Почему же мы отказались от такого пути? Да потому, что у нас не было возможности. Выбор, каким способом, интенсивным или экстенсивным, вести хозяйство, зависит от материальных возможностей, от культуры руководства и, прежде всего, отдельных работников. Повторяю: ведение хозяйства на интенсивной основе требует не только большой культуры, но и больших материальных затрат. Что такое интенсивное хозяйство? В моем понимании – это умение брать с пахотных земель максимально возможное. Если, к примеру, мы получали восемь – десять центнеров урожая в среднем с гектара, то при интенсивном ведении земледелия получали бы до 35 центнеров. Для этого нужны минеральные удобрения, сортовые семена, гербициды и другие средства обработки полей и сохранения урожая. Может быть, где-то нужно провести летние работы: известкование или же гипсование почвы, если она засолена. Чтобы привести почву в более плодородное состояние и получать максимально возможное на данном этапе развития сельскохозяйственной науки, нужно провести работы, требующие огромных затрат, но мы ничего этого тогда не имели. Нельзя же сразу перепрыгнуть через целый период только из-за одного желания изменить экстенсивную форму сельского хозяйства на интенсивную. Этот переход довольно медленный, он происходит путем накопления материальных средств, знаний и опыта.
Какое-то представление о ведении интенсивного хозяйства у нас было, но конкретно мы не представляли всей суммы необходимых материальных затрат, из чего слагается ведение сельского хозяйства на интенсивной основе. К тому времени отдельные бригады и звенья в колхозах и совхозах получали по 40 центнеров, но это нельзя принять за отправную точку и считать, что мы перешли к ведению хозяйства на интенсивной основе.
Это не то, что имеется на Западе. Например, англичане, французы, немцы, голландцы, шведы и норвежцы в среднем получают урожай по 30–35 центнеров зерновых с гектара. Если бы мы даже решили выделить для перехода на интенсивные формы несколько миллиардов, то получился бы пустой звук. Волевого решения и простого вкладывания денежных средств недостаточно. Надо суметь эти средства разумно израсходовать. Необходимо время, чтобы построить заводы для производства минеральных удобрений, азота, калия, фосфора и других необходимых растениям веществ.
Для строительства крупного завода требуется минимум два-три года. Кроме того, надо еще подготовить кадры, как агрономические, так и животноводческие. Колхозной массе надо привить понятие о ведении сельского хозяйства на интенсивной основе, а это довольно медленный процесс. Поэтому разговор о том, что мы расширяли площади и тем самым якобы пошли не тем путем, который проложен в западных странах, абстрактно верен, но это разговор пустой. Он свидетельствует о том, что человек судит, но понятия не имеет, что такое интенсивное хозяйство. Это не просто слова. Это материальная и духовная подготовка страны. Необходимо изменить весь уклад ведения хозяйства, а это за один год и даже десятилетие не осилить.
Взять, к примеру, Смоленскую область. Исконно русские земли, так же как Московская, Тульская, Орловская, Курская, Рязанская, Калининская. Там пахотных земель очень мало. Если даже поднять их урожайность, все равно этого добавочного количества зерна не хватило бы на удовлетворение потребностей страны. К тому же понадобились бы не только затраты, но и время. Надо корчевать неудобины, проводить мелиорацию, строить химические заводы и самое трудное – надо обучить людей пользоваться минеральными удобрениями. Должна повыситься культура ведения сельского хозяйства, а это впитывается с молоком матери. Нам же еще и «матерей» предстоит воспитать и обучить. На всё нужно время.
Я понимаю, что все это можно ускорить: организовать курсы, лекции. Все это можно сделать, но все равно человек должен ощутить потребность вести хозяйство на научной основе.
Собственно, выбора способа ведения хозяйства у нас не было. Хлеб нам был нужен не завтра, а буквально сегодня. Расширение посевных площадей давало возможность быстрого увеличения сбора зерна, уже осенью можно было получить урожай. Эта проблема стояла перед нами, и ее требовалось конкретно решать[892]. Надо было использовать без особых затрат все земли, пригодные для распашки. Как в старое время говорили: вспахать, посеять, а там, что Бог даст. Одним словом, у нас оставалась единственная возможность – расширение посевных площадей, следовательно, экстенсивный способ ведения хозяйства, какой существовал испокон веку. А возможности у нас были большие… Я считаю, что путь был выбран абсолютно правильно. В результате мы решили проблему хлеба, хотя и встретились с засухой. Но она – часть нашего бытия.
Вот и в этом году я не знаю, как сложится урожай. Пока весна тяжелая, нет осадков в Заволжье и даже в Московской области стоит сушь. Как огородник, я уже страдаю от недостатка осадков. Я шучу, но для страны засуха – не шутка. Я горжусь тем, что, занимая высокий пост в партии и правительстве, мне пришлось проводить эту политику. На то время она была единственно приемлемой. Шутка ли, какие возможности открыла целина. Надо просто знать о состоянии зернового хозяйства в те годы, о нашей недостаче зерна.
Сейчас все видят, что целина окупила себя за считанные годы. Но тогда мы далеко не были убеждены в этом. Проблема ставилась довольно робко, поскольку мы понимали, что надо что-то делать. Однако решение осваивать целинные земли приняли только в последний момент, на пленуме ЦК[893]. Там Молотов вместе со всеми проголосовали «за».
Мы поговорили с руководителями ВЛКСМ, рассказали им о цели освоения целинных земель и посоветовались о методе привлечения туда молодежи. Комсомол, как всегда, горячо отозвался на призыв. Сначала вызвались разведчики, которые поехали наметить участки под пахоту. И провести подготовительные работы. Были мобилизованы руководители, инженеры и агрономы для организации новых совхозов и колхозов. Начали агитировать опытных трактористов, составили списки лиц, изъявивших желание поехать на целину. Думаю, сохранится добрая память о том времени и тех людях, которые отказались от удобств на обжитых местах и поехали в неизвестные края жить по-походному и терпеть все невзгоды, которые приносит неблагоустроенное место. Они пошли туда во имя блага народа, это было действительно самопожертвование. Эти люди ехали на целину по личному убеждению, стремясь сделать все, чтобы обеспечить народ сельскохозяйственными продуктами.
Перед молодыми добровольцами, собравшимися в Кремле, в зале заседаний Верховного Совета, я выступил с коротким призывом и объяснил предстоящие задачи[894]. Сказал, что партия возлагает на них большие надежды. Затем собрание призвало молодежь всей страны откликнуться на новое дело. Протекало оно интересно, ребята выступали с энтузиазмом. До сих пор в моей зрительной и слуховой памяти сохранились некоторые лица и речи. Молодые люди буквально светились, их глаза горели. Я глубоко верил в молодежь, она более подвижна и способна на подвиг. Так оно и оказалось.
Возник вопрос о технике. Откуда взять технику? Ведь не могли же мы сразу увеличить производство тракторов и других сельскохозяйственных машин? Это немыслимо, для этого требовались новые заводы. Надо было искать какие-то другие возможности. И тогда мы решили на два-три года задержать выделение тракторов, комбайнов и другого сельскохозяйственного инвентаря в обжитые районы, а эту технику двинуть в Казахстан. Сейчас, оглядываясь на пройденный путь, я думаю, что это была единственная возможность. В обжитых районах имелись кадры. Поэтому на старом тракторе при обеспечении запасными частями, при квалифицированных трактористах и умелом руководстве машинно-тракторными станциями какой-то год, а может быть, даже два можно поработать. За это время мы постараемся увеличить количество выпускаемых тракторов, чтобы удовлетворять запросы как старых колхозов и совхозов, так и новых на целинных землях. Так мы и сделали. Бросили новую технику в Казахстан, двинули отряды. Военные пошли нам навстречу, поделились палатками. Мы старались создать сносные условия жизни для молодых людей. Дело пошло.
Первые добровольцы прибыли на целину, когда в степях еще лежал снег. Трактора тянули сани с первоочередными припасами и материалами, а люди шли рядом. Потом пришла весна и развернулась великая эпопея освоения новых земель. Вот и пахота. Люди по-прежнему жили в палатках.
Меня очень тянуло взглянуть на те земли, взглянуть на людей не в Кремле, а в тех условиях, в которых они жили. Там были самые примитивные полевые условия, почти такие, как в военное время. Разница лишь в том, что не рвались снаряды и не трещали пулеметы, а шумели трактора. Да еще хорошо пригревало казахстанское солнце. К тому же, являясь инициатором дела, я конкретно не представлял себе степных условий Казахстана в деталях. Хотелось на все посмотреть самому. Президиум ЦК одобрил мою поездку, и я вылетел в Казахстан. Это было мое первое пребывание в нем. Раньше лишь по литературе и по рассказам я знал о жизни восточнее Урала. А тут я сам попал в эти края и получил возможность как бы осязать происходившее. Я прилетел в Казахстан, уж не помню в какой район. Впечатление было просто невероятное. Я радовался, и, как говорится, моя душа пела. Я увидел хорошие земли, правда, влаги не хватало. По опыту работы на Украине я представлял возможности этих черноземов. Но… при условии, если выпадут осадки. Без зимних и весенних осадков эти земли очень жестоки и дают мизерные урожаи. Когда я своими глазами увидел бескрайние степи, то только тогда окончательно осознал, какие таятся здесь возможности расширения пахотных земель, а следовательно, увеличения сбора зерна.
Мне было приятно смотреть в глаза новоселам. Там собрались не только мужественные, но и личностно интересные люди. Казахские просторы огромны, из одного района в другой я перелетал на самолете. Вначале видел сверху чистое поле, потом вдруг белели палатки. Подлетаешь, смотришь, а борозды уже проложены. Неотрывно хотелось смотреть, как движется по степи трактор: казалось, этому полю нет конца и края. У целинников ходила поговорка: на одном конце поля тракторист завтракает, на другом обедает, а вернувшись, ужинает. Хотя переселенцам трудно было привыкать к сравнительно изолированной жизни, но они шли на нее с гордостью и достоинством, сыпали шутками-прибаутками, всегда сопровождающими палаточное существование. Как-то я, приехав в одну бригаду, увидел там единственную девушку, остальные были молодыми задорными парнями. Один из них, балагур, говорит: «Товарищ Хрущев, скучно тут жить, только одна девушка среди нас. Мы все за ней ухаживаем, а она от нас отворачивается. Просим, пришлите сюда девушек». Посмеялись. Но его слова отражали реальность. Когда я вернулся в Москву, я рассказал о своих впечатлениях и посоветовал комсомолу призвать на целину девушек, для них найдутся и работа, и женихи. Это очень хорошо, что на новых землях сложатся семьи, появятся дома и дети, заведется местн