга обе британские дивизии, которые я 12 июля предложил ему перевести к югу от Соммы.
Тем временем 6‑я и 10‑я армии, сосредоточив на обоих беретах Урка большую часть своих наступательных средств, 25 июля бросили их в наступление в направлении на Ульши-ле-Шато. Блестящей атакой были захвачены Ульши-ля-Виль и Ульши-ле-Шато, и наши войска утвердились на западных склонах горы Шальмон, командующей над долиной Урка; это был крупный успех, отнявший у противника надежду и возможность задержаться на линии Урка.
На другой же день немцы отступили к высотам севернее этой реки так поспешно, что на некоторых участках наши авангарды не смогли сохранить соприкосновение с ними.
Вечером 29 июля французские 10, 6 и 5‑я армии были задержаны перед этими высотами на общей линии Гран-Розуа, Фер-ан-Тарденуа, Сьерж, Виль-ан-Тарденуа, Вриньи.
Противник оказывал на этой линии сопротивление. 30 и 31 июля наши попытки выбить его оставались бесплодными. Деревни Серенж, Сержи, Виллер-Агрон по нескольку раз переходили из рук в руки. Сражение снова дошло до мертвой точки.
Но, согласно моим директивам от 27 июля и распоряжениям Петэна от 29 июля, 10‑я армия снопа перешла в наступление. 4 августа в 4 ч. 55 м. французские 25, 41, 68‑я дивизии и английская 34‑я дивизия, поддержанные танковыми частями, пошли в атаку на высоты Гран-Розуа. Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, они с боем захватили германскую позицию между р. Орм у Гран-Розуа, высотой Сервенэ с тригонометрическим знаком и д. Крамай и удержались на ней, несмотря на многочисленные сильные контратаки. Эти решительные действия принудили немцев к новому отходу.
2 августа на рассвете перед 10, 6 и 5‑й армиями противника не оказалось, и к вечеру они без выстрела вышли на плато к югу от р. Вель. Был снова занят Суассон.
3 августа продвижение продолжалось. Наши войска, выйдя на левый берег р. Вель, вступили вновь в соприкосновение с противником, а в некоторых местах выдвинули несколько подразделений к северу от реки.
Однако, выйдя к линии р. Вель, мы 4 августа нашли ее прочно занятой немцами. Они, по-видимому, решили оборонять ее. Чтобы сбить их, пришлось бы организовать новую операцию крупными силами без надежды на скорое достижение решающих результатов; между тем мы подготовляли в Пикардии и Сантере другую операцию, которая могла иметь серьезные последствия. Наши силы не позволяли нам вести одновременно и это сражение и наступление на р. Вель. Поэтому резервной и центральной группам армий было приказано «расположиться на позициях к югу от р. Вель, продолжая создавать у противника впечатление, что подготовка к атаке продолжается…».
Так после трехнедельной борьбы закончилось второе сражение на Марне, неудачно начатое немцами 15 июля, продолженное и с успехом проведенное союзниками, начиная с 18 июля. Удачное стечение обстоятельств привело к участию в нем американских, британских, итальянских и французских дивизий. В итоге его союзники получили значительные преимущества: было захвачено 30 000 пленных, более 600 орудий, 200 минометов, 3000 пулеметов; фронт укоротился на 45 км, восстановлено железнодорожное сообщение Париж – Шалон, ликвидирована угроза Парижу.
Но, главное, было подорвано моральное состояние германской армии и повысилось моральное состояние войск союзников. После вынужденной четырехмесячной обороны, вызванной превосходством сил противника, победоносное контрнаступление передало в наши руки инициативу операций.
Было чрезвычайно важно сохранить в своих руках управление ходом войны, развивая и ускоряя ее фазы и удары в ряде планомерных операций, вводя в дело все силы и средства союзников как можно быстрее, не давая противнику оправиться.
Глава девятаяЗаписка от 24 июля
Проникнувшись этими соображениями, особенно с тех пор, как германское наступление было задержано, мы, по мере того как выяснились результаты нашей победы в Тарденуа, устанавливали порядок их осуществления.
Непосредственное проведение наших замыслов в жизнь должно было базироваться на всех ресурсах, которыми мы располагали в данное время и на которые могли рассчитывать в будущем. Оно должно было также, наряду с достижением тактических успехов, преследовать результаты, могущие увеличить эти ресурсы или облегчить их использование. Наконец, чтобы увлечь за собой все умы, положение надо было представить так, чтобы было ясно.
Поэтому я составил следующую памятную записку:
«I. Пятое германское наступление, задержанное в самом начале, сразу оказалось неудачным.
Наступление, предпринятое французскими 10‑й и 6‑й армиями, превратило его в поражение.
Это поражение мы прежде всего должны использовать до конца в самом районе сражения; этого мы и добиваемся, непрерывно и с величайшей энергией продолжая в этом районе свои атаки.
Но последствия этого поражения чувствуются далеко за пределами самого поля сражения.
II. Поражение противника обусловливает также общий образ действий, которого должны придерживаться союзные армии.
Действительно, на сегодняшний день мы, еще не имея на своей стороне преимущества в числе дивизий, достигли по крайней мере равенства в числе батальонов и вообще в численности бойцов.
Впервые, благодаря числу дивизий, которые немцы были вынуждены ввести в дело, мы располагаем преимуществом в численности резервов, а благодаря значительному числу расстроенных дивизий, которые немцы вынуждены будут сменить свежими частями, мы будем также обладать преимуществом в количестве свежих резервов.
С другой стороны, все полученные сведения говорят о том, что противник вынужден иметь две армии: оккупационную армию, приносимую в жертву, не получающую пополнений, подолгу выдерживаемую на фронте, и ударную армию, маневрирующую под прикрытием этого хрупкого фасада и составляющую предмет всяческих забот со стороны германского главного командования, но уже сильно растрепанную.
Кроме того, на стороне союзников – неоспоримый материальный перевес в авиации и танках. Перевес в артиллерии, все еще ничтожный, должен увеличиться по мере прибытия американской артиллерии.
Наконец, в тылу союзников из мощного американского запаса ежемесячно прибывает по 250 000 человек, тогда как противнику, как нам известно, пришлось прибегнуть в мае к исключительным мерам для преодоления кризиса живой силы. Затруднения, испытываемые немцами в деле комплектования своих частей личным составом, свидетельствуют о наступлении нового кризиса.
Ко всем этим явным признакам изменения фактора материальной силы в нашу пользу присоединяется моральное превосходство, укрепившееся на нашей стороне с самого начала сражения благодаря тому, что противник, несмотря на свои не имевшие себе равных усилия, не смог добиться необходимого для него решающего результата; в настоящее время этот моральный перевес еще увеличился благодаря победе, одержанной союзными армиями.
Таким образом, союзные армии в разгар сражения снова взяли инициативу в свои руки; их силы позволяют им сохранить эту инициативу, а принципы военного искусства требуют от них этого.
Настало время отказаться от оборонительного образа действий, диктовавшегося до сих пор относительной численной слабостью, и перейти в наступление.
III. Еще не задаваясь целью добиться решения, мы в этом наступлении, слагающемся из ряда операций, которые должны быть предприняты теперь же, будем стремиться к результатам, благоприятствующим:
а) дальнейшему развитию операций;
б) экономической жизни страны.
Кроме того, оно позволит союзникам сохранить в своих руках инициативу.
Эти операции должны быть проведены быстро одна за другой, что позволит нанести противнику ряд повторных ударов; это условие естественно ограничивает их размах, уже ограниченный сократившимся после четырехмесячного сражения числом соединений, которыми будут располагать для наступления союзные армии.
Исходя из этих соображений, установлен следующий общий план ближайших наступательных действий.
1. Действия, направленные на ликвидацию угрозы железным дорогам, необходимым для последующих операций союзных армий:
а) ликвидация угрозы железной дороге Париж – Аврикур в районе Марны как минимальный результат происходящего сейчас наступления;
б) ликвидация угрозы железной дороге Париж – Амьен совместными действиями британских и французских армий;
в) ликвидация угрозы железной дороге Париж – Аврикур в районе Камерси путем захвата Сен-Миельского выступа[71] – операция, которая должна быть немедленно подготовлена и предпринята американскими армиями, как только они будут располагать необходимыми силами и средствами.
2. Операции, имеющие целью ликвидировать угрозу северному горнопромышленному району и окончательно оттеснить противника от района Дюнкерка и Калэ.
Эти операции предполагают два наступления, которые могут быть проведены отдельно или в сочетании одно с другим.
Как сказано выше, все эти операции надо провести через короткие промежутки времени, так чтобы помешать противнику последовательно использовать свои резервы и не дать ему времени восстановить свои части.
Для них должны быть выделены необходимые крупные силы, так чтобы наверняка добиться успеха.
Наконец, должен быть во что бы то ни стало достигнут эффект внезапности. Недавние операции показали, что это – необходимое условие успеха.
IV. В настоящее время еще невозможно предугадать, к какому выигрышу приведут вышеуказанные намеченные нами операции и на сколько времени они затянутся. Однако, если намеченные результаты будут достигнуты не слишком поздно, то можно уже теперь предусматривать на конец лета или на осень крупное наступление, которое может увеличить наши преимущества, не давая противнику передышки.
Сейчас еще слишком рано более точно определять подробности этого наступления.
V. Наконец, надо предвидеть, что во время этих операций противник, чтобы вырваться из охвата или чтобы сэкономить живую силу, будет вынужден последовательно отходить на заранее оборудованные более короткие позиции.
Эти маневры не должны явиться неожиданностью для союзных армий.
Поэтому очень важно в каждой армии:
– определить возможность отхода противника путем изучения его тыловых оборонительных сооружений;
– наблюдать за противником, чтобы обнаружить малейший признак отхода;
– подготовиться ко всем действиям, необходимым для того, чтобы противник не мог проводить эти маневры непотревоженным».
24 июля, в то время когда еще шло победоносное сражение в Тарденуа, главнокомандующие союзными армиями, фельдмаршал Хейг, ген. Петэн и ген. Першинг, собрались в моей Ставке в Бонбоне для совместного обсуждения открывающихся перед нами возможностей. На этом совещании начальник моего штаба ген. Вейган прочел им вслух вышеприведенную заметку. И я должен признать, что она вызвала у присутствующих некоторое удивление своим смелым размахом, масштабами и числом намеченных операций. Каждый из них высказался со своей точки зрения, не лишенной оснований. Хейг сказал, что британская армия, совершенно дезорганизованная мартовскими и апрельскими событиями, еще далеко не приведена в порядок; Петэн – что французская армия после четырех лет войны в настоящее время истощена и все еще обессилена и обескровлена; Першинг – что американская армия рвется в бой, но еще не сформирована. Как при таких условиях можно было думать о проведении повторных наступлений крупного масштаба?
Признавая всю обоснованность этих замечаний, я указал, что эти временные слабости учтены и что наши силы будут использованы во взаимодействии, и заявил, что считал план возможным и осуществимым, причем его можно будет проводить темпом, который я буду устанавливать в зависимости от обстановки, ускоряя или замедляя его, сообразно успешности нашей операции.
Главнокомандующие не выдвинули формальных возражений. Уезжая, они взяли с собой текст записки от 24 июля и на следующий день сообщили о своем полном согласии – в принципе они согласились на намеченные операции.
На совещании 24 июля был рассмотрен еще один вопрос – о необходимости для союзников при любых условиях решить исход войны в 1919 г. Лично я в письме, написанном нездолго до того, просил Клемансо призвать подлежащих призыву в 1920 г. еще в октябре 1918 г. по следующим соображениям:
«1919 год будет решающим годом войны. Начиная с весны, Америка максимально увеличит свою помощь союзникам. Если мы хотим сократить длительность борьбы, мы должны, начиная с этого момента, придать ей максимальную интенсивность, а следовательно, иметь в наших армиях все возможные силы…», так как, заканчивал я, «чем сильнее мы будем, тем скорее мы победим и тем больше будут прислушиваться к нашему голосу».
В духе этого письма я 24 июля обратился и к главнокомандующим, прося их составить баланс сил и средств, которыми они будут располагать в начале 1919 г. в отношении численности личного состава, крупных соединений, артиллерии, авиации, танков, автотранспортных средств повышенной проходимости.
Я особенно настаивал на необходимости не только удерживать, но и усиливать наш перевес в танках и просил главнокомандующих повлиять на свои правительства в смысле ускорения производства этой материальной части.
Придерживаясь плана ближайших операций, ген. Петэн прислал мне 26 июля свое письменное согласие, добавляя, что, по его мнению, наступление на Сен-Миельский выступ явится вместе с операциями в Армантьерском «мешке» тем большим наступлением, которое намечено на конец лета и на осень. Оно, вероятно, истощит французские ресурсы на 1918 г., но «зато будет достигнут полезный и полный результат…».
Два других главнокомандующих не прислали своего письменного согласия с положениями доложенной им записки, ограничившись устным выражением согласия.
Глава десятаяЧастные наступления союзников (август – сентябрь 1918 г.)
1. Ликвидация угрозы Амьену и железной дороге Париж – Амьен
Исходя из вышеуказанных соображений и основанных на них мероприятий, мы должны были начать 8 августа второе крупное наступление, на этот раз франко-британскими силами, – сражение в Сантере[72]. Оно имело особенно важные последствия.
Еще с 3 апреля мы носились с мыслью отобрать у противника выступ Мондидье, препятствовавший использованию железной дороги Париж – Амьен. Затем немцы утвердились в районе Виллер-Бретонё, близость которого угрожала последним франко-британским железнодорожным сообщениям. Из этого района артиллерия противника уже поражала железнодорожный узел Амьена.
Важно было как можно скорее ликвидировать угрозу району Амьена и железной дороге Амьен – Париж. Фельдмаршал Хейг хорошо понимал эту необходимость. 17 июля он писал мне: «Операция, которая, на мой взгляд, имеет величайшее значение и которую я предлагаю провести как можно скорее, заключается в том, чтобы продвинуть фронт союзников к востоку и юго-востоку от Амьена для ликвидации угрозы этому городу и железнодорожной линии. Наилучшим способом достижения этой цели была бы совместная франко-британская операция, в которой французы атаковали бы к югу от Морей, а англичане – к северу от р. Лис…»
Это предложение соответствовало моим предыдущим директивам и моей точке зрения, особенно после успехов в районе Суассона и в Тарденуа. 20 июня я писал Хейгу:
«В нашем положении необходимо сковывать противника и атаковать его всюду, где только возможно, с выгодой для себя. Поэтому я был особенно обрадован вашим письмом от 17‑го, в котором вы сообщаете мне о различных планах, задуманных вами на вашем фронте…
Я думаю, что комбинированную операцию британской 4‑й и французской 1‑й армий, имеющую целью ликвидировать угрозу Амьену и железной дороге, надо провести теперь же ввиду весьма выгодных для нас результатов, к которым она может привести…
…Считаю целесообразным предложить командующим британской 4‑й и французской 1‑й армиями договориться между собой, чтобы немедленно выработать проект, который затем мы окончательно утвердим по взаимному соглашению…»
В заключение я писал:
«В настоящее время противнику, по-видимому, приходится иметь две армии: одну – оккупационную, принесенную в жертву и поэтому не имеющую большой ценности, как доказывает полный успех предпринимавшихся нами за последнее время многочисленных небольших операций и число пленных, захваченных во время этих операций; другую – ударную, специально натренированную, но уже серьезно пострадавшую.
При таком положении надо использовать слабость противника, немедленно предприняв несколько наступлений на участки его фронта, занятые оккупационными войсками.
Надо использовать также неудачу последнего наступления противника, размеры которой с каждым днем увеличиваются. Не следует упускать этот удобный случай».
Как мы видели, это франко-британское наступление, имевшее целью ликвидировать угрозу железной дороге и Амьену, входило в план записки от 24 июля, оглашенной главнокомандующим в Бонбоне.
Уже 26‑го в Саркюсе, на совещании с Хейгом, где присутствовали ген. Ролинсон и Дебенэ, мы наметили в общих чертах план наступления. Последнее должно было начаться с фронта р. Сомма, Аржикур; британская 4‑я армия[73] силой в 12 дивизий должна была наступать в направлении на Шон (Chaulnes), французская 1‑я армия[74] в составе 4–6 дивизий – в направлении на Руа.
28 июля была отдана следующая директива:
«1. Цель операции – ликвидировать угрозу Амьену и железной дороге Париж – Амьен, а также разбить и отбросить противника между р. Соммой и Авр.
2. Для этого наступление, прикрытое с севера Соммой, следует развивать как можно дальше в направлении на Руа.
3. Наступление будет вестись:
а) британской 4‑й армией силой в 12 пехотных и 3 кавалерийских дивизии и поддержанной
б) французской 1‑й армией, усиленной 4 дивизиями».
Так как к этому времени, несомненно, уже сказались бы результаты нашей победы в районе Суассона, важно было ускорить подготовку к наступлению к югу от Соммы, не давая противнику передышки. Для обеспечения полного взаимодействия и более энергичного выполнения поставленной задачи я просил фельдмаршала Хейга лично принять на себя командование над этими армиями; этим объясняется мое второе за этот день письмо к Хейгу, переданное ему в Монтрее ген. Вейганом: «Сегодня, 28‑го, наше продвижение к р. Ардр и Эне быстро развивается. В районе Марны противник отходит на север. Несомненно, он займет за этой рекой оборонительную позицию, которую мы не сможем атаковать немедленно и которая, вероятно, позволит ему привести свои войска в порядок и через некоторое время выделить новые резервы.
При таких условиях представляется желательным ускорить совместную операцию вашей 4‑й армии с нашей 1‑й армией. Она наверняка застала бы противника менее подготовленным к встрече.
Поэтому я прошу вас по возможности ускорить начало этой операции. Я соответствующим образом ускорю возвращение вашего 22‑го армейского корпуса.
Наконец, так как эта операция двух союзных армий требует единого руководства, я прошу вас согласиться лично принять командование над ними».
29 июля сэр Доглас Хейг дал свои общие директивы ген. Дебенэ, а 31‑го последний отдал приказы трем французским корпусам, которые должны были действовать к югу от британской 4‑й армии. Кроме того, чтобы облегчить охват Мондадье, 1‑й армии был придан левофланговый корпус 3‑й армии, расположенный к югу от этого города.
Частные операции, проведенные за истекшие недели, уже обеспечили армиям значительно более выгодное исходное положение. Так, 4 июля британская 4‑я армия захватила к югу от Соммы лес Вер и д. Амель, а французская 1‑я армия, взяв 12 июля Аншен и Кастель, 23‑го овладела деревнями Майи-Ренваль, Совиллер, Обвилье и плато, на котором они расположены, причем захватила около 2000 пленных и несколько орудий.
Этот последний бой имел для нас особенно благоприятные последствия. Угрожаемый в своем расположении на левом берегу р. Авр, противник отошел на правый берег этой реки, оставив к западу от Мондидье лишь некоторые передовые части (3 и 5 августа). Если добавить сюда, что в то же время перед фронтом британской 3‑й армии немцы отошли к востоку от р. Анкер между Сен-Пьером и Дернанкуром и что во Фландрии они уступили британской 2‑й армии часть их позиций к югу от р. Лис, мы увидим, какие признаки истощения проявлял противник в первых числах августа и насколько благоприятной представлялась обстановка для франко-британского наступления в Пикардии.
8 августа в 4 часа, в тумане, еще окутывавшем приготовления, закончившиеся ночью, артиллерия открыла сильнейший огонь и подавила батареи противника. В британской 4‑й армии пехота и танки немедленно пошли в атаку; во французской 1‑й армии, занимавшей исходное положение под углом к англичанам, наступление началось после артиллерийской подготовки, продолжавшейся 45 минут.
Противник был застигнут врасплох быстротой и энергией атаки. Он отошел в полном беспорядке, оставив значительное количество материальной части. За день мы продвинулись вперед больше чем на 10 км на фронте более 20 км. Мы прочно утвердились на плато Сантер и вышли на линию Морланкур, Маркур, Арбоньер, Кэ и Аржикур. Более 13 000 пленных и более 300 захваченных нами орудий свидетельствовали о размерах нашего успеха. Надо было энергично развивать успех, продолжая предпринятую операцию. С этой целью 9‑го утром полк. Дестикер передал от меня ген. Дебенэ следующую записку:
«Безусловно необходимо, чтобы французская 1‑я армия как можно скорее достигла Руа и вошла там в связь с 3‑й армией.
Только когда этот результат будет достигнут, сама обстановка покажет, что делать дальше – остановиться или продолжать движение вперед.
Именно потому, что сейчас еще нельзя определить дальнейших действий, нельзя так или иначе ограничивать свои возможности. Поэтому ни в коем случае не следует отсылать ни одной дивизии в тыл. Дивизии, которые не смогут продвигаться дальше, обгоняются свежими, переходят во вторую линию и поддерживают наступление до достижения результатов, намеченных высшим командованием.
Итак: двигаться быстро, бросать вперед значительные силы, маневрируя передовыми частями; поддержать их с тыла всеми силами до достижения результатов. Выполнение этих трех условий позволит избежать потерь за несколько дней боя».
Спустя немного времени я передал вторую записку ген. Дебенэ, все внимание которого было, по-видимому, поглощено затруднениями, встреченными его правым флангом при переправе через р. Авр ниже Мондидье:
«Обеспечив себе ось для маневра по ту сторону Мондидье, ген. Дебенэ не должен упускать из виду, что его ударная фланговая группа (aile marchante) находится на правом берегу р. Авр на шоссе на Руа, в тесной связи с более сильной английской армией. Именно там он и должен, главным образом, оказывать личное воздействие, в частности немедленно, не теряя ни минуты, без малейших задержек и колебаний, бросить 31‑й корпус на Руа.
Именно там решается вопрос, а следовательно, там необходимо его личное присутствие и влияние».
Днем 9 августа франко-британский фронт снова значительно продвинулся вперед и был перенесен на линию Морланкур, Шипийи, Розьер-ан-Сантер, Бушуар. Пьерпон, Асенвиллер, Ле-Трокуа. В следующую ночь Мондидье, охваченный с севера и с юга, был очищен немцами.
10‑го атаки продолжались, и мы опять захватили значительное пространство к северу от Соммы в направлении на Брэ и к югу от нее в направлении на Шон и Руа.
Исполняя приказ ген. Файоля, который с 5 августа, «предвидя косвенные последствия, которых можно было ожидать от франко-британского наступления, подготовил операцию 3‑й армии справа от 1‑й с целью захвата всей Малой Швейцарии к югу от Нуайона[75]», французская 3‑я армия двинулась на Ласиньи и к вечеру 10 августа вышла на фронт Конши-лэ-По, Рессон-сюр-Мас, Машмон.
Ввиду таких результатов союзное главное командование отдало 10 августа общую директиву подчиненным ему командующим для координации и направления их общих усилий:
«1. Операцию британской 4‑й и французской 1‑й армий продолжать на восток в общем направлении на Ам, британской 4‑й армии постараться выйти на Сомму ниже Ама, чтобы подготовить переправу через нее, продолжая в то же время свои действия по обе стороны этой реки от Брэ на Перонн; французской 1‑й армии поддерживать это продвижение, стремясь выйти на дорогу Ам, Гискар.
2. Французская 3‑я армия теперь же предпринимает движение в направлении на Ласиньи, Нуайон, чтобы использовать продвижение французской 1‑й армии и очистить район Мондидье, а затем и район Нуайона.
3. Фельдмаршала Хейга просят обратить внимание на безусловную желательность подготовки в ближайшее время операций британской армии в общем направлении на Бапом и Перонн с целью прорыва фронта противника и немедленного преследования».
Действительно, во время нашего победоносного продвижения по левому берегу Соммы надо было предвидеть момент, когда оно остановится, выдохшись, или перед серьезным препятствием, еще обороняемым противником. К этому моменту надо было подготовить операцию на правом берегу Соммы и в Артуа. Этим и объясняется третий пункт моей директивы от 10 августа.
10‑го утром я отправился к Хейгу, чтобы объяснить ему идею подготовки к развитию его атак к северу от Соммы и в районе Арраса. Таким путем мы не позволили бы в борьбе на тесном пространстве свести на нет завоеванные нами преимущества; мы воспользовались бы расстройством, внесенным в мероприятия противника нашими победами; мы продолжали бы подрывать его сопротивление, нанося новые удары.
Поэтому необходимо было начать подготовку этих операций.
Однако после трех дней непрекращающихся атак франко-британские армии внезапно встретили серьезное сопротивление. Противник во многих пунктах дошел до своих прежних позиций 1914 г.; казалось, что он собирается оказывать там упорное сопротивление.
Действительно, 11 августа левый фланг французской 1‑й армии и британская 4‑я армия лишь с трудом продвигались вперед между р. Авр и Соммой, тогда как французская 3‑я армия и правый фланг 1‑й армии значительно продвинулись вперед в направлении на Ласиньи.
Я настаивал перед Хейгом на том, чтобы движение на Брэ энергично продолжалось, и вечером 11‑го лично поехал к нему, чтобы снова просить его вести свои атаки со всей силой. Однако на другой же день пришлось признать, как я высказал в письме к британскому и французскому главнокомандующим, что необходимо применить новую тактику, для того чтобы добиться намеченных результатов между Соммой и Уазой, а именно – отбросить противника на Сомму и захватить переправы через нее в Аме и ниже по течению.
«…Ввиду сопротивления, оказываемого противником, не может быть и речи о том, чтобы для достижения этих целей производить равномерный нажим по всему фронту; это привело бы нас к тому, что мы всюду оказались бы слишком слабыми. Наоборот, следует направить сосредоточенные мощные удары по важным пунктам района, овладение которыми увеличит расстройство противника, в частности, поставит его коммуникации под угрозу. Эти действия должны быть быстро и сильно организованы путем быстрого сосредоточения и введения в дело имеющихся поблизости сил и средств, соответствующих характеру встреченных препятствий (танки, артиллерия, вполне боеспособная пехота…)».
«В таком порядке надо было предпринять:
а) Как можно скорее комбинированное наступление французской 1‑й армии и правого фланга британской 4‑й армии с целью овладеть узлом дорог у Руа; это наступление должна была поддерживать с юга французская 3‑я армия, имеющая задачей очистить от противника район Нуайона.
б) Без промедления наступление центра британской 4‑й армии из района Лион, Эрлевиль в северо-восточном направлении с целью захватить или по крайней мере держать под огнем полевой артиллерии шоссе Амьен, Бри; это наступление должно быть согласовано с наступлением левого фланга британской 4‑й армии в восточном направлении».
Но, озабоченный тем, чтобы придать нашему наступлению еще больший размах, я добавил:
«Эти результаты могут быть значительно увеличены путем расширения фронта атаки на обоих флангах, с одной стороны, к северу от Соммы, с другой – к востоку от Уазы».
С этой целью мы рекомендовали:
а) к северу от Соммы – наступление британской 3‑й армии в общем направлении на Бапом, Перонн;
б) к востоку от Уазы – наступление французской 10‑й армии в направлении на Шони и шоссе Шони, Суассон.
В заключение я писал:
«Результаты, достигнутые французской 3‑й армией своими силами, показывают выгоды наступательных действий на фланге победоносного наступления.
С 15 июля противник ввел в сражение 120 дивизий. Сейчас представляется удобный случай, который наверное не скоро повторится и который требует от всех усилия, вполне оправдываемого ожидаемыми от него результатами… Интересы нашего дела требуют, чтобы вышеуказанные наступательные операции были проведены как можно скорее и через возможно меньшие промежутки времени».
После полудня того же 12 августа я встретился в Фликсекуре, близ Амьена, с фельдмаршалом Хейгом и ген. Петэном, вызванными, как и я, на аудиенцию к английскому королю; они уверили меня в своем полном согласии с вышеприведенной оперативной директивой.
Таким образом, можно было вновь начать хорошо организованные мощные наступления из нового исходного положения.
С 13 августа в различных армиях начались перегруппировка и сосредоточение сил; 14‑го началась артиллерийская подготовка в британской 4‑й и французской 1‑й армиях, которые ген. Энбер (3‑я армия) и Манжен (10‑я армия) готовились поддержать с юга. Возобновление комбинированного наступления на Руа, Нуайон, Шони было назначено на 16 августа.
После полудня 14 августа я поехал в Провен, чтобы переговорить с Петэном о намеченных операциях. Около 16 час. меня догнал по дороге английский офицер, прилетевший на самолете с письмом от Хейга. Последний доносил, что за последние двое суток стрельба артиллерии противника на фронте британской 4‑й и французской 1‑й армий значительно усилилась, что германские позиции на линии Шон, Руа прочно удерживаются противником и что поэтому он решил отложить операцию, назначенную на 16 августа, «до тех пор, пока не будет проведена соответствующая артиллерийская подготовка, так чтобы атака позиций противника была вполне подготовлена. Эту операцию можно будет провести одновременно с наступлением на фронте 3‑й армии (английской), подготовка к которому ведется в ускоренном темпе».
В этот момент я, вполне понимая, что нельзя бросать войска в атаку без действительной артиллерийской подготовки, не видел необходимости «ставить начало наступления английской 4‑й армии и французской 1‑й армии в зависимость от наступления английской 3‑й армии. Наоборот, надо было насколько возможно ускорить наступление британской 4‑й и французской 1‑й армий, за которым должно было также возможно скорее последовать наступление британской 3‑й армии». В этом смысле я и ответил на письмо фельдмаршала Хейга.
Вернувшись в свой штаб в Бонбоне и осведомившись об обстановке на французском фронте, я дополнил свою мысль в новом письме британскому главнокомандующему, указав ему, что «ввиду мер, уже принятых во французской 1‑й армии, и уже начавшейся артиллерийской подготовки отсрочка операции в направлении на Руа, назначенной на 16‑е, представила серьезнейшие неудобства». Поэтому намеченный день должен был оставаться без изменений, а британская 4‑я армия должна была «16‑го оказать поддержку французской 1‑й армии при ее продвижении до Атанкура, если только это не окажется безусловно невозможным для войск правого фланга этой армии», о чем Хейг должен был мне немедленно сообщить.
Как мы видим, противник к западу от Соммы оправился и усилил сопротивление, использовав для этого прежние оборонительные линии 1916 г. В какой же мере нам надо было считаться с этой обстановкой?
Утром 15 августа я поехал в Саркюс, где принял ген. Дебета. Он заявил мне, что намеченное наступление на Руа, несомненно, будет очень трудным; со своей стороны, он считал, что если его силы и достаточны для проведения этого наступления, то для развития его они окажутся слишком слабыми. В тот же день после полудня я еще имел разговор с Хейгом. Он снова изложил мне причины, почему он считает наступление к югу от Соммы очень трудным, а успех – сомнительным даже при значительных потерях. По его мнению, искомый результат мог быть достигнут косвенным образом, но вернее – британской 3‑й армией, которая, наступая к северу от р. Анкр на фронте Миромон, Монши-ле-Пре в юго-восточном направлении, выйдет в тыл линии Соммы к югу от Перонна.
В итоге я согласился с точкой зрения Хейга и изменил свои распоряжения от 12 августа относительно операций на Сомме, но с той оговоркой, что темп наступления британской 3‑й армии должен позволить энергично возобновить натиск к югу от Соммы, чтобы захватить там указанные раньше объекты. Я подтвердил эти различные пункты в письме, отправленном Хейгу в тот же вечер.
Теперь надо было предвидеть совместную операцию британских 4‑й и 3‑й армий во взаимной связи и операцию французской 1‑й армии, согласованную с операциями 3‑й и 10‑й французских армий. Поэтому в тот же день 1‑я армия была снова подчинена командующему группой армий, к которой она принадлежала, – ген. Файолю, подчиненному главнокомандующему ген. Петэну.
В то же время я Петэна известил по телеграфу, что наступление на Руа и Шон временно откладывается, что британские армии деятельно готовятся расширить свою операцию, так чтобы она захватила и фронт между р. Анкр и Скарп, и что они рассчитывают полностью развить эту операцию около 20 августа. Поэтому Петэну предлагалось скомбинировать действия его 1, 3 и 10‑й армий с целью освободить район Ласиньи, Нуайон, Карльпонский лес и подготовить последующее освобождение района Руа, Шони, Нуайон. Так как эти операции, подобно операциям британской армии, имели целью вызвать отход германских войск, занимающих расположение к западу от Соммы, необходимо было поддерживать энергичный нажим с этой стороны.
2. Расширение фронта франко-британского наступления
С середины августа мне не давала покоя мысль, что германское командование отведет свои армии из-под угрозы охвата и внезапно выйдет из боя, с тем чтобы возобновись его на некотором расстоянии в тылу в лучших условиях; оно выберет местность, имеющую препятствия, допускающую сокращение фронта и выгодное контрнаступление, – одним словом, попытается провести в условиях позиционной войны маневр, аналогичный тому, посредством которого ген. Жоффр подготовил и выиграл первое сражение на Марне.
Противник мог бы попытаться спасти свои армии от ожидавшей их участи. Он мог освободиться от нашего нажима, выйти из соприкосновения, которое повсюду поддерживали с ним самым тесным образом, и, использовав время, которое обеспечивала ему медленность нашего продвижения по опустошенным районам, вновь устроиться на таком тыловом рубеже, как линия Антверпен, Брюссель, Намюр, р. Маас, р. Шиер, Мец, Страсбург, чтобы собрать на ней все свои силы и организовать новое сопротивление, вынуждая нас к серьезному усилию в начале зимы. Эта линия была бы вдвое короче фронта, простиравшегося от Северного моря до Вогез. На большей части своего протяжения она имела серьезные естественные препятствия, а обоими концами очень прочно опиралась на долговременные фортификационные сооружения. К этой линии союзные армии могли бы подойти достаточными силами не раньше чем недели через две – срок, который мог быть хорошо использован германским командованием. А в этом случае союзным армиям пришлось бы снова начинать большое сражение, требующее продолжительной и серьезной подготовки, на поле сражения, охватывающем столь сильно укрепленную Лотарингию, труднопроходимые Арденны и – на небольшом протяжении – низменные части Бельгии. Может быть, мы были бы вынуждены зазимовать там.
Но отход, с которым был связан такой маневр, который один мог бы восстановить положение германских армий, был бы равносилен признанию германским командованием крупного военного поражения, что могло опасным образом подействовать на общественное мнение в Германии. Он означал оставление части Франции, большей части Бельгии, а также Верхнего Эльзаса. Он внес бы глубокие изменения в карту войны как раз в то время, когда обдумывались мирные предложения. Наконец, пришлось бы первым делом рискнуть вывезти или бросить огромное количество военного материала.
Во всяком случае союзное командование, ускоряя свои операции, принимало меры к тому, чтобы лишить противника всякой возможности осуществить такой маневр.
В результате принятых совместно мер франко-британское наступление должно было теперь вестись на расширенном фронте, от долины р. Эны до долины р. Скарп. Возобновление его было намечено на 20 августа.
На правом фланге французская 10‑я армия 17 и 18 августа подготовила свою общую операцию частными боевыми действиями, которые привели к захвату высот, расположенных между Браси-ле-Валь и Морсеном, и позволили выдвинуть вперед часть артиллерии.
20‑го она атаковала главную позицию противника, выбила его с Нувронского плато и отбросила в лесистый район горы Шуази и Карльпона. 21‑го она овладела этим районом и, преследуя разбитых немцев, 22 и 23 августа вышла на берега р. Уазы и Элет. В то же время французская 3‑я армия заняла Ласиньи и правый берег р. Дивет.
Первая задача, возложенная на эти армии, – освобождение района Ласиньи, Нуайон, Карльпонский лес, – была, таким образом, выполнена в три дня.
На левом фланге оперативной группировки в свою очередь вступила в дело британская 3‑я армия под командой ген. Бинга. Вследствие задержки в прибытии некоторых частей – задержки, о которой Хейг донес мне, – наступление было перенесено на 21 августа. Во избежание новой отсрочки, нежелательной ввиду результатов, достигнутых французской 10‑й армией, я 19‑го числа обратился с настоятельным призывом к Хейгу:
«…Противник повсюду поколеблен нанесенными ему ударами; мы должны, не теряя времени, повторить эти удары, назначив для этого все дивизии, могущие без задержки вступить в бой. Поэтому я считаю, что наступление нашей 3‑й армии, уже отсроченное до 21 августа, начнется в этот день с большой силой и увлечет вперед соседние дивизии 1‑й армии и всю вашу 4‑ю армию. После ваших блестящих успехов 8, 9, 10 августа… нерешительный образ действий мало соответствовал бы положению противника и моральному перевесу, который мы получили над ним».
Британская 3‑я армия не обманула возлагавшихся на нее надежд 21 августа; быстро вторгнувшись в расположение германцев, она отбросила противника по ту сторону железной дороги Аррас, Альбер между Муайенвилем и Бокуром, 23‑го возобновила свое движение вперед, а 25‑го, пожиная плоды своих усилий, подошла в воротам Круазий и Бапома.
Используя это продвижение, британская 4‑я армия перешла в наступление к северу от Соммы и заняла Мамесское плато и высоты Брэ.
Однако в то время как на обоих флангах – к северу от Соммы и на Уазе – развивалось победоносное наступление, франко-британский центр продолжал вести между Соммой и Уазой сильные бои в направлении на Руа, не достигая ощутительных результатов.
Казалось все более и более несомненным, что германское сопротивление в этом центральном районе будет сломлено только действиями на флангах, непрерывно расширяемыми и усиливаемыми. Я без труда убедил главнокомандующих в правильности этой точки зрения. В частности, еще 22 августа фельдмаршал Хейг во время свидания со мной в Муши-ле-Шатель, правильно оценив обстановку, с большой уверенностью заявил мне, что наступление его 3‑й армии будет продолжаться с величайшей энергией, поддержанное к северу от Соммы британской 4‑й армией. Командующие этими армиями, Бинг и Ролинсон, получили задачу как можно скорее выйти на линию Кеан, Велю, Перонн. В то же время британская 1‑я армия должна была около 26 августа в свою очередь перейти в наступление по ту сторону р. Скарп и попытаться прорвать линию Дрокур, Кеан.
Эти намерения, выраженные в общем оперативном приказе британского главного командования от 24 августа, вполне соответствовали моему пониманию обстановки, моему стремлению ускорить ход событий и расширить фронт наших атак. Поэтому я 26 августа написал Хейгу:
«Ваши дела идут очень хорошо. Я могу только приветствовать ту решительность, с которой вы их ведете, не давая передышки противнику и все время расширяя район ваших действий. Именно это непрерывное расширение наступления, питаемого свежими силами и мощно развиваемого против правильно избранных объектов, без заботы о равнении или о поддержании слишком тесной связи, даст нам наибольшие результаты при наименьших потерях, что вы отлично и поняли. Мне нечего говорить вам, что армии ген. Петэна немедленно возобновят свое продвижение в таком же духе».
Наступательный порыв, охвативший Хейга, вызывал в нем даже стремление увлечь по следам своих победоносных войск и американские дивизии.
«…Я определенно держусь того мнения, – писал он мне 27 августа, – что желательно, чтобы и американские дивизии немедля приняли активное участие в сражении, и я имею честь просить вас произвести распределение этих дивизий так, чтобы мы могли предпринять концентрическое движение на Камбрэ, а с юга – на Мезьер.
Нынешнее направление моих атак приведет меня к Камбрэ при условии, если будет непрерывно продолжаться нажим на остальные участки фронта противника».
Таким образом, мы видели, что приближается момент «решительного наступления», намеченного в моей записке от 24 июля.
Мы успешно провели намеченные освобождающие операции к северу от Уазы. Прежде чем оказаться в состоянии приступитъ к концентрическому продвижению на Камбрэ, мы должны были провести намеченные операции на Маасе, выделив для этого крупную группу американских войск. Поэтому я ответил Хейгу:
«…Указанные вами в вашем письме конечные объекты – те же, которые я намечаю со своей стороны и на которые я направляю все операции союзных армий.
В настоящее время эти операции организуются в различных районах через небольшие промежутки времени, причем каждая из них носит свой особый характер. Остается только развивать их как можно активнее. На это и направлены все мои усилия.
Только последующие события и их результаты позволят установить новое распределение имеющихся в нашем распоряжении сил и сказать, надо ли придать английской армии еще несколько американских дивизий. А в данное время мы только должны нажимать покрепче и продвигаться как можно дальше вперед».
И действительно, нажимали мы крепко. 26 августа правый фланг британской 1‑й армии под командой ген. Хорна, наступавший восточнее Арраса, блестящим ударом овладел высотой Монши-ле-Пре; на другой день он захватил переправы через р. Сансе ниже Круазий и, заняв 28‑го этот последний пункт, подошел вплотную к укрепленной линии Дрокур, Кеан, которая представляла серьезное препятствие на его пути, а также служила прочной базой противнику. Последний использовал ее 29 августа для сильной контратаки против английской 1‑й армии, которую ему, однако, не удалось поколебать; однако этим он выиграл время, необходимое для отхода, происходившего южнее. Действительно, 27, 28, 29 августа противник, угрожаемый быстро развившейся операцией Хорна, непрерывно теснимый британскими 3‑й и 4‑й армиями и французской 1‑й армией, предпринял отступательное движение на широком фронте между р. Сансе и Уазой и отошел на высоту к востоку от Бапома, за Сомму выше Перонна и за Северный канал, отдав союзным армиям такие важные центры, как Конбль, Шон, Руа, Нуайон. Он удержал к западу от Соммы только одну предмостную позицию впереди Перонна, из которой его пришлось выбивать с боем.
30 августа части британской 4‑й армии овладели железнодорожным мостом к югу от города, а в ночь с 31 августа на 1 сентября они взяли штурмом гору Сен-Кантен, ключ обороны Перонна. На рассвете этот древний город был очищен от немцев.
В то время как британская 1‑я армия, продолжая свое наступление на крайнем левом фланге поля сражения, готовилась атаковать линию Дрокур – Кеан, а франко-британский центр (британские 3‑я и 4‑я армии, французские 1‑я и 3‑я армии) обходил и захватывал линию Соммы, французская 10‑я армия, на правом фланге фронта сражения, вела ожесточенные бои между р. Эной и Элет на плато к северу от Суассона, где хорошо укрепившийся противник оказывал отчаянное сопротивление. Ему важно было помешать охвату с юга массива Сен-Гобен, главного оплота его системы обороны за четыре года. Несмотря на это сопротивление, 10‑я армия, борясь за каждый шаг, ежедневно выигрывала пространство. 2 сентября она вышла на высоты Круп и достигла шоссе Суассон, Куси-ле-Шато.
На другом фланге британская 1‑я армия, по-прежнему развивая операцию крупного масштаба, снова пошла в наступление. 2 сентября она после ожесточенной и упорной борьбы прорвала линию Дрокур – Кеан и продвинулась за нее на несколько километров в направлении на Маркион.
После этого мощного удара противник начал отступление на всем фронте от Соммы до р. Сансе и отошел за р. Тортий и Северный канал к линии Гинденбурга. Таким образом, в начале сентября в результате последовательного и быстрого развития операций, предпринятых после германского наступления 15 июля, победа перешла на сторону союзников, и цели, намеченные запиской от 24 июля, были достигнуты.
18 июля резервная группа армий (6‑я и 10‑я армии) перешла в наступление между Эной и Марной; вскоре за ней последовала центральная группа армий (9‑я и 5‑я армии), наступавшая между Марной и р. Вель. За три недели противник был оттеснен на Вель, и на большом расстоянии была освобождена железная дорога Париж – Шалон.
3 августа началось франко-британское наступление между р. Анкр и Авр, вскоре расширившееся до Уазы. В три дня противник был отброшен почти до его позиций 1914 г. Амьен и железная дорога Париж – Амьен были вполне обеспечены от его ударов.
Когда эти результаты были достигнуты, наступление продолжалось тремя британскими армиями (1, 3 и 4‑й) и тремя французскими (1, 3 и 10‑й), действовавшими одновременно на всем фронте между Аррасом и Суассоном. После 15 дней борьбы противник отошел в расстройстве к позиции Гинденбурга.
Кроме того, непрерывные атаки, которым немцы подвергались с 18 июля, наносимые им крупные потери людьми и материальной частью, необходимость питать непрерывно развивающееся сражение, быть может, опасение остаться в выступе, в котором они рисковали подвергнуться новым атакам в неблагоприятных для них условиях, – побудили немцев сократить свой фронт в северном районе и добровольно отказаться от территории, которую они приобрели в апреле во время их наступления в направлении на Азебрук. Между 8 августа и 4 сентября германское Верховное командование отвело свои войска из выступа к югу от Ипра и расположило их на линии Витсхазте, Армантьер, Ля-Бассэ, очистив такие важные позиции, как гора Кеммель, и избавив Бетюнский угольный бассейн от опасной угрозы, нависавшей над ним в течение четырех месяцев. Это было одно из преимуществ – и не меньшее, – которое союзники извлекли из своей победы, хотя она еще только намечалась.
Одним словом, за шесть недель противник потерял все, что завоевал весной. Он потерял много людей и материальной части. А главное – он упустил управление войной, утратил моральное превосходство. Его материальное и моральное расстройство должно было быть очень значительным. Нам надо было только продолжать проводить свой план, ускорить освобождение железной дороги Париж – Аврикур в районе Комерс силами американской армии, как мы добились того для железных дорог Париж – Амьен и Париж – Шалон французскими и британскими армиями; в общем – надо было возможно скорее бросить в общее сражение, расширив его фронт на восток, последнюю армию, вступившую в борьбу, армию Соединенных Штатов, как это предусмотрено запиской от 24 июля.
С другой стороны, ввиду отступательных движений противника, свидетельствовавших о его усталости и недостатке резервов, я обратил внимание фельдмаршала Хейга и ген. – лейт. Жилена на возможность выгодно использовать создавшуюся обстановку на севере. «В частности, – писал я им 2 сентября, – мне кажется, что можно было бы при небольшой затрате сил предпринять бельгийской армией и британской 2‑й армией операцию с целью занять Клерканские высоты, лес Хоутхульст, гребень Пасхендаэле, Гелювельтские и Зандворские высоты, Комин. Помимо непосредственных выгод, которые эта операция принесет наступающему благодаря неожиданному расширению фронта наступления к северу от р. Лис, вышеуказанные результаты привели бы к созданию отличного исходного положения для последующих операций в направлении на Рулер и Куртрэ…»
Предлагая главнокомандующему британскими армиями и начальнику штаба британской армии немедленно разработать планы этих операций, я таким образом подготовлял проведение общего наступления, которое я уже теперь намечал для союзных армий, – наступления, ставшего возможным благодаря успеху всех частных операций, проведенных с 18 июля, завершить которые должна была в Сен-Миельском выступе 1‑я американская армия.
3. Ликвидация угрозы железной дороге Париж – Аврикур в районе Комерси
План американского наступления в Воэвре, как мы видели, был частью записки от 24 июля.
Для осуществления его было решено 22 июля, кроме формирования американской 1‑й армии на Марне, сформировать на Маасе 2‑ю американскую армию, которая по мере прибытия ее частей должна была занять полосу фронта от Номени до района к северу от Сен-Миеля.
Возможность создать эти два крупных соединения в конце июля подчеркивала размеры, которые принимала американская помощь на французском фронте, а также свидетельствовала о страстном желании ген. Першинга возможно скорее видеть экспедиционные силы объединенными под его командованием, пользоваться такой же самостоятельностью, как и прочие союзные армии, и поскорее идти в бой под собственным знаменем.
Я, больше чем кто-либо другой, был убежден в необходимости как можно скорее сформировать большую американскую армию, подчиненную ее собственному главнокомандующему, хорошо зная, что в национальных армиях солдат лучше всего дерется под командой офицеров, которых дала ему его страна, которые говорят на одном с ним языке и защищают одно дело знакомыми ему идеями и приемами. Мне очень хотелось возможно скорее исполнить желание Першинга. Однако нельзя было для этого приостанавливать или замедлять в конце июля удачно начавшиеся и развивавшиеся операции в Тарденуа, в которых участвовали некоторые дивизии американской 1‑й армии. Кроме того, надо было оговорить непредусмотренные случаи, когда окажется необходимым использовать американские войска не под командованием их главнокомандующего. Об этом я и написал 28 июля ген. Першингу. Он настолько хорошо понял смысл моего письма в отношении фронта во Франции, что 29 июля поделился со мной своим беспокойством по поводу посылки американских подкреплений в Италию и просил меня оставаться в этом вопросе на моей, известной ему точке зрения, сводившейся к «необходимости сосредоточить наши боевые усилия на Западном фронте», к невозможности «отвлечения части американских сил в другой район».
Впрочем, в том же смысле я ответил и военному министру, который спустя некоторое время передал мне просьбу Нуланса об усилении американским контингентом союзных сил, действовавших в Северной России. Высказывая сомнения относительно необходимости увеличения этих сил сверх численности, установленной Высшим военным советом, я добавил, что снимать войска с французского фронта во всяком случае недопустимо.
В данное время я насколько возможно ускорил подготовку к наступлению в Воэвре, попросив 4 августа в моей Ставке в Бонбоне ген. Петэна закончить эту подготовку к концу месяца, а ген. Першинга – поспешить с формированием американской армии, в Воэвре.
9 августа ввиду блестящего развития операций на Сомме надо было как можно скорее перейти в наступление в Воэвре, и мы, чтобы выиграть время, решили на совещании с Петэном и Першингом в Саркюсе, что американская 1‑я армия будет сформирована именно в этом районе, а не как было намечено раньше – в районе р. Эны, где фронт уже стабилизировался. Как мы видим, временно ограничились созданием только одной американской армии.
17 августа Першинг получил директивы для намеченного наступления. Напомнив ему цель наступления – ликвидацию угрозы железной дороге Париж – Аврикур путем уничтожения Сен-Миельского выступа, директивы указывали ему намеченный для достижения рубеж: линию Буксьер-су-Фруамон (в 6 км к северо-востоку от Понт-а-Муссона), Марс-ля-Тур, Парфонрюп, Безонво. Указывался ему порядок проведения операции, которая слагалась из трех наступлений: 1) одного – к востоку от Сен-Миельского выступа, с фронта Лэмениль, Сешпрэ в северном направлении; 2) другого – к северу от выступа, с укрепленного фронта Калон, Одимон в восточном направлении; 3) третьего, обеспечивающего второе слева, – с фронта Шатийон-су-лэ-Кот, Безонво.
В общем требовалось 18–19 дивизий.
Достижение указанного рубежа с избытком обеспечило бы ликвидацию угрозы железной дороге Париж – Аврикур; преследуя свою непосредственную цель, операция в Воэвре имела бы другие последствия: нанесла бы противнику возможно более сильный удар, достигла бы всех результатов, каких можно ожидать от крупной операции, и создала бы удобную исходную базу для последующих наступлений.
Впрочем, ген. Першингу были предоставлены все необходимые средства. По его просьбе, три американские дивизии (33, 78 и 80‑я), выделенные из тех, которыми располагал фельдмаршал Хейг, были переведены из британской зоны в район Мааса. Американская 1‑я армия получила от французской армии некоторое количество дополнительных средств в виде артиллерии, боевых припасов, танков, авиации и т. д. Наконец, ген. Першинг принял командование над французскими силами (тремя корпусами), которые должны были участвовать в американском наступлении.
24 августа главнокомандующий американскими силами приехал в Бонбон и изложил мне общий план и организацию управления войсками для операции в Воэвре. Он также договорился со мной об использовании некоторых американских дивизий в составе союзных армий; так, было решено, что две дивизии (27‑я и 30‑я) останутся в распоряжении Хейга и будут участвовать в операциях в британской зоне, что с 8 сентября еще две дивизии из резерва Першинга (сверх 14 дивизий, предусмотренных для операции в Воэвре) будут готовы к участию либо во французском, либо в американском наступлении, в зависимости от обстановки.
* * *:
Тем временем ввиду успешного развития наступлений, проведенных союзниками с 18 июля, и все усиливающегося расстройства противника я решил, как мы увидим ниже, предпринять то решительное наступление, которое в записке от 24 июля было намечено на конец лета или на осень.
В конце августа ряд наших победоносных операций позволял предвидеть более крупные результаты, чем только ликвидация угрозы железной дороге в районе Комерси путем захвата Сен-Миельского выступа. Мы могли подумать о сражении за Мезьер при том условии, что в нем примут участие все союзные армии и что, в частности, американская армия не увлечется собственным наступлением в другом направлении, которое открылось бы перед ней в случае продолжения ее продвижения в Воэвре. Поэтому 30 августа, информировав утром ген. Петэна об этом новом плане, я поехал в Линьи-ан-Баруа и в тот же день повидался с Першингом. Я объяснил ему в общих чертах намеченный маневр, заключавшийся в сочетании франко-британских атак, предпринятых в направлении на Камбрэ, Сен-Кантен, с франко-американским наступлением на Мезьер по обоим берегам Мааса. Это наступление предполагалось поручить американской армии, расположенной по обе стороны Эны, при поддержке французской 4‑й армии слева и впоследствии французской 2‑й армии справа, усиленных 12–16 американскими дивизиями. Оно должно было начаться между 15 и 20 сентября. Тем временем необходимо было не давать передышки противнику и облегчить отрыв от противника и переброску американских соединений, предназначенных для участия в наступлении на Мезьер. Около 10 сентября должна была последовать операция в Воэвре силами, сокращенными примерно до девяти дивизий, и с ограниченной целью ликвидации угрозы железной дороге Париж – Аврикур, т. е. захвата линии Виньель, Тиокур, Реньевиль. Одним словом, чтобы быть в состоянии организовать наступление на Мезьер, от которого я ожидал крупнейших результатов, я вынужден был придать операции в Воэвре значительно меньший размах, чем я намечал в своей директиве от 17 августа, и просить ген. Першинга предпринять новую операцию.
Прежде чем уехать из Линьи, я оставил Першингу записку, резюмировавшую и уточнявшую вопросы, затронутые во время нашей беседы. Эта записка вызвала со стороны американского главнокомандующего некоторые замечания, которые он изложил мне в своем письме от 31 августа.
Чтобы устранить все затруднения и избежать потери времени, мы – Першинг, Петэн и я – собрались 2 сентября в моей Ставке. В основу нашей беседы мы положили нижеследующий ответ, который я накануне послал Першингу:
«Моя записка от 30 августа и мои словесные объяснения в тот же день касаются немедленной организации союзниками генерального сражения, которое должно вестись:
1) в определенном направлении;
2) максимальными силами союзников;
3) в кратчайший срок;
4) в наилучших условиях в отношении снабжения, а следовательно, и сообщений.
Чтобы осуществить все эти условия, я наметил для американской армии:
а) операцию под Сен-Миелем, в более или менее сокращенном масштабе;
б) наступление на западном берегу Мааса.
При наступлении на западном берегу Мааса не может быть допущено никаких изменений:
а) в отношении направления;
б) в отношении численности вводимых в дело сил;
в) в отношении сроков.
Если вы считаете, как вы сообщаете мне в своем письме от 31 августа, что не сможете провести операцию под Сен-Миелем предварительно или одновременно, даже если ее масштаб будет сокращен, то я полагаю уместным совсем отказаться от нее.
Во всяком случае, чтобы теперь же и без малейшей потери времени организовать операции к западу от Мааса, я прошу вас завтра в 14 час. встретиться с ген. Петэном и со мной с целью окончательно установить в общих чертах порядок проведения этих операций…»
Во время этого совещания было подсчитано число американских дивизий, могущих участвовать в наступлении, и ген. Першинг признал, что Сен-Миельская операция и наступление на Мезьер нисколько не исключают друг друга при условии, что они будут проведены быстро одна за другой, а для этого должны быть точно рассчитаны во времени.
В этих условиях было решено, что:
1) наступление под Сен-Миелем с ограниченной целью захвата линии Виньель, Тиокур, Реньевиль будет подготовлено так, чтобы оно могло начаться 10 сентября силами 8—10 дивизий;
2) наступление к западу от Мааса будет проведено 20–25 сентября американской армией (12–14 дивизий, не считая освобождающихся после предыдущей операции) между Маасом и Аргонной и поддержано слева наступлением французской 4‑й армии под общим командованием ген. Петэна.
Эти решения были зафиксированы в протоколе, тут же переданном обоим главнокомандующим в ожидании общей директивы, которая была послана им на другой день, 3 сентября.
Таким образом, вопрос о Сен-Миельской операции после только что указанных поправок и переговоров был, наконец, решен. Однако операция была еще отсрочена на 48 часов против назначенного дня ввиду «чрезвычайной сложности передвижений для сосредоточения войск»[76].
12 сентября после четырехчасовой артиллерийской подготовки, в которой участвовало почти 3000 орудий, в 5 час. началась главная атака (американские 4‑й и 1‑й корпуса) с фронта Сенпрэ, Лимэ в направлении на Виньель, Тиокур. Она была проведена с такой силой и решительностью, что противнику нигде не удалось задержать ее. Всюду густые проволочные сети были преодолены, огневые точки охвачены и обойдены, а к вечеру заняты намеченные объекты.
Тем временем вспомогательная атака (американский 3‑й корпус), начавшаяся в 8 час. с фронта Эпарж, развивалась таким же темпом, как и главный удар; продвижение продолжалось весь день, и ночью атакующие достигли Виньель-лэ-Атоншатель, где 13‑го утром была установлена связь между вспомогательной и главной атаками.
Нескольких часов оказалось достаточно, чтобы очистить Сен-Миельский выступ, где противник держался вот уже 4 года и который он теперь не успел полностью эвакуировать, оставив в руках американской 1‑й армии 13 250 пленных и 460 орудий.
Это был блестящий успех, с которым я поспешил поздравить Першинга. Для завершения его американской армии оставалось только в последующие дни – 13, 14 и 13 сентября – расположиться перед новыми позициями, занятыми противником, и немедленно принять прочное оборонительное положение.
Надо было спешно снять с фронта часть ее сил и перебросить их на запад от Мааса.
Глава одиннадцатаяОбщее наступление союзных армий (с 26 сентября по 15 октября)
1. Взятие позиции Гинденбурга
В то время как американская армия подготовляла и проводила в Воэвре операцию, несомненно, очень полезную для дальнейшего развития действий, наступление франко-британских армий между р. Эной и Скарп продолжалось.
Поколебленный прорывом линии Дрокур, Кеан, выгнанный из долины Соммы после потери Перонна, преследуемый по пятам на плато к северу от Суассона, противник, как мы видели, был вынужден отойти к позиции Гинденбурга. Этот отход, начавшийся 2 сентября, продолжался до 9 сентября. Союзники вышли примерно на линию Арле, Маркион, Верман, Тернье, Вайи. На этом огромном фронте они за один месяц продвинулись вперед на глубину от 20 до 50 км.
Теперь им предстояло атаковать грозную оборонительную систему, которую противник соорудил в течение зимы 1916/17 г. на фронте Камбрэ, Сен-Кантэн, Ля-Фер, Сен-Гобен. К северу и к югу продолжением этой полосы служили непрерывно укрепляемые позиции, перед которыми мы были задержаны в конце 1914 г.
Чтобы выбить противника из этой укрепленной полосы, чтобы сломить это препятствие, надо было атаковать его, продолжая и поддерживая наступление наших уже победоносных армий. Но ограничившись этим усилием, мы рисковали наткнуться на все резервы противника, сосредоточенные на направлениях наступления союзных армий и могущие при помощи укреплений сломить наш натиск. Поэтому мы должны были возможно скорее (чтобы использовать расстройство противника) нанести новые удары в новых направлениях. Мы должны были сочетать с уже ведущимися наступлениями, которые надо было продолжать, новые наступления, способные сковать часть сил противника и благодаря своим сходящимся направлениям усилить эффект, уже достигнутый нашими победоносными армиями. В общем надо было расширить фронт нашего наступления, сохранив при этом его общее направление. Эта задача должна была быть возложена на американскую армию справа и на бельгийскую – слева.
Установив, как сказано выше, 2 сентября ход операции с ограниченной целью под Сен-Миелем, мы уже 3 сентября послали британскому, французскому и американскому главнокомандующим директиву, которая направляла главную массу их армий на линию Камбрэ, Сен-Кантен, Мезьер, где они перехватили бы главную германскую рокадную линию. Директива требовала нового мощного американского наступления к западу от Мааса.
«В настоящее время наступление союзников успешно развивается на фронте от р. Скарп до Эны, вынуждая противника к отступлению на всем этом фронте.
Чтобы развить и усилить это наступление, все союзные силы вступают в сражение по сходящимся направлениям и на благоприятных участках фронта.
С этой целью:
1. Британские армии, поддержанные слева французскими армиями, продолжают наступление в общем направлении на Камбрэ, Сен-Кантен.
2. В это время французский центр продолжает свои операции и отбрасывает противника за Эну и р. Элет.
3. Американская армия проведет следующие операции:
а) Намеченное наступление в Воэвре с ограниченной целью – овладение линией Виньель, Тиокур, Реньевиль для ликвидации угрозы железной дороге Париж – Аврикур и создания удобной исходной базы для дальнейших операций.
Это наступление должно начаться как можно скорее, не позднее 10 сентября, чтобы не дать противнику никакой передышки.
б) Наступление в общем направлении на Мезьер, насколько возможно мощное и энергичное, обеспеченное с востока Маасом, а слева поддержанное наступлением французской 4‑й армии.
Это последнее наступление должно быть организовано с предельной быстротой, так чтобы оно могло начаться самое позднее между 20 и 25 сентября.
Оно будет иметь целью прежде всего боями по обе стороны Аргонны отбросить противника на линию Стенэ, Ля-Шен, Атиньи, а затем выйти в район Мезьера, заходя в то же время с востока, чтобы сломить сопротивление противника на Эне.
Его последовательные этапы отмечены рубежами:
1. Дэн, Гранпрэ, Шальранж, Сом-Пи.
2. Стенэ, Ля-Шен, Атиньи».
Давая эти общие указания, я тем не менее требовал от британских армий энергичного непосредственного удара против линии Гинденбурга. Так, 8 сентября я писал Хейгу, прося его «немедленно приступить к подготовке наступления с целью захвата этой линии и дальнейшего продвижения за нее в направлении на указанные объекты (Валансьен, Солем, Ле-Като, Васиньи). Важно застигнуть там противника как можно менее укрепившимся, для чего надо начать это наступление без промедления».
Чтобы предельно расширить район операций, я на другой день, 9 сентября, поехал в Ля-Пон, резиденцию бельгийского короля. Мы констатировали, что расстройство и истощение противника, а также сосредоточение его сил во Франции создают исключительно благоприятную обстановку, для того чтобы разбить его в Бельгии и отвоевать провинцию к северу от р. Лис. Мы рассмотрели в общих чертах операции, которые должна была предпринять с этой целью бельгийская армия при поддержке британских и французских.
Когда король Альберт вполне стал на мою точку зрения и дал свое принципиальное согласие на намеченные операции, я отправился в Кассель. Там на совещании с фельдмаршалом Хейгом, ген. Плюмером и ген. – лейт. Жиленом я в подробностях изложил вышеуказанный проект, и мы выработали соответствующий план. План предусматривал первым делом обеспечение исходного рубежа путем захвата линии: Клеркенский гребень, Хоутхульский лес, Пасхендаэльский гребень, высоты Гелюеельт, Зандворде, Коминский канал. Намечено было затем решительно двинуться оттуда, с одной стороны, на Брюгге, чтобы освободить бельгийское побережье, а с другой – в направлении на Тиельт и Гент. Первая операция требовала 9 бельгийских и 2 британских дивизий. Во второй должны были участвовать вся бельгийская армия, британская 2‑я армия, 3 французские пехотные и 3 кавалерийские дивизии.
По окончании совещания я передал участникам его записку, в которой были зафиксированы принятые решения.
Само собой разумеется, что ген. Петэн был в курсе этих предположений, а также моего намерения в случае необходимости обратиться для их осуществления к ген. Дегуту.
Когда утром 11 сентября бельгийский король приехал в Бон-бон, я попросил его принять командование не только над бельгийской армией, но и над французскими и британскими силами, которые будут собраны для этих операций. Он выразил согласие и просил составить соответствующий приказ о его назначении. Он также просил о прикомандировании к нему французского генерала. Назначенный ген. Дегут немедленно принял должность начальника штаба союзной Фландрской армии под командованием короля Альберта. Об этих решениях было сообщено Жилену, Хейгу и Петэну. В то же время я просил всех строжайше сохранить намеченные операции в тайне.
Фельдмаршал Хейг хорошо понял мой замысел. На мое письмо от 8 сентября он ответил 14‑го, что намеревается в ближайшем будущем начать организованное наступление между Берманом и Гузокуром для захвата оборонительного сооружения противника к западу от Сен-Кантенского канала и р. Шельды и, таким образом, подвести британскую армию на дистанцию атаки позиции Гинденбурга.
Чтобы облегчить эту операцию, я приказал ген. Дебенэ поддержать своим левым флангом правый фланг британской 4‑й армии, что впредь и должно было быть его главной и постоянной задачей: «В наступающий период времени левый фланг французской 1‑й армии должен все время поддерживать правый фланг британской 4‑й армии, сохраняя с ним тесную связь…»
Итак, 18 сентября британская 4‑я армия, поддержанная левым флангом французской 1‑й армии и правым флангом британской 3‑й армии, с успехом атаковала немцев на фронте Ольнон, Френуа-ле-Пти, Аржикур, Лампир, Гузокур. Она захватила все намеченные объекты, более 10 000 пленных и 150 орудий, а главное – она находилась теперь на дистанции атаки от позиции Гинденбурга. Это было тем более важно, что Хейг намеревался наносить главный удар по этой позиции на участке между Сен-Кантеном и Камбрэ.
Подготовка удара началась немедленно. 22 сентября Хейг отдал приказы для общего наступления на позицию Гинденбурга своим 1, 3 и 4‑й армиям и, хотя еще не сообщал своим подчиненным о дне начала операции, он наметил ее примерно на 25 сентября.
Ген. Петэну было сообщено о намерениях британского главного командования и предложено без малейшего промедления усилить французскую 1‑ю армию, особенно артиллерией. Для этого ему было предписано щедро выделять необходимые силы из центра резервной группы армий, где «в настоящее время не предвидится никаких крупных операций». Петэну было нетрудно исполнить это требование, так как, благодаря операциям, проведенным за последние два месяца, фронт резервной группы армий значительно сократился, – настолько, что в первой половине сентября две армии из группы, 6‑я и 3‑я, были выведены в резерв.
Пока происходило сосредоточение союзных сил, предназначенных для пробития бреши в германской твердыне, я, чтобы по возможности замаскировать подготовку и отвлечь внимание противника от грозы, собиравшейся над его головой на нашем левом фланге, совершил с 19 по 22 сентября инспекторскую поездку по Лотарингскому и Вогезскому фронтам. Я побывал в Шомоне, в Сен-Миеле, в Нанси, в Люре, в Масво и в Бельфоре, рекогносцируя передовые позиции и предписывая немедленно выработать планы крупных атак в этих районах, а также произвести подготовительные передвижения для этих атак.
Затем, вернувшись в Бонбон в мою Ставку и договорившись с главнокомандующими, я окончательно установил сроки, в которые должно было развернуться общее наступление от Мааса до Северного моря:
26 сентября – франко-американское наступление между р. Сюип и Маасом.
27 сентября – наступление британских 1‑й и 3‑й армий в общем направлении на Камбрэ.
28 сентября – наступление фландрской группы армий под командованием бельгийского короля, между морем и р. Лис.
29 сентября – наступление британской 4‑й армии, поддержанной французской 1‑й армией, в направлении на Бюзиньи.
2. Франко-американское наступление между р. Сюип и Маасом
В план этого наступления входили:
1. Операция «В»[77], предпринимаемая между Маасом и Аргон-ной американской 1‑й армией в общем направлении на Бюзанси, Стонн.
2. Операция «С», проводимая французской 4‑й армией между р. Эной и Сюип, имея осью дорогу Шалон, Мезьер.
Смешанный франко-американский отряд должен был действовать на правом берегу Эны, обеспечивая связь между обеими операциями.
С другой стороны, ген. Петэн решил удлинить к западу фронт наступления центральной группы армий операцией «Д», которая должна была быть проведена 5‑й армией «для захвата позиции Реймсских фортов и Шампаньских высот и развития на фланге первых успехов 4‑й армии».
Начало операций «В» и «С» было назначено на 26 сентября, а операция «Д» должна была быть подготовлена к полудню 28 сентября.
Наконец, чтобы использовать возможный успех последней операции и выбить противника со Шмен-де-Дам, где он мог укрепиться, 10‑я армия получила распоряжение «подготовить наступление своей правофланговой группы в направлении на Шавиньон и Мальмезон».
Итак, франко-американская операция была организована с таким расчетом, чтобы в зависимости от обстановки ее можно было расширить от Мааса до р. Элет. Эти отлично составленные приказы удовлетворили меня, за исключением ограничения, заранее наложенного на продвижение обеих армий. Они имели целью наилучшим образом обеспечить взаимодействие, но таили в себе опасность для развития успеха. Их осуществление могло подорвать порыв, который, наоборот, надо было поддерживать во чтобы то ни стало и в первую очередь. Отсюда моя записка от 25 сентября:
«Характер и значение операции, предпринимаемой 26 сентября, требуют немедленного использования всех достигнутых преимуществ; прорыв линии сопротивления должен быть немедленно же развит на возможно большую глубину, для чего надо избежать всякой паузы. В частности, продвижение американской 1‑й армии между Маасом и французской 4‑й армией, а также численность американской армии обеспечивают последнюю от всякого риска; поэтому нужно, чтобы она без дополнительных указаний, по инициативе своего командующего, продолжала свое продвижение возможно дальше вперед.
Поэтому главной заботой американской армии должно быть возможно более глубокое и быстрое развитие своего успеха в направлении на Бюзанеи.
Французская 4‑я армия своим продвижением к р. Эне в районе Ретеля, проведенным столь же быстро, решительно и инициативно, будет обеспечивать американскую армию. Она должна во всяком случае поддерживать связь с нею, но отнюдь не замедлять движения этой армии, которое остается решающим.
Таким образом, не может быть и речи об указании этим двум армиям фронтов, дальше которых они не должны выдвигаться, так как подобное ограничение может помешать им полностью использовать благоприятную обстановку и подорвать порыв, который прежде всего необходимо поддерживать.
При создавшейся обстановке в первую очередь важно развивать ударную силу союзных армий.
Главнокомандующий союзными армиями рассчитывает на решимость и инициативу каждой из этих армий.
Главнокомандующий Северными и Северо-восточными армиями благоволит обратиться к армиям с соответствующим призывом».
За этой запиской последовала другая, от 27‑го, о принципах, которыми в данной обстановке должны были руководиться начальники всех степеней при принятии решений:
«При той обстановке, в которой мы сейчас находимся, внезапность и масштаб атак, предпринимаемых нами против противника, заставляют его спешно поддерживать свои войска, занимающие атакованные участки, и не позволяют ему ни сосредоточить вполне боеспособные войска, могущие провести планомерную операцию, ни собрать достаточные силы артиллерии и пехоты на заранее оборудованной позиции сколько-нибудь значительного протяжения, в итоге не давая ему возможности организовать сражение крупного масштаба, даже оборонительное.
Следовательно, если мы не дадим противнику времени собраться с силами, мы повсюду будем встречать только дезорганизацию, перемешанные части или, по меньшей мере, импровизацию в использовании сил.
Конечно, при отходе противник может опираться на большое число пулеметов или прикрываться ими. Но их недостаточно для создания прочной оборонительной системы, и их действия можно во всяком случае парировать, в частности, маневрируя мелкими частями.
При таких условиях атакующие войска должны сразу же добиваться прорыва, организуя для этого ударные группы (из пехоты и артиллерии), предназначенные для продвижения на объекты, обладание которыми обеспечит потрясение фронта противника.
Поэтому следует:
– в корпусах – выбирать и назначать отдаленные важные объекты;
– в дивизиях – выбирать промежуточные объекты;
– в частях (полках, батальонах) – точно и быстро охватывать и обходить пункты, на которых они частично задержаны, особенно пулеметами.
В настоящее время исход сражений зависит от решимости командиров корпусов, от инициативы и энергии командиров дивизий.
Сражение снова решается большей активностью командования и выносливостью войск».
Союзное наступление (операции «В» и «С»), начатое 26 сентября в 5 ч. 30 м. американской 1‑й армией, в 5 ч. 25 м. – французской 4‑й армией, после сильнейшей артиллерийской подготовки на первых порах дало ощутительные результаты между Маасом и р. Сюип. На всем фронте наступления первая позиция противника была захвачена, а в некоторых пунктах пройдена; в среднем наши войска продвинулись вперед на 3–4 км.
Чтобы следить на месте за развитием операций, я после полудня 26‑го расположился на командном пункте в замке Труа-Фонтэн (к северу от Сен-Дизье). Я оставался там и 27‑го, а затем ездил к ген. Петэну, временно расположившемуся в Нетанкуре, и в штаб ген. Гуро в Шалон-Сент-Меми.
27 и 28 сентября сопротивление противника одновременно усилилось и стало более активным. Вскоре 4‑я армия натолкнулась на оборонительные сооружения, устроенные немцами в долине р. Пи, тогда как американская 1‑я армия, стесненная фланкирующим огнем из района Аргонны, оказалась задержанной на линии Апремона.
Однако 29 сентября французской 4‑й армии, сосредоточившей свои усилия в центре, удалось охватить линию р. Пи и отбросить противника на вторую позицию, устроенную между Сом-Пи и Монтуа. Но американская 1‑я армия, скучившаяся в узком коридоре между Маасом и Аргонной, встретившая перед собой сильное сопротивление, опиравшееся на труднопроходимую, пересеченную местность, задержанная в своем продвижении фланкирующим огнем одновременно из Аргонны и с восточного берега Мааса, продолжала топтаться на месте. Ее командование думало преодолеть затруднения, увеличив свои силы в первой линии; но от этого затруднения только возросли, и вскоре все тылы и пути подвоза армии оказались совершенно забитыми. Чтобы выйти из этого положения, я, по соглашению с ген. Петэном, решил снять с американской полосы наступления несколько дивизий и использовать их частью к востоку от Мааса, частью к западу от Аргонны. Во избежание потери времени они должны были быть введены в состав находившихся на месте французских корпусов. Затем ген. Першинг должен был принять командование над франко-американскими силами, действующими на обоих берегах Мааса, тогда как командующий новой французской армией (2‑й армией) принял бы командование над союзными силами, действующими по обе стороны Аргонны.
Ген. Вейгану было поручено сообщить об этих мероприятиях ген. Першингу, который в целом согласился с ними, но отказался от введения новой французской армии в район Аргонны. Чтобы удовлетворить его, я согласился сохранить существующее положение в этом отношении «при условии, что американские атаки возобновятся немедленно и, раз возобновившись, будут продолжаться без остановки…».
В то время как американская 1‑я армия восстанавливала порядок в своих частях, прежде чем возобновить операции в направлении на Мезьер, французская 4‑я армия участвовала своим центром и правым флангом в атаках 5‑й армии, имевших целью захват Шампаньских высот и Реймсского массива (операция «Д»). 30 сентября 5‑я армия внезапно атаковала между р. Вель и Эной и отбросила немцев, несмотря на их сильное сопротивление. Продолжая 1 октября свое наступление, она добилась еще более важных результатов, чем накануне, вынудив противника перейти обратно на восточный берег канала Эна – Марна от Берри-о-Бак до Невилет, причем захватила 2500 пленных и около 30 орудий. В то же время 4‑я армия при поддержке американской 2‑й дивизии атаковала и захватила сильную германскую позицию на высотах к югу от Орфея, овладела такими прочными опорными пунктами, как Нотр-Дам-де-Шан и Блан-Мон, и взяла более 18 000 пленных и 200 орудий (1 и 3 октября).
Этот двойной успех не замедлил принести плоды. 5, 6 и 7 октября немцы отошли на широком фронте к северо-востоку от Реймса и расположились за р. Сюип и линией р. Арн.
4 сентября американская 1‑я армия возобновила наступление. Ее левый фланг и центр, продвигаясь вдоль Аргонны, достигли Апремона, Эгзермона и Жена. Ее правый фланг, задерживаемый фланкирующим огнем с высот на восточном берегу Мааса, продвинулся очень незначительно. Было совершенно необходимо ликвидировать эти фланкирующие батареи путем захвата высокого берега Мааса от Дэн-сюр-Мез до Данвиллера. С 8 по 10 октября французской 17‑й корпус, поддержанный двумя американскими дивизиями (33‑й и 39‑й), начал операции на правом берегу Мааса и после жестоких боев утвердился на линии Сиври-сюр-Мез, Бомон.
Как ни ценны были результаты франко-американского наступления, они все же были «ниже того, чего можно было ожидать, учитывая, что противник скован на всем фронте и только в некоторых пунктах оказывает сопротивление потрепанными, разнородными, наспех собранными частями, к тому же в районе, в котором все оборонительные сооружения противника были уже захвачены». Вследствие отсутствия достаточного руководства завязавшееся сражение носило несколько несвязный характер. Командование, находившееся слишком далеко от поля сражения, «не вело его с полной энергией, обеспечивая осуществление своих замыслов».
Поэтому ген. Петэну было предложено дать высшему командованию (группами армий и армиями) директивы, «чтобы обеспечить в нынешней фазе маневренной войны личное руководство сражением на месте в определенные дни. Первейшая задача командования по-прежнему заключается в том, чтобы воодушевлять, увлекать, бодрствовать, проверять».
Отдавая эти директивы, Петэн снова указал объекты наступления:
– 4‑й армии двигаться прямо на Эну в направлении на Ретель;
– 5‑й армии наступать в направлении на Нешатель, Суас-сон, чтобы облегчить движение 10‑й армии на Лаон.
Наступление возобновилось 8 октября. В то время как американская 1‑я армия, освободив Аргонну, подошла к южным выходам из Гранпрэ и овладела высотами Романь и Кюнель, французская 4‑я армия, атаковавшая крупными силами в направлении на Коруа, Майю, утвердилась на северном берегу р. Арн и на высотах Монтуа. Слева от нее 5‑я армия с боем овладела переправой через р. Сюип между Агилькуром и Сент-Этьеном, между тем как к северу от Эны 10‑я армия, перейдя в свою очередь в наступление, форсировала р. Элет и вышла на высоты вокруг Серни-ан-Лануа и Жюминьи.
Это грозное продвижение нанесло противнику чувствительный удар. 11, 12 и 13 октября он оказался вынужденным провести крупное отступательное движение на всем фронте между Эной в районе Вузье и Уазой в районе Ля-Фер и отойти на сильно укрепленную позицию (позиции Хундинга и Брунхильды), оборудованную на линии Ля-Фер, Креси-сюр-Серр, Сисон, Шато-Порсьен и в долине Эны ниже Гранпрэ.
15 октября франко-американские армии подошли вплотную к этой позиции и немедленно приняли необходимые меры для атаки.
3. Франко-британское наступление против фронта Камбрэ, Сен-Кантен
27 сентября британские 1‑я и 3‑я армии (ген. Хорн и Бинг) двинулись вперед в направлении на Камбрэ и на рассвете атаковали германские позиции между р. Сансе и Виллер-Гисленом. Перейдя через Северный канал, они блестящим ударом овладели знаменитыми опорными пунктами Маркион, Бурлон, Флескьер и продвинулись на 6 км в расположение противника, захватив более 8000 пленных и более 100 орудий. 28 сентября они продолжали наступление, взяли Фонтэн-Нотр-Дам и Маркуэн, переправились через Шельду, к северу от этого последнего пункта, а на следующий день, 29‑го, подошли к самым воротам Камбрэ. Весь участок позиции Гинденбурга в полосе наступления был в их руках.
На этот блестящий успех британская 4‑я армия (Ролинсона) ответила южнее не меньшим успехом. 29 сентября она в свою очередь атаковала позицию Гинденбурга между Вандюилем и Ольноном, захватила ее первые линии и, решительно двинувшись в направлении на Боэн (Bohain), перешла через Сен-Кантенский канал между Баликуром и Ляокуром.
Справа от нее французская 1‑я армия (ген. Дебенэ) атаковала к югу от Сен-Кантена и в ожесточенных боях овладела опорным пунктом Серизи.
Франко-британское наступление продолжалось с ожесточением и в следующие дни. 3 октября, в то время как британские армии, продвигаясь вдоль Шельды выше Маньера, достигли окраин Ле-Катлэ и линии высот к востоку от Сен-Кантенского канала, французская 1‑я армия, расширив свой фронт наступления к северу от Сен-Кантена, перешла через канал в районе Трокуа, охватила Сен-Кантен с севера и юга и снова заняла этот город.
Оставалось только захватить последние редюиты позиции Гинденбурга в этом районе. 5 октября последовала атака. Британская 4‑я армия, переправившись через Шельду между Кревкером и Ле-Катлэ, овладела плато Боревуар, Монбреэн и этим успехом завершила в своей полосе наступления захват знаменитой позиции Гинденбурга. Зато справа от нее французская 1‑я армия, по-прежнему имевшая основной задачей поддержать во что бы то ни стало правый фланг британской армии, наткнулась на очень энергичное сопротивление к востоку и северо-востоку от Сен-Кантена. Возобновив свои атаки в следующие дни, она овладела Ледэном (6 октября) и продвинулась на Фонтэен-Ютерт. 8‑го она взяла этот последний пункт и охватила с фланга германские оборонительные сооружения к северо-востоку от Сен-Кантена. Вскоре, благодаря продвижению британской 4‑й армии, она пожала плоды своей настойчивости.
В тот день, когда позиция Гинденбурга оказалась целиком в руках британской армии, фельдмаршал Хейг отдал распоряжение о немедленном развитии успеха и о том, чтобы быстрым продвижением не дать противнику времени прочно устроиться на своем втором тыловом рубеже – позиции Хундинга, которая к югу от Камбрэ подходила к позиции Гинденбурга ближе, чем на всем остальном фронте.
Поэтому Хейг приказал своим 3‑й и 4‑й армиям, по-прежнему прикрытым справа французской 1‑й армией, провести 8 октября общее наступление в направлении на Боэн, Бюзиньи и захватить высоты к югу от Камбрэ. В дальнейшем британская 1‑я армия должна была попытаться форсировать Шельду севернее этого города в районе Рамийи.
Во исполнение этих распоряжений наступление английских 3‑й и 4‑й армий было с полным успехом проведено 8 октября между Камбрэ и Секеаром; одним ударом была захвачена вся позиция Хундинга на намеченном фронте. Армия Дебенэ, захватив, как мы видели выше, плато Фонтэн-Ютерт, продолжила и поддержала действия англичан. 9 октября британская 1‑я армия в свою очередь форсировала Шельду в Рамини и южнее.
Этот успех, дополнив успехи предыдущих дней, нанес немцам глубокий удар и вынудил их к отходу на широком фронте между р. Сансе и Уазой. Следуя по пятам противника, авангарды союзников вышли 12 октября на берег р. Сель между Аспром и ле-Като, на западную опушку леса Андиньи и на северный берег Уазы выше Верно.
Таким образом, они на своем левом фланге подошли вплотную к третьей тыловой позиции противника, устроенной примерно на линии Бушей, Ля-Капель, Ле-Като, Ирсон, Мезьер, а на правом – к участку позиции Хундинга, проходившему по западному берегу Уазы между Мон д’Ориньи и устьем р. Серр.
4. Наступление фландрской группы армий к северу от р. Лис
Формирование фландрской группы армий, решенное, как мы видели, 11 сентября, было проведено с величайшей быстротой. Времени у нас было в обрез. Если бы осенняя непогода застала нас еще в стадии подготовки в низменных районах Фландрии, опустошенных войной, было бы почти невозможно вывести бельгийскую армию из этого района. Эту армию пришлось бы перебросить с левого берега Изера, превращающегося осенью в море грязи, на правый берег, который за 4 года сражений и артиллерийской стрельбы превратился почти в сплошное болото и который плохая погода сделала бы безусловно непроходимым.
Обеспечив фландрскую группу армий командованием в лице короля бельгийского и ген. Дегута с его штабом, пришлось дать ей необходимые силы для выполнения задачи, возложенной на нее согласно общему плану союзного наступления. Кроме бельгийской армии, в состав ее вошли британская 2‑я армия (Плюмера) и французские 2‑й кавалерийский корпус и два армейских корпуса (7‑й и 34‑й). Чтобы обеспечить их необходимой материальной частью, имуществом связи и транспортными средствами, пришлось обратиться к английской армии, к французской армии и даже к парижскому военному губернаторству. Британский военно-морской флот со своей стороны обеспечил круглосуточную помощь авиационной группой.
Я настоял, чтобы все эти средства, предоставленные в распоряжение бельгийского короля, были использованы с самого начала, чтобы сразу же добиться крупных результатов. С этой целью я просил фельдмаршала Хейга подействовать на ген. Плюмера и, во избежание всяких ложных толкований, совершенно определенно указать, что вся британская 2‑я армия будет с первого же дня находиться в распоряжении своего командующего. Ее атаки, направленные к северо-востоку от Коминского канала, должны были иметь целью возможно скорее достигнуть Зандворде и Крюйсекке.
При таких условиях в 5 ч. 30 м. 28 сентября после трехчасовой артиллерийской подготовки началось наступление фландрской группы армий между Диксмюд и р. Лис. Оно сразу же имело большой успех; была полностью захвачена первая германская позиция и взята часть второй.
На следующее утро я был во Фландрии. Я повидался с ген. Плюмером в Касселе, с королем Альбертом в Ля-Пане, с ген. – лейт. Жиленом в Хоутхеме. Я просил их быстро продвинуться на Рулер и Туру. Впрочем, недостатка в наступательном порыве не было. 29 сентября был занят Диксмюд; весь Пасхендаэльский гребень и сильная позиция Мессин, Витсхаэте оказались во власти союзников. За два дня у противника было взято почти 10 000 пленных и 200 орудий.
30‑го продвижение продолжалось, но из-за плохой погоды оно сильно замедлилось. Тем не менее британская 2‑я армия подошла к Менэну и вышла на левый берег р. Лис от Варнетона до Бервика.
После незначительного продвижения 1 и 2 октября было решено остановиться, чтобы, восстановив тыловые сообщения, организовать новое мощное наступление.
Здесь сказались трудности, вытекающие из характера местности. Войскам пришлось продвигаться по грунту, изрытому воронками от снарядов, наполненными водой. Войска вышли на твердый грунт, но позади во многих местах на правом берегу Изера дороги стали непроходимыми. Оказалось невозможным исправить их насыпкой земли, так как соседние участки представляли собой сплошное болото. В некоторых полосах снабжение войск как продовольствием, так и огнеприпасами было приостановлено. Мы были вынуждены первым делом перебросить продовольствие на самолетах. Чтобы сделать возможным движение транспорта, надо было прежде всего исправить пути сообщения. Это требовало в некоторых местах постройки нескольких километров дорог из сплошных досчатых настилов на сваях.
Однако результаты нашего бесспорного успеха во Фландрии уже давали себя знать. Угрожаемые одновременно наступлением фландрской группы армий к северу от р. Лис и английских армий к югу от р. Сансе, немцы начали новый отход перед фронтом английской 5‑й армии (ген. Бэрдвуда), которая действовала справа от британской 2‑й армии и находилась в связи с 1‑й армией.
2 октября были вновь заняты Ля-Бассэ и Ланс; 3‑го – Ар-мантьер. 4‑го авангарды ген. Бэрдвуда дошли до железной дороги Армантьер, Ланс и канала р. От-Дель, где они связались с авангардом ген. Хорна, левый фланг которого также продвигался вслед за отступающим противником.
Неустойчивость положения немцев, поколебленного нашими победоносными ударами с 18 июля, распространившись на Фландрию, не позволила противнику восстановить свою оборону. Этот благоприятный для наших армий фактор должен был сохраниться и усиливаться при условии, что мы немедленно используем его и не дадим противнику времени оправиться. Это казалось тем более несомненным, что, по полученным сведениям, немцы после Дуэ не имели в Бельгии ни одного прочного тылового рубежа. Поэтому в своих письмах от 6 и 9 октября я настаивал на том, чтобы фландрская группа армий как можно скорее восстановила свои коммуникации для возобновления наступления.
«Поражение, понесенное противником на английском фронте, – говорилось во втором письме, – а также развитие наших атак на франко-американском фронте создают исключительно благоприятную обстановку для продолжения наступления в Бельгии.
При этой обстановке особенно важно, чтобы вы поспешили с наступлением, а для этого вы должны насколько возможно ускорить подготовку…»
Однако, несмотря на добрую волю всех, фландрская группа армий смогла подготовиться к возобновлению наступления только к 14 октября. Но в этот день, имея войска уже в районах, не опустошенных войной, обеспечив себе сообщения, она могла продолжать сражение и, получив мощные средства усиления, при всякой погоде развивать свое наступление, пока сопротивление противника не будет окончательно сломлено.
Глава двенадцатаяПроблемы численности, военной промышленности и сообщений осенью 1918 г
Сможем ли мы поддерживать это непрерывное и с каждым днем все возраставшее усилие, которое союзные армии развивали с июля? Этот серьезный вопрос осенью 1918 т. стоял перед главным командованием и правительствами Антанты и охватывал пополнение личным составом, снабжение огнеприпасами и военным имуществом, восстановление путей сообщения на отвоеванных территориях.
Важно отметить, что от правильного и своевременного разрешения этих задач зависела возможность для союзных армий развивать успехи и добиться окончательной победы путем безостановочного наступления. Задержка же в удовлетворении потребностей действующей армии могла сделать бесплодной часть их успеха и впоследствии потребовать от них кровопролитных и мощных усилий, так как противник успел бы оправиться.
Недостаточно было указать 24 июля план наших операций. Надо было также подготовить средства для их обеспечения.
1. Личный состав
С 1 июля по 15 сентября французская армия потеряла 7000 офицеров и около 272 000 рядовых. В начале октября в большинстве дивизий был некомплект от 1000 до 2500 человек в каждой; все имевшиеся пополнения были уже зачислены в части, а в ближайшие недели положение еще ухудшилось, так как к потерям от огня противника присоединилось выделение некоторого количества личного состава в тыл для исправления путей.
Однако мы оставили прежнее число дивизий и старались покрыть временный некомплект, проводя различные паллиативные меры внутри самих дивизий и реорганизуя воинские части. Так, например, ген. Петэну пришлось уменьшить штатный состав учебной группы дивизии, сократить до 175 человек численность пехотной роты и приказать командующему танковыми частями аналогичным образом урегулировать недостаток танков и личного состава.
Большие затруднения встречало также пополнение конским составом. Конский запас во Франции был почти исчерпан, и нам пришлось с сентября ввозить из Америки ежемесячно более 10 000 лошадей, что поглощало часть тоннажа, предназначенного для перевозки американских войск, а кроме того, требовало довольно больших сроков. Чтобы выйти из создавшегося положения, ген. Петэн был вынужден принять некоторые временные меры, например, подписать командованию выводить вперед только число дивизионов и батарей, соответствующее числу имеющихся запряжек, или упразднить по одному орудию на батарею в различных частях артиллерии конной тяги.
Британская армия потеряла с 1 июля по 15 сентября 7700 офицеров и 166 000 рядовых и, подобно французской армии, не могла пополнить некомплект.
Лондонское правительство, склонное придавать авиации и танкам, быть может, слишком большое значение в отношении ко всем вооруженным силам, было готово расформировать несколько пехотных дивизий. На конференции, состоявшейся 7 октября в Версале под председательством Ллойд Джорджа, я вынужден был выступить против этого намерения и добился того, что число британских дивизий было оставлено без изменения, хотя для этого пришлось бы временно сократить их состав. Я также посоветовал ген. – лейт. Вилсону заменить свежими британскими дивизиями, находившимися в Италии, усталые дивизии во Франции, которые могли бы закончить свое пополнение и восстановление по ту сторону Альп (в Италии. – Ред.)
Итальянский 2‑й корпус после атак, которым он подвергся летом на французском фронте, имел некомплект в 13 000 человек, и итальянское правительство желало, чтобы его восстановление было компенсировано возвращением в Италию всех рабочих, работавших во Франции в силу соглашения от 13 января 1918 г.
К счастью, Клемансо добился передачи вопроса об этой репатриации на обсуждение заинтересованных главнокомандующих. Мне удалось убедить ген. Диаца, что возврат всех итальянских рабочих причинит французским армиям величайший ущерб, и было решено, что будет послано обратно за Альпы только 4000 из этих рабочих. Кроме того, чтобы оправдать оставление во Франции итальянской рабочей силы, ген. Петэну было предложено установить строгую организацию и контроль труда, «обеспечивающие рациональное и полное использование рабочих рук, которыми он располагал».
В конце концов итальянский 2‑й корпус был укомплектован как некоторым количеством этих рабочих, так и пополнениями, прибывшими из Италии.
Американская армия сама имела некомплект, который 10 октября составлял до 90 000 человек на 30 дивизии, действовавших на фронте. Правда, этот некомплект был только временным, так как перевозки из Америки во Францию продолжались очень интенсивно, но в данный момент он мог несколько затруднить намеченные операции. Поэтому ген. Першинг счел своим долгом осведомить меня об этом некомплекте и спросил, не следовало ли бы мне изменить мои решения. Разумеется, я целиком сохранил установленный план наступлений.
Другая трудность состояла в снабжении американской армии лошадьми, которые в большом числе требовались для организации ее дивизий. Необходимость перевозить в первую очередь пехотинцев и пулеметчиков заставила отсрочить посылку из Соединенных Штатов лошадей, необходимых, главным образом, для артиллерийских частей. Правда, закупки лошадей в Испании и выделение некоторого количества их из французского и английского конского запаса позволили удовлетворить ближайшие потребности, но на доставку лошадей из Америки можно было рассчитывать только с сентября, что, как мы говорили выше по поводу французской армии, влекло за собой некоторые неудобства.
По этим отдельным данным можно судить об усилиях главного командования и штабов осенью 1918 г., необходимых для пополнения численного состава союзных армий. Если эту задачу и не удалось разрешить полностью, все же импровизированные мероприятия, к которым прибегли, всегда подсказывались мне двумя требованиями: не допустить замедления темпа операции и во что бы то ни стало сохранить число союзных дивизий.
2. Огнеприпасы и вооружение
Хотя снабжение боевыми припасами не представляло таких затруднений, как пополнение личным составом, все же оно внушало некоторое беспокойство.
К концу июля министр вооружения Лушер указал мне, что французские армии ежедневно расходуют в среднем 280 000 – 75‑мм снарядов, тогда как производится их только 220 000; поэтому он должен был покрывать разницу из запасов. В августе положение стало даже критическим ввиду задержки с отправкой из Америки во Францию стали для 75‑мм снарядов, и мне пришлось просить ген. Першинга настоять перед своим правительством на ускорении этой отправки.
Со своей стороны, ген. Петэл несколько раз и очень энергично предписывал своим подчиненным строго контролировать расход боевых припасов.
Кризис был полностью изжит только в октябре, когда Соединенные Штаты смогли посылать во Францию готовые снаряды.
От французской военной промышленности также потребовались напряженные усилия для постройки и ремонта многочисленных машин, необходимых для боя: орудий, самолетов, танков и т. д. В этой области нам приходилось удовлетворять не только наши собственные потребности, но и в значительной степени потребности американской армии, которую промышленность Соединенных Штатов еще не была в состоянии снабжать всей необходимой материальной частью. Я часто принимал в своей Ставке ответственных лиц, занимавшихся этими вопросами: Клемансо, Лушера, Тардье, ген. Буржуа, Ле-Рона и других. Я беседовал с ними о ходе работ или производства как во Франции, так и в Америке, о поставках американцам, о металле, который надо было затребовать в обмен у Соединенных Штатов, о необходимых закупках в Англии и т. д.
Чтобы уменьшить импорт угля и тем увеличить свободный тоннаж, мне пришлось, по просьбе Лушера, обратиться к Хейгу, прося его, чтобы британская армия уступила 4000 военнопленных для работы на шахтах Центральной Франции. Но Хейг не смог выполнить эту просьбу.
3. Пути сообщений
Известно, в каком состоянии систематического опустошения, отступая под нашими ударами, немцы оставляли территорию. Многие из этих разрушений отнюдь не оправдывались военной необходимостью, а объяснялись только той «радостью вредить» (Schadenfreude), которую наш противник возвел в догмат и использовал как средство борьбы.
Правда, 6 сентября я просил Клемансо довести до сведения противника, что он должен «под угрозой самой строгой ответственности и самых суровых репрессалий прекратить этот варварский образ действий», но разрушения продолжались в Северной Франции и в Бельгии вплоть до заключения перемирия.
Наряду с этими ничем не оправдываемыми разрушениями другие, вполне отвечающие военной необходимости, как разрушения на путях сообщений – железных дорогах, водных путях, очень задерживали наступление союзных армий. Восстановление этих путей сообщений было одной из важнейших задач, которые главному командованию и штабам пришлось разрешать осенью 1918 г. Оно потребовало активного руководства, опытного личного состава и большого количества технического имущества.
В августе 1918 г. управление этими службами было реорганизовано и придано главному командованию союзными армиями. Оно возглавлялось французским генералом[78] и имело основной задачей обеспечивать общие потребности союзных армий в отношении их снабжения и их сообщений, в особенности на отвоеванных у противника территориях; отсюда его название: «Главное управление сообщений и снабжения действующей армии».
Набор личного состава, необходимого для восстановления и эксплуатации путей сообщений, разрушенных противником, встретил серьезные затруднения. Несмотря на недостаток личного состава, от которого уже страдали армии, им пришлось выделить значительное количество рабочих-специалистов. Показывая пример, французская армия, со своей стороны, выделила для обслуживания железных дорог 100 000 человек. Для набора остальных пришлось прибегнуть ко всем возможным источникам: к репатриированным пленным из Германии, к рабочим, замененным на заводах военнопленными, к гражданским заключенным и т. д. Одно время даже Бельгия выделила личный состав службы эксплуатации для Северной Франции.
Что же касается материалов, необходимых для восстановления железных дорог, то их заказали либо французской, либо английской или американской промышленности. Так, из Соединенных Штатов поступало по 70 000 т рельсов в месяц, что позволяло восстанавливать примерно 200 км пути. Большая часть машин ремонтировалась министерством вооружений.
Наконец, мне пришлось обратить внимание на организацию службы портов и службы морского транспорта на освобожденном бельгийском побережье и дать по этому вопросу директивы ген. Дегуту.
Приведенный краткий очерк проблемы численности, военного материала и сообщений не имеет другой цели, как показать, насколько эта проблема влияла на развитие операций осенью 1918 г., каковы были в общих чертах размеры этой проблемы, встреченные затруднения, приложенные усилия.
Глава тринадцатаяОбщее наступление союзных армий (с 15 октября по 11 ноября 1918 г.)
При своем общем движении вперед на фронте в 350 км, простиравшемся от Северного моря до Уазы, союзные армии, брошенные каждая по своему направлению, должны были встретить позиции противника, более или менее оборудованные, занятые более или менее крупными силами, способными оказать сопротивление, которое трудно было оценить заранее, разве только по характеру местности на каждом из этих направлений и по величине продвижения, оказавшегося возможным на каждом из них. Местность понижалась и становилась более ровной от правого фланга союзных армий к левому, от высоких берегов Мааса к обширным, сравнительно легко проходимым равнинам Фландрии. Там именно в прошлом, до Ватерлоо, решались судьбы Европы.
К северу от Уазы нам было легче всего сосредоточить и использовать превосходство сил. В настоящее время это превосходство заключалось, главным образом, в более многочисленной и лучше питаемой, чем у противника, материальной части. Об этом свидетельствовало значительное продвижение британских армий в этом районе. Нам надо было развивать его. Впрочем, ввиду сходящихся направлений наших ударов, удары, успешно нанесенные на каком-либо участке оборонительной системы противника, должны были отражаться и на соседних участках, приводя их к падению посредством охвата, даже если бы они и были способны к сопротивлению.
Поэтому 10 октября я ориентировал в этом смысле фельдмаршала и вместе с тем предписал ген. Петэну усилить французскую 1‑ю армию, наступавшую справа от англичан.
«Сегодня, 10 октября, наши успехи развиваются на трех направлениях:
1) на бельгийском направлении;
2) в направлении на Солем, Васиньи;
3) в направлении на Эну, Маас.
Самым выгодным является, благодаря успеху британских армий, направление на Солем, Васиньи. Поэтому успех на этом направлении следует развивать возможно большими силами, чтобы наряду с продвижением на Моне, Авен, осуществить два маневра:
а) Маневр, согласованный с операцией в Бельгии, с целью освобождения района Лиля; его будут проводить британские силы между Шельдой и Самброй в северо-восточном направлении.
Чтобы дать британским армиям возможность расширить фронт своих атак к северу, граница между полосами наступления британских и французских армий продолжается по общей линии: к югу от Васиньи, к югу от Авен…
б) Маневр, согласованный с наступлением на Эне, Маасе, для охвата линии р. Серр; он проводится французской 1‑й армией.
Поэтому первые же свободные французские силы должны быть приданы 1‑й армии, чтобы позволить ей провести этот маневр. Силы, освободившиеся впоследствии, будут использованы для подкрепления наступления либо в Бельгии либо на Эне и Маасе».
15 октября между Уазой и Аргонной франко-американские армии, нацеленные на Мезьер, подошли вплотную к сильной германской позиции (позициям Хундинга и Брунхильды), проходившей примерно по линии Ля-Фер, Креси-сюр-Серр, Сисон, Шато-Порсьен, Вузье, Гранпрэ.
К северу от Уазы британские армии, наступавшие на Мон, Авен, вышли в тот же день на фронт Васиньи, Ле-Като, Солем, Дуэ. Таким образом, они охватили с юга район г. Лиля, которому фландрская группа армий, со своей стороны, угрожала с севера между р. Лис и морем.
14 октября фландрская группа армий, избавившись от забот о своих коммуникациях и вышедшая на местность с твердым грунтом, еще не опустошенную, возобновила наступление между Царреном и Вервиком в очень благоприятных условиях. Для поддержки наступления ей были приданы две «обстрелянные» американские дивизии. Кроме того, чтобы обеспечить организацию командования соответственно увеличению французских сил во Фландрии, во главе 6‑й армии был поставлен ген. Буасуди, тогда как на ген. Дегута было возложено общее ведение всех операций под высшим руководством бельгийского короля.
Усиленная таким образом, фландрская группа армий, безостановочно продолжая свое продвижение в направлении на Туру, Куртрэ и Менэн, быстро захватила пространство. Овладев 14 октября Хоогледе, Рулером и Моорзееле, она 15‑го миновала Кортемарк, подошла к воротам Куртрэ, вступила в Менэн и Вервик. 16‑го в ее руки попали Туру, Лихтервельде, Ардуа, Изегем.
Тогда противник не выдержал. Он очистил все бельгийское побережье, а с ним позиции своих бронированных батарей и свои базы подводных лодок, откуда он целыми месяцами и годами угрожал Англии и ее сообщениям с Францией.
17 октября бельгийская армия снова заняла Остенде, 19‑го – Бланкенберге и Зеебрюгге; 19‑го она дошла до голландской границы и Шипдонского канала, а король Альберт торжественно вступил в освобожденный Брюгге.
Фландрская группа армий выполнила задачу, которую главнокомандующий союзными армиями возложил на нее пять недель назад: «Разбить противника в Бельгии и отвоевать провинцию к северу от р. Лис».
22 октября я сам приехал поздравить победителей и, обратившись к ним с новым призывом, просил их немедля продолжать движение вперед, в то же время приводя в порядок свои части, восстанавливая тыловые сообщения и реорганизуя тыловые службы, в особенности портовую службу и морской транспорт, на освобожденном побережье Бельгии.
Во время этого наступления фландрской группы армий между Северным морем и р. Лис правофланговая группа британских армий, согласно намеченному плану, продолжала свои атаки в направлении на Васиньи, Солем. 17 октября британская 4‑я армия овладела Ле-Като, несмотря на очень сильное сопротивление противника. 18‑го и 19‑го, захватив Васиньи и лес Андиньи, она отбросила немцев на восточный берег канала Самбра – Уаза, а затем, выдвинувшись левым флангом на тот берег р. Сель во взаимодействии с британской 3‑й армией, овладела Солемом (20 октября) и продвинулась до окраин Ландреси и опушек Мормальского леса (24 октября).
Левее ее английская 3‑я армия, очистив от противника район к югу от р. Сансе, форсировала р. Экайон и подошла к воротам Ле-Кенуа и Валансьена (24 и 26 октября).
В то время как таким образом развивался двойной маневр, предпринятый на севере, на левом фланге – фландрской группой, а на правом – левофланговой британской армией, центр, образованный британскими 1‑й и 5‑й армиями, нажимая на противника с фронта, окончательно принудил его к общему отходу. Отход начался 17 октября на фронте между р. Лис и Скарп и продолжался десять дней. 17 октября были снова заняты Лиль и Дуэ, 18‑го – Туркуэн и Рубэ, 19‑го – Маршьен и Бушей, 20‑го – Денэн, 21‑го – Сент-Атан. 27‑го англичане вышли на левый берег Шельды от Турнэ до Валансьена.
Со своей стороны, правофланговые соединения фландрской группы армий, снова брошенные вперед, переправились через р. Лис между Куртрэ и железной дорогой Рулер, Оденард. 19 октября они овладели Куртрэ и немедленно двинулись дальше в направлении на Шельду, которой они достигли между Авальгемом и Турнэ (20–26 октября).
Используя этот успех, левый фланг и центр фландрской группы армий 31 октября снова перешли в наступление и за четыре дня боев в свою очередь отбросили противника на правый берег Шельды.
Таким образом, маневр, предписанный моей директивой от 10 октября, развивался севернее Уазы в самых благоприятных условиях.
Поэтому я уже 19 октября смог направить действия армий в этой части поля сражения на новые цели, по-прежнему продвигая правофланговые армии к их общей цели – Мезьеру.
Итак, я приказал:
«Чтобы использовать приобретенные преимущества, союзные армии действуют следующим образом:
1. Фландрской группе армий наступать в общем направлении на Брюссель; ее правому флангу двигаться на Аль, подойдя к Шельде в Пеке, к Дендеру в Лессине.
Во время этого движения форсирование крупных водных преград: Шельды, Дендера… сочетать, в случае надобности, с фланговыми действиями в обход этих линий, проводимыми британскими армиями.
2. Британским армиям (5, 1, 3, 4‑й) наступать южнее линии Пек, Лессин, Аль, направляясь правым флангом через Фруадшапель и Филиппвиль на Ажимон (к северу от Живэ).
Задачей британских армий остается – отбросить противника в труднопроходимый массив Арденн, где они перережут его главную рокадную линию, и в то же время содействовать продвижению фландрской группы армий, облегчая ей форсирование главных водных преград – Шельды, Дендера…
Сами они будут поддержаны французской 1‑й армией.
3. Французским армиям (1, 10, 5, 4‑й) и американской 1‑й армии действовать к югу от вышеуказанной линии.
Их задачи:
Французской 1‑й армии – поддерживать наступление британских армий, наступая в направлении Ля-Капель, Шимэ, Живэ, и правым флангом обойти противника, оказывающего сопротивление на линии р. Серр, Сисон.
Французским 5‑й и 4‑й армиям и американской 1‑й армии – выйти в район Мезьера, Седана и Мааса, овладев линией Эны посредством маневра обоих флангов: левого (французской 5‑й армии) – в направлении на Шомон-Порсьен, правого (французской 4‑й и американской 1‑й армий) – в направлении на Бюзанси, Ле-Шен».
Итак, французская 1‑я армия должна была продолжать выполнять свою задачу по поддержке британских армий и в то же время охватывать своим правым флангом противника, оказывающего сопротивление на линии р. Серр, Сисон. Рассмотрим теперь эту вторую часть задачи в общих рамках франко-американского наступления, начавшегося между Уазой и Маасом.
С 18 по 26 октября, наступая в связи с британским правым флангом и используя его продвижение на Васиньи, французская 1‑я армия захватила окопы позиции Хундинга, находившиеся между Уазой у Мон д’Ориньи и р. Серр выше Асси. В то время как этим успехом она начала осуществление охвата линии р. Серр и Эны, 10‑я армия атаковала правее ее к северо-востоку от Лаона, захватила Верней-сюр-Серр и Нотр-Дам-де-Льес и перешла через осушительный канал между Велем и Пьерпоном.
Под этим двойным нажимом немцы днем 27‑го очистили широкую полосу местности между Гизом на Уазе и Креси-сюр-Серр.
В то же время французская 5‑я армия, выполняя полученные распоряжения, атаковала к западу от Шомон-Порсьена, и 25‑го днем ей удалось вместе с высотами Банонь-Рекувранс захватить последний участок позиции Хундинга, еще остававшийся в немецких руках между Сен-Кантеном и Эной.
Таким образом, в конце октября маневр, предписанный 10 октября левому крылу французских армий для захвата линии Эны, развивался вполне успешно.
Как же в это время обстояло деда с маневром правого крыла – французской 4‑й и американской 1‑й армий?
В середине октября, после трех недель ожесточенной борьбы, стоившей больших потерь, американская 1‑я армия достигла своим левым флангом дефиле у Гранпрэ, а своим центром – высот Романь-ля-Монфокон.
Движение с юга на север по Аргонне, несомненно, представляло для американских штабов большие затруднения. Большая часть дорог в этом районе проходит с запада на восток, а пересеченный характер местности не позволяет легко создавать новые сообщения. Отсюда – разнообразные трудности, встреченные при снабжении участвовавших в сражении многочисленных американских войск; между тем необходимо было поддерживать их рвение и питать их мощные усилия.
Вместо того чтобы установить французское руководство, которое благодаря своему опыту могло сгладить некоторые затруднения, я счел, что наилучшим способом облегчить американцам их задачу будет – положиться на инициативу самого американского командования, а для этого установить, как с французским, британским и бельгийским главнокомандующими, непосредственные сношения между союзным главным командованием и главнокомандующим американскими армиями ген. Першингом; из американских войск 1‑я армия действовала на фронте Аргонна, Маас, а 2‑я – в Воэвре, не говоря о других американских войсках, распределенных по другим участкам фронта.
Чтобы увеличить усилие, которое требовалось от американских армий, я, не колеблясь, расширил права американского командования. Оно получило полную самостоятельность, а для обеспечения согласованности операций в Аргонне и Шампани и тесного сочетания ударов, на ген. Мэтра, командовавшего в этом районе французской центральной группой армий, была возложена координация действий французских войск на правом фланге его группы с действиями американской 1‑й армии.
Однако замедление темпа операций в Аргонне было иначе истолковано некоторыми кругами, не так хорошо отдававшими себе отчет в трудностях, с которыми встречается командование при управлении современными массовыми армиями. Так, 21 октября под впечатлением «топтанья на месте» американской армии Клемансо написал мне нижеследующее письмо, имевшее в виду не более не менее как смену американского главнокомандующего:
«Я со дня на день откладываю разговор с вами о кризисе американской армии. И это не потому, что я могу сообщить вам что-нибудь относительно положения дел, которое вы, конечно, знаете лучше, чем кто-либо другой, так как в качестве главнокомандующего союзными армиями вам первому неизбежно приходится страдать от него. Мы слишком часто и слишком долго беседовали с вами об использовании американских войск, чтобы теперь даже кратко возвращаться к этому вопросу.
Вам пришлось на месте наблюдать осуществление желаний ген. Першинга, который благодаря своему непреодолимому упрямству восторжествовал над вами и над вашими непосредственными подчиненными. Обзор этих фактов мог бы привести только к тщетным сожалениям.
Вы ведете бой, и потому вспоминать о прошлых событиях и сказанных словах здесь неуместно. Речь идет исключительно о завязавшемся грандиозном сражении, которое вы сумели повести так, что выдвинулись сами в первый ряд великих полководцев.
Я думаю исключительно о предпринятой на сегодняшний день операции в надежде доставить вам военные средства, которые позволят вам блестяще завершить ряд славных подвигов, с которыми навеки будет связано ваше имя.
По конституции я являюсь главой французской армии.
Интересы этой армии слишком очевидно требуют однородности организации всех соединений, подчиненных вам.
С моей стороны было бы преступлением допустить, чтобы армия без конца истощалась в боях, и не сделать всего, чтобы союзная армия, поспешившая к ней на помощь, была в состоянии выполнить возложенную на нее оперативную задачу.
Французская и британская армии вот уже три месяца без устали ведут ежедневные бои, неизбежно истощающие их, и это в то время, когда немедленное пополнение их личным составом невозможно. Эти армии опрокидывают противника натиском, которому удивляется весь мир, а наши добрые американские союзники, горящие желанием драться и единогласно признанные отличными солдатами, после первого скачка топчутся на месте и, несмотря на большие потери, не могут захватить местность, назначенную им в качестве объекта. Никто не может сказать, что эти отличные войска нельзя использовать, но они не используются.
Не надо быть специалистом, чтобы понять, что неподвижность вашего правого крыла не могла входить в ваши намерения, и, несмотря на другие вполне благоприятные условия, мы упустили преимущество известных движений, которые не могли быть осуществлены из-за недостатка организации. Мне известны все усилия, которые вам пришлось приложить, чтобы побороть сопротивление со стороны ген. Першинга; именно потому, что вы не упустили ни одного из средств убеждения, я не могу уклониться от обязанности задать себе вопрос, не пришло ли теперь, после неудачи безрезультатных переговоров, время изменить образ действий.
Когда ген. Першинг отказался исполнить ваши распоряжения, вы могли обратиться к президенту Вилсону. По причинам, которые вы считали основанными на высших соображениях, вы отсрочили это решение конфликта, опасаясь того влияния, которое оно могло оказать на события и размеры которого вам трудно было рассчитать заранее.
Я позволил себе не согласиться с вашим мнением. Вы имели право думать, что я слишком поспешно рекомендую радикальное разрешение задачи. Вы захотели продлить испытание.
Однако теперь, когда я узнал, что вы взяли в свои руки непосредственное командование войсками ген. Першинга, я не могу удержаться от мысли, что это испытание должно быть последним из тех, которые нами пережиты. Я от души желаю, чтобы оно оказалось удачным, что может случиться, если сам чудесным образом удастся совместить управление частной армией с руководством всеми союзными армиями по общему плану.
Мне кажется, что нам потребуется не очень много времени, чтобы прийти к окончательному выводу по этому вопросу. Если ген. Першинг согласится, наконец, повиноваться, если он примет условия квалифицированных советников, присутствие которых при себе он допускал лишь для того, чтобы отвергать их советы, я буду рад.
Но если эта новая попытка примирить две противополоок-ные точки зрения не приведет к ожидаемым вами счастливым результатам, я вынужден сказать, что, по-моему, никаких отсрочек больше не должно быть. Тогда, несомненно, придет время открыть президенту Вилсону правду, всю правду относительно положения американских войск. Эту правду ни вы, ни я не имеем права скрывать от него.
Президент Соединенных Штатов неоднократно заявлял, что он готов следовать вашему совету во всех вопросах военного порядка. Он, несомненно, оценит по достоинству и ваше долготерпение и окончательное решение, которое вы вынуждены будете принять.
Разделяете ли вы мое мнение или держитесь противоположного, – вы должны признать, что так дальше продолжаться не может. Вот почему я был бы счастлив, если бы вы сочли возможным дать мне ответ в ближайшем будущем.
Если я счел своим долгом поделиться с вами этими замечаниями, то только потому, что в этом деле на французское правительство и на конституционного главу французской армии ложится не менее непосредственная ответственность, чем на вас. Вы не истолкуете ложно воодушевляющих меня чувств и воздадите должное моим намерениям, как и я воздаю должное вашим.
Клемансо».
Полнее оценивая затруднения, испытываемые американской армией, я не мог согласиться на решение, которое имел в виду Клемансо. Не входя по этому поводу в дискуссию с председателем совета министров, я просто остался при своем решении и 23‑го ответил ему:
«На 20 октября американские дивизии были распределены следующим образом:
Боеспособные пехотные дивизии
Как показывает эта таблица, из 30 боеспособных дивизий 10 распределены между союзными армиями (французскими и британскими), 20 находятся под командой ген. Першинга и составляют самостоятельную американскую армию.
Я рассчитываю сохранить эти две части, которые носят различный характер и существование которых представляется мне по ряду причин необходимым.
Я рассчитываю также изменять это распределение в зависимости от обстановки, увеличивая число 10, уменьшая число 20, когда подготовляемые операции позволят это.
Такими мерами я думаю уменьшить слабость главного командования лучше, чем приказами, которые я, конечно, мог бы отдавать ему, но исполнения которых оно может оказаться не в состоянии добиться, так как для этого ему нужны были бы опытные командиры корпусов, дивизий и штабов. Впрочем, такие кризисы обычно переживают все импровизированные армии, причем на первых порах боеспособность их сильно понижается.
Однако нельзя отрицать усилия, сделанного американской армией. После наступления под Сен-Миелем 12 сентября она 26‑го атаковала в Аргонне. С 26 сентября по 20 октября она потеряла от огня противника 54 158 человек ради, правда, незначительного выигрыша на узком фронте, но на особенно труднопроходимой местности и преодолевая серьезное сопротивление противника».
Однако в то же время, чтобы по возможности ускорить возобновление комбинированного наступления французской 4‑й армии и американской 1‑й, а также чтобы облегчить их продвижение, я издал 21 октября директиву, в которой наряду с объектами, подлежащими достижению, указывав приемы их достижения.
«Чтобы обеспечить тесное взаимодействие американской 1‑й и французской 4‑й армий, необходимо заметить следующее.
Общая цель комбинированных действий американской 1‑й армии и правофланговой группы французской 4‑й армии заключается в выходе в район Бюзанси (американская 1‑я армия), Ле-Шен (французская 4‑я армия), чтобы охватить линию Эны с востока.
Операции, проведенные до сих пор этими армиями в районе Олизи, Гранпрэ и к северу от Сен-Жювена, в результате полностью обеспечили связь между ними через дефиле у Гранпрэ и дают американской армии возможность выйти из лесистого района, стеснявшего ее действия.
Теперь, когда достигнут этот первый необходимый результат, комбинированное наступление этих армий должно иметь целью достижение намеченных объектов: Бюзанси, Ле-Шена в обход лесистого массива Аргонны с запада и с востока путем более широких операций, не растрачивая сил в дорогостоящих и малопроизводительных лесных боях.
Для этого нужно:
1. Чтобы американская армия без малейшей задержки организовала и провела мощное наступление в направлении на Бу-о-Буа, Бюзанси, лес Ля-Фоли, воспользовавшись захваченным ею широким выходом к северу от леса Лож и от Романь и не втягиваясь в лесные бои в Аргонне и в районе-Бантвиля.
Только наступление такого крупного масштаба позволит ей достигнуть намеченной цели.
2. Чтобы французская 4‑я армия, только поддерживая связь с американской армией через Гранпрэ, быстро перешла в наступление крупными силами через Вузье на Катр-Шан и через Ванди, Терон и севернее на Але, а также на Ле-Шен, решительно расширяя фронт своего наступления.
Обращаю внимание командующего американской армией и командующего центральной группой армий на вышеизложенные директивы, имеющие целью одновременно расширить действия каждой армии в отдельности и обеспечить согласованность их усилий для достижения намеченных объектов.
Им предлагается сообщить о мерах, которые они намереваются принять каждый со своей стороны для выполнения этих директив, а также об установленных ими соглашениях для достижения взаимодействия».
Таким образом, должно было возобновиться расширенное франко-американское наступление по обе стороны Аргонны на укрепленной, относительно легко проходимой местности.
Оперативные планы, составленные во французской 4‑й армии и в американской 1‑й армии во исполнение этой директивы, не вполне соответствовали задуманному мною маневру. В указанных ими приемах сказывалось отсутствие гибкости, могущее затормозить быстрое развитие достигнутого успеха. В них проявлялся метод наступления, основанный на достижении последовательных рубежей, заранее указанных на карте, что свидетельствовало о чрезмерной заботе о поддержании равнения.
Не таким, по моему мнению, должен был быть темп, придаваемый операциям в том положении, в котором мы очутились, так как:
«…Крупных результатов, как те, которых мы добиваемся в настоящий период войны, при усиливающемся с каждым днем истощении противника, можно ожидать только от быстрого и возможно более глубокого продвижения.
Войска, брошенные в наступление, должны знать только свое направление наступления. На этом направлении они продвигаются вперед так далеко, как только могут, атакуя и обходя противника, оказывающего сопротивление, нисколько не заботясь о равнении, причем самые передовые части действуют в интересах тех, которые временно задержаны. Таким образом, они действуют не против рубежей, заранее намеченных на местности, но против противника, которого они не выпускают, раз вцепившись в него».
Разделяя в принципе эту точку зрения в отношении «направлений развития успеха, на которых надо дерзко продвигаться вперед, без оглядки и без всякой заботы о равнении», ген. Петэн не считал возможным обойтись на практике без назначения промежуточных рубежей достижения. По его мнению, «идет ли речь о прорыве укрепленной полосы или о наступлении по неукрепленной местности, все равно этот прием обязателен, так как всегда необходимо против обороняющегося противника распределять усилия в зависимости: 1) от опоры, которую противник находит или, по-видимому, должен найти в тех или других оборонительных сооружениях, в тех или других неровностях местности, 2) от возможности использования огня артиллерии и пехоты».
Но 1 ноября он отдал своим войскам директиву, примирявшую обе точки зрения.
«Указание последовательных рубежей наступления, – писал он в ней, – никогда не должно задерживать порыва атакующих войск и уменьшать шансы возможно более глубокого продвижения…
Из этого следует, что такое указание, вообще говоря, оправдывается только в период прорыва через укрепления противника.
Как только начинается преследование, главным фактором успеха становится скорость, и главной заботой начальника должна быть мысль о направлении. Вцепившись в противника, нельзя отпускать его…
В это время каждая часть должна знать только направление развития успеха, которое ей было указано и на котором чрезвычайно важно смело продвигаться вперед, не равняясь по соседям…»
Таким образом, взгляды главнокомандующего союзными армиями и главнокомандующего французскими армиями полностью совпадали.
Во всяком случае важно было как можно скорее приступать к действиям. Поэтому союзное главное командование настаивало перед ген. Першингом на ускорении начала его наступления к западу от Мааса:
«Чрезвычайно важно, – писало оно ему 27 октября, – чтобы американская 1‑я армия могла начать свои операции в условленный день, т. е. 1 ноября, и затем продолжать их до достижения крупных и верных результатов.
Поэтому я предписываю, чтобы атаки, которые будут предприняты американской 1‑й армией, развивались и продолжались безостановочно до тех пор, пока эта армия не овладеет дорогой Бу-о-Буа, Бюзанси и районом восточнее ее и не обеспечит занятия этого района, как первый результат».
Этим атакам должны были способствовать повторные операции, предпринимавшиеся с 13 октября французской 4‑й армией к востоку от Вузье и обеспечившие ей занятие предмостного плацдарма на правом берегу Эны между Ванди и Фалезом, что позволяло ей теперь для облегчения задачи американской армии привлечь на себя значительную часть германских войск, устроившихся для обороны в Аргонне.
При таких условиях 1 ноября началось американское наступление, которое с самого начала увенчалось блестящим успехом и привело в тот же день к захвату позиций противника до дороги Бюзанси, Стенэ, в то время как слева французская 4‑я армия расширила район, занятый ею к востоку от Эны.
Немедленно было предписано без задержки развивать достигнутые результаты и продолжать комбинированную франко-американскую операцию в направлении на Седан, Мезьер.
Впрочем, поколебленный противник не замедлил отступить между Эной и Маасом. 2 ноября попали в наши руки Круа-о-Буа, Бюзанси, Виллер-деван-Дэн, Дулькон. 3‑го была освобождена вся северная часть Аргонны, были заняты Бельвальские высоты и левый берег Мааса до Дэна. 4 ноября франко-американское наступление продолжалось за Стенэ и Ле-Шен, наши войска проникли в лесистый район к югу от Бомона и продвинулись вдоль Мааса почти до Стенэ.
Я горячо поздравил ген. Першинга с очень важными результатами, достигнутыми «благодаря доблести командования, энергии и мужеству войск», и просил его продолжать свои операции «в направлении на Маас в районе Базей и выше по течению» и теперь же по возможности развивать их на правом берегу этой реки.
За несколько дней до этого, ввиду отзыва из Франции австрийских дивизий, в результате перемирия, заключенного с Австрией, Першингу было предложено провести наличными силами американской 2‑й армии «частные операции, достаточно энергичные для того, чтобы добыть разведывательные данные о противнике и развить всякий достигнутый частный успех».
В самом деле, что же происходило к востоку от Мааса?
Мы видели выше, что с 8 по 10 октября французский 17‑й корпус, усиленный двумя американскими дивизиями (33‑й и 29‑й), расширил на правом берегу Мааса наступление, предпринятое на левом берегу главными силами американской армии, и после жестоких боев достиг линии Сиври-сюр-Мез, Бомон.
Продолжая операции в последующие дни, он наткнулся на все усиливающееся сопротивление противника; материальные средства, которыми он располагал, были недостаточны для того, чтобы сломить препятствия, задерживавшие его продвижение. С каждым днем он выигрывал все более скромное пространство. По-видимому, противник решил во что бы то ни стало удержать правый берег Мааса – предположение, тем более правдоподобное, что в этом заключалась единственная для него возможность прикрыть и обеспечить отход разбитых армий своего правого крыла и центра.
Чтобы подорвать эту решимость, выйдя в тыл его обороне на Маасе, союзное главное командование сочло, что пришло время атаковать по обе стороны Мозеля, в общем направлении на Лонгви, Люксембург, с одной стороны, и на Саар – с другой.
«Эти атаки будут иметь тем больше шансов на начальный успех, чем скорее они начнутся, так как в данное время противник имеет на фронте 127 дивизий к западу от Мааса и только 32 – к востоку от него.
Они будут иметь еще больше данных на успешное завершение, так как противник вскоре лишится своей главной рокадной линии через Мезьер и Седан.
Следовательно, было бы выгодно использовать французские силы, которые освободятся, благодаря сокращению нашего фронта, на тех участках Лотарингского фронта к западу и востоку от Мааса, где наши средства и характер местности допускают немедленные действия, а также разработать вопрос об участии в этих операциях американских войск, которые окажутся свободными или будут выделены, когда продвижение на левом берегу Мааса позволит использовать эти силы на новом направлении».
Это решение наступать в районе Мозеля казалось тем более обоснованным, что подсчет, недавно произведенный разведывательным отделом штаба французского главнокомандующего, показал как диспропорцию между численностью германских сил по ту и другую стороны Арденн, так и невозможность для германского Верховного командования восстановить равновесие между этими силами после того дня, когда оно будет лишено возможности пользоваться железной дорогой Ирсон – Мезьер.
Вышеуказанное решение не должно было явиться неожиданным для исполнителей, которым в этой давно уже стабилизировавшейся части фронта должно было быть поручено осуществление этого решения, так как они были подготовлены к возможности движения вперед.
Я лично говорил об этом с командующим 8‑й армией (ген. Жераром) 20 сентября во время моей поездки к восточной группе армии, а со своей стороны, ген. Петэн у нее больше месяца назад приказал ген. Кастельно разработать план подготовки наступления на фронте этой группы.
Поэтому планы операций были составлены очень быстро.
Уже 21 октября главнокомандующий французски, ми армиями представил свои предположения относительно общей организации наступлений, намеченных в Лотарингии. Этот проект, очень разумно обоснованный, представлял, однако, то неудобство, что в общем не допускал быстрого исполнения. В частности, операция, намеченная к западу от Мозеля, потребовала, по целому ряду причин, сроков, несовместимых с необходимостью немедленно использовать благоприятное положение, созданное слабостью противника и недостатком у него резервов в этом районе. Наоборот, к востоку от Мозеля условия представлялись более благоприятными, и поэтому мы решили использовать наличные силы первым делом с этой стороны, но уже без промедления.
Итак, временно отказавшись от операции на Люксембург, мы сократили размах первоначального плана, все же стремясь, даже сравнительно ограниченными силами, достигнуть важных результатов… «в военном отношении, – захватив ценой небольших потерь всю глубину оборудованной оборонительной полосы, существующей уже 4 года, путем возможно более широкого использования успеха; в моральном отношении, – сделав первый шаг на территорию, которую противник считал своей собственной и которую мы должны были отвоевать у него».
При таких условиях ген. Петэну было предложено подготовить наступление, которое, начавшись с фронта Номени-Арракур и прикрытое в сторону Меца, должно было вестись в общем направлении на Сент-Аволь, Саарбрюкен. 25 октября Петэн донес, что наступление может состояться около 13 ноября, и сообщил о мерах, намеченных им, чтобы выделить необходимые для наступления крупные соединения.
27‑го он дал командующему Восточной группой армий ген. Кастельно директиву, устанавливавшую цель, объекты наступления и силы, назначенные для его проведения. Проведение наступления возлагалось на две армии: 8‑ю (ген. Жерара), уже находившуюся на месте, и 10‑ю (ген. Манжена), которую предстояло снять с фронта Эны, перевезти на Восточный фронт и расположить между американской 2‑й армией и французской 8‑й армией. В этих операциях, которые по распоряжению Петэна должны были развиваться «не как атака укрепленной линии на непрерывном фронте, а как маневр», приняли бы участие 20 дивизий (из них 4–5 американских), 10–12 полков полевой артиллерии, 180–200 тяжелых батарей, три полка легких танков и две группы средних танков, кавалерийский корпус и воздушная дивизия.
С другой стороны, главнокомандующий французскими армиями просил о предоставлении ему «некоторого числа американских дивизий». Впрочем, он в самом благоприятном случае мог рассчитывать на участие 6–8 американских дивизий, не считая прикрытия в сторону Меца, которое должна была обеспечивать американская 2‑я армия.
30 октября ген. Кастельно отдал свои распоряжения. Возлагая аналогичную задачу по прорыву и развитию успеха на 10‑ю и 8‑ю армии, из которых одна должна была действовать к северу от леса Гремсэ и высоты Дельм, а другая – к югу от леса Безанж, он предполагал, что силы обеих армий будут примерно равны. Главное командование внесло в эти предположения некоторые поправки, так как условия развития успеха были гораздо более благоприятными в 10‑й армии; поэтому, а также принимая во внимание, что ей придется обеспечить себя на важном Мецском направлении, следовало придать ей большую часть имеющихся сил и средств.
5 ноября ген. Петэн передал эти замечания командующему Восточной группой армий, предлагая ему внести соответствующие поправки в его первоначальные распоряжения, что и было сделано на следующий день.
Тем временем шло сосредоточение союзных сил в Лотарингии, и 6 ноября прибыли на место ген. Манжен и его штаб.
Несмотря на выраженное ген. Петэном желание получить 10–12 американских дивизий (4 – для образования заслона против Меца в интересах 10‑й армии, 6–8 – для самого наступления), нельзя было рассчитывать на такое широкое участие американцев. К тому же, добавляли в ответе ему, «безусловно важно начать наступление в Лотарингии как можно скорее, полагая, что численность сил имеет меньшее значение, чем время начала действий».
Вместе с тем мы всячески старались предоставить в распоряжение ген. Петэна возможно большее число американских соединений. Так, мы выделили некоторые силы из американской 1‑й армии, сократив фронт этой армии немедленно по прибытии ее на Маас. Я также написал ген. Першингу, прося о предоставлении 6 дивизий его резерва, а несколько дней спустя я снова, с целью успокоить его, написал ему:
«…Командующий французской 10‑й армией, которому будут подчинены эти дивизии, примет меры к тому, чтобы использовать их по возможности на своем левом фланге, а я, со своей стороны, отдам распоряжение о том, чтобы они вскоре были снова подчинены американскому командованию… На сегодняшний день важнее всего быстрота действий. Вот почему я снова настаиваю на этом перед вами».
В то же время я просил главнокомандующего польской армией ген. И. Галлера об участии в ближайших наступательных операциях 1‑й польской дивизии, которая после пребывания на спокойном участке фронта была способна принять активное участие в сражении.
Таким образом, благодаря общей активности, удалось в короткий срок провести организацию наступления в Лотарингии. Оно должно было начаться 14 ноября с «28 пехотными дивизиями, 3 кавалерийскими дивизиями, поддержанными крупной массой артиллерии и примерно 600 танков»[79]. Это было наступление на фронте 30 км в дополнение к фронту в 350 км, на котором уже велось победоносное сражение. Наступление должно было быть предпринято в новом направлении, где оно не могло встретить крупных сил противника. Следовательно, была надежда на блестящее начало, на быстрый захват пространства глубиной в несколько десятков километров. После этого наступление, несомненно, наткнулось бы на разрушения, которые, впрочем, задерживали и продвижение других армий. Этот удар являлся дополнением к их ударам, расширял, усиливал эти удары, не изменяя их характера. Но это было движение к Рейну, в направлении на Берлин, еще раз подтвержденное для всех союзных армий концентричностью повторных и с каждым днем усиливавшихся ударов. Такое движение по этому пути не могло не принести к окончательному решению войны.
Во всяком случае в начале ноября перед левым крылом союзных армий вставала препятствием линия Шельды ниже Валансьена и вплоть до Гента, тогда как в Шампани часть их центра должна была натолкнуться на сильные оборонительные сооружения на р. Серр.
Развивая на левом берегу Мааса операции, предпринятые американской 1‑й армией и французской 4‑й армией, мы охватили бы линию р. Серр с востока. Мы обошли бы ее с запада, продвигая французскую 1‑ю армию и британский правый фланг к северу от Уазы. При этом последнем продвижении мы одновременно обошли бы с юга линию Шельды, тогда как фландрская группа армий должна была атаковать ее на севере, впереди Гента. Таким образом, оставалось только усилить операции этих группировок.
В предвидении важных событий, которые должны были развернуться на севере, я 18 октября перевел свой штаб из Бонбона в Санлис.
Мы предполагали развивать движение союзных армий непрерывно, в указанной выше последовательности. Так закончилась остановка, которую мы вынуждены были сделать в конце октября.
С 1 по 5 ноября американская 1‑я и французская 4‑я армии непрерывными атаками на широком фронте с успехом развивали свой охватывающий маневр и 5 ноября вышли примерно на линию Ле-Шен, Бомон, Стенэ.
Точно так же правофланговая группа англичан, поддержанная армией ген. Дебенэ, продвинулась в направлении на Авен, Филиппвиль.
Благодаря этому двойному удару мы 5 и 6 ноября овладели линией р. Серр.
Для этого пришлось снова договориться с фельдмаршалом Хейгом. Так как мы просили его особенно усилить продвижение его правого фланга, он стремился снова получить в свое распоряжение британскую 2‑ю армию, которая была временно придана фландрской группе армий и которая могла бы образовать его левое крыло, давая ему таким образом возможность перераспределить свои силы. Я без труда доказал ему, что для того, чтобы поддержать желательный темп продвижения фландрской группы армий, надо было оставить британскую армию в ее теперешнем составе, пока она не отвоюет Бельгию до Шельды.
Действительно, после того как 1 ноября фландрская группа армий вышла на Шельду выше Гента, британская 2‑я армия снова перешла с 4 ноября в непосредственное подчинение Хейгу. Отсюда моя записка от 2 ноября:
«После ряда удачных действий фландрская группа армий только что достигла р. Шельды выше Гента.
Так как теперь основной маневр, имеющий целью ликвидировать оборону Шельды, должен быть проведен главными силами британских армий к югу от Валансьена, необходимо вернуть в распоряжение британского командования все его силы.
Поэтому маршал Фош имеет честь просить бельгийского короля считать, что с полудня 4 ноября британская 2‑я армия снова перейдет в непосредственное подчинение фельдмаршалу Хейгу».
Между тем успехи, достигнутые французской 1‑й армией с 24 по 27 октября, позволили мне написать Хейгу 27‑го:
«…Продвижение ген. Дебенэ позволяет возобновить при самых благоприятных условиях наступление главных сил британских армий во взаимодействии с французской 1‑й армией в направлении на Моне, Авен, Ля-Капель – объекты, указанные союзным армиям в этом районе».
29 октября Хейг во исполнение этой директивы приказал своим 4, 3 и 1‑й армиям бытъ готовыми возобновить наступление с 3 ноября.
Фактически они возобновили его с полным успехом 4 ноября при сильной поддержке французской 1‑й армии, наступавшей на Гиз.
Это был новый смертельный удар для германской армии.
Уже с 5 ноября под этим натиском, а также под непрерывным нажимом франко-американцев на левом фланге, противник начал между Моноским каналом и Эной в районе Ретеля широкое отступательное движение, которое в следующие дни распространилось до Мааса.
8 ноября франко-бельгийские войска фландрской группы армий овладели переправами через Шельду между Экке и Оденардом, что усилило общее отступление противника, который отходил теперь на всем фронте от голландской границы до подножия Маасских высот.
Глава четырнадцатаяПеремирие
С начала октября, как только бельгийская армия вышла из болот Изера на твердый грунт, союзные армии могли продолжать ряд предпринятых ими атак и развивать зимой победоносное сражение, которое они вели с 18 июля. Чтобы придать ему большую мощь, они готовились расширить его фронт до Мозеля, а вскоре за тем и до Вогез.
Очевидно, они должны были вести наступление в точно определенном направлении, а именно – на главные силы германских армий, которые они уже теснили и база которых находилась в Северной Германии, а голова в Берлине. Наши удары, наносимые без перерыва в этом направлении, не могли не поколебать, не расстроить и вскоре не уничтожить военную мощь противника и в итоге не принуждать германское государство к переговорам, превратив его в правительство без армии. Однако на этом направлении, не говоря уже о разрушениях, которые противник произвел бы на необходимых для нас путях сообщений и которыми он мог бы замедлить наше продвижение, он, продолжая борьбу, мог бы задержаться на серьезном препятствии, а именно – на Рейне. Там он мог надолго задержать наш марш и, следовательно, под прикрытием реки восстановить свои силы.
В предвидении этих препятствий наступление союзников было организовано так, чтобы они могли как можно скорее дойти до Рейна и форсировать его, используя без промедления возрастающую дезорганизацию сил противника.
Когда эта преграда будет захвачена, Германия окажется во власти союзников, даже если бы им пришлось дойти до Берлина. Таковы были высшие соображения, положенные в основу руководства союзными армиями, поскольку политика не вмешивалась в него, чтобы замедлить или изменить развитие их операций.
Еще 6 октября 1918 г. германское правительство через посредство своего посланника в Берне и швейцарское правительство обратилось с нотой к президенту Соединенных Штатов Америки. Оно просило последнего «взять в свои руки дело мира, оповестить об этом все воюющие государства и предложить им прислать уполномоченных для открытия переговоров». Оно заявляло о своей готовности начать переговоры на основе программы, изложенной в послании президента Вилсона конгрессу от 8 января 1918 г. и в его последующих заявлениях, в особенности в заявлении от 27 сентября 1918 г. Наконец, признавая свое бедственное положение, оно просило о «немедленном заключении общего перемирия на суше, на море и в воздухе».
На эту ноту президент Вилеон ответил 8 октября, ставя предварительным условием заключения перемирия, чтобы германские армии были немедленно отведены с захваченных территорий.
Со своей стороны, я в тот же день, 8 октября, по собственному почину представил Клемансо краткий проект обязательств, которые, по-моему, следовало потребовать от противника «на случай, если поднимется вопрос о прекращении военных действий, хотя бы на короткое время». Эти обязательства вытекали из трех основных принципиальных положений:
«Для армий, действующих во Франции и в Бельгии, не может быть речи о прекращении военных действий, прежде чем они:
1. Освободят страны, захваченные вопреки всякому праву: Бельгию, Францию, Эльзас-Лотарингию, Люксембрург, и водворят обратно их население.
Итак, противник должен будет очистить эти территории в пятнадцатидневный срок и немедленно репатриировать их жителей. Это – первое условие перемирия.
2. Обеспечат удобную исходную оперативную базу, позволяющую нам продолжать войну до уничтожения сил противника в случае, если мирные переговоры не приведут ни к чему.
Для этого нам нужно получить на Рейне два или три тет-де-пона на линии Раштадта, Страсбурга, Ной-Бризаха (тет-де-пон – полукруг, очерченный на правом берегу радиусом в 30 км, принимая за центр береговую опору моста на правом берегу) в тот же пятнадцатидневный срок. Это – второе условие перемирия.
3. Получат в руки залоги репараций, которых надо будет потребовать за разрушения, произведенные в союзных странах, и требование о которых будет предъявлено во время переговоров о мирном договоре.
Для этого левобережные области Рейна будут очищены войсками противника в тридцатидневный срок; эти области будут оккупированы и управляемы союзными войсками совместно с местными властями до подписания мира. Это – третье условие перемирия.
Кроме того, надлежит поставить следующие дополнительные условия:
4. Все военное имущество и всякого рода запасы, которые германские войска не смогут вывезти в установленные сроки, должны быть оставлены на месте; уничтожать их будет запрещено.
5. Все воинские части, не покинувшие указанные территории в установленные сроки, будут разоружены и взяты в плен.
6. Железнодорожное имущество, путевое и эксплуатацион-ное, останется не месте и не должно подвергаться никакому разрушению. Все захваченное бельгийское и французское имущество (или его эквивалент) будет немедленно возвращено.
7. Всякого рода военные сооружения, используемые войсками, лагери, бараки, парки, арсеналы… будут оставлены нетронутыми, причем запрещается увозить или разрушать их.
8. Это относится также ко всякого рода промышленным предприятиям и мастерским.
9. Военные действия прекратятся через 24 часа после утверждения условий договаривающимися сторонами».
Фактически в первой половине октября мы находились еще слишком далеко от северного Рейна, чтобы быть в состоянии рассчитывать на оккупацию его в случае немедленного заключения перемирия, но мы могли обеспечить себе обладание южным Рейном, к которому наши армии находились гораздо ближе и который гарантировал нам возможность обойти препятствие в случае возобновления военных действий. Вот почему в своей записке от 8 октября я требовал тет-де-понов в Ной-Бризахе, Страсбурге и Раштадте. Они давали нам возможность обойти препятствие, каковым являлась река Рейн в среднем ее течении, если бы пришлось снова взяться за оружие после приостановки операций в данное время.
Как мы видим, между этими предложениями и единственным условием эвакуации, предложенным до этих пор президентом Соединенных Штатов, была значительная разница. Правда, казалось, что президент Вилсон, устанавливая некий минимум, без которого вообще не могло быть речи о перемирии, не исключал этим требований, которые могли быть признаны необходимыми со стороны союзников; эту-то последнюю часть условий я и изложил перед главами правительств Антанты, собравшимися в Париже в министерстве иностранных дел после полудня 9 октября. Однако, несмотря на мнение Клемансо, который предпочел бы не вмешиваться теперь же в переговоры между Берлином и Вашингтоном, Ллойд Джордж, во избежание недоразумений в будущем, убедил своих коллег в необходимости обратиться к президенту Вилсону с посланием, чтобы обратить его внимание на недостаточность его условий, которые, сказал Ллойд Джордж, не помешают «противнику извлечь из перемирия выгоду и в случае истечения срока перемирия, не закончившегося заключением мира, оказаться в более благоприятной военной обстановке, чем к моменту перерыва военных действий. Ему была бы предоставлена возможность выйти из критического положения, спасти свою материальную часть, привести в порядок свои войсковые единицы, сократить свой фронт, отойти без потерь в людях на новые позиции, которые он успел бы занять и укрепить».
Он добавил:
«Условия перемирия могут быть установлены лишь после консультации с военными специалистами и в зависимости от военной обстановки, создавшейся к моменту начала переговоров».
Ллойд Джордж очень кстати настаивал на посылке этого письма, так как немцы, как того можно было ожидать, не преминули ухватиться за представившуюся им неожиданную возможность с честью выйти из затруднительного положения.
12 октября принц Макс Баденский поспешил сообщить в Вашингтон, что он готов, «чтобы заключить перемирие, согласиться на предложения об эвакуации, сделанные президентом».
Но Вилсон, предупрежденный тем временем союзниками об опасности, повел переговоры по более твердому пути. 14 октября он телеграфировал германскому канцлеру:
«…Следует ясно понять, что условия перемирия – это вопрос, который должен быть предоставлен усмотрению и мнению военных советников правительства Соединенных Штагов и союзных правительств, и что правительство Соединенных Штатов не сможет признать никакого соглашения, которое не содержало бы безусловно удовлетворительных гарантий и обеспечения сохранения нынешнего превосходства армий Соединенных Штатов и союзников на поле сражения…»
Было бы самоуверенностью думать, что берлинское правительство, каким бы оно ни было, добровольно склонится перед новыми требованиями Белого дома[80]. Когда условия, предъявленные для заключения перемирия, вдруг показались ему слишком строгими, оно сделало вид, что не замечает их.
Не будучи в состоянии отклонить условия перемирия, берлинское правительство направило их к союзным генералам в надежде добиться более приемлемых условий. Зачем, заявляло оно, говорить о военных преимуществах, рассчитать которые было бы трудно? Не лучше ли будет при определении прибылей и убытков войны базироваться на легко исчислимых цифрах, как, например, на численности сил обеих сторон на поле сражения?..
«Германское правительство, – писал канцлер 20 октября, – принимая предложения, касающиеся эвакуации занятых территорий, исходило из того принципа, что порядок этой эвакуации, а также условия перемирия будут установлены на основании суждения военных советников и что существующее соотношение сил на фронтах должно лечь в основу соглашений, обеспечивающих и гарантирующих условия эвакуации и перемирия. Германское правительство предоставляет президенту позаботиться о создании условий, необходимых для урегулирования подробностей. Оно уверено в том, что президент Соединенных Штатов не допустит никаких требований, не совместимых с честью германского народа и с установлением справедливого мира…»
Союзные правительства не попали в ловушку, расставленную принцем Баденским; пора было положить конец переговорам, которые вот уже две недели велись между Берлином и Вашингтоном.
Они могли привести только к путанице; к тому же было нежелательно, чтобы немцы начали смотреть на президента Вилсона, как на какого-то арбитра между правительствами Антанты и центральными империями. В такой игре союзники могли все потерять и ничего не выиграть; важно было, чтобы слово без промедления перешло к военным советникам.
Во время создания Высшего военного совета в 1917 г. техническими военными советниками союзных правительств были их военные представители, находившиеся в Версале. Последовавшее спустя четыре месяца учреждение главного командования союзными армиями несколько уменьшило значение этих представителей, но номинально они тем не менее оставались советниками правительств, и в качестве таковых им пришлось 8 октября вырабатывать проект перемирия с Германией.
Однако, как ни естественно было для союзных правительств запросить мнения своих военных представителей, еще естественнее было прежде всего посоветоваться с командованием армиями. Оно лучше кого-либо другого знало состояние войск, усилия, на которые они еще были способны, условия, при которых они могли бы остановить свои операции, не потеряв преимуществ, приобретенных победой, и на всякий случай обеспечив себе благоприятную обстановку для возобновления военных действий. Таким образом, оно было ответственно за условия перемирия так же, как и за ведение сражения; это-то я и подчеркнул в своем письме от 16 октября председателю совета министров:
«В своем письме от 8 октября я имел честь сообщить вам главные условия, на которых мы в гот день могли бы, по моему мнению, подумать о заключении перемирия. А в своем ответе от 14 октября на германские предложения президент Вилсон заявляет, что для установления условий перемирия надлежит обратиться к «военным советникам» правительств.
Это выражение «военные советники», уже неоднократно употреблявшееся во время предыдущих разговоров, представляется двусмысленным и требует объяснения. Фактически единственными военными советниками, достаточно авторитетными, чтобы обсуждать условия перемирия, являются главнокомандующие. Только они ответственны перед своими правительствами за безопасность своих армий и за условия, в которых военные действия возобновились бы в случае прекращения перемирия. Только они в курсе состояния армий и поведения противника.
Что касается французского и бельгийского театра, я считаю, что советником правительства является главнокомандующий союзными армиями, который должен договориться с главнокомандующими французскими, британскими и американскими армиями и с начальником штаба бельгийской армии.
Третье условие предусматривает взятие в свои руки залогов репараций, которых можно будет потребовать за разрушения, произведенные в союзных странах и требование которых будет предъявлено во время переговоров о мирном договоре. Эти залоги состоят в оккупации областей на левом берегу Рейна, которые будут очищены войсками противника в определенный срок и которые будут заняты и управляться союзными войсками совместно с местными властями до заключения мира.
Достаточно ли будет этих залогов для обеспечения репараций, которых требуют Франция и ее союзники, в особенности Бельгия?
В случае утвердительного ответа и после удовлетворения требований о репарациях какова будет судьба этих областей? Будет ли продолжаться наша оккупация? Аннексируем ли мы часть этих областей или мы будем стремиться к созданию нейтральных, автономных или независимых государств буферного типа?..
Должны ли условия перемирия полностью откладывать на будущее судьбу этих областей?
На все эти вопросы военное командование, которому придется подписывать перемирие и обсуждать его условия в тот момент, когда противник попросит его, должно получить ответ после предварительного рассмотрения их совместно с правительством. Ясно, что перемирие должно дать нам в руки залоги, гарантирующие получение во время переговоров о мире условий, которые мы хотим продиктовать противнику, и совершенно очевидно, что мы удержим только те преимущества, которые будут зафиксированы в условиях перемирия; в отношении же территориальных уступок окончательными будут только те, на которые противник согласится при заключении перемирия.
Мне кажется, что для этого я должен находиться в постоянных и тесных сношениях с ответственным лицом из министерства иностранных дел, которому будет поручено держать меня в курсе ваших намерений и намерений союзных правительств. Я смог бы таким образом определить условия перемирия, обеспечивающие наряду с военными гарантиями и необходимые дипломатические гарантии, согласовать эти условия с создавшейся военной обстановкой и, следовательно, всегда быть в состоянии без малейшей задержки действовать в этом смысле в интересах, за которые я несу ответственность не только перед французским правительством, но и перед правительствами, доверившими мне командование своими армиями.
Если вы разделяете мою точку зрения, то я прошу вас не отказать сообщить мне фамилию представителя министерства иностранных дел, с которым мне придется отныне сотрудничать».
В этом письме я, как мы видели, указывал территории, которые мы должны сохранить как залог репараций, подлежащих уплате союзникам, на будущий статус этих территорий, – словом, на ряд вопросов политического порядка, которые необходимо было рассмотреть немедленно и относительно которых правительство должно было прийти к определенному мнению, чтобы информировать о нем командующего армиями, которому будет поручено сообщить его противнику.
Углубленная предварительная разработка политических условий перемирия была, очевидно, необходима, если мы не хотели оказаться застигнутыми врасплох событиями и понимали, что перемирие, связанное с остановкой огромных армий, должно содержать в зародыше славные условия окончательного мира и что впоследствии нельзя будет внести коренных изменений в обстановку, создавшуюся в результате прекращения операций.
Однако председатель совета министров, желая сохранить за правительством полную свободу действий, отклонил в своем письме от 23 октября мое предложение о назначении в мое распоряжение представителя министерства иностранных дел.
Условия перемирия должны были быть в конце концов установлены союзными правительствами. Поэтому разработка их, естественно, производилась самыми активными из них.
Правительства только что были официально информированы о положении дела президентом Вилсоном. Прекратив свою переписку с Берлином, последний отсылал германское правительство к трибуналу союзников, предоставляя им свободу заключать или не заключать перемирие, а также продиктовать противнику условия, которые полностью обеспечили бы интересы соответствующих народов и дали бы объединившимся правительствам неограниченную власть в деле обеспечения и вынуждения исполнения условий мира, на которые согласится германское правительство…
У союзных правительств не было никакой причины отвергать, как основу мира, принцип 14 пунктов при условии уточнения или изменения некоторых из них, если союзники сочтут это желательным; у них не было также оснований противиться прекращению военных действий, если условия, которыми они намеревались его обставить, будут приняты противником.
Поэтому они предложили мне составить подробный проект с военной точки зрения. Клемансо, говоривший от имени союзных правительств, принял меня в Париже 24 октября вместе с ген. Петэном. Мы договорились устно об условиях, которых надо было потребовать, чтобы обеспечить союзным армиям полную безопасность и получить достаточный залог. Блокада должна была быть удержана, а продолжительность перемирия – довольно ограниченной. Продвижение, осуществленное с 8 октября, позволяло усилить и уточнить некоторые пункты записки, составленной в тот день.
Во всяком случае я, чтобы посоветоваться с союзными главнокомандующими, собрал на следующий день после полудня в моем штабе в Санлисе главнокомандующих американской, британской и французской армиями, а также начальника штаба французского военного флота вице-адмирала де Бона[81], и предложил им по очереди изложить свои условия перемирия.
Фельдмаршал Хейг, говоривший первым, заявил, что, по его мнению, германская армия в целом еще недостаточно разбита, и может оказать еще серьезное сопротивление, что она может отойти на свою границу и оборонять ее против равных или даже превосходных сил. С другой стороны, британская армия имела некомплект в 50 000 человек пехоты, французская армия была истощена, а американская еще не вполне организована. Поэтому он считал, что условия, которые следует продиктовать Германии, должны быть умеренными и предусматривать только:
1) эвакуацию Бельгии и занятых французских территорий;
2) эвакуацию Эльзас-Лотарингии и передачу Меца и Страсбурга союзникам;
3) возвращение железнодорожного подвижного состава, угнанного из Франции и Бельгии, репатриацию жителей.
Не входя в обсуждение этих условий, причины, из которых они вытекали, казались неосновательными. Германская армия, потерявшая за несколько месяцев огромное пространство, массу пленных и имущества, была разбитой армией, которая не могла не быть сильно деморализованной и глубоко потрясенной. Что же касается союзных армий, то надо было признать, что победоносные армии никогда не бывают «свежими». Мы находились в периоде, который можно было сравнить с вечером после сражения, когда победитель потерял столько же людей, сколько побежденный, что не мешает последнему быть совершенно дезорганизованным. Со стороны немцев нельзя было ожидать серьезного сопротивления.
Спрошенный в свою очередь ген. Петэн заявил, что надо лишить немцев возможности возобновить войну, для чего он требует:
1) занятия союзниками левого берега Рейна между голландской и швейцарской границами в пятнадцатидневный срок с тет-де-понами на правом берегу;
2) уступки немцами 5000 паровозов и 100 000 вагонов в совершенно исправном состоянии.
Что же касается ген. Першинга, то он, считая, что военная обстановка более благоприятствует союзникам и оправдывает суровые условия перемирия, предлагал потребовать:
1) немедленной эвакуации всех территорий, занятых противником;
2) занятия Эльзас-Лотарингии союзниками;
3) отхода немцев на правый берег Рейна и занятия союзниками тет-де-понов на этом берегу;
4) перевозки морем американской армии и ее имущества без всяких ограничений;
5) немедленной репатриации всех жителей территорий, занятых немцами;
6) передачи всех подводных лодок и их баз союзникам или нейтральному государству;
7) возвращения всего железнодорожного подвижного состава, угнанного из Бельгии и Франции.
В конце заседания, на котором главнокомандующим было предложено высказать свои взгляды на перемирие, были составлены военные условия для представления их союзным правительствам. По существу, эти условия сводились к следующему:
1. Немедленная эвакуация областей, захваченных вопреки всякому праву: Бельгии, Франции, Эльзас-Лотарингии, Люксембурга, и немедленная репатриация их жителей.
2. Уступка противником 5000 орудий, 30 000 пулеметов и 3000 минометов.
3. Эвакуация германской армией областей на левом берегу Рейна, занятие союзниками тет-де-понов радиусом в 30 км на правом берегу Рейна в Майнце, Кобленце, Кельне, Страсбурге и установление на том же берегу нейтральной зоны шириной в 40 км к востоку от реки.
4. Запрещение противнику производить разрушения и повреждения на эвакуированных территориях.
5. Выдача 5000 паровозов и 150 000 вагонов в полной исправности.
6. Выдача 150 подводных лодок, увод надводного флота в порты Балтийского моря и занятие Куксгафена и Гельголанда союзными флотами.
7. Сохранение блокады до выполнения вышеперечисленных условий.
Я сам отвез эти условия в Париж после полудня 25 октября и передал выработанный нами текст президенту республики и председателю совета министров. Когда во время моего разговора с Пуанкаре последний заметил, что немцы могут счесть эти условия неприемлемыми и отвергнуть их, я ответил ему: «Тогда мы будем продолжать войну, так как в том положении, которого на сегодняшний день достигли союзные армии, нельзя остановить их победоносное продвижение, не лишив Германию всякой возможности сопротивляться и не получив прочных залогов заключения мира, добытого ценой таких огромных жертв!»
Мы могли прекратить свое движение на Берлин, только овладев позицией на Рейне, преграждающей путь туда на участке между Кельном и Майнцем.
Зато письмом от 29 октября я предостерег Клемансо против тенденции некоторых союзников проявить чрезмерную суровость в военно-морских условиях перемирия:
«26 октября я имел честь представить вам военные условия перемирия.
Весьма вероятно, что к ним будут добавлены военно-морские условия. Последние не могут быть приняты без проверки, так как, если бы они оказались слишком суровыми, они привели бы к тому, что сухопутным армиям пришлось бы продолжать дорогостоящую борьбу за спорные преимущества.
Поэтому я прошу вас выслушать меня, прежде чем будет принят окончательный проект условий перемирия».
31 октября утром в Париже у полк. Хауса, специально присланного ко Францию президентом Вилсоном, состоялось первое совещание глав союзных правительств. В начале заседания стало известно, что Турция подписала Мудросское перемирие и что Австрия окончательно выведена из строя.
При таких условиях, когда мне предложили высказать свое мнение об общей военной обстановке, я без труда показал, насколько благоприятно для нас сложились события.
За три месяца с лишком немцы, разбитые во Франции и в Бельгии, оставили уже более 260 000 пленных и 4000 орудий. Военное положение Германии свидетельствует о глубокой дезорганизации, тогда как мы в состоянии вести сражение, если понадобится, всю зиму на фронте в 400 км, а также продолжать войну до полного уничтожения противника, если это окажется необходимым.
После этого доклада полк. Хаус спросил меня, считаю ли я предпочтительным продолжать войну с Германией или заключить с ней перемирие.
На это я ответил ему: «Я веду войну не ради войны. Если я добьюсь путем перемирия условий, которые мы хотим продиктовать Германии, я буду удовлетворен. Когда цель достигнута, никто не имеет права продавать больше ни одной капли крови».
В тот же день, 31 октября, после полудня в Версале состоялось пленарное заседание Высшего военного совета. В начале этого заседания, которое должно было быть посвящено рассмотрению условий перемирия с Австро-Венгрией, мне снова было предложено взять слово, и я повторил свое утреннее заявление о том, что военная обстановка становится все более благоприятной для союзников.
1 ноября началось подробное рассмотрение условий перемирия, которые предстояло продиктовать Германии.
Утром в военном министерстве в Париже состоялось первое совещание глав союзных правительств. На нем были прочтены предложенные мною условия об оккупации левого берега Рейна. По этому вопросу открыли прения, чтобы дать фельдмаршалу Хейгу возможность снова изложить свою точку зрения и повторить свои заявления от 25 октября, которые, очевидно, выражали взгляды Ллойд Джорджа и его коллег.
Тот тезис, по которому при прекращении военных действий союзные армии должны были остановиться на границах Бельгии, Люксембурга и Эльзас-Лотарингии, т. е. на левом берегу Рейна и на некотором расстоянии от него, короче говоря, с препятствием перед самым носом, был совершенно неприемлем с военной точки зрения. Он предоставлял Германии возможность восстановить свои армии под прикрытием Рейна во время выработки условий мира, а также возможность, в случае непринятия ею этих условий, возобновить борьбу в обстановке, неблагоприятной для союзных армий. Последние могли лишиться значительной части преимуществ, добытых трудно доставшимися победами. Не овладев Рейном по условиям перемирия, союзные правительства рисковали сорвать заключение мира, к которому они стремились. Моя точка зрения была принята.
Чтение и обсуждение условий продолжались после полудня в Версале. Было решено, что к условиям перемирия будут добавлены пункты, касающиеся русского фронта, и что эти пункты будут выработаны моим штабом.
2 ноября после полудня в Версале состоялось следующее заседание, на котором были обсуждены военно-морские условия перемирия и условия, касающиеся русского фронта.
В этот самый час австрийское командование получило от ген. Диаца текст условий перемирия, предъявленных Антантой. Что сделает венское правительство? Примет оно их или нет? А если оно примет их, то не помешает ли выполнению его обещаний распад двуединой монархии? Все эти вопросы занимали умы правителей Антанты и настолько влияли на ход прений после полудня 2 ноября, что Ллойд Джордж не поддержал своих военно-морских экспертов и отказался от части их требований о выдаче германского военно-морского флота.
Но как только стала известна капитуляция Вены, он снова стал целиком поддерживать эти требования. Они заключались, в частности, в разоружении Германией своего военно-морского флота, выдаче большого числа ее кораблей как подводных, так и надводных, и значительного количества военно-морского имущества; это были суровые условия, совокупность которых могла стать неприемлемой для Германии и помешать, таким образом, подписанию соглашения о перемирии, которое в смысле сухопутных условий вполне удовлетворило бы нас. Предусматривая случай, что военно-морские пункты своей суровостью заставят Германию отвергнуть условия перемирия и мы вынуждены будем продолжать на суше кровопролитную борьбу, чтобы захватить материальную часть морского флота, не представляющую для нас интереса, я обратил внимание правительств на ответственность, которая ляжет на нас, если мы прольем кровь наших солдат без явной выгоды для дела союзников. На это мне ответили, что я должен включить военно-морские пункты в условия перемирия и что если противник сочтет их неприемлемыми, можно будет подумать о допустимом смягчении их. Фактически противник принял все условия.
Предложения, касающиеся русско-румынского фронта, были приняты без возражений. По этому поводу министр иностранных дел Пишон поднял вопрос о восстановлении Польши, что являлось одной из военных целей союзников; но этот вопрос признали выходящим из рамок условий перемирия, которое должно было только потребовать возвращения Германии в ее восточные границы 1914 г.
Наконец, 4 ноября после последнего чтения, окончательный текст условий перемирия был утвержден главами союзных правительств и сообщен по кабелю президенту Вилсону. Кроме того, было решено, что сообщение этого текста парламентерам, надлежащим образом уполномоченным германским правительством, и ведение переговоров с ними на этой основе будет возложено на меня, причем ко мне будет прикомандирован британский адмирал.
Передавая в Вашингтон утвержденные ими условия, союзные правительства, по особому настоянию Великобритании, сделали оговорки относительно принципа свободы морей, который являлся одним из 14 пунктов президента Вилсона; последний не преминул отметить это в послании, адресованном им Германии 5 ноября и отсылавшем ее к союзному главному командованию. Вот доказательство того, что союзные правительства, если бы они только догадались это сделать, могли в этот момент избавиться от всяких формул, способных стеснить их при будущих переговорах.
Как бы то ни было, я немедленно отдал распоряжение о приеме германских парламентеров, которые неожиданно явились бы в наши передовые линии; имея намерение в случае, если я буду заранее осведомлен об их прибытии, направить их на линию Живэ, Ля-Капель, Гиз, я послал особую директиву ген. Дебенэ.
В то же время мы предостерегали армию против ложных слухов, которые противник мог бы распространить в связи с ожидаемым заключением перемирия.
В ночь с 6 на 7 ноября в 0 ч. 30 м. я получил первую радиограмму от германского главного командования. Оно сообщало фамилии уполномоченных, назначенных берлинским правительством, просило меня назначить место встречи и добавляло: «…Германское правительство было бы счастливо, и интересах человечества, если бы прибытие германской делегации на союзный фронт могло привести к прекращению военных действий».
Я немедленно ответил следующими простыми словами: «Если германские уполномоченные желают встретиться с маршалом Фошем, чтобы попросить у него перемирия, они явятся во французское сторожевое охранение на шоссе Шимэ, Фурми, Ля-Капель, Гиз. Отданы распоряжения принять их и доставить на место встречи».
7‑го утром меня предупредили о том, что германские уполномоченные, выехав в полдень из Спа, прибудут во французское расположение между 16 и 17 часами. Как германским, так и французским командованием были приняты меры для прекращения огня с обеих сторон во время проезда делегации противника.
В сопровождении ген. Вейгана, трех офицеров моего штаба и британской военно-морской делегации под председательством первого морского лорда адмирала Уэмисса, я в 17 час. выехал из Санлиса и поехал экстренным поездом на место, избранное для встречи с германскими уполномоченными, в уголке Компьенского леса, к северу и вблизи от станции Ретонд.
Что же касается германской делегации, то она, непрерывно задерживаемая в пути заторами на дорогах в германском тылу, подъехала к французскому расположению только в 21 час, а на место назначения прибыла с опозданием на 12 часов.
Только 8 ноября в 7 часов утра привезший ее поезд остановился вблизи моего.
Два часа спустя, в 9 час. утра в вагоне-канцелярии французского поезда состоялось первое заседание.
Нижеследующий отчет, который я представил после подписания перемирия председателю совета министров и президенту республики, содержит подробное изложение всего, что произошло в Ретонде между союзными и германскими уполномоченными.
Добавлю, что 9 ноября, чтобы подчеркнуть волю союзников покончить с германским сопротивлением, я послал главнокомандующим следующую телеграмму:
«Противник, дезорганизованный нашими непрерывными атаками, отходит на всем фронте.
Важно продолжать и ускорить наши действия. Обращаюсь к энергии и инициативе главнокомандующих и их армий, чтобы сделать достигнутые результаты решающими».
И все, чувствуя, что ветер победы увлекает их знамена, ответили мне: «Положитесь на нас, мы будем наступать, сколько понадобится».
ОТЧЕТ
Переговоры, которые должны были закончиться заключением перемирия с Германией, происходили в вагоне-канцелярии поезда маршала Фоша. Поезд маршала и поезд, привезший германских уполномоченных из Тернье, были поставлены на кривые тупики тяжелой артиллерии большой мощности вблизи станции Ретонд в лесу Эгль.
8 ноября. Экстренный поезд с германскими уполномоченным прибывает на свой тупик 8 ноября в 7 часов.
Маршал сообщает германским делегатам, что он сможет принять их начиная с 9 час. Они просят, чтобы их приняли в 9 час.
В указанный час они переходят в поезд маршала.
Маршал Фош, при котором находятся адм. сэр Рослин Уэмисс, ген. Вейган и адм. Хоуп, предлагает германским делегатам предъявить свои полномочия. Делегаты вручают маршалу свои полномочия, составленные в следующих выражениях.
1. Полномочие
«Я, нижеподписавшийся, канцлер германской империи Макс, принц Баденский, настоящим уполномочиваю: императорского статс-секретаря г. Матиаса Эрцбергера (в качестве председателя), императорского чрезвычайного посланника и полномочного министра графа Альфреда Оберндорфа и генерал-майора прусской службы Детлефа фон Винтерфельдта вести от имени германского правительства переговоры о перемирии с уполномоченными держав, состоящих в союзе против Германии, и заключить соответствующее соглашение под условием его принятия правительством.
(Подпись): Макс, принц Баденский.
Берлин, 6 ноября 1918 г.».
2. Полномочие
«Я, нижеподписавшийся, канцлер германской империи Макс, принц Баденский, настоящим назначаю наряду с другими уполномоченными для переговоров о перемирии с державами, входящими в союз против Германии:
императорского капитана 2‑го ранга Фанселова,
королевский генерал от-инфантерии Эрих фон Гундель освобождается от должности уполномоченного; поэтому на приложенном полномочии его фамилия вычеркнута.
(Подпись): Макс, принц Баденский.
Берлин, 6 ноября 1918 г.».
Маршал удаляется с адм. Уэмиссом и ген. Вейганом для рассмотрения этих полномочий, а затем, вернувшись в помещение, где происходит конференция, предлагает председателю германской делегации назвать ему членов делегации. Таковыми являются:
статс-секретарь Эрцбергер,
ген. – майор фон Винтерфельдт,
полномочный министр граф Оберндорф,
кап. 2‑го ранга Фанселов,
кап. Генерального штаба Гейер,
ротмистр фон Хельдорф.
В свою очередь маршал представляет членов союзной делегации:
адм. Уэмисса,
ген. Вейгана,
адм. Хоупа,
кап. 2‑го ранга Мариота
и переводчиков:
кап. 3‑го ранга Бэгота,
офицера-переводчика Ляперша.
Члены делегаций рассаживаются за столом.
Маршал Фош спрашивает германских делегатов о цели их приезда.
Эрцбергер отвечает, что германская делегация прибыла, чтобы выслушать предложения союзных держав относительно заключения перемирия на суше, на море, в воздухе, на всех фронтах и в колониях.
Маршал Фош отвечает, что он не имеет никаких предложений.
Граф Оберндорф спрашивает, как маршал желает, чтобы выражались. Он не придает значения форме выражений, он может сказать, что делегация просит сообщить ей условия перемирия.
Маршал Фош отвечает, что не имеет сообщить никаких условий.
Эрцбергер зачитывает текст последней ноты президента Вилсона, сообщающей, что маршал Фош уполномочен сообщить условия перемирия.
Маршал Фош отвечает, что он уполномочен сообщить условия перемирия, если германские делегаты попросят перемирия.
«Просите ли вы перемирия? Если вы его просите, я могу сообщить вам условия, на которых его можно получить».
Эрцбергер и граф Оберндорф заявляют, что они просят перемирия.
Тогда маршал Фош заявляет, что сейчас будет зачитан текст условий перемирия. Так как этот текст довольно длинен, то сперва будут зачитаны только главные пункты, затем делегатам будет сообщен весь текст.
Ген. Вейган зачитывает главные пункты условий перемирия (текст, принятый 4 ноября в Версале).
Немедленно после чтения Эрцбергерг взял слово, прося немедленного прекращения военных действий. Он сослался при этом на состояние дезорганизации и недисциплинированности, царящее в германской армии, на революционный дух, который вместе с лишениями проникает в страну. Он подробно описал трудности, испытанные им и его делегацией при проезде через германские армии и переезде через их фронт, где приказы даже о прекращении огня выполняются очень неохотно.
В этом комплексе явлений он видел признаки близкого нашествия большевизма на Германию, а когда Центральная Европа будет охвачена им, Западной Европе, сказал он, будет чрезвычайно трудно защититься. Только прекращение атак союзников позволит восстановить дисциплину в германских армиях и, восстановив порядок, спасти страну.
Я ответил ему: «В ту минуту, когда открываются переговоры относительно подписания перемирия, невозможно остановить военные действия, пока германская делегация не примет и не подпишет условий, являющихся прямыми последствиями этих операций».
Ввиду невозможности для меня удовлетворить устную просьбу Эрцбергера, попросил слова ген. фон Винтерфельдт.
«Он имеет специальное поручение от главного командования и германского правительства».
Он прочел следующее приготовленное им заявление:
«Условия перемирия, с которыми мы только что ознакомились, требуют от нас внимательного рассмотрения. Ввиду нашего намерения прийти к какому-нибудь результату, мы рассмотрим их как можно скорее; но это все же потребует известного срока, тем более что придется запросить наше правительство и Верховное командование.
Тем временем борьба между нашими армиями будет продолжаться, и она неизбежно потребует как от бойцов, так и от населения напрасных жертв в последнюю минуту, жизней, которые можно было бы сохранить их семьям.
При таких условиях германское правительство и Верховное командование имеют честь повторить предложение, сделанное ими третьего дня в их радиограмме, а именно: чтобы маршал Фош согласился на немедленное объявление о временном прекращении военных действий на всем фронте, которое должно вступить в силу сегодня же в определенный час и очень несложные условия которого могли бы быть установлены в кратчайший срок».
Маршал Фош отвечает: «Я являюсь главнокомандующим союзными армиями и представителем союзных правительств. Правительства установили свои условия. Военные действия не могут прекратиться до подписания перемирия. Поэтому я вполне готов прийти к соглашению, и я по мере возможности помогу вам в этом. Но военные действия не могут прекратиться до подписания перемирия».
По окончании заседания германские делегаты просят спросить маршала, не будет ли возможно продлить на 24 часа срок ответа ввиду времени, необходимого для сообщения условий их правительству.
Маршал приказал передать им, что так как этот срок установлен союзными правительствами, он не может изменить его.
Германские делегаты, посовещавшись между собой, просят послать по радио следующую телеграмму:
«Германские уполномоченные по заключению перемирия германскому имперскому канцлеру, главному военному и главному военно-морскому командованиям.
В пятницу утром уполномоченные получили в Ставке союзников условия перемирия, а также уведомление о том, что они должны принять или отклонить их в 72‑часовой срок, истекающий в понедельник утром в 11 час. (по французскому времени).
Германское предложение о немедленном заключении соглашения о временном прекращении военных действий было отклонено маршалом Фошем.
Германский курьер с текстом условий перемирия отправляется в Спа, так как нет другого подходящего способа сообщения. Просьба уведомить о получении и возможно скорее отослать курьера обратно с вашими последними инструкциями.
В настоящее время в присылке других делегатов нет необходимости.
(Подпись): Эрцбергер».
Эта радиограмма посылается в 11 ч. 30 м.
Уполномоченные также решают послать в качестве курьера ротмистра Хельдорфа, чтобы доставить в германскую Ставку текст условий.
Штаб маршала принимает меры, чтобы обеспечить перевозку этого курьера и его переезд через фронт; курьер уезжает в 13 час.
Граф Оберндорф, ген. фон Винтерфельдт и кап. Фанселов просят отдельных бесед с ген. Вейганом и адм. Хоупом, чтобы получить некоторые объяснения.
Эти беседы имеют место после полудня: у графа Оберндорфа и ген. фон Винтерфельдта – с ген. Вейганом, у кап. Фанселова – с адм. Хоупом.
Ниже приводится краткий отчет об этих беседах.
«Прежде всего граф Оберндорф спрашивает, не выставили ли союзники такие жестокие условия, чтобы заставить Германию отвергнуть их.
На это ему отвечают, что союзники сообщают условия, на которых они могут согласиться на перемирие. В их намерениях нет ничего скрытого.
Затем граф Оберндорф спрашивает, не намереваются ли союзники сорвать перемирие, чтобы сразу приступить к переговорам о мире.
Ему отвечают, что маршал Фош должен и хочет вести здесь только переговоры о перемирии».
В дальнейшей беседе с графом Оберндорфом, а также в последующей беседе с ген. фон Винтерфельдтом, задаются вопросы по поводу различных условий перемирия. Главные мысли и доводы, выставленные во время этих разговоров германскими делегатами с целью добиться смягчения этих условий, можно свести к следующему:
«Германия хочет перемирия. Если они (германские делегаты) здесь, то это потому, что Германия не может поступить иначе. Поэтому они вполне искренни.
Германская армия переживает неслыханные затруднения: усталость войск, сражающихся без отдыха четыре месяца, и вытекающее отсюда ослабление дисциплины; заторы на дорогах и железных дорогах, парализующие всякое движение. Вынуждать ее к быстрым передвижениям – значит мешать ей привести себя в порядок.
Германская армия была бы не в состоянии, даже если бы захотела, возобновить борьбу, раз будет подписано перемирие; поэтому нет смысла диктовать ей слишком суровые условия.
Относительно военных пунктов, касающихся выдачи вооружения, они протестуют только против выдачи 30 000 пулеметов; их останется недостаточно, чтобы в случае необходимости стрелять по германскому народу.
Действительно, внутреннее положение в Германии очень серьезно, там происходит революция, страна заражена большевизмом. Необходимо поддерживать в ней порядок. Сами союзники заинтересованы в том, чтобы избежать большевистской заразы, а также чтобы обеспечить платежеспособность своих должников, так как ожидаются требования очень крупных репараций.
Следовательно, все должны быть заинтересованы в том, чтобы германская армия вернулась в Германию в порядке, а для этого надо удлинить сроки, установленные для эвакуации. Необходимо удлинить их не на несколько дней, а на несколько недель.
Наконец, Германии угрожает голод; пункты условий перемирия, касающиеся блокады и железнодорожного подвижного состава, бесчеловечны, так как они парализуют снабжение населения продовольствием и вызовут смерть женщин и детей.
В итоге надо сохранить Германии армию в полном порядке, чтобы дать ей возможность подавить революцию, и надо помочь ей предотвратить голод».
На это был дан общий ответ, что состояние дезорганизации, в котором находится германская армия, является результатом победоносного наступления союзных армий в течение более четырех месяцев, и что союзное главное командование обязано обеспечить себе по условиям перемирия, самое меньшее, обладание всеми приобретенными преимуществами.
Заканчивая эти разговоры, ген. Вейган совершенно четко указывает, что:
1) отдельные собеседования, вроде тех, которые только что имели место, являются лишь обменом мнениями, ни к чему не обязывающими собеседников и имеющими целью просто дать германским делегатам необходимые объяснения, чтобы позволить им формулировать свои просьбы с полным знанием дела;
2) вопросы или просьбы германских делегатов должны представляться в письменном виде.
Решено, что делегаты так и сделают и подадут доверительную записку ген. Вейгану, который рассмотрит вопросы, подлежащие представлению маршалу Фошу (чтобы избежать первого рассмотрения этих вопросов на пленарном заседании).
9 ноября. В 15 ч. 45 м. германская делегация передает ген. Вейгану текст Замечаний относительно условий перемирия с Германией.
Текст этот приносят граф Оберндорф и ген. фон Винтер-фельдт, которые повторяют вчерашние доводы, не говоря ничего нового, что стоило бы отметить.
10 ноября. В 21 ч. 30 м. делегатам вручают текст ответа на Замечания относительно условий перемирия с Германией.
В тот же день в 18 ч. 30 м. маршал Фош приказывает передать германским уполномоченным следующую ноту:
«Главное командование союзными армиями
Штаб
Ставка главнокомандующего
10 ноября 1918 г.
По условиям текста, врученного маршалу Фошу, полномочия гг. германских уполномоченных ограничены в отношении заключения соглашения оговоркой о принятии его канцлером.
Так как срок, назначенный для заключения перемирия, истекает завтра в 11 час., имею честь спросить гг. уполномоченных, получили ли они согласие германского канцлера на сообщенные ему условия, и если нет, то не следует ли немедленно запросить у него об ответе.
По приказу главнокомандующего начальник штаба союзных армий, дивизионный генерал
(подпись) Вейган».
В 21 ч. 30 м. германские делегаты отвечают следующей нотой:
«Германские уполномоченные имеют честь ответить главному командованию союзными армиями на вопрос, заданный им 10 ноября, что они еще не получили решения имперского канцлера.
Уполномоченные уже предприняли шаги для возможно скорой передачи им инструкций.
(Подпись) Статс-секретарь Эрцбергер».
Тем временем между 19 и 20 час. были получены следующие две радиограммы:
1. «Германское правительство германским уполномоченным при главном командовании союзников.
Германское правительство принимает условия перемирия, поставленные ему 8 ноября.
Имперский канцлер, 3084».
2. «Германское главное командование уполномоченным при главном командовании союзников.
Германское правительство сообщает главному командованию для передачи помощнику статс-секретаря Эрцбергеру нижеследующее:
Вашему превосходительству разрешено подписать перемирие. Благоволите в то же время потребовать занесения в протокол следующего заявления.
Германское правительство приложит все силы к тому, чтобы выполнить условия перемирия. Однако нижеподписавшиеся считают своим долгом указать на то, что выполнение некоторых пунктов этих условий обречет на голод население той части Германской империи, которая не должна быть оккупирована.
Оставление в подлежащих эвакуации областях всех запасов, предназначавшихся для продовольственного снабжения войск, а также равносильное упразднению ограничение транспортных средств, необходимых для перевозок, при сохранении блокады сделают невозможным снабжение продовольствием, а также всякую организацию распределения продуктов питания.
Поэтому нижеподписавшиеся просят разрешить им вступить в переговоры об изменении некоторых пунктов, так чтобы можно было обеспечить питание.
Имперский канцлер.
P. S. Главное командование снова обращает ваше внимание на пункты, сообщенные сегодня в полдень ген. фон Винтерфельдту. Сообщите по радио о подписании перемирия».
Около 21 часа начала, кроме того, поступать очень длинная шифрованная радиограмма от фельдмаршала Гинденбурга.
Передавая телеграммы германским делегатам, ген. Вейган спрашивал Эрцбергера, считает ли он, что эти телеграммы являются подлинным выражением ожидаемого согласия канцлера. Эрцбергер отвечает утвердительно, указывая, что номер 3084, стоящий после подписи в первой телеграмме, является условным числом, подтверждающим эту подлинность.
Затем германских делегатов спрашивают, в котором часу они смогут участвовать в пленарном заседании, чтобы принять и подписать окончательный текст условий перемирия. Германские делегаты просят дать им некоторое время, чтобы расшифровать телеграмму Гинденбурга и рассмотреть ответы союзного главного командования на их замечания.
Делегатов просят сообщить при первой возможности час, когда сможет начаться это пленарное заседание…
11 ноября. 11 ноября в 2 ч. 05 м. германские делегаты сообщают, что они готовы к открытию заседания. В 2 ч. 15 м. заседание начинается.
Маршал Фош заявляет, что надо принять окончательный текст условий перемирия, и приказывает ген. Вейгану зачитать его, заменив переработанные части текста от 8 ноября новым текстом, указанным в Ответе на Замечания.
Текст зачитывается, обсуждается и принимается постатейно[82].
В 5 ч. 05 м. принимается окончательный текст.
Решено, чтобы возможно скорее прекратить военные действия, что последняя страница этого текста будет немедленно перепечатана на машинке и подписана.
В 5 ч. 10 м. союзные и германские уполномоченные подписывают последнюю страницу.
Ввиду политических событий, происходящих в Германии, союзное главное командование требовало (в конце Ответа на Замечания) добавления к тексту условий следующего пункта:
«В случае если германские корабли не будут выданы в указанные сроки, правительства союзников и Соединенных Штатов будут иметь право занять Гельголанд для обеспечения их выдачи».
Германские делегаты заявляют, что не могут согласиться подписать этот пункт, но готовы поддержать его принятие германским правительством. По этому поводу заключено особое соглашение.
Эрцбергер просит слова и зачитывает декларацию, текст которой за подписями четырех германских уполномоченных он передает маршалу Фошу.
11 ноября 1918 г.
Декларация германских уполномоченных по поводу заключения перемирия
«Германское правительство, конечно, приложит все свои силы для выполнения продиктованных ему условий.
Нижеподписавшиеся уполномоченные признают, что по некоторым пунктам была по их настоянию проявлена известная доброжелательность. Поэтому они могут считать, что замечания, сделанные ими 9 ноября по поводу условий перемирия с Германией, и ответ, врученный им 10 ноября, являются составной частью всего соглашения.
Но они не могут допустить никакого сомнения насчет того, что, в особенности, краткость сроков эвакуации, а также выдача необходимых транспортных средств, грозят создать обстановку, при которой они могут оказаться не в состоянии продолжать выполнять условия, без всякой вины германского правительства…»
Маршал Фош объявляет заседание закрытым, и германские уполномоченные удаляются.
Немедленно по всему фронту была послана по радио и передана по телефону главнокомандующим следующая телеграмма:
«1. Военные действия прекратятся на всем фронте 11 ноября в 11 час. по французскому времени.
2. Впредь до новых распоряжений союзным войскам не переходить через линию, достигнутую в этот день и в этот час.
Точно донести об этой линии.
3. Всякие сношения с противником воспрещаются до получения инструкций, посланных командующим армиями».
В течение утра германским уполномоченным вручаются различные документы. В 11 ч. 30 м. их поезд отбывает с тупика в Ретонде на Тернье, где они должны пересесть в свои автомобили.
По их просьбе германскому капитану Гейеру была предоставлена возможность отправиться на самолете в германскую Ставку с текстами документов и картой.
Около 12 ч. 30 м. этот офицер вылетел на самолете с посадочной площадки в Тернье.
Начальник штаба главнокомандующего союзными армиями дивизионный генерал
(Подпись) Вейган.
11 ноября в 11 час. прекратилась стрельба на всем фронте союзных армий. После 52 месяцев сражений наступило внушительное молчание…
Глава пятнадцатаяМарш на Рейн
Несколько дней спустя, согласно протоколу, приложенному к условиям перемирия, союзные армии двинулись вперед, чтобы дойти до Рейна и занять Рейнскую область с тремя тет-де-понами в Кельне, Кобленце, Майнце.
Прежде чем проследить за их победоносным продвижением, можно задать себе вопрос, целиком ли они исполнили свой долг перед своими странами, заключив 11 ноября перемирие?
Перемирие, подписанное главнокомандующим союзными армиями, не было ни мирным трактатом, ни даже предварительными переговорами о мире. Оно было приостановкой военных действий в разгаре борьбы с целью прекратить пролитие крови и дать воюющим странам необходимое время для выработки мирного трактата. Хотя текст условий перемирия включал некоторые политические или финансовые пункты, подлежащие немедленному осуществлению, он не предопределял положения воюющих государств по окончании борьбы. Союзные правительства взяли на себя важную задачу: заключение мирного трактата.
Чтобы обеспечить правительствам возможность целиком выполнить эту задачу, союзные армии и их командование прекращали свои операции в достаточно благоприятной военной обстановке. Это лишало противника всякой возможности противиться решениям союзных правительств и условиям мира. Рейн был преградой, под прикрытием которой Германия могла бы поставить под сомнение победы наших армий, восстановить свои силы и оспаривать условия мира.
Наши армии должны были завладеть этой преградой. Они готовились даже держать оба берега Рейна, чтобы в случае необходимости возобновить свое продвижение, положить конец противодействию германского правительства. Доказательством служит то, что 28 июня 1919 г. германское правительство беспрекословно подписало трактат в том виде, в каком его выработали союзные и присоединившиеся правительства.
Кроме того, занятие Рейнской области по условиям перемирия являлось для союзников залогом, могущим обеспечить урегулирование вопроса о возмещениях, которых они собирались потребовать.
Таким образом, благодаря этой возможности возобновить в случае необходимости борьбу с командующей позиции и получению залога, обеспеченного условиями перемирия и представляющего собою закрепление победы, союзное главное командование дало в руки союзным правительствам все средства к тому, чтобы заключить мир на условиях, которые они признают достаточными, а также заставить противника выполнить эти условия.
К тому же не следует думать, что подписание перемирия было преждевременным с нашей стороны, что нам было бы выгоднее отсрочить его на несколько дней или даже на несколько недель, чтобы окончательно завершить поражение германцев военным разгромом, новым Седаном.
По этому поводу мы уже говорили выше, какого эффекта можно было ожидать от наступления, подготовленного к востоку от Мааса на 14 ноября и не состоявшегося ввиду прекращения военных действий 11 ноября. После удачного начала оно свелось бы к расширению на 30 км фронта в 300 км, на котором мы победоносно вели сражение от Северного моря до Лотарингии, но характер этого фронтального натиска не изменился бы и не улучшился в нашу пользу.
Начиная со второй половины июля, союзные армии в ряде боев разбили и отбросили германские армии, взяв у противника 7990 офицеров, 335 000 солдат, 6213 орудий, 38 662 пулемета, – цифры, превосходящие все, известное до сих пор из истории, и равносильные нескольким Седанам. Своими повторными ударами они внесли в ряды противника деморализацию, граничащую с бунтом.
Продолжение военных действий позволило бы нам углубить и расширить эти показательные результаты, не изменив их по существу. Численность армий в несколько миллионов человек, вооруженных скорострельными огневыми средствами, располагающих большим количеством военного имущества и отходящих на сравнительно ограниченном пространстве, должна была сохранить за борьбой все ее характерные особенности.
С германской стороны мы видим беспорядочные массы, остатки более 200 дивизий, отходящие толпами, своего рода движущийся муравейник, затопивший страну, но вооруженный орудиями, пулеметами, винтовками – и поэтому неприступный, а тем более непроницаемый благодаря скорострельности своего вооружения, до тех пор, пока атакующий не подведет большего числа орудий и пулеметов.
Эти массы, подобно великому стихийному бедствию, опустошали страну, оставляя повсюду следы разрушения, разрушенные дороги и мосты, а кроме того, брошенное имущество, загромождавшее дороги.
Отсюда – какие затруднения для отрядов преследования, в случае необходимости быстро развернуть достаточные силы, чтобы еще больше расстроить эту отступающую толпу, прорвать или охватить ее! Они могли действовать только мощной артиллерией!
Но по мере продвижения этих отрядов их надо было снабжать продовольствием и боевыми припасами, что еще значительно замедлило бы их движение ввиду отсутствия железных дорог и вследствие состояния автогужевых дорог.
И таким темпом они вели бы кампанию до Рейна, чтобы, устроив на нем новую прочную базу и исправив необходимые пути подвоза, снова двинуться вперед, если бы до тех пор в массах противника не разразилась катастрофа.
Германия, изголодавшаяся за 4 года войны, имеет только дезорганизованную армию, не способную остановить победоносное нашествие союзников и взбунтовавшуюся против своих начальников. Страна отдана на милость победителей. Она беспрекословно подписывает перемирие, чтобы спасти от разрушительной войны остальные свои установления.
Уже 11 ноября я отдал главнокомандующим общую директиву, устанавливающую порядок занятия союзными войсками наших территорий, эвакуируемых противником.
17 ноября эти армии перешли через фронт, на котором они находились в момент прекращения военных действий. 30 ноября все занятые противником территории (Франция, Бельгия, Люксембург, Эльзас-Лотарингия) были снова заняты союзными армиями. 25‑го я вступил в Мец, а 26‑го – в Страсбург.
Тем временем мы подготовлялись к скорой оккупации рейнских областей. Они должны были быть разделены на четыре зоны: Майнскую, Кобленцскую, Кельнскую, Аахенскую, подчиненные соответственно французскому, американскому, британскому и бельгийскому командованиям. В каждой зоне должны были, как принцип, находиться войска одного государства; однако было предусмотрено, что для придания оккупации общесоюзнического характера гарнизоны на тет-де-понах, а также в районе на левом берегу Рейна между кельнским тет-де-поном и голландской границей, будут состоять из войск нескольких союзных государств.
Всего союзные армии должны были первоначально иметь в Рейнской области как в первой линии, так и в резерве, 16 корпусов общим составом в 40 пехотных и 5 кавалерийских дивизий, которые должны были содержаться за счет германского правительства.
Фактически общесоюзный характер оккупации тет-де-понов не был соблюден целиком. Так, кельнский тет-де-пон был полностью передан англичанам, так как французскую дивизию, которая должна была войти в состав его гарнизона, пришлось перевести в бельгийскую аахенскую зону.
1 декабря союзные армии вступили в Германию. 9‑го они достигли Рейна, 13‑го переправились через него, а 17 декабря были целиком заняты тет-де-поны.
С этого дня армии Антанты стояли на страже на Рейне. Отсюда они видели у своих ног побежденную Германию; им стоило сделать шаг, чтобы помешать ей снова подняться, если бы она попыталась это сделать. Отсюда они позволяли союзным правительствам продиктовать центральным империям такие условия мира, какие те сочтут нужным. Они исполнили свою задачу до конца.
Однако как ни спешили с окончательным заключением желанного для всех мира, переговоры, которые должны были привести к его заключению, естественно, затянулись. Позднее прибытие во Францию президента Вилсона, размеры представившихся проблем, необходимость достигать по всем вопросам предварительного соглашения между союзниками, которые часто расходились во мнениях, – все это требовало таких сроков, что, несмотря на добрую волю и напряженный труд создателей трактата, союзникам понадобилось четыре месяца, чтобы закончить свое дело, и пять, чтобы его приняла Германия.
Между тем перемирие, подписанное в Ретонде, должно было оставаться в силе только 36 дней. Этот срок истекал 17 декабря, когда союзные уполномоченные по заключению мира только начали прибывать в Париж. Поэтому пришлось продлить соглашение от 11 ноября.
Переговоры, предпринятые с этой целью, происходили в Трире, в вагоне-канцелярии поезда маршала, между теми же делегатами, что в Ретонде 12 и 13 декабря 1918 г.
Не входя в подробности этих переговоров, достаточно отметить, что они привели к следующим результатам:
1. Срок перемирия был продлен на один месяц, т. е. до 17 января 1919 г.
2. Союзное главное командование оставило за собой право занять, когда оно признает нужным, в качестве новой гарантии нейтральную зону на правом берегу Рейна к северу от кельнского тет-де-пона до голландской границы.
Надеялись, что это новое соглашение позволит дождаться момента, когда немцам будут вручены предварительные условия мира, к чему стремились сами союзники. Действительно, это было бы естественным решением, позволявшим несколько разгрузить военный аппарат.
К сожалению, Совет четырех[83] своевременно не принял этого решения, и я снова отправился в Трир на 15 и 16 января для переговоров с германскими делегатами относительно вторичного продления перемирия, приведших к следующим главным решениям:
1. Продление перемирия на один месяц, до 17 февраля.
2. Поставка Германией земледельческих машин и орудий.
3. Создание в Берлине союзной комиссии для контроля за русскими военнопленными в Германии.
4. Подробности мероприятий по выполнению некоторых условий соглашения от 11 ноября касательно выдачи германских судов и возвращения имущества, увезенного во Францию и в Бельгию.
5. Чтобы обеспечить снабжение Германии и остальной Европы продовольствием, германское правительство передало на все время перемирия весь германский торговый флот под контроль союзников для плавания под их флагами.
6. Главное командование оставило за собой право занять, когда оно сочтет нужным, в качестве новой гарантии сектор крепости Страсбурга, образованный фортами на правом берегу Рейна, с полосой местности шириной в 5—10 км впереди этих фортов.
Соглашение о вторичном продлении перемирия было заключено, как и первое, в надежде на то, что его хватит до заключения предварительного мирного соглашения. Так как условия этого соглашения не были выработаны и союзные правительства даже отказались от него, перемирие было продлено в третий раз, но на этот раз было установлено, что это продление будет последним, что срока ему указано не будет, а союзные державы оставили за собой право просто прекратить его действие, предупредив об этом за трое суток.
Никаких новых постановлений принято не было. Проведение в жизнь и завершение выполнения еще не вполне осуществленных пунктов были переданы постоянной комиссии по перемирию.
С другой стороны, немцам было предложено немедленно отказаться от всяких наступательных операций против поляков в Познани или во всякой другой области, и была установлена демаркационная линия, за которую их войска не должны были переходить.
28 июня 1919 г. мир был заключен и подписан в Зеркальной галерее Версальского дворца.
Маршал Фош. Художник Л. Бомбле