а развитие экономического потенциала, удовлетворение растущих материальных и культурных потребностей людей. Они уже навязывают нам такое «соревнование».
Военные расходы – это бездна, в которой понапрасну пропадают ресурсы. Естественно, самое лучшее – договориться с капиталистическими странами о прекращении гонки вооружений и о разоружении. Но для этого требуется абсолютное доверие. Полагаю, что сейчас абсолютное доверие между антагонистическими системами невозможно. Но в силах обеих сторон договориться о конкретных мероприятиях. Сумели же мы в 1963 году достичь договоренности о прекращении испытаний ядерного оружия в трех средах – в воздухе, в космосе и под водой. Подземные испытания Соединенные Штаты Америки отказались включить в это соглашение. Оно не снижает военного потенциала сторон и не ограничивает возможности его наращивания. С другой стороны, соглашение не требует контроля на территории других стран. Сейчас имеются достаточно чувствительные автоматические средства, которые регистрируют взрывы в воздухе, под водой и даже под землей. Они пошли на это соглашение, ни в какой степени не ограничивая своих затрат на вооружение.
Договоренность о нераспространении ядерного оружия ядерными державами в другие страны тоже не ограничит расходы на вооружение[1005]. Этот договор направлен на сокращение числа стран, владеющих ядерным оружием. К сожалению, соглашение даже не гарантирует, что страны, пока не владеющие атомным оружием, не смогут его иметь. Нет. Любая независимая страна, проводящая собственную политику, при возникновении у нее желания, а такие намерения кое-где имеются, может создать собственные средства. Для этого сейчас имеются все данные: научные и технические. Нужны только средства и желание. Так что и это соглашение не является гарантией от возникновения термоядерной войны, но в какой-то степени сокращает вероятность ее развязывания.
Да, капиталистическим странам выгодна гонка вооружений. Мы же, принимая ее, как бы даем им какое-то оправдание проведения такой политики. Но могут сказать и наоборот, что прекращение нами гонки вооружений и производства средств ведения войны будет означать подчинение чужой политике. Ничего подобного! Термоядерные ракеты долговременного хранения удержат противника от нападения на нас. Проведение своей политической линии требует от руководства СССР стойкости и прозорливости, умения не дать вовлечь себя в соревнование по растранжириванию национального дохода на средства истребления и одновременно иметь все необходимое для защиты страны. Мы должны строить свой оборонный бюджет, не поддаваясь никакому влиянию милитаристских кругов извне и изнутри.
Я говорил о внутренних силах капиталистических стран, о милитаристских кругах, о фабрикантах средств истребления людей, работающих на войну. А в социалистических странах возможно ли зарождение подобных сил, толкающих правительство на увеличение расходов на вооружения? С точки зрения классового подхода, у нас таких классов нет! У нас нет собственников заводов, нет частной капиталистической собственности. Поэтому таких сил у нас не должно быть. Но существуют ли люди, которые заинтересованы или могут быть заинтересованы в подобной политике? Существуют. Они могут толкать правительство в неправильном направлении.
Это прежде всего – военные. Военные – они и есть военные. Военные в капиталистических странах и в социалистических странах, конечно, разные и сравнивать их нельзя, но в каких-то точках миропонимания они имеют сродство. И те, и другие хотят иметь больше вооружений, и те, и другие хотят командовать многочисленными армиями. Они вовсю доказывают правительству, что противная сторона обладает, дескать, таким оружием, которого нет у нас и которое нам жизненно необходимо. Не следует идеализировать военных, среди них есть люди, которые приобретают кастовое мышление. Оно присутствует и в вооруженных силах социалистических стран. Нельзя поддаваться их влиянию, правительство само должно определять военную политику.
Люди, заинтересованные в расширении армии и в увеличении производства вооружений, не могут политически разумно подходить к решению вопроса обороноспособности, не могут разумно ограничить расходование средств. Это те, кого называют военно-промышленным комплексом. Разумность должна заключаться не в соревновании в затратах на вооружение, на содержание армий. Достаточно иметь армии, способные дать отпор вероятному противнику.
Третья группа лиц такого рода – часть общества, которая поддается на демагогическую пропаганду и начинает давить на правительство в том же направлении. В подобных случаях ответственные руководители должны не бояться идти на конфликт, как не испугался я конфликта ни с адмиралом Кузнецовым, навязывавшим ненужную программу строительства огромного надводного флота. Нельзя идеализировать людей, считая, что если они коммунисты, то автоматически занимают правильную позицию. Ерунда! Сталин тоже был коммунистом, что не помешало ему стать извергом. И Мао был коммунистом, что не помешало ему напасть на братский Вьетнам.
Очень вредно и опасно для социалистической страны бесконтрольное увеличение влияния военных. Есть опасность, что военные могут навязать милитаризацию социалистической страны. Это тоже политика, но она приведет к истощению страны, к истощению народа, к снижению нашего потенциала. Чем больше вооруженных сил, чем больше вооружений, тем хуже будет жить народ. Обновление вооружений неизбежно, и его нужно проводить, но в меру, разумно. А разумность состоит в том, что, учитывая необходимость сохранения обороноспособности и неприступности нашей страны, а также экономические возможности, следует как можно меньше средств выделять на вооружение.
В дискуссии по этому вопросу можно впасть в крайности, довести дело до абсурда. Это очень деликатный вопрос. Я исхожу из разумной точки зрения, разумного подхода, правильного учета соотношения сил и конкретных условий, в которых мы живем. При современном соотношении сил капиталистические страны вряд ли решатся на вооруженное столкновение с СССР, хотя и будут проводить подрывную политику против нас. Но это я считаю нормальным, потому что такая политика вызывается классовым антагонизмом. Мы тоже не отказываемся от идеологического противостояния со всеми сопутствующими ему мероприятиями, однако за исключением ведущих к катастрофе.
Здесь необходимо правильное понимание: идеологического мира быть не может, и никакие договоры тут не помогут, но и думать о них нельзя. Что такое договор об идеологизированном мире? Это признание правильности существующей капиталистической идеологии, прекращение борьбы против капитализма. Это означает, что мы перестаем быть коммунистами, такого допускать нельзя. С другой стороны, капиталисты также не могут примириться с существованием нашей идеологии. Они будут вести борьбу, насколько у них хватит сил.
В идеологической борьбе, на мой взгляд, борьба должна закончиться победой коммунистического мировоззрения. Но подобное противостояние не противоречит полезным для всех контактам в сферах экономики, культуры и прочего.
Когда мы вели переговоры о возможности достижения соглашения о приостановке гонки вооружений, западная сторона во главу угла выдвигала контроль. Я считаю, что они напирали на контроль потому, что знали, что мы не согласимся. Как только мы попытались договориться о детализации условий контроля, Запад тут же терял энтузиазм. Мы тоже за контроль, но в чем же он должен выражаться?
В послевоенное время западные страны были экономически сильнее, чем мы. Сейчас исход войны решает экономика. У кого экономика сильнее, тот имеет возможность накопить больше средств вооружения. Если сложить материальные средства, которые вырабатываются сейчас странами НАТО и странами Варшавского Пакта, то мы отстаем, меньше производим. Но, несмотря на это, уровень, которого мы достигли, позволяет соревноваться в вопросах вооружения. Мы соревнуемся, не отстаем. Если бы сейчас я имел какое-то влияние на исход двусторонних или многосторонних переговоров, то решительно пошел бы на поиски соглашения об установлении контроля над вооружениями. Сегодня полный обоюдный контроль нам не страшен.
Еще в былые времена, когда я занимал соответствующее положение в государстве, мы разработали конкретные предложения, которые передали Западу. Мы и тогда допускали контроль, но в пограничных районах, мы допускали контроль наших Вооруженных Сил, расположенных в Германской Демократической Республике и считали возможным установление контроля в других странах Варшавского Договора.
Мы оговаривали, что инспекции могут углубляться в нашу территорию километров на 700 или около того.
Мы соглашались и на облет наших пограничных районов на довольно большую глубину, в том числе и на севере. Тогда американцев особенно беспокоила северная часть Советского Союза, оттуда мы можем наносить по Соединенным Штатам удары ракетами. Географическое положение и сейчас не изменилось, как и прежде существует то же желание обезопасить себя, установить контроль.
Американцы долгое время производили разведывательные полеты над нашей территорией в одностороннем порядке. Всем известна история самолета У-2, на котором летал Пауэрс. Самолет нами был сбит, а пилот захвачен в плен и осужден. Потом его передали в порядке обмена американским властям. После этого облеты нашей территории самолетами прекратились. Сейчас отпала необходимость в полетах самолетов. Теперь запускаются спутники-разведчики, которые фотографируют территории. Нашу со своих спутников фотографируют Соединенные Штаты Америки. И мы тоже имеем возможность сфотографировать любую точку на поверхности земного шара.
Я видели и наши снимки, и американские, которые попадали к нам в руки. Они снимали со спутника наши аэродромы. Можно было не только подсчитать количество, но и определить марки самолетов. Я опять повторяю, тогда мы не соглашались на детальный контроль и международную инспекцию, потому что были слабее в вооружении, чем американцы. Если бы контроль был установлен, мы бы тоже узнали больше об американских вооруженных силах, но это нам не принесло бы радости. Это знание еще больше подчеркивало бы слабость нашей страны и превосходство Соединенных Штатов Америки. Агрессивные силы получили бы большое искушение напасть на нас, пока Советский Союз слабее.