Братская помощь восставшему народу Йемена дополнительно подняла высокий в арабском мире авторитет Советского Союза. На этих примерах другие народы увидели, что СССР не на словах, а на деле выступает за прогресс, а когда появляется нужда в помощи, то эту помощь оказывает быстро и решительно. С другой стороны, те же события продемонстрировали нараставшую слабость империализма. Он был уже не всесилен, а желаний имел больше, чем возможностей. Отныне политический перевес все более склонялся на сторону социалистических государств и их духовных союзников во всем мире. Империализм был вынужден не совершать необдуманных шагов, которые могли бы втянуть его во всеохватную войну. А мы вовсе не стремились создавать конфликты и лишь старались парализовать реакционно-агрессивные силы.
Когда умер Даллес, я в кругу своих друзей или встречаясь с друзьями из других стран, говорил: «Общеизвестная молва о Даллесе правильна. Он заслужил славу агрессивного человека, который буквально дышал ненавистью к коммунизму и прогрессу. Но мы еще можем потом пожалеть, что Даллес умер. Да, он был нашим врагом и все делал против нас. Но мы можем похвалить его за то, что он обладал достаточной трезвостью ума, чувствовал ту грань войны, о которой говорил в своих выступлениях, и старался ее никогда не переступать». Во время событий в Йемене Даллеса уже не было в живых. Но и там США не переступили грань.
С Йеменской Арабской Республикой, сменившей Йеменское королевство, мы установили добрые отношения, а ОАР даже заключила с ней союз. Империалисты только тогда считаются с протестами, когда конкретно видят, что общественно-политическое давление может перерасти в военное и они будут поставлены перед конкретным выбором войны или мира. Именно таким путем мы добились отступления агрессивных сил и сохранения независимости упомянутыми странами. Наряду с проведением такой политики мы, насколько это было в наших силах, старались оказать влияние на руководителей арабов, с тем чтобы они с большим пониманием относились к своему соседу Израилю и не стремились путем новой войны изменить уже сложившиеся там границы. Помню в данной связи свою последнюю беседу с Насером в 1964 году. Он тогда согласился со мной и выразил понимание нашей точки зрения, однако пояснил: «У нас сейчас сложная обстановка в арабском мире. Слишком чувствительны раны, нанесенные арабам при создании израильского государства: арабов изгнали с их земель, и сейчас изгнанники находятся в очень тяжелом экономическом и моральном положении. Я вынужден поддерживать их дух и время от времени резко выступать против политики, которую проводит Израиль».
Я Насера тоже понимал. Это была с его стороны абсолютно правильная политика. Но сейчас не могу понять, что же там случилось? Непонятно, почему летом 1967 года Египет потребовал вывода войск ООН, которые находились на границе между Египтом и Израилем? Ведь эти силы сдерживали агрессивные действия Израиля, для того они и были поставлены, чтобы нейтрализовать агрессора и исключить столкновения на границе, создав условия, устраняющие военные конфликты. И мне неясно, какие цели преследовал Египет, когда он потребовал от У Тана вывода этих войск. А зачем Египет закрыл в Красном море морской путь, которым пользовался Израиль? Именно данные мероприятия были использованы Израилем в качестве причин для начала военных действий против Египта. Если Египет сам готовился к такой войне, а только так и можно расценить его шаги, то почему он тогда не создал мобилизационную готовность своей армии? Ведь за шесть дней были разгромлены силы всех арабских государств, которые приняли участие в военных действиях: Египта, Иордании и Сирии. По материалам нашей печати ни в чем нельзя разобраться. А ныне сложились гораздо более трудные условия для Египта, чем прежде.
Я очень сожалею о том, но что могу поделать? Только лишь выразить сожаление. Мучаюсь душою и не могу понять, как же это допустили? Сравниваю с тем, как вел себя СССР в 1956 году, когда мы были в несколько раз слабее, чем в 1967 году. Почему мы тогда смогли оказать эффективную помощь Египту, чтобы отбросить войска Англии, Франции и Израиля и заставить их отойти на старые границы? Почему нам не удалось это же в 1967 году, когда мы невероятно выросли в своей военной мощи? Сейчас, когда столько лет прошло, ожидать от Израиля благоразумных шагов без нажима на него вряд ли стоит, Израиль хочет, чтобы существующее положение сохранилось навечно, и в пропагандистских целях ставит свои условия: вести переговоры напрямую с Египтом, тогда найдем способ договориться. Это означает раскол в арабском мире. И мне досадно глядеть на нашу как бы немощь в данном случае, вспоминая об успехах СССР при обороне Египта, Сирии, Йемена от империалистов.
Первые контакты с африканскими странами
Меня порою спрашивают, как строились наши отношения с африканскими странами и на чем они основывались в то время, когда я занимал высокое положение в правительстве и в партии? Нелегкий вопрос. Не знаю, как удастся мне его изложить, но с удовольствием запишу относящиеся к нему воспоминания. Практически речь идет о том, как мы относились к освободительному движению. Наше отношение вытекает из учения Ленина, который не только изложил теорию и тактику борьбы рабочего класса против капитализма, но и на деле осуществил ее в Октябрьской революции, которая подняла знамя борьбы за освобождение всех угнетенных, не только рабочего класса, а целых наций. Начался процесс освобождения народов от колониального гнета. Стала рушиться колониальная система.
После второй мировой войны Великобритания вынуждена была предоставить независимость Индии и Пакистану. Затем Франция пришла к необходимости предоставить возможность колониальным народам высказаться, хотят ли они остаться в составе Французского сообщества или же проголосуют за самостоятельность. Первой из ее колоний путем такого голосования получила независимость Гвинея[452]. Конечно, судьбу Гвинеи определила не одна добрая воля президента Франции де Голля. Там велась активная борьба за освобождение. Но когда де Голль пришел к власти, он выдвинул тезис, что если какая-либо африканская страна проголосует за выход из Французского сообщества, Франция это признает.
Гвинея первой вступила на этот путь. Реакция де Голля людям, которые следили за печатью, известна. Он отозвал оттуда не только всех чиновников, но и специалистов. Этим они хотели вызвать в Гвинее крах, считая, что она не справится, а может быть, надеялись даже на ее возвращение в сообщество. Руководителем Гвинеи стал сын своего народа Секу Туре[453]. Мы считали своим долгом помочь ему, зная, как в первые дни независимости страна нуждается в помощи. И мы протянули такую руку помощи, как только руководство Гвинеи обратилось к нам с соответствующей просьбой: послали специалистов, помогли материально. Начали там с печатания новых денег[454]. Гвинейцы не имели должного опыта и не знали, как это делается. Так мы пришли на помощь первому из африканских государств, которое после второй мировой войны обрело независимость в результате долголетней борьбы против колонизаторов[455].
Потом Секу Type приезжал к нам, и мы познакомились с ним лично, стали называть его товарищем. Очень хорошую характеристику дал ему Торез, который знал его по профсоюзной работе. Type был одним из лидеров профсоюзного движения, а Торез имел связь с профсоюзами Африки. Type произвел на нас впечатление образованного человека, понимающего суть классовой борьбы и борьбы за национальную независимость. Тут у нас с ним возникло полное взаимопонимание. Но нас, включая и меня (а я вел с ним переговоры от имени Советского правительства), насторожило несколько неуважительное его отношение к Французской коммунистической партии и лично к Торезу как ее лидеру.
Мы-то относились к Торезу с большим уважением. Я и сейчас сохраняю такое отношение к этому замечательному французу, моему коллеге по работе в угольной промышленности, тоже шахтеру. Меня такое отношение Type к нему не только насторожило, но и задело. Как же можно говорить развязным тоном о Французской компартии и ее лидере, когда она делала буквально все для того, чтобы помочь борьбе гвинейского народа за независимость? Однако так было. Потом к нашим первым впечатлениям добавились другие, еще более горькие.
Гвинейцы вновь обратились к нам за помощью, когда хотели построить (или достроить) аэродром, который мог бы принимать самые тяжелые самолеты. Мы опять охотно послали им своих специалистов и материалы. Тем не менее, когда разразился Карибский кризис, который мог привести нас к столкновению с США, правительство Секу Type лишило нас возможности летать на Кубу через Гвинею и не дало разрешения садиться в его стране нашим самолетам, которые нуждались хотя бы в одной заправке по пути за океан. Если бы мы получили возможность заправляться в Гвинее, это бы нас выручило. Но нам отказали, ссылаясь на то, что «по техническим условиям» советский самолет не может быть принят на новом аэродроме. Спрашивается, кто лучше знает технические условия аэродрома, правительство Гвинеи или наши специалисты, которые строили его? Естественно, у нас не было доверия к таким мотивам, и мы рассматривали это как акцию в пользу США и против СССР, который всей душой стоял и стоит на стороне борющихся за независимость, включая народ Гвинеи.
С Type я имел две или три встречи. В беседах со мной он занимал, повторюсь, непонятную нам позицию в отношении Французской компартии, а потом это же проявилось и в отношении к СССР. Мы-то считали, что Гвинея должна была занять единую позицию с социалистическими странами в борьбе против империализма. Но этого не произошло. Потом появились и другие огорчения. Наше посольство сообщило, что гвинейские руководители занялись личным обогащением, что брат Секу Type обзаводится крупной собственностью.