Вот и получается у нас, что ничего не было: ни XX, ни ХХII съездов, ни сталинских преступлений, ни хрущевской оттепели. Какая тупость! Такая тупость, что она не поддается никакому программированию. Тупость и ложь, рождающиеся из страха. А это уже фашизм. Брежнева я не пойду хоронить, а он ведь кончит еще хуже, это уже точно решено, хоть еще и не подписано. На этом можно поставить точку на моем кладбищенском репортаже, однако продолжают поступать все новые сведения.
Кладбище было закрыто еще 6 часов, людей не пускали, чтобы они могли положить цветы на могилу. А зона оцепления начиналась от метро «Спортивная», тысячи людей скопились там, но все улицы были перекрыты – об этом рассказал Анатолий Аграновский. Вот и получились семейные похороны с участием вооруженных сил. Тайные похороны, запрещенные похороны – любые эпитеты оказываются тут возможными и недостаточными. Тупее не может быть, но в данном случае оказывается справедливой поговорка: чем хуже, тем лучше. Наши чингисханы лишний раз показали всем, что они ничего не могут, не умеют, ни к чему не готовы. Но должна же тут быть и какая-то подоплека, еще не очень явная, но тем не менее весьма существенная. Что-то еще такое мы узнаем в самое ближайшее время, подобные кладбищенские истории так просто не кончаются. И мертвецов ни с того ни с сего не пугаются.
15 сентября. Утром, едва я вошел в столовую, Ямпольский зовет меня и выводит в закуток перед туалетом.
– Прошу тебя никому не говорить о том, что я был на похоронах. И в дневниках не упоминать моего имени, я же знаю, что ты пишешь. Я исчез, я не существую, я не желаю, чтобы мной занимались. Меня нет.
– Да я и не говорил никому. С чего ты взял?
– Во всяком случае прошу тебя на будущее: меня нет и никто не должен мной заниматься. Я хочу дожить спокойно, сколько мне осталось, поэтому я не существую.
– Хорошо, Борис, я никому не говорил и никому не скажу, только ты не умирай от собственной храбрости.
– Я тебе повторяю. Я никого не боюсь, просто меня нет, я знаю, что это такое, когда тобой начинают заниматься, и не желаю этого.
– Ах, Боря, а ты еще говорил, что мы тут самые опасные. Чем же ты опасен, если ты не существуешь?
– Именно этим я и опасен.
Так мы поговорили, и я поехал в Москву по делам. Всюду приходится рассказывать о похоронах. Взамен получаю добавочную информацию: кладбище уже завалено цветами, все соцстраны прислали Нине Петровне телеграммы со словами соболезнования. Это же элементарный акт вежливости элементарно воспитанного человека. Но только не наши чингисханы. Как у Гейне: это такие дураки, которые не знают своего дурацкого ремесла. Путешествовал по маршруту – «Советская Россия», «Новый мир», «Литгазета».
Вот сдать бы им мой репортаж о похоронах великого реформатора и обольстителя Н.С. Хрущёва.
– Примите рукопись и распишитесь в получении.
Вот бы они забегали, запрыгали от радости.
– Да, да, в набор! Немедленно.
Или в «Литгазету» отнесу – к Сыру (Виталий Сырокомский, в то время первый заместитель главного редактора «Литгазеты». – С. Х.). Тот прочтет и скажет мне правду-матку:
– Это надо печатать в «Нью-Йорк таймс». На первой полосе. Но я туда материалы не подписываю.
Увы, подобные мысли мне даже не приходят в голову. Мой репортаж написан на русском языке, но русским шрифтом он напечатан быть не может, а латинским алфавитом я и сам не хочу.
Выходит, я тоже не существую. Борис Ямпольский прав.
Остается задать последний вопрос: когда это будет напечатано русским шрифтом?[815]
Допрос Н.С.Хрущева в Комиссии партийного контроля ЦК КПСС 10 ноября 1970 г.
По поручению ЦК КПСС, в связи с предстоящей публикацией в США и ряде других стран Запада «воспоминаний Н.С. Хрущёва», 10 ноября т. г. в Комитете партийного контроля состоялась беседа с т. Хрущёвым Н. С.
Во время этой беседы т. Хрущёв вел себя неискренне, неправильно, уклонялся от обсуждения вопроса о своих неправильных действиях. Он утверждал, что никому не передавал свои мемуарные материалы для публикации.
Прилагаем стенографическую запись беседы с т. Хрущёвым […]
13. ХI. 70.
Совершенно секретно
Присутствовали: тт. Пельше А.Я.[816], Постовалов С.О.[817], Мельников Р.Е.[818] и т. Хрущёв Н.С.
т. Пельше – По поручению Политбюро мы пригласили вас в Комитет партийного контроля, чтобы вы дали объяснение по одному внешнеполитическому вопросу, связанному с вашими мемуарами, которые могут принести нашей партии и стране большой политический ущерб. Вы, возможно, в курсе дела, а может быть, и нет. По сообщению нашего посла в США т. Добрынина, 6 ноября в Нью-Йорке представители американского журнально-издательского концерна «Тайм» официально объявили о том, что они располагают «воспоминаниями Н.С. Хрущёва», которые будут вначале опубликованы в журнале «Лайф», начиная с 23 ноября, а затем выйдут отдельной книгой под названием «Хрущёв вспоминает». Книга будет пущена в продажу 21 декабря. На днях по линии ТАСС получена информация о том, что информационные агентства и иностранная печать широко муссируют эти сообщения о предстоящей публикации в США и ряде других стран Запада, в частности, в Англии, ФРГ, Франции, Италии, Швеции «воспоминаний Н.С. Хрущёва».
Вы помните, что некоторое время тому назад у нас с вами была беседа у Андрея Павловича Кириленко, во время которой вам было сказано, что путь создания ваших мемуаров, связанный с вовлечением в это дело широкого круга людей, является непартийным. И тогда вы были предупреждены, что такой путь не исключает возможности утечки материалов. Вы видите, эта утечка материалов произошла, и в этой связи вы должны понять, что вы несете всю полноту ответственности за это дело.
Мы хотели бы заслушать ваше объяснение по этому вопросу и ваше отношение к этому делу. Может быть, вы прямо скажете нам, кому передавали эти материалы для публикования за рубежом.
т. Хрущёв – Я протестую, т. Пельше. У меня есть свои человеческие достоинства и я протестую. Я никому не передавал материал. Я коммунист не меньше, чем вы.
т. Пельше – Надо вам сказать, как они туда попали.
т. Хрущёв – Скажите вы мне, как они туда попали. Я думаю, что они не попали туда, а это провокация.
т. Пельше – Вы в партийном доме находитесь.
т. Хрущёв – Я никогда не был в Комитете партийного контроля. И в таком положении нахожусь впервые и в конце своей жизни, я уже не говорю деятельности. Деятельность моя окончена. И вы требуете от меня объяснения.
т. Пельше – Правильно.
т. Хрущёв – Я вам объяснил.
т. Пельше – Вы ничего пока нам не объяснили.
т. Хрущёв – Больше нечего объяснять. Никогда, никому никаких воспоминаний не передавал и никогда бы этого не позволил. А то, что я диктовал, я считаю это право каждого гражданина и члена партии. Я отлично помню, что я диктовал. Не все можно опубликовать в данное время.
т. Пельше – Это ваше мнение. У нас с вами был разговор, что тот метод, когда широкий круг людей привлечен к написанию ваших мемуаров, не подходит, что секреты, которые вами излагались, могут попасть за рубеж. И они попали. Это теперь нас очень беспокоит.
т. Хрущёв – Если вы помните, мне другое тогда было сказано. Мне сказали, чтобы я не писал и не диктовал. А я сказал, что это Николай I запрашивал шифровки. Я был удивлен, что в моей партии, которой я отдал жизнь, мы вернулись к николаевским методам.
т. Постовалов – Это неудачное сравнение. Неправильное.
т. Хрущёв – Со мной поступили, как с Шевченко.
т. Постовалов – Зачем такую параллель проводить.
т. Хрущёв – Я против такой параллели.
т. Пельше – Вы тогда этот совет не восприняли.
т. Хрущёв – Нет. Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте. Мне жизнь надоела. Когда меня спрашивают, я говорю, что я не доволен, что я живу. Сегодня радио сообщило о смерти де Голля. Я завидую ему. Я был честным человеком, преданным. Как только родилась партия, я все время был на партийной работе.
т. Пельше – Это мы знаем. Вы скажите, как выйти из создавшегося положения?
т. Хрущёв – Не знаю. Вы виноваты, не персонально вы, а все руководство. Если бы руководство было внимательным и разумным, оно бы сказало: т. Хрущёв…
Вы помните, т. Кириленко спросил: вы диктуете? Я ответил, – да. Я понял, что, прежде чем вызывать меня, ко мне подослали агентов.
т. Пельше – То, что вы диктуете, знают уже многие в Москве.
т. Хрущёв – Мне 77 год. Я в здравом разуме и отвечаю за все слова и действия. Я думал, что т. Кириленко даст мне людей, которым бы я диктовал.
т. Пельше – Почему вы раньше в ЦК не обратились? Когда вас вызвал т. Кириленко, уже было надиктовано много.
т. Хрущёв – Откуда вы знаете? Вы говорите, что вы узнали по радио. Кто вам докладывает?
т. Пельше – Наш посол официально сообщил.
т. Хрущёв – Это может быть провокация буржуазной прессы. Поскольку моя фамилия представляет сенсацию, может быть, они создали материал на меня.
т. Пельше – Как выйти из этого положения?
т. Хрущёв – Не знаю. Я совершенно изолирован и фактически нахожусь под домашним арестом. Двое ворот, и вход и выход контролируются. Это очень позорно. Мне надоело. Помогите моим страданиям.
т. Пельше – Никто вас не обижает.
т. Хрущёв – Моральные истязания самые тяжелые.
т. Постовалов – Вы говорите, что никому не передавали. Это очень важно в данной ситуации.
т. Хрущёв – Я думаю, вы и т. Пельше отлично понимаете, что я никому не передавал и по своим убеждениям не могу передавать. Вы помните, т. Пельше, у т. Кириленко я сказал: если бы мне помогли.