ижнем Востоке, но ничего не смог поделать. Мы прорвали там блокаду в 1956 году, установили добрые отношения с Египтом. Империалисты хотели жестоко наказать Сирию, преподав урок и Египту, и Ливану. Я не говорю здесь об Ираке, где функционировало в те месяцы весьма реакционное правительство, возглавлявшееся ставленником британского империализма и верным псом колонизаторов Нури Саидом.
Мы отпраздновали бескровную победу. Когда убедились, что угроза для Сирии миновала, сейчас же объявили через печать, что наши военные маневры закончились и что командующие, задействованные там, вернулись к исполнению прежних обязанностей. Чем характерна та наша операция? Мы, удержав агрессоров, одновременно подали руку помощи Сирии, не допустили ликвидации Сирийской республики, и всего этого добились без войны. Это обозначало рубеж нового этапа советской внешней политики, когда мы могли добиваться желаемых результатов иными способами, нежели раньше. Я тогда много занимался международными делами, и мне было отрадно, что Даллес, который сформулировал и проводил политику США с позиции силы, отступил. Он хотел вести внешнюю политику «балансирования на грани войны», но до намеченной им грани, когда почувствовал реальную возможность ответного удара, переступить ее так и не решился. Из чего вовсе не вытекает, что мы впредь должны делать неправильный вывод, избрав такую же политику. На грани ведь можно не удержаться. Не ты один определяешь, где проходит эта грань. Легко можно сползти с нее и увязнуть в кровопролитии. Тем не менее в момент «военной игры» мы показали свое умение, владея собственной силой, и угрожать, и не зарываться. Теперь наш авторитет в арабском мире, а особенно в Сирии, еще более возрос. Сирийско-советские отношения стали не просто теплыми, а дружескими.
Свершившиеся события подогрели испуг сирийской буржуазии и помещиков, и они бросились в объятия к Египту с предложением создать Объединенную Арабскую Республику, чтобы опереться на реакционные силы в Египте и не дать возможности прогрессивным силам, группировавшимся вокруг Сирийской коммунистической партии, развертывать далее процесс демократизации страны[443]. Чем это кончилось, я уже рассказывал, когда говорил о наших отношениях с Египтом и его президентом Насером. Очередное столкновение с США на Ближнем Востоке произошло, когда совершился переворот 1958 года в Ираке. Мы приветствовали его, потому что было ликвидировано реакционнейшее правительство империалистического холуя Саида, ненависть к которому в арабском мире была повсеместной, так что новый лидер Ирака Касем[444] всего одной дивизией сумел справиться со всеми теми кругами, на которые опирался Саид. Сообщалось, что он переоделся в женскую одежду с чадрой и хотел скрыться, но какой-то солдат узнал его, заметив под длинным балахоном сапоги, и застрелил его[445].
После того как в мае 1958 года началось восстание ливанцев против реакционного режима в их стране, американцы в июле предприняли в Ливане высадку своих войск. Тут мы снова организовали ответные шаги, уже не только военного, а общественно-демонстративного характера. Организовали протесты во всех странах мира, где только могли это сделать. Перенесли вопрос в Организацию Объединенных Наций, добились там соответствующих решений и вынудили американцев эвакуировать свои войска из Ливана. Так победила еще одна международная демонстрация в защиту мира на Земле и в пользу освободительного движения. Общими усилиями демократических сил мира удалось сдержать колонизаторов. Иракская революция тоже одержала победу. Наша активная политическая линия еще больше повысила авторитет СССР, и не только в арабском мире, но и среди всех народов, борющихся за независимость.
Затем острие событий перекинулось в Йемен. К нам еще раньше приезжал оттуда наследный принц эль-Бадр. Он просил оружия для борьбы с англичанами, и мы ему помогли. Это произошло в 1955 году, еще до поездки советской делегации в Англию.
С эль-Бадром я встречался. Что он собой представлял? Какое производил впечатление? Впервые мы познакомились в Москве. Ко мне в кабинет вошел пропорционально сложенный человек огромного роста, красивый мужчина, широкий в плечах. От бесед, которые я с ним проводил, осталось хорошее впечатление: он выказал себя разумным человеком, понимавшим интересы своей страны. Беседы наши велись прежде всего о том, как оказать ему помощь вооружением для изгнания англичан и освобождения королевства от колониалистов. Мы ему в этом сочувствовали и, как я уже говорил, дали оружие. Эль-Бадр рассказывал мне и о том, как он подавил восстание, организованное внутренними силами против его отца: в его отсутствие был совершен переворот, столицу город Сану восставшие не сумели захватить, но обложили ее; эль-Бадр вернулся, при содействии соседних правителей разгромил восставших и восстановил прежний порядок. Мне трудно было определить свое отношение к его акции. Да от меня этого и не требовалось. Ведь хрен редьки не слаще, как говорят в народе. Тот строй, который представлял его отец как имам – глава йеменских мусульман и как король – глава светской власти, был оплотом крайне реакционной политики. Но у меня сложилось впечатление, что сын уже по-другому смотрел на правление государством. Однако таких разговоров с ним я не вел, а только слушал его.
Конечно, нам было выгоднее, чтобы существовал независимый от Англии Йемен. Поэтому мы и оказывали ему помощь. Касалась она не только поставок оружия. Принц просил нас оказать и экономическое содействие – построить морской порт: «У нас сейчас нет подходящего порта, – объяснял он. – Когда англичане изгнали нас из Адена[446], мы остались без крупных морских причалов. Сейчас к Йемену подходят корабли, останавливаются на удалении от берега, а все грузы с корабля, в том числе и пассажиров, доставляют на лодках, потом их носят на плечах».
СССР построил в Йемене порт в Ходейде[447] на Красном море. Эль-Бадр казался человеком с юмором, довольно веселого нрава и, видимо, не очень религиозным. Он рассказал, что приехал к нам не один, а с каким-то особо доверенным человеком его отца, которого послали приглядывать за сыном и удерживать от каких-либо ненужных поступков. Этот информатор наблюдал за принцем, а потом все докладывал королю. И эль-Бадр развеселился: «Какой там соглядатай? Этот мулла? Мы живем с ним в гостинице “Москва”. Наши номера расположены рядом. Однажды ко мне заходит официант и приносит вино. Я удивленно посмотрел на него и сказал: “Простите, тут какая-то ошибка”. Официант ушел, а я сообразил, что мой соглядатай, видимо, заказал себе вино. Мусульмане вина пить не должны, а он-то особенно, потому что представляет нашу религию. Я решил к нему наведаться. Зашел в его номер без стука и застал такую картину: он, опрокинув бутылку, пил вино из горлышка. Когда же увидел, что я стою перед ним, то растерялся. Смотрит растерянно и молчит. Тут я ему сказал: “Что же вы делаете? Аллах это не разрешает, вы нарушаете заветы пророка”. Мулла возразил: “Пророк прямо ничего не запрещал насчет вина”. – “Так если пророк прямо не сказал, то вы хотя бы взяли бокал, налили туда и выпили, как обычные люди, а то сосете из горлышка, ведь это неприлично». Рассказывая это, принц смеялся: вот, мол, какие у меня наставники.
Принц показался мне тем человеком, который, как можно было надеяться, придя к власти, изменит к лучшему общественный строй Йемена. Отец его, согласно информации нашего посла, был очень болен. Опасная личность, религиозный фанатик, самодур, способный на все[448].
Он был жестоким и очень реакционным человеком. Там существовали кое-где средневековые условия жизни, сохранялось даже рабство[449]. Чувствовалось, что эль-Бадр тоже ждет смерти отца и возможности занять королевский трон. Он открыто высмеивал нынешнее положение в его стране, тем самым показывая мне, что хочет ввести новые порядки, хотя прямых разговоров на этот счет у нас не было. Эль-Бадр стал относиться к нам с особым доверием, и мы продолжали оказывать Йемену помощь. Когда умер король Йемена имам Ахмед, принц взошел на престол. Принцам порою свойственно проводить либеральную политику, но затем, обретя трон, они следовали той политике, против которой ранее выступали сами, пока трон занимал их отец.
Однако эль-Бадр правил крайне недолго. Начальник охраны королевского дворца полковник Ас-Саляль сверг его, эль-Бадр случайно спасся. Долгое время считали, что он погиб и погребен под развалинами дворца. Оказалось, что он, переодевшись в женское платье и закрыв лицо паранджой, успел бежать и с помощью Саудовской Аравии организовал длительную борьбу с новым правительством[450].
О перевороте против эль-Бадра мы сначала ничего не знали. Только когда переворот свершился, вмешался президент Египта Насер, решивший оказать помощь силам, восставшим против реакционного режима. Насер хотел перебросить несколько воинских частей из ОАР в Йемен, но у него не было самолетов. Мы продали ОАР несколько военно-транспортных «антоновых», очень хороших самолетов, еще и сейчас не утративших своей ценности. Но в Египте не оказалось и подходящих летчиков. Насер обратился к нам с просьбой оказать и эту помощь. Мы откликнулись на его призыв и срочно снарядили самолеты с нашими экипажами. Теперь Египет сумел поддержать Йемен и перебросил туда воинские части, которые стали опорой нового правительства, образованного в результате переворота. Эти войска находились в Йемене долгое время, вплоть до очередной войны с Израилем. Однако выяснилось, что у Насера нет военной авиации, необходимой для операций против королевских войск, набранных в соседних странах, где арабские князьки, боясь за свое благополучие, хотели вернуть королю Йемена его трон. Мы продали Насеру отличные бомбардировщики Ту-16. Летчиков у него опять не оказалось, и вновь он обратился к нам с просьбой откомандировать наших летчиков. То были добровольцы. Без оглашения дела в печати они выехали в Египет, а оттуда перебрались в Йемен и действовали против сил, наступавших на войска нового правительства. Наступавшие были разгромлены