Я был очень доволен, что Кастро теперь согласился со мной. В те дни, когда он находился в СССР и мы с ним беседовали, в США выступил руководитель контрреволюционного кубинского отребья, которое, видимо, и сейчас подкармливается в США. Он открыто выступил с критикой действий правительства США, критиковал Кеннеди за то, что тот, дав слово поддержать вторжение, не сдержал его, а вместо того дал обязательство Хрущеву не поддерживать и не допускать нового вторжения на Кубу. Кастро хорошо знал этого выступавшего и сказал мне: «Я лично с ним знаком. Он наш непримиримый враг, но говорит правду. Если он сказал, что такое обязательство было взято США, а потом не выполнено, следовательно, вы правы в своих рассуждениях, потому что выполнению этого обязательства помешал Советский Союз своевременной установкой ракет. Слово президента – это все равно что договор».
Между прочим, любопытной была и другая часть нашего диалога. Я ему говорю: «Вы хотели начать войну с США. Зачем? Ведь если бы началась война, то мы бы еще выжили, но наверняка не существовала бы Куба. Она была бы стерта в порошок. А вы предложили нанести превентивный атомный удар!» – «Нет, я не предлагал». – «Как не предлагал?» Переводчик говорит: «Фидель, Фидель, ты мне лично сам говорил об этом»[785]. Он опять настаивает: «Нет!» Тогда мы начали сверять документы. Счастье, что Фидель заявил это нам не устно, а послал документ. Переводчик ему показывает: «Как понимать вот это слово? Это – война? Удар?» Он растерялся. Да, Фидель в то время был очень горяч. Мы поняли, что он даже не продумал очевидных последствий своего предложения, ставившего мир на грань гибели.
У нас тогда установились хорошие отношения с президентом Кеннеди. Я ему доверял в том смысле, что взятое слово он сдержит. Вот это я и говорю теперь о Карибском кризисе. Повторяю, это был с нашей стороны правильный ход. Правильно мы сделали, что поставили ракеты, и потом опять правильно сделали, что не полезли в бутылку, когда кризис назрел и нас наши «друзья» стали упрекать, что мы трусим, вывозя ракеты. Они хотели спровоцировать нас, чтобы мы начали войну. Тем самым они достигли бы своей цели: мы с США взаимно истребляем друг друга и разрушаем экономику. Но мы не струсили в душе, не побоялись таких обвинений, а, трезво оценив обстановку, приняли верное решение. И я горжусь этим. В процессе переговоров США поставили дополнительно еще некоторые несущественные условия: они хотели, чтобы мы дали право проконтролировать их людям, действительно ли мы вывезли ракеты, то есть побывать там на месте и посмотреть. Мы такое обязательство взять на себя не смогли, потому что там – территория Кубы, и мы не имеем никакого отношения к тому вопросу, кому будет разрешено поехать на Кубу. Мы сказали, что тут не наша компетенция: мы можем распоряжаться своим имуществом, ибо мы его завезли и мы же его вывозим, но вопрос о допуске на остров решает правительство Кубы. Фидель же сразу и резко заявил, что ни в коем случае не пустит туда американцев. Тогда У Тан, умный человек, желая облегчить ситуацию и ликвидировать напряженность, чтобы ее острота протекала по затухающей, обратился с просьбой, чтобы лично ему разрешили приехать на Кубу. Однако Фидель не позволил и ему.
Когда я встретился с Фиделем, то сказал: «Хорошо, что вы не пустили американцев. Правильно поступили, потому что они могли бы посчитать, что вы струсили. Одно дело – обвинять Советский Союз в трусости. Мы-то страна большая, и умный человек правильно поймет, что нам нечего трусить. А Куба страна маленькая. Поэтому думаю, что вы правильно сделали. Но отчего же вы не использовали новую возможность и не разрешили прилететь У Тану? Он прилетел бы, вы бы с ним побеседовали, и он поехал бы посмотреть, как вывозят ракеты. Вы тогда сумели бы использовать Организацию Объединенных Наций в свою пользу. У Тан стал бы на вашу позицию и защищал бы вас и пределах тех возможностей, которые вытекают из его положения как Генерального секретаря ООН. Вы же его оттолкнули, бросили в общую кучу американских империалистов и У Тана. Считаю, что вы сделали ошибку». Кастро ответил: «Да, я согласен, я просто погорячился. Такое у меня было состояние, что я не учел тех аргументов, о которых вы мне сейчас говорите».
Главным в описываемых событиях оказалось то, что мы не дали себя одурачить, не отступили в столь нервной, горячей обстановке далее положенного и не переступили грань дозволенного. Тут сказалась выдержка обеих сторон. Ведь этот кризис дошел до высшей точки кипения. Мы были близки к войне, стояли на грани войны. Все могло случиться. Хочешь ты или не хочешь, а раз один выстрелил, то другой ответит. Но мы не допустили катастрофы. Помимо обязательства не вторгаться на Кубу, президент США дал также слово, что когда мы вывезем свои ракеты с Кубы, то США уберут свои ракеты из Турции и Италии. Кеннеди просил нас, чтобы мы пока никому не говорили об этом. Мы-то хотели, чтобы это как-то было зафиксировано в документах. Он ответил, что он по своему положению письменных обязательств дать не может. Более того, сказал следующее: «Если вы не удержите в секрете это мое заявление и оно просочится в печать, то я дам опровержение. Но я даю вам честное слово!» И он действительно убрал ракеты из Турции и Италии, хотя вывез их не только потому, что мы согласились вывезти свои ракеты с Кубы, но главным образом потому, что ракеты, которые стояли в Турции и Италии, устарели[786].
Если бы не произошло Карибского кризиса, США все равно бы увезли оттуда ракеты, потому что к тому времени отпала необходимость иметь такие ракеты в данных точках земного шара. США уже имели тогда достаточное количество межконтинентальных ракет, которые стояли на собственной территории. Там они лучше охраняются, имеют лучше оборудованные позиции и лучше замаскированы. Их команды тоже находятся дома. Все это дает бо́льшие гарантии. Во-вторых, появились атомные подлодки, вооруженные ракетно-ядерным оружием, то есть подвижные установки. В Средиземном море находится 6-й флот США, там курсируют их подлодки, как и в других морях и океанах. Зачем же держать ракеты на чужой территории, когда есть своя команда и свой подвижной старт? Он менее уязвим и всегда готов к бою. Техника развивается, и она дала теперь лучшие решения взамен того, что США имели прежде, когда располагали ракетами в Турции и Италии.
Мы тоже располагаем сейчас такими возможностями, и у нас имеется достаточное количество межконтинентальных ракет. У нас есть также подводный флот, вооруженный ядерным оружием. Сейчас я уже много лет не нахожусь в руководстве страной, но знаю, что оставалось в СССР, когда я уходил. И я предполагаю, сколь высокого уровня достигла сейчас наша техника в этой области. Поэтому с точки зрения США они правильно поступили, что вывезли свои ракеты из Турции и Италии. Здесь в стратегии США ничего не изменилось. Теперь они угрожают нам с подводных лодок, вооруженных ядерными ракетами. Но и мы сейчас имеем подводный флот с атомными двигателями, вооруженный ядерными ракетами. Поэтому если нам нужно угрожать какой-то точке в США, то мы всегда имеем возможность послать к тому берегу подлодки с атомными двигателями и ракетами с ядерными зарядами. Этим мы не только сполна компенсируем мощь, которую представляли ракеты, вывезенные из Кубы, но и во много раз превосходим ее.
Президент Кеннеди, в этом его достоинство, правильно понимал обстановку. После окончания конфликта он выступил с заявлением, что Соединенные Штаты имеют ядерного оружия больше, чем Советский Союз. Они могли бы дважды уничтожить все живое на территории Советского Союза, а Советский Союз имеет меньшее количество ядерного оружия и может уничтожить все живое на территории Соединенных Штатов только один раз. Это, я бы сказал, мужество. Услышав такое заявление, каждый мыслящий американец мог сделать правильный вывод. Американским журналистам, которые меня спрашивали, слышал ли я заявление, я отвечал:
– Да, я слышал. И считаю, что это разумные слова. Президент подсчитал, что нас можно уничтожить дважды, я признателен ему за подсчеты. Он признает, что мы каждого живущего на территории Соединенных Штатов можем уничтожить один раз. Мы люди скромные и не кровожадные, зачем уничтоженного уничтожать еще раз?
Но это, так сказать, шутки, однако шутки определенной направленности. Видимо, делая такое заявление, Кеннеди разъяснял американцам, особенно тем любителям атомных бомб, про которых украинцы говорят: «Носится, як дурень с писаной торбой», стремящимся развязать войну и покончить с Советским Союзом военными средствами. Сказав о мощи Вооруженных Сил Советского Союза, Кеннеди тем самым подчеркнул, что искать решение спорных вопросов путем войны поздно. Какой же безумный захочет развязать войну, вызвать огонь на себя и быть уничтоженным? Я считаю, что в условиях американского психоза такая позиция президента отражала его гражданское мужество.
Я не знаю, насколько он правильно подсчитал арифметически, не мне судить, но я был доволен его реализмом в отношении наших Вооруженных Сил. Нам больше ничего не нужно, только бы наш вероятный противник понимал: если будет развязана война, то мы можем его уничтожить.
В журнале «За рубежом» за 1968 год я читал статью, в которой зарубежный автор вспоминает о Карибском кризисе. В этой статье описывается убийство президента Кеннеди. Статья, кажется, называется «Шесть секунд». В ней прямо ставится вопрос: кто убил президента? Кто эти люди? Там указывается на то, что в ходе разрешения Карибского кризиса президенту США надо было дать заверение в том, что вторжение на Кубу не будет допущено ни силами США, ни их союзниками. Это, как пишет автор, озлобило кубинскую контрреволюцию, и она стала участницей заговора и убийства Кеннеди. Следовательно, в статье дается ответ на вопрос, кто же потерпел поражение в споре о том, быть Кубе революционной или вернуть ее на капиталистические рельсы, на которых она стояла при Батисте.