[957]. Надо срочно вывести отсюда корабли и найти им стоянку где-нибудь в бухтах на островах, чтобы корабли имели маневр, потому что здесь они заперты и не смогут отсюда выйти, если внезапно начнется война».
Поехали на прибрежные острова. Посмотрели и там военные учения и береговые стрельбы. Очень нам понравились люди. Молодежь знала свое дело и стреляла хорошо. Что касается базирования флота, то его предстояло вывести из Владивостока и расположить в другом месте. Выбор поручили Кузнецову. Начали готовиться к переезду. Это требовало больших работ для обеспечения причалов, стоянок, оборудования жилья, а также крупных затрат, но они были необходимы. Защищать Владивосток по старинке казалось немыслимым. Тут впервые начал утрачивать в моих глазах свой авторитет адмирал Кузнецов, как-то не схватывавший требований новой эпохи, хотя он был человеком еще не старым. До этого мы Кузнецова очень высоко ценили. Но, когда мы увидели просчеты, очевидные даже для нас, гражданских лиц, и он согласился с нашими критическими замечаниями… Он смотрел с позиций старого, ушедшего времени.
Из Владивостока мы поехали в Николаевск, расположенный при впадении Амура в Охотское море. Там предполагалось возвести военно-судостроительный завод. У меня зародилось сомнение. В Николаевске? В столь необжитом районе возводить завод, который легко выведут из строя во время войны? Его трудно защищать. Кроме того, требуются крупные капиталовложения, надо провести туда железную дорогу. В Николаевск уже завезли материалы и металл для конструкций. Это еще Сталин принимал решение о новом заводе. Обсудив детали замысла, мы решили, что лучше заложить необходимые нам корабли в обжитом месте.
Оттуда на эсминце отправились на Южный Сахалин по очень бурному морю. Штормило, качало, одного матроса волною смыло с нашего корабля. Я качку переношу хорошо и на проделки морского царя реагировал спокойно. Город Южно-Сахалинск понравился мне своим ласковым солнцем, хотя нам объяснили, что это – случайное совпадение. Мы осмотрели рыбную базу. Она находилась в плачевном состоянии. Мы не имели плавающих мощностей для переработки улова. Все перевозилось на берег, разгружалось и отправлялось на переработку. Рыба за это время портилась, ее выбрасывали в море или скармливали свиньям. Потом такая свинина резко пахла рыбой. Все дороги и подъезды к пристаням были ужасными. Мы еле-еле карабкались на машинах. Оборудования не хватало. Но кого винить? До Южно-Сахалинска руки не доходили, у страны оставались более глубокие раны, нанесенные войной.
Показали нам и войска Дальневосточного военного округа. Мы остановились у начальника Управления боевой и физической подготовки генерала Труфанова[958], хорошо знакомого мне по Сталинградской битве. Оттуда поехали в районный центр на сельскохозяйственную научную станцию. Нас интересовало, как на месте организовать получше производство продуктов, которые посылались в Южно-Сахалинск, особенно возможность выращивания картофеля. Картофель и овощи завозили с материка, хотя природные условия там прекрасные. Мне Южно-Сахалинск показался чем-то похожим на Украину: яркое солнце, щедрая земля, богатая дикая растительность. Тут только приложить руки, поселить людей и заинтересовать их в деле, а потом станет там житье не хуже, чем во многих районах Советского Союза. Во Владивосток мы возвращались самолетом. Микоян остался в Южно-Сахалинске. Он занимался тогда проблемами торговли и сказал: «Хочу тут еще разобраться, как и что нужно сделать, чтобы обеспечить население продуктами питания». В целом пребывание на Дальнем Востоке натолкнуло на мысль, что оборона страны находится не совсем в таком положении, как хотелось бы. Следовало подумать, как повысить обороноспособность СССР. Одновременно резко изменилась степень доверия руководства к адмиралу Кузнецову. Выходило, что мы его переоценивали. У меня зародились опасения, которые спустя некоторое время разрослись и окончательно подорвали наше доверие к адмиралу, поскольку встал вопрос о создании системы обороны на принципиально новом уровне.
Через какое-то время, дело было летом 1955 года, Кузнецов внес в ЦК партии записку с конкретными предложениями о дальнейшем строительстве военно-морского флота. Затребованная сумма составляла 110–130 миллиардов рублей на десять лет. По тому времени она представлялась колоссальной. Нам надо было хорошенько подумать, чтобы решить вопрос безошибочно. В то время судостроительная промышленность фактически прекратила выпускать гражданские суда и была переведена Сталиным на форсированное строительство военных кораблей, главным образом, крейсеров, дредноутов и эсминцев. В каком-то количестве строились подводные лодки. Главным образом сосредоточились на надводном флоте с артиллерийским вооружением.
Записку разослали, кому положено, и мы поставили вопрос на Президиуме ЦК. Пригласили туда Кузнецова и других военных. Предусматривалось дальнейшее строительство крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Я не помню, были ли предложения о строительстве авианосцев. Главную линию составляли крейсера, а вообще отдавалось предпочтение надводному флоту. Мы перекинулись словами, но подробно обсуждать не стали, и я предложил: «Давайте этот вопрос сегодня не решать, перенесем его на следующее заседание (мы заседали еженедельно), чтобы члены Президиума могли глубже ознакомиться с предложением». Так как этот вопрос был очень крупным, то другие вопросы мы отодвинули еще дальше. Выйдя из своего кабинета, я шел по коридору, желая встретиться с теми, кто приходил на заседание. Приглашенные обычно собирались в другом конце здания. Туда из зала вышел Кузнецов, и мы пошли с ним рядом. Я тогда к Кузнецову все еще относился с большим доверием, незадолго до того по моей инициативе его реабилитировали.
Он повел себя очень нервно и обратился с довольно грубой фразой: «До каких пор сохранится такое отношение к Военно-Морскому флоту?» Я ему: «Не понял. Отношение считаю хорошим». «Почему же не решается вопрос?» «Но мы же не отказали, а только перенесли его рассмотрение. Хотим получше изучить предложение, чтобы принять правильное решение». Он возбужденно стал подавать резкие реплики. Потом мы разошлись, и каждый, сев в свою машину, направился в нужном направлении. Меня обеспокоили его нервное состояние и такой, я бы сказал, диктаторский подход к делу. Разве то, что он считает, заранее истина, и обсуждать тут нечего? То есть руководству остается только утвердить предлагаемое? Это совершенно недопустимо. Здесь видно посягательство на права правительства и Президиума ЦК. Но я перед тем, как сесть в машину, сказал все же: «Потерпите неделю, мы еще раз подробно обсудим вопрос, вникнем в суть дела и разберемся с ним».
Спустя неделю, на очередном заседании, мы вернулись к данному вопросу. Его постановка Кузнецовым представлялась мне неправильной: не решались задачи обороны страны, зато требовались затраты колоссальных средств. Я обратился к адмиралу: «Товарищ Кузнецов, давайте отвлечемся от сегодняшних условий. Если бы мы вам сейчас могли бы выложить все те корабли, какие вы просите, то какое бы место по ним занял СССР среди наиболее вероятных противников? В сравнении, например, с США и Англией? Мы смогли бы противостоять на море их объединенным силам?» «Нет, – отвечает, – мы бы им значительно уступали». Он ответил честно. «Но тогда какой же смысл тратить эти средства? Мы через десять лет получим заказанные вами корабли, однако, имей мы их даже сейчас, наш флот оказался бы слабее флотов потенциальных противников. А через десять лет станем, значит, еще слабее. Ведь США и Англия развивают свой флот и имеют больше возможностей, и материальных, и денежных. В результате мы и средства затратим, и не решим задачи обороны страны».
Все начали поочередно высказываться. Когда пришла пора сделать заключение, то руководство в результате сочло предложенное направление развития вооружения неправильным. Нам требовалось в кратчайший срок преодолеть отставание. СССР был обложен базами США и полностью накрывался его бомбардировщиками. Противник превосходил нас и в численности, и в качестве боевой техники. ВМФ для нас не был решающим, не то что для Англии. Она – островное государство, без ВМФ не может ни наступать, ни обороняться, полностью зависит от подвоза сырья с континента, ей требуется обеспечивать морские коммуникации. США без надводного флота не могут держать свои войска на Европейском континенте. Им нужно перебрасывать живую силу, боепитание и прочее. Поэтому им жизненно важен военно-морской флот. Они создали мощный транспортный морской флот. Во время войны даже оказывали нам помощь по ленд-лизу транспортными морскими средствами. Потом они у нас корабли отобрали и на наших глазах затопили. Горько нам было смотреть на это, мы так нуждались в каждом грузовом корабле, а им они не были нужны. Утопили на глазах у своих союзников, которые понесли главные потери в разгроме фашистской Германии! Их действия глубоко оскорбили наши чувства. Но мы ничего не могли поделать, корабли были их собственностью, и они могли ими распоряжаться, как хотели. Вот они и распорядились.
Я отвлекся. Когда пришла пора подвести итог обсуждению, я снова предложил: «Давайте еще раз отложим решение о строительстве нового военно-морского флота и еще раз подумаем. Видимо, в первую очередь нам следует решить проблемы авиации, создавая такие же самолеты, какие имеет наш вероятный противник». На ракеты мы тогда еще не могли по-настоящему опереться, и поэтому называли военно-воздушный флот главным оружием. Все согласились. Кузнецов буквально кипел и после этого заседания стал вести пропаганду против такого решения, дискредитируя новое руководство СССР. Он, невзирая ни на что, поддерживал линию Сталина насчет первоочередного строительства ВМФ, хотя Сталин принял эту программу без Кузнецова, когда тот был уже отстранен от командования. Стало быть, отраслевая принадлежность затуманила адмиралу глаза и мешала правильно видеть дело. Потом выяснилось, что программа Сталину была навеяна Кузнецовым в ту пору, когда он еще пользовался большим доверием. Человека тогда сместили, а его линия продолжала свой путь. Я не знаю, по каким причинам он попал у Сталина в опалу, но думаю, что из-за своего строптивого характера, который сейчас проявился в еще большей степени.